ДВОЕ

«Любовь - универсальная энергия жизни.»
Н. А. Бердяев

Трудный путь по ухабистой дороге остался позади. Сложно назвать дорогой две грунтовые колеи, из которых то там, то тут выпирали глыбы или вершины пробивающихся скал. Машину на них нещадно трясло на всём протяжении подъема в горы. Измученные, разбитые бездорожьем путники вышли из измочаленного ухабами головного джипа. Следом подъехали ещё три автомобиля.
Некоторое время сгрудившаяся группа путешественников разминала затёкшие от напряжения ноги, проводя одновременно короткое совещание на пронзительном ветру. После тепла индийской долины Кулу и прогретой кабины автомобиля холод ощущался особенно остро и не способствовал долгому обсуждению. В итоге к цели нашего путешествия из всей группы мы отправились вдвоём – Ваня и я. Остальные остались дожидаться нас, укрывшись в машинах.
Мы не мешкая отправились в путь и быстрым шагом вошли в ущелье. Там было ещё холоднее, даже стал проявляться на выдохе пар. Вероятнее всего, этому способствовало несколько факторов — повышенная влажность, низкая температура и наше разгоряченное, учащённое дыхание. Сложность рельефа, напряжённое внимание и быстрота передвижения согрели нас. Пройдя чуть больше километра, мы вышли к наиболее опасному участку нашего пути – начинался спуск по крутому, сыпучему склону ущелья к горной реке. По мере нашего продвижения к шумевшему внизу потоку становилось еще зябче. Телу уже не хватало выделенного движением тепла. Тем более что мы стали перемещаться аккуратнее и медленнее. Хотелось запустить руку в рюкзачок за припасённым свитером.
Но не имело смысла излишне утепляться, да и не до того было — всё внимание было приковано к тропе. Идти мешали большие округлые камни, напоминавшие огромные яйца. Влажная поверхность, покрытая зеленоватой слизью, была невероятно скользкой. Эти камни напоминали сохранившуюся со времен мезозоя или палеозоя кладку динозавров.
Неоднократное посещение долины Кулу развило готовность к необъяснимым, неподвластным логике и здравому рассудку явлениям. Что там перепад температур!? Обычное дело, не заслуживающее внимания. Особенно после того случая, когда у тебя на собственных глазах, вокруг из-под снега появилась зеленая трава, образовав круг диаметром примерно в метр вокруг ног.
Места здесь такие, что сознание параллельно работает в разных направлениях одновременно и с разной скоростью. Вот и сейчас мысли о возможной здесь кладке динозавров шли одновременно с максимальным контролем безопасности спуска, обдумыванием сложного и трудно объяснимого температурного режима этих мест. При этом старался побыстрее надеть все-таки извлечённый свитер, не спеша беседуя со своим спутником. И вся эта успешно реализуемая в экстремальных условиях круговерть не следствие редкостных индивидуальных способностей, а исключительно волшебная особенность территории. 
В прошлый наш приезд довелось посещать это место, но тогда мы шли большой группой, и погода была значительно теплее. Помнится, мы даже тёплые вещи на себя не надевали. А вот сейчас я уже натянул свитер, а все равно пробирал холод, и даже хотелось вдобавок надеть куртку — их мы так же прихватили на всякий случай. «Так может этот «всякий случай» уже и наступил?» — с усмешкой подумалось мне. «Нет, лучше все-таки не перегреваться перед купанием».
Шум горной реки перекрывал грохот падающего водопада. Судя по сочному гулу, он был уже совсем рядом, однако за густым кустарником все ещё не просматривался. Да я и не глядел по сторонам, так как все моё внимание было сосредоточено на том, что подворачивалось мне под ноги, с целью не переломать их на скользких камнях и сохранить в целости.
«Да, путь бывает не только тернистым, но и скользким. Ах, как же можно тяжко упасть даже на ровном месте! Какая причина тому — невнимательность, рок, беспечность, самонадеянность, глупость, — или усмешка Бога? А может, слабость и греховность? А что такое греховность и что такое праведность? Кто определяет, кто знает?» Эти вопросы завертелись замысловатым калейдоскопом и стали отвлекать внимание на опасном участке.
«Стоп! — скомандовал я стремительному, сродни гремящей уже совсем рядом стремнине реки, бурному потоку вопросов, — потом, в спокойной обстановке подумаешь над этими фундаментальными загадками. А то, как навернешься, и будет тебе и праведность, и греховность, и смех, и слёзы. Нашел время философствовать!»
Запыхавшись, мы вышли на небольшую площадку перед водопадом. Он был не широк и высотой метров двадцать, но падал не сплошным потоком, а разделялся скальными выступами на три уступа. В прошлом году здесь было тепло и даже солнечно, а сейчас сумеречно и пробирал пронизывающий холод.
Возникшее сомнение, что это тот самый водопад, быстро улетучилось, а вот ощущение ошибки не отпускало. Но остались холод, скудная освещенность и необъяснимое тревожное состояние. Интересно, откуда это волнение? Не холод же, в конце концов, причиной. Бывало и холоднее. В том числе в этих местах. И ничего, пережили, и даже с восторгом, как, например, на перевале Рохтанг. А вот сейчас внутренний трепет и дрожь были явно не от холода.
Каждая поездка в Индию влекла за собой серьезные последствия и трансформацию. Результатом путешествий являлись глобальные глубинные изменения, которые отражались даже на внешности. Я не раз и не за одним заметил, как менялись люди — от банального похудения до довольно значительного изменения черт лица без какой-либо пластики.
Эти воспоминания не успокоили. Тревога не утихала. Казалось странным — опасный участок пройден, мы благополучно вышли к цели похода, а вот радость или просто спокойствие не пришли. Холодок внутренней тревоги усугублялся холодом, исходящим от бурного потока, от камней и растительности. Ощущение холода от деревьев было странным и пугающим — они ведь живые и от них должно исходить тепло, а тут веяло промозглым ознобом.
Внутренний необъяснимый трепет мелкой противной вибрацией передался всему телу, и я ощущал волнующую дрожь каждой клеткой, молекулой и чем-то там еще. «Не войти бы в резонанс и не разлететься на атомы, превратившись в парок», — пронеслась странная фантазия, вызванная сценкой из мультика, когда кот или мышонок стремительно убегают, и остается на экране только облачко вместо них. «Вот бы Ваня удивился, если б вместо меня вдруг, раз, — и парок пошёл», — весело подумалось мне. Но шутки шутками, а следовало любым способом срочно успокоиться и унять вибрацию. Я сосредоточился на своем дыхании, и вскоре лихорадочное волнение утихло, и жизнь плавно потекла, как говорится, в штатном режиме.
Ваня поеживался и осматривался в нерешительности, а потом вопрошающе, с тайной надеждой произнёс:
— Слушай! А может, ну его? Холодрыга какая! Это ж надо! — он говорил не спрашивая, а умоляя, и мне показалось, что подбородок у него трясется от пробирающей стужи.
Во мне самом опять стала подниматься непонятная дрожь, которую я подавил волевой волной твёрдой убежденности в правоте нашего похода, и решительно заявил:
— Так! А чего ж мы сюда припёрлись? Давай по-быстрому туда и обратно, – произнёс я как можно бодрее, вселяя смелость и веру не столько в своего товарища, сколько в себя, и добавил с энтузиазмом: — а знаешь, как потом будет классно!
Конечно, классно! Кто бы сомневался, заведомо верное предсказание — вылезти из ледяной воды, растереться пушистым махровым полотенцем и надеть сухую и теплую одежду. Абсолютно позитивный и беспроигрышный вариант. И к бабке не ходи!
Мой бодрый оптимистический призыв обязывал к действию, и я стал лихорадочно раздеваться, стараясь подбодрить самого себя и воодушевить своими примером друга. По старой памяти решил положить вещи в углубление в скале. А там, на стенах, как в морозильной камере холодильника, оказался налёт инея. Причём эта изморозь чудесно соседствовала со мхом и еще чем-то живым и зелёным.
Я уже ничему не удивлялся в этой волшебной долине. Однако увиденная картина вдохновила и подбодрила меня. Оставшись в одних плавках, я с благодарностью погладил зеленый чубчик, выбивающийся из-под корочки льда, и бодро отправился принимать водные процедуры. Чтобы подойти к водопаду, нужно было ещё пройти несколько метров по колено в ледяной воде.
Идти следовало не спеша, аккуратно выверяя каждый шаг, определяя в основном интуицией надёжное и безопасное место среди скользких камней. Поэтому продвижение было медленным. Холод сковывал ноги, поднимался всё выше и, казалось, вот-вот схватит сердце мёртвой хваткой. Неожиданно тёплая волна потекла по телу и растворила холод. Видимо, сосуды и мышцы после ледяного спазма разжались, и в жилах забурлила кровь.
Благодаря такой приятной перемене я уверенно добрался до водопада и, с воодушевлением задрав голову, посмотрел вверх. Казалось, вода летит нескончаемо с огромной высоты, прямо с неба. Затем выровнял голову и сделал шаг под водопад. Упругие струи воды со страшной силой забарабанили по мне. «Наверное, так чистят ржавчину, когда дробеструйная машина лупит по железу», — сравнение мелькнуло и пропало в звуке загудевшей, как от ударов дроби по рельсу, голове. Таким гулом отозвалась макушка на обрушившийся поток.
Плотная, как расплавленный метал, вода лупила по мне нескончаемым потоком свинцовой дроби. Особенно доставалось моей лысине и лбу. Собственно, и не удивительно — они первыми приняли на себя этот мощный поток, готовый сбить меня с ног. Чтобы этого не произошло, я расставил ноги пошире, немного наклонился вперёд и упёрся обеими руками в выступающую грудь скалы. Стоять стало надёжней, основательнее, и я даже расслабился в обретенной стойкости, словно скала поделилась со мной своей силой и монолитностью.
Вода била с такой мощью, что кожа начинала гореть. Тепло могучей волной растекалось по всему телу, принося уют и спокойствие. Так бывает, когда поешь горячего супа с мороза. Голова уже не ощущала боли от тумаков низвергающегося мощного, бурного потока водопада, а тело перестало чувствовать бичевые удары воды. Казалось, я растворился в этой могучей лавине и полном соитии со стремительным полетом воды и времени.
Неведомо откуда возникла мысль, что сейчас бурные во;ды подхватят меня и унесут в Лету. И вместо страха стало так жарко, что, казалось, даже бросило в пот. Как такое возможно? Но я совсем перестал чувствовать, как о разгорячённый, покрытый испариной лоб бьются холодные градины воды. Шум водопада растворился в пространстве, и на смену грохоту бушующего потока пришла тишина. Полная тишина, до звона в ушах.
——————————————————————————————
Крупные студеные капли охладили раскалённый лоб и сделали свое дело — привели меня в чувство, прояснили сознание и вернули чёткое восприятие окружающей картины. Я стоял в полумраке пещеры, и во мне все трепетало. Ощущение сродни горячке в разгар гриппа, когда всё тело пылает и всего тебя трясёт и лихорадит от жара.
Вода долетала на меня из глубины грота, в котором мы находились. У меня ещё не было ясности, кто эти «мы», но я точно знал, что пребываю во мраке пещеры я не один. «Не с неба же во;ды падают, не водопад же в пустыне открылся», — жизнерадостная мысль ознаменовала обретение реальности, которое принесли капли прохладной воды. Влага возвращала меня к жизни, воскрешая мою память, постепенно восстанавливая картину событий последних дней.
Вспомнилось, как мы пришли сюда вдвоём. Женщина, которую я сопровождал, находилась в глубине пещеры, а я стоял в темноте поодаль, в небольшой нише на краю, почти за пределами грота. Её тонкий, светлый силуэт смутно угадывается, когда она размашисто вскидывает руку, разбрызгивая воду, окропляя сидевшего перед ней человека. Из маленькой пригоршни вода, совершая полёт по высокой дуге, превращается на лету в крупные хрустальные шарики, которые в полумраке чудесным образом переливаются радужным светом. Удивительно, ведь солнце еще не взошло, мир по-прежнему поглощен тьмой, в которой только намечались слабые, серые сумерки, обещая ясный рассвет. В гроте неярко горел огонь. От широкого замаха её руки несколько капель живительной влаги долетали до меня, однако и этого оказалось достаточно, чтобы вернуть меня в бытие и оживить картину.
Моё состояние было странным и необычным, как у компьютера при перезагрузке, когда в оживающем сознании стремительно пролетают в тестовом режиме вопросы: «Кто я?», «Где я?» и множество других, уследить за которыми невозможно. И, как вспышки, стремительные ответы – «Палестина», «25 нисана», «мужчина», «69 лет» и ещё, ещё бесконечной чередой другие. Не зависящим от меня образом огромное количество вопросов и ответов сплошным потоком, как водопад, проносятся в сознании. Я не успевал анализировать и оценивать лавинообразный массив информации, пролетающей в зависшем состоянии сознании.
— Любопытно, а если бы произошел вдруг сбой системы, и она не перезапустилась? Что тогда? Потерялся бы во времени, себя не вспомнил? А что это такое — компьютер? — странные вопросы и термины пришли, удивив и озадачив, и мгновенно слились с огромным файлом в непостижимый сосуд памяти вместе с другими пакетами тестовых вопросов-ответов.
Тем временем неотвратимо и неспешно наплывало раннее утро, вокруг всё еще таилась тёмная серость. Местность едва просматривается в низинах и складках, прикрытых стелящимся тонким покрывалом тумана. Сменяя жар тестового испытания, меня начал пробирать, стараясь проникнуть в нутро, холод.
— Так же, как в горном ущелье, – продолжали выплывать из памяти неожиданные образы и сравнения. — И вода холодная, даже студеная. Такая, наверное, бывает на севере при крещении.
И это сопоставление улетело так же стремительно, как и пришло, оставив лёгкое недоумение своим появлением неизвестно откуда. Однако разгадывать загадки не было ни времени, ни возможности. Предстояло ещё многое сделать до того, как взойдёт солнце, предвестие которого уже начинало слегка окрашивать горизонт.
Вместе с надвигающимся рассветом наступало прояснение в сознании. Мне стало понятно, кто в пещере и зачем мы здесь. Нас было трое. Я стоял у входа в пещеру, а в глубине находились Он и Она. Она занималась Его лечением, поднимала на ноги. Самое страшное уже миновало, и требовались ещё время и отдых для восстановления Его сил. В моей ожившей памяти с болью отозвались предшествующие события.
Позади были лицемерный, страшный и подлый суд, не менее жуткая казнь, после которой Она смогла выходить Его. Позади осталась лютая ненависть знати и тупая злоба простолюдинов, кричавших: «Распни его!». Невинный был осуждён элитой, которая стремилась сохранить своё доминирующее, привилегированное положение. Отправлен на казнь царём, узурпировавшим власть. Приговорён первосвященниками, которые панически убоялись потерять наживу от религиозного налога, основу экономической мощи церкви. Осуждённый посмел противопоставить мыту чисто духовную подать. Более того, Он поставил под сомнение само право существования священников и Иерусалимского храма. Прокуратор утвердил приговор, испугавшись за свой пост, и предпочел умыть руки, дав добро на неправедный суд. Все они были поглощены паническим страхом утратить власть над людьми.
Злоба толпы порождалась страхом утратить статус избранного народа, нежеланием лишиться особого, возвышающего их над другими положения. Они в одурманивающем порыве гордыни и ярости от собственной значимости отвергали то, что Он проповедовал, – право быть особенным получал каждый уверовавший, а не еврей по праву рождения. Именно поэтому и кричала возмущённая толпа, а не только первосвященники со знатью: «На крест его!» Это предательство было тяжким. Наверное, они и до сих пор считают Его наглым самозванцем.
От нахлынувших воспоминаний опять стало жарко. Лучше подумать о том, как окончательно вылечить и спасти Его. В замкнутом пространстве пещеры с узким входом в скале, без свежего воздуха и света сделать это было сложно. По ночам они выводили Его на небольшую площадку перед гротом и усаживали на импровизированную скамейку из трех камней. Он садился и радостно поднимал голову к небу, устремляя свой взор к звездам. Открытое пространство, чистый воздух и звёзды оживляли Его, наполняя своей энергией!
Взволнованный разговор в глубине грота оторвал меня от воспоминаний. Было отчётливо слышно каждое слово, хотя собеседники, находясь поодаль, старались говорить спокойно и тихо. Мужчина сидел на ложе, а женщина стояла перед ним, размашисто выливая на него воду, которую зачёрпывала пригоршней из кувшина. Как раз какие-то из этих самых капель и попали на меня, возвратив к жизни.
Я стоял в стороне, но моё присутствие здесь можно было назвать номинальным. Собеседники вели себя так, как будто я невидимка. Для меня такая ситуация была непостижима – я был и не был там, мне необходимо было там находиться и в то же время излишне, но я отчетливо понимал, что выходить наружу нельзя.
Существовала вероятность глупой случайности появления в этой совершенно не пригодной для прогулок местности загулявшего и ненароком оказавшегося здесь прохожего. Но именно так нежданно и происходят нелепые, невероятные и крайне нежелательные совпадения. А рисковать было нельзя. Так много сил было приложено для спасения находящегося в гроте.
— Мне как можно скорее надо покинуть это место, — тихо произнёс Он.
— Да, согласна, — так же тихо произнесла Она, — оставаться здесь с каждым днём становится все опаснее. Да и найти его совсем не сложно по следам, которые мы оставляем, приходя к тебе. Удивительно даже, как это нас до сих пор не выследили ещё! Когда же Ты намерен идти?
Мне было крайне неловко из-за того, что становился невольным свидетелем разговора. Но деваться было некуда, и выходить наружу было невозможно. Пытаясь соблюсти возможное приличие, я передвинулся еще ближе к выходу, при этом еще и вжимаясь в стену. Но так моей совести было спокойнее. «Да не уговаривай ты себя, — подумалось мне, — ведь всё равно всё будет слышно, даже если уши заткнёшь».
Тем не менее, я попробовал их заткнуть пальцами, отодвинув седые длинные волосы, прикрывающие уши и плечи. Нет, не помогает, а только чуточку приглушает. Поняв тщетность этой очередной попытки, я убрал ладони от ушей и стал поправлять довольно осанистую бороду, достигающую длиной пояса. Как будто это занятие могло так отвлечь меня от тихих голосов в гроте и давало возможность соблюсти внешнее приличие и отвлечь от беседы пары. Да и перед самим собой эти ненужные, суетные действия давали некую мнимую индульгенцию.
Даже возникший вопрос о том, откуда у меня взялись такие длинные седые волосы, не отвлек и не притупил слух. Звуки происходившего неподалеку разговора проникали в мои уши, ухищрённо преодолевая все преграды на своем пути. Я смирился, придя к выводу, что ничего поделать не смогу, даже если залью, как Одиссей, уши воском. Все равно услышу и даже увижу то, что до;лжно. По-видимому, это неизбежно — услышать весь разговор, который не замедлил продолжиться.
После очень короткой, мгновенной, как мне показалось, паузы Он ответил ей решительно и твёрдо:
— Я решил уходить, оставить вас сейчас, до рассвета.
Ответ был бесспорно выстрадан и приготовлен, и, чтобы его произнести, от Него потребовались явные усилия. Он сказал и выдохнул, расслабившись, как после тяжелой работы, и лицо мужчины разгладилось, освободившись от сковывавшего его напряжения. А вот у женщины после услышанного неожиданного известия лицо, наоборот, несколько повело в сторону, как от удара, а затем оно оцепенело.
— Она наверняка стала белой, как мрамор, — промелькнула у меня тревожная догадка, и я затих, отгоняя любую шальную мысль, опасаясь, что и она может нарушить воцарившуюся абсолютную тишину. Так тихо, наверное, может быть только в космосе, — мельком вспыхнуло сравнение, но я уже не концентрировался на нём и мгновенно отогнал.
Все замерли в немом оцепенении. Бесконечное мгновение беззвучия прервалось женским вскриком:
— Как??? Ты хочешь уйти прямо сейчас? – ошарашенно отпрянув, обескураженным от неожиданного известия оглушительным шёпотом произнесла женщина. Она говорила негромко, но произнесенные слова казались громом — таков был в них заряд эмоций и чувств, полностью захлестнувших Её.
— Да! Тянуть более нельзя, — с растущей убеждённостью в принятом решении окрепшим голосом ответил Он. В этом звуке ощущалась монолитная твердыня плотины, которая сдержала исступленный поток Её чувств.
— Но я же тебе ничего не приготовила, не принесла тебе в дорогу. Да и себе не взяла ничего. К тому же, я ещё не приготовила нам новое укрытие, — смирившись, тихо произнесла Она, и в Её голосе уже звучали не испуг и ярость, а надежда на возможность изменить внезапно прояснившийся ход предстоящих событий, который определенно нарушал Её ви;дение и планы.
— Я пойду один, — ещё тверже и решительнее сказал Он.
— Как один? – в удивлённом ужасе тихо прокричала Она, — а как же я, как же Мы?
Это был крик души, звучащий очень, очень тихо и громогласно одновременно. Вылетевшее восклицание, полагаю, достигло небес, пронизывая толщу и твердыню скальных стен и уносясь в бесконечное пространство.
— Так надо! — глухо ответил Он.
— Надо! Надо! Всегда и всё тебе надо! А кому это надо? Ответь! – требовательно произнесла Она.
— Мне. Тебе. Всем! — в унисон ей четко сказал Он.
— А Ты меня спросил? А мне это надо? И кому это «всем»? Где они, эти все? — и опять голос Её поднялся до возмущенного крика. Только крик этот был втиснут невероятным усилием воли в приглушённую речь, и от этого он казался еще сильнее и страшнее.
Он мог в ответ махнуть хотя бы рукой в мою сторону, но все говорило о том, что моё присутствие здесь было неким эфемерным и не принималось говорящими к сведению. Он даже глаз не скосил в мою сторону.
От Её возгласа, казалось, обвалится свод пещеры, и всё разрешится совсем иначе, и все мы окажемся погребёнными горой, и никто и никогда даже не вообразит, что вот эти три человека оказались под завалом. И будут только предположения и версии, мифы и легенды о том, куда и как исчезли трое.
— Успокойся, прошу тебя! Ты права. По-своему права. И не совсем права. Ты же сама это понимаешь, но не признаёшься себе.
— Опять Ты всё о том же – «У каждого своя правда», — стараясь сымитировать Его голос и стиль, с ухмылкой произнесла женщина, — ну и, конечно же, у тебя правда правдивее. Так уж позволь и мне свою правду Тебе высказать прямо в лицо. В конце концов, Ты и здесь вот скрываешься из-за этой своей правды.
— Да, Ты права, но я не могу по-другому. Моя совесть не позволяет мне поступить иначе и лицемерно кривить душой. И Ты ведь сюда приходишь, преодолевая опасность и страх, потому что и твоя совесть не позволяет Тебе поступить иначе.
— Я прихожу, потому что люблю! Я не могу по-иному. Разумеется, в жизни, кроме душевного порыва, есть и такие чувства, — Ты прав, как долг, совесть. Хотя, по сути, эти высокие качества как раз и являются выражением любви, элементами нежной и верной дружбы.
— Да, бесспорно, Ты любишь. Так ведь можно и на расстоянии любить. Могла бы ради безопасности и спасения себя и детей быть дома. А сюда приходил бы старик. Так, кстати, угроз и риска было бы меньше.
— Что Ты такое говоришь?! Как же я смогла бы? Это же... Ну как сказать? Нечестно, не по совести. А лечение как же? Да, просто-напросто невозможно так! – с налётом растерянности и удивления выпалила женщина.
— Обрати внимание, — спокойно произнёс Он, — Ты сама без конца повторяешь понятия «честь, совесть». И они неразрывно связаны с правдой, о которой Ты всё время твердишь. Вот и я тебе говорю, что поступаю именно так, потому что люблю. Потому что так честно и по совести.
— Так это же совсем другое! — в отчаянии произнесла Она.
— Ну почему другое? Всё принципиально так же. Никакой разницы. Всеобщий Закон. Он для всех одинаков.
— Какой Закон? Ты в своём уме? С Тобой по Закону поступили? Ведь никаких доказательств Твоей вины не было! Они осудили Тебя, задав провокационный вопрос и, главное, воспользовавшись Твоей честностью! Знали, что Ты не покривишь душой и не запятнаешь свои честь и достоинство! — от возмущения у Неё перехватило дыхание.
— Мы о разных законах говорим. Ты о земных законах сейчас говоришь. Законах, которые придумали люди по своему разумению и под себя. Это не Закон с большой буквы, это – прежде всего инструмент в руках власть имущих. Ты же знаешь, что живу я по другим Законам. А присяжные и судьи могут манипулировать, извращать государственные, людские законы в угоду обстоятельствам.
Но переступить, попрать высший Закон никому не дано. Земной закон почитаем мною, но это буква, которая более убивает, чем охраняет. А Высший Закон, Дух Закона животворит. Законы Духа справедливы и точны. Извратить или преступить их невозможно. Бог есть Дух! Дух невидим, и в безоговорочном принятии его всем естеством проявляется истинная Вера и почитание Высшего Закона. Невидимый, необъяснимый и всеобъемлющий Дух является неподсудным. Скопом, коллективно, а тем более в толпе принять Его невозможно. Дух открывается, проникает и принимается каждым индивидуально, и Вера дается каждому, обретается каждым лично.
Нарушив Закон, от совести своей никому не уйти — будет грызть и казнить. Она и выносит, и исполняет приговор Высшего Суда. Твоя совесть всегда с тобой, и от неё не укроешься и не убежишь. Закон всеобъемлющ и всегда и везде властвует над каждым. Исполнение Высшего Закона, поклонение в Духе – это состояние, когда человек совестлив, честен, стыдится совершить или даже подумать злое, не может возноситься, осуждать, завидовать, лгать и лицемерить.
— Так ведь и я по этому Закону живу. И здесь я именно потому, что руководствуюсь, дышу Высшим Законом, принятым всей душой, Космическим Законом, а не по флюгерным правилам толпы.
Он, не вставая, придвинулся к ней ближе и прильнул, нежно и трепетно обнимая обеими руками.
— Я знаю. Знаю. Ты.... Ты!
Он замолк, став источником тепла, которое потоком, подобным роднику, изливал на свою подругу. Мощная волна тепла заполнила все пространство пещеры, накрывая и меня. Невольно соприкосновение с этой волной повергло меня в трепет и растерянность. Заметались мотыльками мысли в поисках ответа на извечный вопрос: «Что делать?». Опять появилось желание выскочить наружу и отойти подальше.
Но ведь там я буду виден издалека, даже если лягу на землю. На душу вдруг снизошел тихий покой, и пришла твердая ясность — стой, не шевелись, замри и не вноси своей излишней деликатностью преступную суету в пространство. Выходя, нарушишь сбалансированную гармонию ситуации, внесешь сумятицу в красоту момента.
Поблагодарив Бога за посланное благоразумие и затаив дыхание, я замер там, где стоял. Мне оставалось только глубже втиснуться в скалу в единственном желании — не помешать своим неловким движением Двоим. И всё ещё хотелось невозможного — отключить свой слух.
Накал эмоций в глубине пещеры стих, и дальнейший разговор продолжался негромко. Но даже тихий шёпот в предрассветной тишине, резонируя от свода и стен грота, оказывался громким, ставя крест на всех моих стараниях не слышать.
— Ты, милая, именно Ты и живёшь по Высшему Закону, по правде, что значит праведно. И это — Истина!
На Его лице промелькнула легкая тень то ли печали, то ли смятения. Отблеск молнией пролетевшей мысли отразился на Его лице, выражая возникшее вдруг ощущение некоего противоречия в произнесенном утверждении. Она, как всегда, чутко улавливала Его настроение - тень стремительным вихрем пролетающих мыслей и малейшие волнения души. Так часто бывало, что не Он, а Она озвучивала происходящее с Ним или в Нём. Вот и сейчас Она озвучила мысль, промелькнувшую у Него и вызвавшую смятение:
— Праведно — это жить по совести, открыто, честно. И прежде всего, быть честным перед собой. И вот тут самое сложное. У каждого своя совесть и своя честь. Одному совесть позволяет лгать, хитрить и у него в чести фарисейское лицемерие и коварный обман. Иной даже гордится способностью так поступать, считая отличных от себя олухами и простаками.
А другой даже в мелочи не может поступиться правдой, покривить душой. И там, и там своя совесть и своя честь, но только вот мера и понятия различны. Правда, получается, бывает у людей разная. И как тут быть?
Возникла пауза и абсолютная тишина. Я затаил дыхание, опасаясь, что его звук все разрушит. Сделал невероятное усилие, досадуя на невозможность остановить сердце, которое своими ударами, казалось, бухало, гремело на всё пространство пещеры.
— Как громко оно стучит, — удручённо подумал я, — они точно сейчас обернутся на его удары и спросят: «Кто там?»
Но две фигуры были неподвижны, слившись в объятиях. Он прильнул к ней. Она перебирала своими маленькими ладошками Его волосы, обхватив, вернее – нежно обняв двумя руками Его большую и красивую голову, прижавшуюся к ней. Время растворилось исчезнув. Замерло движение звёзд и планет.
«Замри, мгновение, — ты прекрасно», — так скажет когда-нибудь поэт. Хорошая строка, промелькнуло в глубине моего подсознания. И я растворился в тишине и скале.
Через какое-то время Он немного от Неё отстранился и спокойно проговорил:
— Высший Закон — это Любовь. И ещё Красота. Что сделано с любовью и красиво — то и правильно.
— И что же мешает людям жить правильно? – с горечью спросила Она. За вопросом, мне показалось, скрывается понимание, знание Ею ответа на вселенскую загадку.
— Страх. Страх заглушает голос сердца и души. Страх отворачивает человека от Высшего Закона. Страх, навязанный расчётливым умом или унаследованным животным инстинктом, подавляющий человеческую суть. Трусость и малодушие, боязнь упустить или пострадать, страх лишений и одиночества. Страх изощрён и многолик, а ещё это очень хитрый, подлый и коварный враг, – с не меньшей болью вымолвил Он.
Немного погодя, сделав короткую паузу, продолжил:
— Опять единство и борьба противоположностей. Но в этом и есть диалектика развития. Если б не было этого сопряжения, столкновения, то и движения б не было, а только стоячее болото. Стоячая и подлая, вонючая трясина.
Без развития в преодолении, без борьбы и стремления не;откуда возникнуть энергии, которая рождается от напряжения, от разности потенциалов между светлым и темным, положительным и отрицательным. Одного-единственного цвета, только беленького и стерильного, на Земле добиться невозможно, это бессмысленно и неправильно. Это лишит мир многоцветия. И бояться проявившегося негатива тоже не стоит, не продуктивно. Во всём всеобъемлющем многообразии всего и есть суть проявления Бога.
Вот так и живёт человек в преодолении, понимании, осознании и трансформации себя, растёт с любовью и в борьбе прежде всего с самим собой. Развивается его сознание и постижение глубин души. В борьбе, в преодолении и познании человек обязательно придет к себе истинному.
Каждое слово, каждая буква, малейший звук, исходящие от Двоих, казалось, вспыхивали в полумраке пещеры. От этих светлячков воздух, всё пространство наполнились неземным мерцающим и прекрасным светом. В созвучии с Его голосом светлым тихим звоном прозвучали Её слова:
— Вот видишь — Ты соединяешь ум и сердце, сливаешь в один общий поток два процесса — развитие сознания и познание, понимание человеком своей души, своей сути. Так ещё сплоти воедино с ними постижение Высшего Закона и способность слышать голос Творца в своем сердце — вот и явится Тебе Троица, когда человек своим сознанием будет способен принять и понять то, что говорит его дух и голос свыше. Это высшая данность — способность принять и оценить мгновенно, полностью в синтезе и неразделимо триединство и исполнить предначертанное с любовью как высшую милость и дар от Бога. Нет ничего прекраснее и естественнее в своей сути, чем полное единение человека с Богом.
Опять повисла звенящая тишина. Казалось, что её нарушает только высокий звон мощного потока мыслей. Каждый из нас обдумывал произнесённое и дополнял его сокровенностью своих соображений.
— А если не по совести? Покривил слабовольный человек душой. Да ещё полагая при этом, что совершает благое дело. Например, ложь во спасение, — с тихой печалью произнесла Она после непродолжительной задумчивой паузы.
— Тогда, на второй год остаётся на пересдачу, если говорить о совокупности. И так до тех пор, пока не пройдёт проверку, не усвоит урок и не перейдёт в следующий класс, то есть на более высокий уровень развития души и сознания. Всё, что дается человеку – всё для его развития, всё школа жизни и всё во благо, — слегка улыбнувшись, произнёс Он.
— А если у человека провал за провалом? И вместо подъёма всё ниже и ниже? Что тогда? – с тревогой пробивалась Она к полной ясности.
— Отчисление за ненадобностью или даже из-за вредоносности. Тогда стирают, обнуляют. Исключают полностью из школы. Ну, не будем сейчас об этом.
Он замолчал. Я стоял не дыша, и вдруг почувствовал, как у меня болит спина от глубоко впившихся, вонзившихся до самой, пожалуй, селезенки бугристых выступов скалы. А казалась такой гладкой вначале. Я немного подвинулся, и это моё абсолютно неслышное и малюсенькое незаметное движение нарушило застывшую как стоп-кадр паузу и дало импульс, привело в движение замершее на какое-то мгновение пространство. Она совершила плавный, едва уловимый поворот к Нему всем телом. Он энергично встряхнул головой, сбрасывая короткое оцепенение, а может, и ненужные, лишние и, возможно, навязчивые чужеродные мысли и тихо произнес:
— Ведь наше расставание сейчас тоже экзамен. И какую оценку получим? Да и как мы сами его оцениваем? Я ухожу и считаю, что поступаю по совести, правильно, как необходимо не для меня, а для служения. А Ты, полагаю, считаешь мой поступок скверным. И кто из нас прав? Одному Богу известно. Бог и время рассудят. Прошу Тебя, не суди никогда людей. Не осуждай и не предъявляй претензий. Это всегда будет необъективно, лишь с Твоей точки зрения, поскольку не можешь всего знать. Тебе даже моих поступков причины, мотивы и цели неизвестны. Вполне вероятно, что даже и я не всё ясно до конца понимаю. Что уж о других говорить! Не суди. Бог — всему мера и судья.
Они не спорили друг с другом. Оба понимали, что дискуссия на эту тему бесконечна и безбрежна, как сама жизнь. И не время сейчас. Она понимала, что ей не переубедить и не остановить Его. Не было уже никаких душевных сил говорить на эту тему у обоих.
А вот удастся ли им вообще когда-нибудь свидеться и договорить? Этот вопрос окатил Её ледяным холодом вероятной разлуки навсегда.
И опять опустилась тишина, наступил момент обдумывания, осмысления сказанного Двумя. Каждый ушёл в свои неведомые глубины размышлений, постигая и примеряя на себя произнесённые откровения.
Так продолжалось недолго. А может, вечность. Однако время и вместе с ним и Солнце необратимо совершали свое движение. Вот уже и птицы оживились в предчувствии скорого рассвета.
Он встал. Было ясно, что Он направляется к выходу и сейчас, вот прямо сейчас уйдет. И они уже, наверное, никогда не встретятся, не поговорят и не обнимутся. Вот так! Неужели на этом всё? Они слились в прощальном объятии и стали единым целым.
Так продолжалось одно бесконечное мгновение, которое они порывисто прервали оба одновременно, понимая, что продлись оно чуть дольше, им уже никогда физически не разъединиться. Я стоял подобно каменному изваянию и только несколько слезинок соскользнули по щеке на бороду.
Он ничего с собой не взял, а только, сохраняя Её прощальное тепло шагнул к выходу. Проследовал мимо меня, обдав лёгкой воздушной волной, одарив тёплым, говорящим больше обильных словесных потоков взглядом, выбрался из грота легко и прямо. Она вышла следом и по принятой здесь традиции, зачерпнув из кувшина пригоршню воды, трижды окропила Его и Его путь. При взмахе Её маленькой руки несколько капель снова долетели и до меня. Вода освежающе потекла по моему лицу, смешиваясь со слезами.
=================================================
Вода освежила и вернула к восприятию реальности. Капли стекали по моим щекам. Или это слёзы? Да нет! Какие капли, какие слёзы!? Вода неудержимым потоком со страшной силой лупила по лицу и всему телу так, что я содрогался каждой своей клеткой, каждым атомом. Как можно было этого не ощущать? Скорее всего, от мощного напора и сильных ударов воды я потерял чувствительность и принимал этот поток за отдельные капли. Возникшая гипотеза дала хоть какое-то объяснение пережитому, ещё больше укрепила меня в реальности и немного успокоила.
Однако следом, как эхо, как продолжение и отголосок того, что ещё пульсировало в моём сознании, последовал вопрос; «А вообще, что такое Совесть? Однажды мне сказали: – «Совесть — это совокупная весть». То есть сумма или пакет информации, известий. И вот тут сразу возникают вопросы, много вопросов. Какой информации? Откуда? Почему её много? Источник информации? Как она воспринимается?
Первое, конечно, это способность именно услышать, принять информацию, пропустив сквозь помехи и преграды в свой ум без искажений. Второе – усвоить без искажения, по совести, то есть соразмерить с совестью (истинными принципами), которая у каждого своя в зависимости от уровня развития и чистоты души, накопленного опыта и знаний. А ещё необходимы сила и смелость». Но тут поток вопросов, обдумывание вариантов ответов был прерван криком, перекрывающим грохот воды:
— Вылезай! Замёрзнешь! Ты что там, окоченел совсем, заледенел в конец? – это орал мой приятель, и от напряжения жилы вздулись на его шее. Видимо, он кричал уже не первый раз.
Я оторвал руки от скалы, и поток мгновенно немного отбросил меня назад, подталкивая и понуждая к движению. Не мешкая, при этом поразительным образом не поскользнувшись и не упав, быстро выбрался на берег. Как так быстро оказался на суше, я сообразить не мог. Неожиданно пронзительный звон в моей голове перекрыл все мысли и, казалось, кроме него ничего, никаких звуков не было. А затем наступило полное, тихое безмолвие, и только ощущение того, как горят огнём лоб, голова и всё тело.
Мой спутник ошарашенно воскликнул:
— Ну, ты даёшь! Если б ты себя видел! Ты весь красный, как варёный рак!
Я отстраненным взглядом осмотрел свои руки, живот и ноги. Да, цвет был радикальный. Ближе к малиновому. «Титаник» — весело вспомнилась краска, которой покрасили Кису Воробьянинова. Следом, подхватив волну неуместного юмора, промелькнуло: «Вот это гидромассаж!» Ну, с чего вдруг эти нелепые шуточки? Я стоял и машинально, не спеша вытирал себя поданным другом огромным полотенцем. Пожал плечами себе в ответ и решил, что после пережитого это форма снятия большого напряжения, разрядка. Юмор — великая сила!
Холодно не было, хотя кожа уже не горела огнем. Охватила приятная нега, как будто тело запомнило и впитало ту волну тепла, которой меня одарили перед расставанием в гроте. Что произошло со мной под водопадом в моём понимании пока не укладывалось. Да и возможности всё осмыслить не было.
Рядом в нерешительности переминался с ноги на ногу мой взволнованный приятель. Беспокойство в его глазах не угасало, и он, заглядывая в мои, с тревогой спросил:
— Как ты себя чувствуешь? Всё в порядке?
Мой друг Ваня по профессии доктор, и вопрос из его уст прозвучал совершенно естественно.
— Всё в порядке, — спокойно ответил я. Хотя, честно говоря, я смотрел на окружающий мир несколько отстраненно, и было ощущение, что пребываю всё ещё в ином измерении. В то же время я испытывал необыкновенное воодушевление и лёгкость, абсолютное приятие жизни и наполненность новым, непостижимым чувством.
Начал не спеша одеваться, стоя босиком на земле и ощущая её тепло. Странно, но перед купанием ноги стыли, а сейчас, напротив, было приятно и даже обуваться не хотелось.
Напарник продолжал внимательно наблюдать за мной. Было в его взгляде нечто профессиональное. Впрочем, это и не удивительно – столько лет в операционной! Насмотревшись вдоволь и убедившись, что помощь не нужна, Ваня произнес:
— Вот посмотрел на тебя и задумался. Может, ну его, такие эксперименты над собственным организмом устраивать. Смотрел на тебя под водопадом и удивлялся тому, как ты с ним слился. На какое-то время вообще показалось, что ты в нём растворился, и я не видел тебя. Даже забеспокоился, опасаясь, не унесло ли потоком. Думал бросаться спасать.
— Как видишь, спасать нет надобности. А насчёт растворенности ты скорее всего прав. Очень тебе рекомендую пойти. Сам испытаешь, уверяю, необыкновенные, неповторимые чувства. Ни с чем невозможно сравнить. Поверь, это будет незабываемо. Описать тебе не могу, слов не подобрать, да и с мыслями собраться пока не очень получается. Решайся, Ваня! Это твой шанс, — проговорил я негромко, так, чтобы только перекрыть шум воды, и он меня услышал. Даже наклонился к нему поближе, и могло показаться, что шепчу ему на ухо. В любом другом месте мой голос наверняка бы услышали издалека. Мне было важно тогда говорить ему максимально утвердительно, придавая дополнительный импульс решимости другу.
Я тогда ещё не знал, что Ваня смертельно болен и что совсем скоро он покинет эту Землю. А возле водопада, говоря о шансе, имел в виду тогда совсем другое, потому что был абсолютно уверен — этот поток откроет, даст новое и очень ценное ему, подарит самое важное именно для него. Возможно, он всю жизнь шёл и вот, наконец, Бог привёл его точно к самому главному.
Наши взгляды встретились. У меня не было желания что-то ещё дополнительно говорить, убеждая. Я просто посмотрел на него с любовью и улыбнулся.
Ваня повел плечом, повернулся и стал быстро, но без суеты раздеваться. От нас шел пар. Затем он решительно вошел в воду и направился к водопаду. Продвигался он уверенно и целеустремленно (я бы даже сказал, стремительно). Не так осторожно и медленно выверяя шаг, как это делал я. Возможно, его больше, чем меня, подгоняли холод и желание поскорее стать под обрушивающийся поток. И вот он дошёл. Поначалу от него в стороны веером полетел фейерверк брызг. Затем этот сноп алмазного огня стал затухать, опадать, пока не погас, и мой товарищ стал еле заметен в сплошной хрустальной струе, как будто вода обволокла, обняла его.
Мне показалось, что шум водопада притих и поток замер, превратившись в гигантскую кристально-прозрачную сосульку, невероятный бриллиант. Это не было галлюцинацией и даже моргать, протирать глаза, встряхивать головой не было необходимости, чтобы убедиться в том, что это не видение и не оптический обман.
Я чувствовал, как во мне возник, как раньше под водопадом, и разгорается пылающим огнем внутренний накал, напряжённая сосредоточенность и серьёзность, созерцательность на границе яви и сна, на грани «восхищенья-безмолвия».
Вскоре, не берусь судить чрез какой промежуток времени, шум воды стал нарастать, водопад по-прежнему низвергался, стремительно совершая свой полет со скал. Из потока проявился и вышел Ваня.
Его возвращение на берег было, наоборот, не таким быстрым, как поход к водопаду. Он шёл неспешно и твердо. Так без суеты он выбрался на землю, стал растирать полотенцем порозовевшее тело, но не такое красное, как у меня. Я не расспрашивал ни о чём сосредоточенно молчавшего друга, который в своих думах, полагаю, и не услышал бы меня. Так же молча мы собрали свои вещи и стали подниматься наверх.
На гребне, не сговариваясь, мы остановились и повернулись в сторону водопада и крошечной площадки перед ним. Через несколько шагов они скроются за скалами и стеной леса. Мы с благодарностью и благоговением глядели на то место, в котором нам было дано… Как назвать и оценить? Тем более, что мне не ведомо, с чем вышел из-под водопада Ваня. Да и вообще, способны ли мы понять и оценить полностью всё свершившееся? Не было никаких глобальных выводов или тем более чувства озарения истиной. Мы тихо-тихо постояли, мысленно с поклоном поблагодарили и так же молча продолжили свой путь.
Тропа крутым зигзагом поднималась вверх. Отошли недалеко, и на второй или третьей площадке, на которой мы задержались, чтобы отдохнуть и восстановить дыхание, мой друг опустил на землю рюкзак и повернулся в сторону водопада, которого уже не было видно, и только по всё ещё отчётливо слышному грохоту можно было безошибочно определить, где он.
Ваня сделал шаг в сторону водопада, поднял руки к небу и неожиданно закричал:
— Я люблю тебя! Люба, я люблю тебя! Я люблю тебя!
Горы эхом подхватили то, что вырвалось из глубины сердца моего друга. Звук его голоса был совершенно не похож на привычную тональность Ваниного баритона. Всё было одномоментно в его новой вибрации – глубина, ёмкость, диапазон, громкое при этом одновременно высокое и низкое звучание. Определить, передать этот звук невозможно. Да, пожалуй, и повторить.
Ваня замер на мгновение, не опуская рук. Похоже, что он сам был потрясен свершившимся. Я стоял завороженно неподалеку и вслушивался в уходящий перекатами в горы необыкновенный звук. Дождавшись, пока он утихнет и растворится в горах, мы не спеша продолжили молчаливый подъем.
Возле джипов нас поджидали. Нескрываемая тревога отражалась в глазах наших спутников, с волнением смотревших на нас. Наш вид остановил вопросы, уже готовые прозвучать. Но они не последовали. Группа молча расселась по машинам, и мы поехали на базу. Все были задумчивы, музыку не включали. Тихо, почти незаметно, урчал двигатель, салон наполнялся теплом, а позади крутой змейкой убегала дорога. Следом, казалось, накатывал глубинным рокотом голос водопада, произносящего…