Внученька

                К Дню Матери нашим взрослым дочкам и внучкам посвящаю

В тот год зима легла как-то неожиданно люто и сурово. Что совсем не характерно для нашего южного города.
 
Вот, например, в этом году, двадцать четыре года спустя, осень была по-настоящему золотой порой года, и сентябрь зелёный и жаркий, и нежно-тёплый, золотой октябрь были такими чарующе-прекрасными, так радовали глаз синевой неба и золотом солнца, такое дарили удовольствие от шуршания листвы под ногами, что наступившее в ноябре лёгкое похолодание с реденькими моросящими дождями воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Осень ведь и должна быть дождливой и ветер должен срывать последнюю листву и швырять её под ноги прохожим. А что? Осень.

Тогда, в 1998 году, ещё с начала ноября стало по-настоящему холодно, и намёрзший на улицах толстенный лёд не давал пешеходам расслабиться, а мощный пронизывающий ветрище довершал непередаваемость ощущений.

Двадцать четвёртое ноября. Сегодня мы ждём тебя, твоего появления на свет. Почему мы уверены, что сегодня? Потому что роды плановые, потому что в поставленный врачом срок ты на свет не появилась.

Я сижу на работе и реву каждые пятнадцать минут, коллеги, которые ещё бабушками становиться не собираются, утешают меня так неуклюже, что только злят и вызывают новые потоки слёз. Им такое испытание предстоит не скоро, и они умничают и советуют позвонить в роддом.
 
Звоню в роддом, на том конце провода отвечают, что моя дочь ещё не родила и родит не скоро, а на вопрос: «Кто же там кричит? Это же она! Я слышу! Это же её голос!». Мне говорят, что не кричит никто.

Это меня вздымает вихрем над стулом, я срываю с вешалки пальто, напяливаю, не глядя в зеркало, шапку, хватаю сумку и лечу. Куда? Осознаю я себя перед ближайшей к моей работе церковью. Значит я бежала ставить свечи, влетела, спросила кому и куда надо поставить, купила пучок свечей, торопливо расставила, но стоять, молиться, не бежать, не идти, не двигаться, я просто не могла.

Я торопливо вышла их храма и на самой, насколько возможно высокой скорости, понеслась … Куда? Пока не понимая, не осознавая я бежала в роддом. Я больше не могла быть отдельно от своего ребёнка, когда ей так плохо там, и она на этих плановых родах лежит под капельницей и не может позволить себе ни одной из причуд, совершаемых женщинами во время родов типа засунуть голову между прутьями кровати, или ползать на четвереньках вокруг кроватной ножки…

Я вдруг увидела себя в парке и поняла, что погода кардинально изменилась. Лёд покрылся тонким слоем белейшего нового, свежего и чистого снега, так сверкающего под яростными лучами вдруг выглянувшего солнца, снег белый и чистый был везде. Я шла, а он скрипел под ногами: скрип, скрип… Других звуков не помню, мне казалось, что я иду посреди тишины и только этот торопливый скрип нарушал её.

Я не помню себя в трамвае, как я доехала до роддома, как вышла, как дошла. Но к тому времени ты уже родилась: 24 ноября 1998 года в 13:20. Мне сказали, что ни маму, ни ребёнка видеть нельзя, приходите завтра, приносите покушать. На мой робкий вопрос: «А что? Можно?» на меня посмотрели, как на умственно отсталую и сказали, что есть, то и приносите.
 
Заканчивались лихие 90-е и в роддоме не было ни черта, еда была, но видимо так-себе. А медикаменты, перевязочный материал, шовный материал, перчатки и даже пол-литра спирта надо было приносить с собой.

Наша пол-литровая банка со спиртом увековечилась в киносъёмке к Дню матери, который бывает в последнее воскресенье ноября и снимали фильм для местного телевидения как раз 24-го ноября. Конечно мои вездесущие коллеги из управления внутренних дел достали мне этот диск, и я увидела, по-настоящему, вживую увидела, как тебя, моя внученька, за ручку вытащили на свет, так быстро и ловко, положили на столик, обтерли и запеленали, а ты все орала своим огромным беззубым ртом на страшненьком красном личике.

Конечно диск пошёл по рукам моих коллег, носили смотреть домой, и муж одной из них, глядя на полный родильный зал, а в родах было в тот день пятеро, слушая настоящие не киношные стоны, глядя на не сыгранные муки пришёл в ужас: «Бабы, это вы так рожаете?!». Да, вот так! Вот тяяк! Потом забываем, и приходим снова…

В тот день из роддома я вернулась на работу, купив по пути бутылку шампанского, внучку-то обмыть надо, а там уже, опередив меня повсюду, наливал вовсю шампанское моим коллегам, молодой счастливый отец, мой зять! И моя бутылка пригодилась, и ещё сбегали и это была такая сумасшедшая радость!

Потом был день выписки, и красная орущая мордочка в красной же, мною связанной шапке на фоне белого кружева.
Ну, здравствуй, внученька!