Объяснился...

Привык уже Василий Степанович жить на пятом этаже. А дом его - при станции железной дороги. Вот и решил сегодня сходить в магазин со списком "железной леди", то есть, жены, не по улице, как обычно, а по посадочной платформе.
 
Спустился во двор. А там – конец ноября. Это вам уже не «тополиный пух – жара, июль». Холодно, блин. Плюсы, не сопротивляясь, ушли в отставку, а нули и минусы (свято место пусто не бывает) заняли их место. С севера дует пронзительный ветер. Без подстежки – не уютно! Мотоциклист вон (наверняка, сегодня уже последний в этом году) едет-ежится, смотрит вперед то левой частью лица вместе с глазом, то правой. Лишь траве – ни до чего дела нет, мужает себе.

Вишенка продрогла. Пешеходов не видно. Так и кажется, что все попрятали свои драгоценные носы и пережидают. Хотя, чего ждать-то? Дальше теплее не будет.      Вот стая воробышек «нырнула» в «пузатую» крону. Посидели, подумали, посовещались, наверное, и – чик-чирик обратно. Да такие смешные! Переоделись     ведь под зиму в темно-коричневые шубы…

Поднялся Василий Степанович на платформу, и почувствовал себя куда счастливее, чем дома или в городе. Ведь здесь воздух никогда не застаивается, а свежий, потому, что привезен пассажирами из разных городов и сел. Гудки электричек воодушевляют. Люди ходят - из вагона, в вагон. И они – новизна. А вороны чего стоят? Они утром по двое, по трое, а то и большими стаями летят на юг. Как раз над станцией. А под вечер, наполнив в степи свои брюшка, возвращаются тем же маршрутом и в том самом порядке…
   
Накупил Василий Степанович товара аж две сумки. И снова – на платформу. Чтоб вовремя прийти домой и доложить "железной леди". А тут как раз очередная электричка стоит, дожидаясь пассажиров. Вагоны дребезжат, будто спортсмены перед стометровкой, двери – настежь. Люди торопятся, оббегая его то слева, то справа. Вот дама, например. Не идет, а прям летит на крыльях. Её собачка "диванно-целовальной" породы не успевает ножки переставлять. А ему-то зачем спешить? Наоборот, выпала возможность, так используй, мол. И на людей посмотришь, тех, кто свежее дыхание принес на станцию, и себя покажешь...
 
Идет, значит, Василий Степанович, будто пассажир, от головы поезда к хвосту, а машинист электровоза с помощником смотрят вслед, вывалившись по пояс в окна. Чувствуется, что уже секунды остались до отправления. Пассажиры, зная это, быстро вскакивают в вагоны. Вот двери зашуршали, закрываясь. Но машинист с помощником задерживают сигнал к отправлению. Пассажир ведь не сел! Их, впрочем, за это крепко наказывают. Попробуй кого не взять: закидает жалобами...

Машинист:
- Идет, как гусь раскормленный!
Помощник:
- Иной раз только начнешь трогаться, а он - машет…
- И этот, видно, такой!   
- Ну-ка, дай гудок. Не успеет ведь!

Гудок получился длинным. Как по заказу.  А дяденька идет. Один-единственный на платформе. Но тронулась-таки электричка. А дяденька идет...
 
- Чес слово! Он что, не того, что ли?
- Поди-спроси!
 
И тут Василий Степанович спиной почувствовал, что «баянят-то» (так сказал бы его внучек) о нём. Повернулся, значит, лицом к голове электрички, дабы объяснить, что к чему. Да куда там! В этот самый момент на станции во весь голос затараторил громкоговоритель:

-Восьмой пост! Три башмака - на тринадцатый путь! Шесть – на восьмой…

Кому тут что объяснишь!