Павшозерская школа

Выпускной класс в полном составе с Александрой Александровной Филиной.

Школа началась с первого в жизни костюма. В августе родители нарядили меня во всё новое и сфотографировали на крылечке. Стою довольный, улыбка до ушей. Правда, брюки длинноваты, а из рукавов пиджака выглядывают пальцы. В правой руке держу тощий портфель с замочком. Там ещё нет учебников, их купят позже. Папа сидит на ступеньке, мама и соседка Надя стоят сзади. Мама смотрит строго, Надя смеётся. Между Надей и стеной протискивается наша собака Шарик. Тоже хочет попасть в историю. В этот момент я почувствовал, что иду в школу.

До школы около ста метров, в посёлке их две. Одна начальная, во второй учатся дети с пятого по восьмой класс. Наш посёлок Павшозеро молодой, образован в 1952 году. Название получил от озера, там раньше жили вепсы. Они называли озеро Поуш или Павш, в честь апостола Павла. В конце девятнадцатого века учёные обнаружили на берегах стоянку древнего человека, датируемую вторым тысячелетием до нашей эры. Это вам не хухры-мухры.
Новый посёлок образовали при лесопункте от Ковжинского леспромхоза. Лес отправляли по Волго-Балтийскому водному пути на баржах.

В посёлок завезли в разобранном виде 13 финских домиков, мой отец с семьёй приехал один из первых. Через 12 лет в мой первый класс пришли 30 учеников. У соседа Вальки в третьем классе 36 человек. Если к школьникам добавить родителей, бабушек и дедушек, то в посёлке насчитывалось свыше тысячи жителей. После демократической перестройки в Павшозере осталось 80 человек. Лесопункт, школа, садик, клуб и библиотека закрыты.

К 50-летию окончания восьмилетки не дожили треть одноклассников. Мой коллега рассказал про своих школьных товарищей, его молодость пришлась на девяностые. В живых осталось трое из восемнадцати ребят. Как в песне «У незнакомого посёлка». Только погибли те за Родину, а у мальчиков девяностых судьба совершенно иная: алкоголь, наркотики, криминал, суицид. Им не было и 30 лет.

Первоклассники сидели за партами, наверху углубление для ручек и карандашей. В центре стояла чернильница-непроливайка. Писать нас учили перьевыми ручками. Мы макали в чернила перо, легонько потряхивали его, чтобы не посадить кляксу. Эдакий процесс воспитывал терпение и аккуратность. На обратной стороне тетрадок печатались таблица умножения или правила октябрят. Писали в тетрадках в косую линейку, это развивало мелкую моторику. Пока делаешь упражнение, употеешь весь. Прежде чем написать что-то, я успевал подумать. Тише едешь — дальше будешь. К написанному прикладывали промокашку. По чистописанию больше четвёрки я не получал. Нам показывали тетради отличниц Гали Фирскиной и Оли Вишняковой. Я смотрел на красивый почерк и думал:
— Нет, так мне никогда не написать.

Мне нравились пятёрки. Особенно пятёрки, поставленные Александрой Александровной. Верхняя палочка оценки была не горизонтальная, а изящно изгибалась поощряющей улыбкой. Но увы, я был хотя и твёрдым, но хорошистом. Не помогала даже история, её рассказывала нам учительница по письму:
— Владимир Ильич в детстве был очень аккуратным. Один раз он поставил кляксу на выполненную работу по русскому языку. Тогда Володя поменял в тетради двойной листок и начисто переписал задание.
Я же бритвочкой соскребал неправильную букву. Настоящее искусство для ученика начальной школы. Чуть поторопишься, и приходится применять метод аккуратного Владимира Ильича. На стене висел его портрет с наказом: «Учиться, учиться и ещё раз учиться». Я прочитал у доски стихотворение:

Как я расту
Улыбается мне
Дедушка Ленин
На белой стене.

Меня потом дразнили дедушкой Лениным. Конечно, все были октябрятами и каждый носил на груди красную октябрятскую звёздочку с портретом Володи Ульянова. В конце каждой четверти выставлялись отметки в табель, таблицу успеваемости. Дневники появились позже. На уроке пения хором разучивали песни:
— Ты ж моя, ты ж моя, перепё-ёло-очка.
Хороший предмет, можно и сачкануть. На труде клеили какие-то поделки из бумаги, на физкультуре занимались в зале. Конечно, как и все, ходил на лыжах, прыгал через коня, подтягивался на турнике. Но всё-таки «физра» была влом. Станислав Павлович, наш физрук, раза два натягивал мне годовую четвёрку. Предыдущего физрука ребята почему-то невзлюбили, звали его Петрухой. Учителя среди поселковых жителей пользовались глубоким уважением. Я слышал, с каким почтением разговаривали моя мама и родители моих одноклассников с Валентиной Григорьевной Мишиной, Александрой Александровной Филиной, Антониной Дмитриевной Галухиной.
Сейчас пишу эти строки и пытаюсь усиленно вспомнить что-нибудь плохое о павшозерских учителях. Нет, не вспоминается.

Для нас учителя были несомненными авторитетами. Но скоро я понял, что и они не всё знают. На уроке по родной речи проходили тему: «Кто живёт в лесу». Школьники наперебой называли разных зверей, многих мы даже видели вживую. Дошла очередь до меня.
— Канчиль, — ответил я. Только что прочитал индонезийские сказки о хитроумном мышином олене.
— Кто? — переспросила учительница.
— Канчиль, — громче повторил я.
— Садись, Серёжа, — тихо сказала учительница.
Я сел, в голове крутилась мысль: «Неужели она не знает зверька? Как же она нас учит?»

В школе работал буфет. Я бегал домой обедать, но любил полакомиться в буфете пончиками. Мама как-то сказала:
— Ты хоть в столовую сходил бы ради интереса. А то всё дома да дома.
И я решился. В столовой обедали рабочие, там же поселковые женщины покупали полуфабрикаты. В помещении шумно, незнакомая обстановка несколько напрягала. Выбрал себе три «олашки», — так у нас дома звали оладьи. Откуда мне было знать, что порция состоит из пяти штук. С недоумением сел за стол, - и что теперь делать? Еле-еле съел пять «олашек» и позорно сбежал домой.
В магазине продавщица, увидев маму, всплеснула руками:
— Ой, Анна Ивановна! Твой парень оладий набрал-набрал и всё на столе оставил!
Но всё равно, люблю их до сих пор. Горяченькие, со сгущёнкой, вареньем и сметаной. Сегодня могу съесть все три порции.

Каждый год в школе наряжали ёлку, устраивали разные конкурсы. По коридорам разносил послания почтальон. До любовных я был ещё слишком мал, посему писал записки Женьке Пирожкову. Мы с ним дружили, он жил на краю посёлка у медпункта. Что я мог написать своему другу? — Женька дурак!
На Новый год, 7 ноября и майские праздники для взрослых устраивали концерты в клубе. Школьники показывали спектакли и физкультурные упражнения, зал всегда был забит битком. Я участвовал в одной лишь постановке, ребята разыгрывали забавную сценку из какой-то детской книжки. Двое пацанов, как бойцовые петухи, выясняли отношения.
— А что ты такой смелый? Пойдём выйдем. Или дрейфишь? — наскакивал один.
— Что? Сам ты дрейфишь! — парировал другой.
Это слово вызвало оживление в зале, кто-то из родителей захлопали. Видимо, вспомнили свои детские разборки.

Только-только научился сносно читать, — сразу же записался в школьную библиотеку.
Впервые увидел полки с огромным количеством книг. Библиотекарша протянула какую-то книжицу:
— Вот, Серёжа, прочитай эту.
Я повертел её в руках, и соврал:
— Её я читал уже.
Вторую тоже читал, третью...
Наконец, библиотекарша меня поняла:
— Иди и сам выбирай.
Передо мной открылся дивный мир. Трепетно брал в руки книжку, сквозь шелест страниц вдыхал пьянящий аромат ещё непрочитанных историй. Читал оглавление, воображение дорисовывало сюжет. Уже знал, что возьму понравившуюся книгу, но ставил её обратно на стеллаж, — подождёт. Хотелось продлить удовольствие. Взаимное ожидание возбуждало, аж потряхивало. Конечно, чтение стало любимым предметом, особенно по субботам. В этот день проводили урок свободного изложения прочитанного. Я даже расстраивался, когда мою тянущуюся вверх руку игнорировали. Мир книжных героев прямо-таки распирал меня. С помощью папы сделал в комнате деревянные полки, сестра и братья теперь дарили мне книги. Особенно интересную дочитывал с фонариком под одеялом. Родители фонарик отбирали. Но книжка-то оставалась со мной!
В соседней комнате жили командировочные, мама работала там хозяйкой от леспромхоза. Ложились спать они поздно. Узкая полоска света между печкой-лежанкой и стеной заманчиво падала на мою кровать. Читать ещё интересней!
Часто снились сны.
Я нахожусь в огромной библиотеке или книжном магазине. Мне дают столько книг, сколько захочу. Насовсем и бесплатно. Сознаю, что это сон. Всё равно набираю полную охапку книг, — ну а вдруг! Просыпаюсь, руки крепко прижаты к груди. Даже названия книг помню. В наш интернетный век, будучи в гостях, не могу избавиться от привычки направляться первым делом к стеллажам книг.

За одной партой со мной сидела девочка, Галя Мушарова. Забавно, как мы делили парту пополам. Ревностно следили, чтобы соседский локоть не залезал на чужую половину. Через сорок лет мы вновь подружились, уже в контакте. Все мальчишки сидели за партами с девчонками, эту умную политику я испытал на своей шкуре. Один урок вместо Антонины Дмитриевны провёл другой учитель. Мы живо воспользовались ситуацией и расселись по желанию. Видимо, сильно шумели. Нас словно накрыло обрушившейся свободой. Расплата пришла в виде разбора нашего поведения, недостойного октябрёнка. Учительница на следующий день спросила:
— Что вы устроили? С чего всё началось? — обратилась ко мне Антонина Дмитриевна.
— С мальчиком захотелось посидеть.
— И как? Посидел?
— Посидел, — с опущенной головой пробормотал я.

Арифметику, алгебру и геометрию вела Александра Александровна. Строгая женщина. Но она умела заинтересовать учеников своим уроком. Что стоит одно доказательство теоремы Пифагора:
Пифагоровы штаны – на все стороны равны.
Чтобы это доказать, нужно снять и показать.
Из истории мы знали, что греки в те времена штанов не носили.
Сочиняли стишки:

Дано: Вовка залез в окно.
Доказать: как он будет вылезать.
Допустим: что мы его не пропустим.

Я знал, где находится Германия и СССР, но путал восток и запад. Отец выписывал журнал «Крокодил», там я прочитал стишки якобы немецкого солдата:
— Чёрт нас понёс на восток.
Больше не ошибался, и долго ещё ориентировался на стороны света, вспоминая эту строчку. Нас воспитывали патриотами. В классе висел стенд с портретами пионеров героев. Валя Котик, Лёня Голиков, Володя Дубинин, Петя Клыпа, Зина Портнова, Марат Казей, - те, кого помню. Рядом написаны стихи:

Славьтесь в веках, пионеры-герои!
Славьтесь, товарищи, вечно живые!

Сегодня принято ругать СССР за якобы плохую идеологию. Но всё-таки она была, и наши отцы и деды отстояли страну в самой страшной войне. Я не мог спокойно читать стихотворение Константина Симонова «Сын артиллериста»:

Отцовский мой долг и право
Сыном своим рисковать,
Раньше других я должен
Сына вперед посылать.
Держись, мой мальчик: на свете
Два раза не умирать.
Ничто нас в жизни не может
Вышибить из седла!—
Такая уж поговорка
У майора была.

Мы застали ещё учителей, переживших войну. Их личные качества дополняли лучшие стороны советского образования.
Не зря, видимо, Джон Кеннеди говорил, что СССР выиграл космическую гонку за школьной партой. Важнейшей особенностью советского образования была системность. Казалось, как может пригодиться в жизни информация об инфузории-туфельке или Пунических войнах? Зачем вникать в законы движения планет и писать сочинение на тему: «Моя мечта?» Однако целостная подача учебного материала позволяла уложить в голове события и оценить их, расширить кругозор. Даже двоечники получали базовые знания. А куда денешься?

В посёлок привозили кинофильмы три раза в неделю. Вечерний сеанс для взрослых стоил 20 копеек, детский 5 копеек. Малышню пускали бесплатно. Места им не хватало, посему десятка полтора дошкольников устраивались на полу, перед сценой. Мы подразделяли фильмы на две группы: про любовь и про войну. На военные ходили по два раза. Как мы орали, когда наши побеждали! Очередной фильм закончился гибелью партизанского отряда, попавшего в засаду. Потрясённые, мы шли домой молча. Вдруг один из нас сказал:
— Ребя, такое только один раз было!
Мы все с облегчением согласились.
На югославский фильм «По следу Тигра» ходили три раза. Тогда я учился в шестом классе. Мы были там: вместе с отрядом Тигра крошили фашистов и взрывали мост. Навсегда осталась в памяти мелодия итальянских партизан «О Белла, чао! Белла, чао! Белла чао, чао, чао!»
Слов не знали, да и так понятно, о чём песня.
После сеансов обсуждали, дальнейшую судьбу киношных героев. Я выдвигал свою версию, мне возражали:
— Откуда ты знаешь?
— Книжку читал, — врал я. Почему-то мне верили.

Выписывал журналы «Мурзилка» и «Пионер», позже «Вокруг света».
Увлечения сменялись один за другим. Вдруг школу накрыла игра «Замри-отомри». Мы ловили друг друга в самых нелепых позах. Особенный шик крикнуть товарищу «замри» за две секунды до появления учителя.
— Здравствуйте, дети, садитесь, — входила учительница.
Посреди класса замер ученик, с отставленной в сторону ногой, с поднятыми руками. Надо сказать, чтобы обратить внимание на себя всего класса, мы специально строили забавные рожи. Думаю, что и учителя потешались над нами.

Увлёкся собиранием спичечных этикеток. За год тетрадка в 36 листов распухла от наклеенных картинок. Очень нравились серия о советских космонавтах: Феоктистов, Егоров, Быковский, Гагарин. Самые любимая серия о героях Советского Союза: Константин Заслонов, Дмитрий Карбышев, Михаил Гурьянов. Скульпторы, художники, учёные, города-герои, московское и ленинградское метро, — каких только этикеток я не находил. Папа не курил, посему пустые спичечные коробки я добывал, как разведчик информацию. Самое жирное место у столовой. Здесь мужики часто курили, отсюда же их увозил на работу автобус. И конечно, у клуба и магазинов, ещё за посёлком на станции. Дома я отмачивал коробок в воде, нежно отдирал этикетку. Вот где пригодились аккуратность и терпение. Летом приехал на каникулы мой первый друг Костя из Архангельска с младшими братьями. Их тоже обуял азарт коллекционирования. В сентябре Костя прислал в письме две серии этикеток, он купил их в киоске «Союзпечать» родного города. Вспыхнувшая было радость постепенно сменилась разочарованием, — вот так просто? Вместе с подарочными насчитал в тетрадке пятьсот штук этикеток. На этом пыл собирательства пропал.

В начальной школе мы вели себя довольно тихо. С пятого по восьмой класс учились в отдельном здании, появились новые предметы. Физику с химией я терпел, главное — не получить тройку в четверти. Алгебра с геометрией шли хорошо, биология, история и география легко. В книгах прочитал о способности разведчиков запоминать информацию за короткое время. Решил применить на практике. Дома к устным заданиям не готовился, за пять минут до урока лихорадочно знакомился с материалом. Не всем, конечно, читал только первый абзац и на всякий пожарный второй. Если вызывали меня, то отвечал на твёрдую четвёрку. Вызывали другого, — повторял второй абзац и пробегал глазами третий. И так весь параграф. Удивительно, но работа в экстремальном режиме приносила хорошие плоды. Позволял такие вольности только по гуманитарным предметам. В седьмом классе усложнил задачу. Контрольные работы писал с учебника, раскрывал нужную страницу и садился на него. Главное — выхватить за несколько секунд нужные фразы и снова закрыть телом учебник. После не спеша переработать материал своими словами, ввернуть пару корявых предложений, сохраняя смысл. Боковым зрением наблюдал за учителем. Адреналин зашкаливал. Когда-то это должно было закончиться. Застукали соседа с задней парты, он скатал у меня контрольную слово в слово. Оба получили пятёрки. Биологичка догадалась, что мы списывали. Вызвала к доске товарища, тот ни в зуб ногой. К удивлению учительницы я подтвердил знание материала. Эксперимент прекратил на грани провала.

На уроках играли в  морской бой. Но больше нам с соседом по парте, Сашей Власовым, нравилось искать города на карте мира. Интерес к игре подогрела Валентина Григорьевна, историчка. Она перед уроком разрабатывала речь произнесением трудновыговариваемых населённых пунктов: Парамарибо, Тегусигальпа, Асуньсьон, Джорджтаун. Вскоре названия стран и столиц уже примелькались, посему загадывали друг другу города помельче.

Ребята не любили заполнять дневник. К концу недели после третьего замечания у меня в дневнике появлялись записи:
Матем Упр 112
Лит-ра Стих стр 68
История 86-90
Без знаков препинаний, цифры писал произвольные, зато чисто, без помарок. Иногда заполнял строчку уже с полученной оценкой. Заодно и следующую неделю расписывал, чтобы два раза не садиться. Учителя, видимо, махнули рукой. Сколько раз мы слышали диалог:
— Где дневник?
— Дома забыл.
— А голову дома не забыл?
До сих пор я считаю дни недели, представляя разворот школьного дневника. За все восемь лет ни один ученик не остался на второй год. Самых отстающих кое-как вытягивали, и в пятнадцать лет они шли работать.

Каждый год нас возили в места вырубки леса. Мы разгружали машину, забитую под завязку саженцами. К середине дня десятки новых берёзок или сосенок зеленели на делянке. Приятная всё же работа — сажать деревья. Осенью ходили мы в Рубежский колхоз убирать картошку. Баловались вовсю. Что может быть интереснее, чем сронить девчонку на землю, а потом уворачиваться от комков земли или картошины. Работали по времени. Видимо, КПД был небольшой. Учительница предложила: каждый набирает определённое количество вёдер картофеля и может идти домой. Работа закипела. Учительница фиксировала ударный труд. А через два дня в мешках вперемешку с клубнями обнаружили комки земли и камни. Эксперимент позорно провалился. А ещё пионеры! Мы ведь на линейках декламировали:
— Пионер — всем ребятам пример.

В шестом классе мальчишки увлеклись стрелянием с резинок скатанной в мокрый шарик промокашки. Это какой-то бум. Даже пуляли друг в друга на уроках. Я нашёл на веранде старые чулки, резинок из них хватило надолго. Продумал тактику возможной потери оружия. На уроке произвёл удачный выстрел, прямо в лоб однокласснику. Учительница заметила и потребовала отдать резинку. Почему-то за дверь нас не выгоняли. Скорее всего, учителя понимали, новое хобби скоро надоест. С готовностью расстался с резинкой, она лежала в столе испорченная, специально для такого случая.
— Он рваную отдал, у него ещё есть, — на весь класс разнёсся голос пострадавшего.
Учительница вернулась, сдерживая смех. Так я лишился последней резинки. На следующий день желание отомстить угасло. Резинки толстенькие в квадратном сечении, при натягивании не рвались очень долго. Ни у кого таких не было.

Историю вела директор школы Валентина Григорьевна. Одноклассница Надя неизменно получала пятёрки, это многим не нравилось. По остальным предметам училась средне. Ребята решили её завалить. После очередного превосходного ответа учительница обращалась к классу:
— Дополнительные вопросы есть?
Лес рук. Ребята один за другим гоняли ученицу по всему параграфу. Не на ту напали, — девчонка отвечала блестяще. На мой вопрос ответа в учебнике не было. Надя молчала, Валентина Григорьевна, нахмурившись, оглядела класс:
— Понятно. Садись, Надя. Четыре. Та, еле сдерживая слёзы, направилась на своё место. Полвека прошло — до сих пор мне стыдно.

Много задавали учить наизусть стихов:

Мужик что бык: втемяшится
В башку какая блажь —
Колом её оттудова
Не выбьешь: упираются,
Всяк на своём стоит!

Одноклассник прочитал отрывок, делая паузы построчно:

Мужик что бык втемяшится,
В башку какая блажь...

Это всё, что он успел сказать, — смеялся весь класс.

«Чуден Днепр при тихой погоде, когда вольно и плавно мчит сквозь леса и горы полные воды свои».
 
Мы заучивали гоголевский текст, особо не вникая в красоту образов. Учительница тормозила:
— Не тараторь, читай плавно, с выражением.
Не так-то просто декламировать, — забываются следующие строчки.

Перед началом контрольной работы мы неизменно слышали:
— Достали двойные листочки, закрыли учебники. Перед смертью не надышишься.

Единственную двойку по литературе получил, когда проходили повесть «Капитанская дочка». Меня вызвали к доске. Нет, чтобы сразу признаться, что не читал. Так нет, — стал выкручиваться. Учительница спросила:
— Откуда Гринёв узнал о немилости своего отца?
Геля Крюкова, соседка сзади, старательно показывала мне листок бумаги и шептала: «Письмо, письмо». Но если ни бум ни звяк, никакие подсказки не помогут. Зато остались в памяти слова отца Петруши:
— Что из тебя будет? Молю Бога, чтобы ты исправился, хоть и не смею надеяться на Его великую милость.
По любимому предмету получить двойку!  Как говаривал Савельич: «Конь и о четырёх ногах, да спотыкается». Сочинение за восьмой класс написал с одной ошибкой. В заглавии написал: «...Смирнова Серея». Впрочем, её не засчитали.

Русский язык — сложный предмет.
«Жи» «Ши» пиши через «И». Уж, замуж, невтерпёж — без мягкого знака. Суффиксы и приставки, причастия с деепричастиями, безударные гласные,  правила написания «-тся» и «-ться», знаки препинания, — всё это превращало мозги в кипящий котёл. А в каких случаях надо ставить точку с запятой, до сих пор не знаю. Но даже выучив правила грамматики, мне не удавалось подняться выше четвёрки.

В общественной жизни школы участвовал постольку-поскольку. Как все, собирал макулатуру и металлолом, был октябрёнком и пионером. Намного интересней бегать с друзьями по улице или читать дома книжки. Папа научил играть в шахматы. Почему-то в школе мало кто увлекался этой игрой. В основном я играл с Лёней Грамотиным, он часто прибегал играть на нашу улицу. Ещё мы с ним обменивались книжками. В посёлке появились первые телевизоры, мы с пацанами ходили к нашим соседям Бахориным. Это было золотое время хоккея. Ещё бы, девять раз подряд сборная СССР выигрывала чемпионаты мира. Мы знали всех хоккеистов, имена Фирсова, Мальцева, Рагулина постоянно мелькали в наших разговорах.
Я, Лёня и два-три любителя популярной игры вваливались в дом Бахориных:
— Можно хоккей посмотреть?
Хозяин дома рассаживал нас перед телевизором. В течение матча его семья занималась своими делами, ужинали, пили чай. То, что мы можем стеснять гостеприимных хозяев, нам даже в голову не приходило. Обычные деревенские отношения. Вскоре телевизоры появились в каждом доме. Но что-то ушло, смотреть одному стало неинтересно. Последний раз мы встретились с Лёней Грамотиным после службы в армии. Разгорячённые вином, мы шли, обнявшись, и пели на весь посёлок:

Маруся
От счастья слезы льет
Как гусли
Поет душа ее
Кап-кап-кап,
Из ясных глаз Маруси
Капают слезы на копье.

Кап-кап-кап, — мы орали во всё горло. Сейчас Леонид Юрьевич жив-здоров, живёт в Череповце. Не виделись мы уже 45 лет.

Восьмой класс я закончил без троек. Даже по химии поставили четвёрку, чтобы не портить аттестат.
В день выдачи паспортов многие однокашники ринулись на фильм с пометкой «Дети до 16 не допускаются». Я не пошёл по уважительной причине, — по вечерам взрослые мужики играли в волейбол. Многие уже с животиками и трезвые. Удивительно, но во время игры не матерились. Меня брали на подачу, хорошо получались верхняя и кручёная. Играли без переходов. Если хоть раз мяч хоть раз летел в сетку, десяток недовольных глаз недвусмысленно намекали:
— Это что такое? Выгоним!

Комсомольцем стал после окончания восьмилетки. Нам сказали:
— Кто хочет учиться в девятом классе, вступайте в комсомол. Взрослые сказали — надо! Мы ответили — есть!
Подавляющее большинство одноклассников выбрали полное среднее образование. Осенью нас ждала учёба в соседнем посёлке Белый Ручей.