Следы на песке

Когда я закрываю глаза, всегда вижу ее губы. И помню будто бы только ее губы. Они что-то шепчут мне в темноте, но я не разбираю что. Я не вижу ничего выше — только их. И ее пряди, падающие на щеки и уголки рта. Я будто чувствую их аромат… А потом я просыпаюсь.

***

Когда я добрался до пустынного города, меня отвели к нему — старому батыру, жившему на отшибе.

Я явился перед ним уставшим и пыльным после поездки. Он посмотрел на меня медленно и повел наружу сразу, как я оставил вещи. Мы вышли на ослепляющее солнце и зашагали к ближайшей дюне. Пустынные просторы были вокруг нас. Только на востоке, в низине у водоема росли деревья и качались шатры. Старик смотрел, как я еле тащу свое тело вверх по склону, выдыхаясь и обливаясь потом. Когда мы поднялись на выбранную им дюну, он, сам оставшись наверху, велел мне спуститься и подняться еще раз... Я удивленно уставился на него.

Я думал, что он шутит, но после его ответа понял, это не так. Я попытался защититься и объяснить старику, что я очень устал и мне не помешал бы отдых. Но мои слова не доходили до него, и пришлось подчиниться.

Я проскользил по песку и упал на спину у подножия. Я взглянул на него снизу — старик стоял как обелиск, оценивающе смотря на меня. Тогда я сплюнул и через силу полез наверх, захватывая песок пальцами, и с досады рявкнул что-то нехорошее. Когда залез, я оказался на четвереньках у ног старика. Тогда мы пошли в шатер, он позволил мне умыться и разместиться ко сну.

***

Проснулся я на закате и увидел как тусклый свет от свечи еле достает стен юрты. Старик сидел над свечей и читал рукопись, попивая кофе. Приятные запахи облекли меня, и мне захотелось пролежать вот так же еще несколько часов; но ветер вошел в шатер и привел меня в мысли. Я поднялся.

— Чем я могу быть полезен завтра вашему городку? — спросил я у старика, разматывая сверток со своим хлебом внутри.

Он сказал:

— Ты не будешь полезен другим, пока не полезный себе. — И пригласил меня к выходу.

Мы вышли из шатра, взяли коней, и старик стал показывал мне мастерство. Я был сражен тем, как он двигался на коне. Он вилял между волн песка плавно и легко. Он сидел прямо и уверенно, как настоящий воин, и ездил по дюнам в темном закате, и это зрелище надолго засело у меня в памяти. Я был восхищен.

Мне захотел ездить также, но я осмеливался пустить лошадь вперед, боясь испортить собой такое зрелище. Потом он пытался учить меня, но ничего не выходило.

Мы ездили, и отъехали уже далеко от города. С неба светила луна, наливая пустыню темным синим светом. Мы направились обратно и поставили лошадей. Тогда старик взял деревянные муляжи сабель из шатра, и мы начали тренировочный бой. Я и подумать не мог, что мне придется защищаться! Я пытался объяснить ему, что я не воин, что никогда толком и не держал оружия в руках, но он был неотступен.

Долго я, естественно, не выдержал. Но он пытался добиться чего-то от меня, а я пропускал удары, мне было больно, и в конце концов я повалился наземь, жадно, с резью и болью в горле заглатывая воздух. Тогда я снова вспылил и кричал как младенец, и колотил кулаками песок. А он стоял как горгулья и прожигал меня своим взглядом. Потом я постыдился своего поведения.

Когда я успокоился, подумал, что старик выгонит меня, и придется искать ночлег. Но вместо этого он пригласил к позднему скромному ужину.

Он долго смотрел на меня, пока мы ели хлеб над свечей, пристально, нахмурив брови. Собравшись с мыслями и тихо шевеля высохшими губами, он рассказал мне старую легенду.

***

Легенда была о кочующем племени, которое обладало традицией, выделяющей его из всех тогдашних племен: все время, которое они перемещались между кочевьями, они таскали за собой каменный валун. Его перевозили с помощью телеги, в которую впрягали двенадцать быков. Камень считался священным, на нем оставлялись имена предков и умерших старейшин племени. Никто уже и не помнил, откуда пошла эта традиция, но камень был их реликвией, и долгом каждого было заботиться о сохранении этого неуклюжего артефакта, какой бы тягостной не была эта ноша. Но однажды племя поредело. На него напал народ в бронзовых кольчугах и шлемах верхом на конях и колесницах. Племя кочевников было сильным, и вместе с другими племенами они дали отпор, убив всех захватчиков на поле битвы. Но потери были велики. Много мужчин и коней обрели покой в кровавой земле. Оставшимся пришлось решать, как им жить и что делать дальше. Перевозить за собой камень стало слишком тяжело. Скот поредел и наступил голод. Мужчины решили: подкатив телегу со камнем к берегу реки, они потащили ее и скатили по склону прямиком в воду. Камень упал на мелководье и стоит там и ныне, зарастая мхом и обсекаясь потоком воды.

***

Когда он закончил эту непонятную мне историю, он потушил свечу и уснул.

На следующий день под утро с востока прискакали двое батыров. Рослые, красивые и сильные. Первым делом они поехали к нам в шатер.

Оказалось, они были хорошими друзьями хозяина. Он начал делать с ними то же, что вчера со мной: испытывал их силу, выносливость и дух, да делал это до изнеможения, и, самое интересное, им это нравилось! Они будто играли в игру, смеясь и шутя, а потом благодарили деда за это время. Уезжая, они сказали в ответ на мое удивленное молчание: «Иногда нам необходимо побыть в его руках». И я их понял. Понял, что они приезжали к нему, чтобы вновь встать на свой путь и благодарили неродного деда за то, что он, как отец, воспитывал их.

После того, как я их проводил, стоя на гребне дюны, я обратил свой взор на аул и увидел слева от него, вдалеке тонкий-тонкий столб, возносящийся над пустыней выше горизонта; на хлипкой вершине которого в натуральных размерах размещался волшебный небесный храм в цветах песка и кварца. С огромными куполами, прекрасными белыми сводами и колоннами. Он был похож на тот, что я видел, когда бывал в Индии. Протерев глаза, я понял, что это мираж.