Га! Хочу играть с Андреей Пришакариу - треа

                Сестрице Флибусте
     Знатный сибирский купец Петр Данилыч Громов остановился в Нахаловке, за мостом, где, по словам заспанного мордастого будошника, неумытики до первых петухов шастают, но пачпорт или какую иную гумагу с орлом никто не просит, наливай и пей или еще кому. Отчаянно зевнув, будошник оживился, тыча пальцем за спину топотеющего ладно подшитыми валенками купца, уже порядком озябшего в своих бесприютных мыканиях по ночному Тобольску, ложащегося, как и вся провинциальная России, спать с курами, чуть стемнеет - глаз коли, храпят все, самоотапливаясь пердежом, этим неизбежным последствием жирной - по - сибирски - пищи, в поисках достойного такой фигуры, как выползший в кои - то веки из тайги зоритель тунгусов и непререкаемая надежда столичных мечтателей из кружка графа Витте на скорый расцвет дикого капитализма и в Восточном полушарии, заведения с меблировкой, а по - простому : нумеров для проезжающих. Громов обернулся, думая задобрить будошника, и увидел цокающего высоченными каблучищами нарядного трансвестита, словно переместившегося в затянутый пеленой снегопада Тобольск с красочной площади Парижа. Петр Данилыч протер глаза кулаками, тихо про себя творя оберег - молитву :
     - Оберег - трава, не дай прийти к сомнению, не могет таковского и быть, чтобы первые петухи столь вольно бродили среди почвенной составляющей до рассвета Святого Петра.
     - Держи, - зареготал будошник, суя купцу завернутый в смятую газету   " Путь Ильичей " зеленый чай.
     - Это ж чиво такое деется, - вмешался сидевший на козлах Ионыч, трогая кнутом будошника за овчиный полушубок, - чтобы глюки до, а не после проявлялись ? Куды Русь - то катится ?
     Хлопнула дверь соседнего скособоченного домишки. Будошник, загадочно подмигивая, сообщил шепотом, что это знаменитый ночной дом Арнольда Ротштайна, решившегося вложить капитал в освоение сибирских просторов, место буйное и опасное, посещаемое теми самыми неумытиками, один из которых, возможно, и проводит купца в нумера, если Бог даст, а жажда преступной наживы не отвлечет обычно дружелюбных обитателей Нахаловки от провожания в иную сторону, например. Вышедший из двери строго звякнул струной балалайки, услышав причитания кучера.
    - Иэх, - с подвизгом завопил он, пьяно раскачиваясь, - яблочко, куда ты котисся, говорил Маню : " Рот, не жопица ", - будошник в сердцах сплюнул, не в силах пресечь явное непотребство, - нету разницы, зебру скушают, яйца дразнятся, люди - слушают.
    Опасливо дергая щекой, будошник прояснил ситуацию, представив внимательно слушавшим певца - балалаечника :
    - Не думайте, что это шалая баба Надька Толокно переоделась Шариковым, желая превзойти трансвеститов Парижа, это, братцы, бывший министр обороны Сергей Борисыч Иванов.
    - Не похож, - заценил с козел Ионыч, сплевывая косточки крыжовника на сутулую от недоедания спину певца, - тот жирный, аки живорыбица, а этот кому ?
     И ткнул кнутом во впалый живот балалаистого, вынуждая того бессильно скрипнуть зубами. Потому кучер в Сибири - сила, помощнее акбаров, ахматов и прочей х...ни, сказано : Сибирь - матушка, сядь и засохни, гнида.
     - Странный у вас городок, - мучительно выдавливал из непослушного горла слова Громов, изо всех сил пытаясь прийти к взаимопониманию с местными, от коих и зависел его ночлег, - трансвеститы разгуливают, бывшие генералы песни распевают, играя на гуслях - мыслях, как есть жуть. Ты мне путь в нумера не покажешь ли ? - просительно тронул он варежкой певца за плечо.
    - Га ! - завизжал тот, пуская пену из саркастически искривленного рта на снег, таинственно синеющий под полной луной.
    - Не покажет, - обрушил ворохнувшуюся надежду купца будошник, шумно сморкаясь, - он пока еще только два года следит за путями в нумера, ему еще год потребен, чтобы, понимаешь, разобраться с ситуацией.
    Мимо промчала звенящая бубенчиками пролетка, откуда высунулась какая - то толстенькая блондинка, шумно всхохотнув при виде плотно сбившейся группки полуночников.
    - Ева, - завистливо вздохнул будошник, вставая навытяжку, - катит в Нью - Йорк, атаманы - молодцы, как министр Лесин или Шаинский. Одно слово, патриоты.
    Громов, устав от творимой чепухи, замерзая, вытащил из - пазухи пригревшийся флакон одеколона и, скусив крышечку зубом, вкусно выхлебал напиток, прижмуривая правый глаз. Занюхал снегом, скопившимся за разговор с аборигенами на рукаве оленьей дохи, и заорал, смущая местных :
    - Цунары дегенераты захватили мир !
    - Да ты никак к бунту призываешь ? - взъярился будошник, шалым медведем вставая в своей полосатой будочке во весь рост. - Смущаешь святую Русь ? А ну кажи багажник, - пер будошник к Ионычу, рассчитывая обнаружить любой топор, - огнетушитель и аптечку, сука, совсем распоясались, как я погляжу.
    Ионыч распахнул кожаную куртку, предрасположенную всякому уважающему себя шоферу, а кучер - тот же водитель кобылы, если что, и будошник зашатался, белея. Потому как пояс на кучере был действительно ослаблен, что нарушало Устав нутряных сообщений, принятый накануне президент - диктатором, вконец свихнувшимся, как и следует всем Цезарям и даже Августам во второй половине столь блистательно начинавшихся правлений.
    - Ну их на х...й, - заявил выкатившийся из дома Ротштайна какой - то сухопарый и низкорослый товарищ в лапсердаке, - айда в нумера, граждане бандиты, я, конечно, пока еще всего лишь Суховлянский, но уже Мейер.
    Он залез на козлы к Ионычу, Петр Данилыч, крутя головой и лукаво присмеиваясь, пошел пешком, а случайно случившаяся на соседней улице попадья, заслышав краем уха про слова какого - то Маню, почесала жопу гребешком и отправилась досыпать среди кур, как и завелось в Сибири от начала веков. Аминь.