Картахена. Райская свалка

*Убедительная просьба не читать вендорские тексты в этом кошмарном формате - здесь они просто для знакомства, а читать их неизмеримо лучше уже в заботливом пдф, который ждет всех по внешней ссылке на ВК и, разумеется, абсолютно бесплатно, как всегда было, есть и, очень надеюсь, будет с любыми вендорскими текстами*

Самый замечательный остров с грандиозно красивым ландшафтом и богатейшей природой может превратиться в отхожее место, если окажется слишком далеко от центров цивилизации. Особенно, если эта цивилизация успеет наделать ошибок… Судьба Картахены – одного из таких островов – лучший тому пример в Вендоре, ведь вряд ли найдется здесь еще одна территория, по отношению к которой боги и люди поступили столь же жестоко…

Кладбище старых кошмаров
То, что племена, жившие здесь, были брошены демиургом во время Первой Попытки – особняком не стоит. Побросали тогда почти всех, побросали и очень развитые демиурги, так что роспись в своем бессилии со стороны молодого бога Тонаки – никого не удивила. Этот эксцентричный демиург, попеременно игравший для своих подопечных то роль Бога-Отца, то роль Богини-Матери – особым гением не слыл, поэтому единственное, чего добился – это отличной демографии. Его племена не знали постоянного огня, с трудом тесали камни, зато на ура усвоили уроки размножения, коим и занимались в свое удовольствие не один век, пока на остров не пожаловали новые визитеры.
Эти гости прибыли после того, как шумерские колонисты, занимавшиеся исследованиями места, где боги кошмарным образом эксплуатировали Уран и воплощали в материальном мире самых жутких монстров – выяснили один пугающий их феномен. Оказалось, что так называемое Ложе Урана, состоящее из тысяч тонн драгоценных металлов и минералов – чрезвычайно глубоко впитало в себя низкочастотную энергетику тех процессов, которую, благодаря высочайшей структурной емкости, продолжало испускать вокруг себя. Некоторую часть удалось слегка почистить с помощью ритуалов, но дело было чересчур хлопотное, перспективная Шумерская колония оказывалась под угрозой, и было решено временно (ну а как же!) захоронить «фонящие» отходы где-нибудь подальше. Выбор пал на Картахену, где вдали от Гипербореи и ее колоний жили самые дикие племена.
Долго решали, какими частями дробить отходы. Одна большая свалка несла риск совсем уж кардинального ухудшения энергетики отдельного района, а мелкие – захламляли бы весь остров, пусть и с пониженным риском. Компромиссом стало создание трех среднеразмерных могильников, равномерно разбросанных по Картахене. Один вынесли за горный хребет, на пустующий Аргонианский полуостров, другой спрятали на высокогорье с ближней его стороны, а третий «воткнули» в самое сердце острова, подальше от берегов. Окрестности каждого могильника насытили хищниками и монстрами, дабы отпугнуть дикарей от своих «даров», после чего на несколько столетий исчезли, занявшись насущными проблемами и пообещав себе впоследствии сделать насущной и проблему драгоценной свалки.
***
Свое обещание гиперборейцы сдержали, пусть и нескоро. Примерно в четвертом веке эры титанов они стали прилетать на Картахену, проводя эксперименты и замеры. Результаты их совсем не порадовали. Мало того что энергия могильников за все это время уменьшилась незначительно, так еще и видовое разнообразие «стражей» показало пугающий рост. Хищники стали монстрами, монстры превратились в бестий, способных давать потомство, а могильник номер один и вовсе привлек мощной аурой ищущих себе место обитания драконов. С последними пытались договориться, остальных взялись истреблять, и оба эти процесса заняли очень много времени. С горем пополам убедили драконов хотя бы отселиться немного подальше, ряды монстров довели до терпимого уровня, но что делать с могильниками – долго не могли понять: ритуалы слишком быстро истощали силы, заставляя возвращаться в Гиперборею и работать вахтовым методом в несколько смен.
Наконец, титаны подсказали вариант с пирамидами. Эти многофункциональные сооружения, кроме прочего, обладали свойством гармонизировать пространство вокруг себя и в достаточном количестве должны были если не нивелировать, то хотя бы уменьшить низкочастотные пульсации, излучаемые могильниками. Правда, для возведения достаточно массивных пирамид требовалось немало усилий, но гиперборейский десант решил сократить образно-зодческие затраты привлечением местных дикарей.
Дикарями, кстати говоря, были уже отнюдь не все племена острова – северное побережье не один век развивалось благодаря беззаветно преданной своему миссионерству богине Лакшми. Та, исправляя ошибки, допущенные при работе с народом соседнего острова Аджи, теперь с головой погрузилась в работу с брошенными демиургом дикарями и добилась определенных успехов. Племена побережья осваивали простенькую грамоту, создавали семьи, учились жить в любви и ценить красоту. Правда, отвыкли воевать, из-за чего изрядно страдали от набегов других племен, но покровительство богини спасало от геноцида, а культурное и социальное превосходство медленно, но верно делало даже вчерашних обидчиков – сначала друзьями, а потом и частью берегового союза ольмеков (как их назвала Лакшми, образно отметив, что племя, впитывая новых и новых людей, растягивалось, словно каучук).
Подопечных Лакшми к работам над пирамидами привлекать не стали – богиня при всей мягкости умела отстаивать свою позицию и сразу дала понять, что ее «детей» на опасную миссию сагитировать не удастся. А миссия была чрезвычайно опасной: пирамиды требовалось возводить буквально рядом с могильниками, чьи излучения приводили примитивную психику дикарей в негодность уже через неделю или, в редких случаях – за месяц… Понятно, что гиперборейцы упахивались еще больше, и львиная доля строительства лежала на их плечах, но так и устойчивость к низкочастотным импульсам у них и у аборигенов – явно отличалась.
И ведь дело касалось не одних лишь импульсов, быстро сводивших с ума чернорабочих – так, могильник №2, спрятанный в горах, состоял, кроме золота и платины, еще и из солидных запасов ртути, которая в таких количествах просто уничтожала здоровье бедолаг. Гиперборейцы объективно жалели дикарей, соблюдали технику безопасности, экранируя ртуть слюдяными саркофагами, но все равно ощущали себя причастными к своеобразному жертвенному геноциду.
Не всех это трогало – среди гиперборейцев имелись и отчужденные прагматики, вроде Уици, относившегося к аборигенам как к расходному материалу. Однако, чем дальше, тем чаще возникала привязанность то у одного, то у другого десантника, и они постепенно проникались судьбой местных племен. Некоторые из них (старшие поколения) улетали в Гиперборею и уже не возвращались, но на их места прибывали новые энтузиасты, которые с каждым годом, проведенным рядом с аборигенами, все сильнее окунались в местную реальность. Уици, как и схожие с ним прагматики (вроде его матери), посмеивался, называл эту тягу комплексом демиургов и влиянием Ложа, но миссионерство было уже не остановить – к первому (технически последнему) веку эры титанов колонисты стали для местных племен буквально богами…
Мишо научил добывать огонь из кремня и показал простейшие приемы охоты. Его жена Илама «подарила» людям маис и открыла технологии земледелия. Патекаль считал, что это чрезмерный шаг вперед, предпочитая сначала довести до высшего уровня собирательство трав и корней, передавая многие их секреты, в то время как его собственная жена, Майя (названная в честь великой титаниды) – легкомысленная и веселая – раскрыла настоящий ящик Пандоры, научив делать из агавы алкогольный напиток октли – предвестник знаменитых бермудских «огненных вод», которые через много веков будут популярны во всем Вендоре…
От похмелья и куда более злободневных проблем взялся исцелять Иштильон – один из врачевателей колонии. Интересно, что им двигало не столько миссионерство, сколько усталость – земли кишели болячками, гадами и монстрами, климат гиперборейцам не подходил явно, и ему были банально нужны рабочие руки. Именно Иштильона будут благодарить жители Насканской равнины за сотни полезных рецептов лечебного характера.
Никак нельзя обойти судьбу романтичного Бочики – полной противоположности Иштильона. Он смотрел далеко вперед, а потому хотел уже сейчас выделить в племенах подобие элиты, на которую жители Наска будут ориентироваться спустя века. С помощью преподавания живописи, он искал людей с развитой образностью; обучая ремеслам, вроде ткачества – приучал к коллективному труду, попытался даже создать подобие школы для выявления самых способных, но, к сожалению, не успел. Гиперборейцы вдали от дома старели почти на общих основаниях, поэтому те, кто всерьез воспринял миссию с пирамидами – улетали, приходили в норму и снова возвращались. Но Бочика так не хотел делать пауз в своей программе, что слишком долго задержался на Картахене и банально умер. На эти случаи у гиперборейцев имелись меры предосторожности, но Бочику, так уж сложилось, сразу не нашли, а обнаружив в лесу тело, не рискнули вторгаться в высшие законы, тем более что сам тот недавно признавался в ненавязчивом визите вестника смерти .
Впрочем, главные роли в глазах насканцев играли не все эти, безусловно, интересные личности, а квартет особо продвинутых жрецов, ухватившихся за ключевые рычаги в самом начале проекта.

Из людей в боги
Думаем, перед тем как рассказать о завязке клубка проблем, стоит не в первый раз в рамках энциклопедии напомнить, что гиперборейцы отнюдь не были ангелами добра и сгустком всего прекрасного, что только можно вообразить. Конечно, в большинстве своем это были весьма гармоничные люди, но не без тараканов в головах и со своими понятиями добра, зла и границы между ними. И нет сомнений, что переходящие в века десятилетия, проведенные рядом с двумя могильниками Ложа Урана, подвергли сознание колонистов такой низкочастотной бомбардировке, что деформация личностей многих была неизбежна.
Если поначалу идея распределения сил и раздела влияния на три разных племенных группы казалась оптимальной, то впоследствии это привело к разногласиям и конфликтам. Как уже говорилось, могильник №1 оставался пока вне зоны проекта – драконы покинули его окрестности в обмен на обещание не трогать ни их, ни его. А вот на два других были направлены силы сразу трех больших племенных групп.
Самый большой из могильников – лежащий на равнине – поручался двум кураторам: Кукулькану и Тескату, которые должны были привести на строительство пирамидального комплекса племенные группы с востока и запада. Еще один жрец – Инти – увел третью племенную группу как раз из центральной части – в высокогорье, к могильнику поменьше. За всю же работу в целом отвечал отец Инти – высококвалифицированный жрец по имени Уирикан (Хурикан), имевший огромные знания в области электромагнетизма и прочих энергетических полей.
Долгое время все справлялись с работой. Инти объединил племена кечуа, сказав им на правах «бога» «построить город-храм там, где он уронит золотой клин». Это именно Инти со своей командой активно работал над экранированием ртути и вообще относился к народу довольно гуманно, пусть особо и не напрягался над его развитием, опасаясь привязываться к потенциальным смертникам…
Кукулькан вел себя иначе. Он привел с востока самую большую группу племен, которым дал название тольтеков, и сразу активно занялся их развитием, прицеливаясь в будущее, где прозорливо предвидел века борьбы народов за доминирование в регионе. Он понимал, что всего лишь человек и не сможет стать демиургом, но стремился успеть дать тольтекам достаточно знаний, чтобы именно его народ был в будущем на первых ролях. Очень умный, обладающий обширными знаниями, Кукулькан развивал зачатки наук, дал тольтекам календарь, научил обрабатывать камни, выйдя в этом деле далеко за рамки того, что им было нужно знать как чернорабочим, дополняющим образно-научную силу колонистов.
Тескат сначала смотрел на все это снисходительно – его задачей были пирамиды, так какой смысл заморачиваться будущим племен, которые он привлек с запада помогать тольтекам?.. Но, видя, что его люди реально уступают подопечным Кукулькана в полезности, не устоял перед искушениями гордыни. Почему его вклад в строительство комплекса должен быть меньше?.. Он что – хуже, что ли?.. Такая не вполне приглядная мотивация сподвигла Теската на возню со своим народом, которому он дал название итца и, разбудив в себе зов демиурга, принялся развивать.
То ли он поздно спохватился, то ли другие боги по каким-то причинам активнее помогали именно тольтекам, то ли просто Кукулькан был круче как демиург, но, несмотря на все старания Теската, его итца продолжали отставать от соседей, а западная часть огромного архитектурного комплекса – строилась куда медленнее восточной. Руководитель проекта, старый Уирикан, пытался сбросить напряжение, возникшее между коллегами, но по состоянию здоровья был вынужден покинуть стройку и в ускоренном темпе восстановиться в ауре доживающего последние годы  Урана. И был весьма удивлен, когда там же вскоре встретил и Кукулькана, который пожаловался ему на коварство Теската.
Оказывается, тот, изъеденный завистью, решил пойти на подлость. Неизвестно, какие части Ложа он использовал, какой ритуал применил, но факт в том, что ему удалось обойти чутье Кукулькана и подсунуть ему безудержно фонящую низкочастотными импульсами золотую чашу. Бедолаге оказалось достаточно выпить из нее несколько раз подряд, чтобы получить такой удар по сознанию, что несколько дней Кукулькан провел в беспамятном «танце хаоса», разрушая постройки, обильно поливая семенем лона своих тольтечек и приставая к замужним Майе с Иламой… Очнувшись и узнав о своих проделках, Кукулькан извинился перед коллегами, пообещал народу вернуться и улетел в Гелиополис восстанавливать здоровье и репутацию.
За время его отсутствия Тескат немного наверстает отрыв, и западный храм, названный им Чичен-Итца, сможет более-менее сравняться по яркости и функционалу с восточным Тлёном, пусть и солидно уступая в монументальности. Комплекс кечуа же, возводимый в горах, отставал от обоих, но выглядел не менее впечатляюще благодаря высокогорному расположению. Он назывался Тиауанако, был выстроен по большей части просто из камня, зато так удачно вписался в геомагнитные поля самих гор, что начал неприлично быстро снижать негативные эффекты могильника, и Уирикан с трудом сдерживался, чтобы не хвалить сына больше других.
В дикарских руках нужды уже не было, хотя работы предстояло еще немало – колонисты принялись за сотни мелких настроек, а самозваным демиургам выпадала сомнительная радость отгонять свои народы подальше от роскошных строений обратно в лес. В этом крылась, в первую очередь, забота – пирамиды снижали влияние обломков Ложа, но не настолько, чтобы это было безопасно для аборигенов. Им терпеливо поясняли, что они приняли участие в строительстве города богов, а теперь им нужно, обретя опыт, строить подобные города уже себе. Насканцы слушались преданно, без малейших оттенков неприятия, после чего возвращались в леса, уже занятые другими племенами. Эти племена были более отсталыми, но вполне боеспособными, чтобы дать кровавый отпор незваным умникам…
Первым не выдержал, как ни странно, Уици. Хороший воин и умелый ремесленник, он повесил свою работу на одного из коллег, а сам отправился помогать приунывшим тольтекам, которых на утерянной родине встретили особенно неласково. Хмурый и циничный, Уици, как нередко бывает, проникся к наивным подопечным больше тех, над кем за это же насмехался, и теперь как человек действия – принялся обучать их военному ремеслу и новым технологиям боя.
Его позицию быстро одобрили многие другие колонисты, которых царапала мысль о том, что они попользовались людьми, пусть и отсталыми, а потом хладнокровно их бросили…
- Они помогли строить город богов. Может быть, боги помогут им построить города людей? – выразили общую мысль Чиб и Чанти на общем собрании.
- Моим вообще некуда идти, - добавил Инти. – На юге – драконы, дальше в горы – третий могильник, слева – пустыня, а справа – до самого моря дикие племена… Мои люди так и стоят в Куско – чуть ниже Тиауанако, и я не вижу в себе сил гнать их в никуда…
Колонисты пришли к решению помогать своим народам. Склонный к красивым жестам, Кукулькан, вернувшийся из Гипербореи в другом облике и под именем Эхеатля (дабы обнулить свое постыдное прошлое), предложил здесь же, прямо в Теночтитлане (бывший Тлён), принять присягу демиурга всем, кто пожелает.
- Нам осталось жить разное время, но если настроить комплексы вместо нас смогут и другие [гиперборейцы], то уж помогать нашим младшим братьям в нынешние неспокойные времена – никто, кроме нас, не будет…
О неспокойных временах Кукулькан-Эхеатль говорил со знанием дела – он недавно вернулся, и знал, что в Гиперборее назрели волнения, и появилось целое движение гигантов и людей, недовольных тем, что титаны слишком великодушны и ласковы по отношению к богам.
Правда, человек-демиург не знал, насколько все серьезно… В то время, как он говорил эти слова, в Гелиополисе уже началась диверсионная атака мятежников, решивших заполучить контроль над Ураном, и до его взрыва оставалось меньше часа…
***
В момент взрыва Урана немало гиперборейцев находилось в колониях. Часть из них погибнет в цепочке катаклизмов, прогулявшихся по Вендору; часть – выживет и до конца жизни будет передавать знания. Но то, что случилось с колонистами Картахены – то ли уникальное стечение обстоятельств, то ли часть Замысла Творца, однако в любом случае событие из ряда вон. Когда взрыв Урана, кроме прочего, привел к кошмарному замыканию и наслаиванию энергетических полей – все несколько десятков колонистов проводили ритуал присяги демиургов. Неизвестно, сыграл ли свою роль факт именно присяги народам Наскании (наверняка), повлияла ли близость могильника (до сих пор связанного с энергией Урана), или же хватило лишь наслоения полей, но результат получился невероятным: смертные люди превратились то ли в демонов, то ли в богов.
На этой метаморфозе явно сказалось, что она была плодом хаотичных процессов в энергетическом поле Вендора – астральный план Теночтитлана буквально всосал в себя тонкие структуры окрестностей, по сути, создав смежное измерение – своеобразный карман между материальным миром и тонким. К этому карману были притянуты и колонисты, причем отнюдь не одномоментно и с разными для каждого обстоятельствами, о которых мы можем лишь догадываться, расшифровывая путаные насканские мифы. В них четко говорится, что боги умерли во время смены солнц, спасая людей, и организатором был Эхеатль – все это в общих чертах правда, а значит, есть смысл верить и некоторым другим мифам, не забывая, правда, счищать шелуху, рожденную низведением сути событий до уровня восприятия дикарей, а также делая скидку на то, что в поздних мифах многие насканские божки будут всячески продвигать именно себя и свою личную роль в случившемся.
Можно предположить, что колонисты, осознав, что мир буквально рушится – приложили все усилия для спасения комплекса. Картахена, вопреки удаленности от Гипербореи, пострадала от катаклизмов чуть ли не больше всех – взрыв Урана спровоцировал мощные всплески энергии из могильников, что повлекло тектоническую активность: вулканы выбросили в небо тонны пепла, закрыв солнце на несколько недель, пока земля танцевала нижний брейк, к счастью, так и не перейдя уровень, когда даже грандиозная сейсмоустойчивость строений не помогла бы им выстоять…
Нам достоверно известно, что колонисты как люди не погибли сразу. Их души неодолимо впечатались в тонкие планы Картахены, но тела еще подчинялись общим законам, пусть теперь возможности сознания управлять именно астральными процессами – и вывели новоявленных демиургов на новый уровень. Другое дело, что воспользоваться всем этим для себя они едва ли успели. Было не до этого – на острове полыхали пожары, дрожь земли не унималась, солнце не показывалось из-за вулканических излияний, а комплексам все еще требовались настройки.
Нужно попытаться понять людей, почти завершивших свою миссию, добавивших себе новые хлопоты, в которых собирались провести остаток жизни, а потом внезапно – бабах!.. Мир трещит по швам, сознание получает полный контроль над астральными телами и местным астральным планом, после чего быстро выясняется (двух колонистов завалило деревьями и камнями), что смерть тела ничего не меняет, и оба погибших – де факто стали демонами.
В головах демиургов царил хаос, но надо отдать должное: свои последние дни каждый из них провел с пользой для острова и общего дела. Более того – за жизнь никто не цеплялся, впервые восприняв тело как помеху на пути раскрытия потенциала астральной сути. Колонисты гибли, не щадя себя, гибли героически, экспериментируя с возможностями и стараясь низвести до минимума последствия катастрофы. Некоторые, кстати, так рисковали, что теряли не только физические тела, но и астральные оболочки. Например, Нанауцин так желал поскорее развеять тучи пепла, осыпающие лесные области равнины смертоносным вулканическим стеклом, что поторопился с ритуалом рассеивания и вместе с пеплом рассеял и свое астральное тело. Наверное, он тем самым исполнил присягу и мог бы отправиться в Вечный Мир, однако вышло иначе: тольтеки, лично увидевшие, как один из их богов растворяется в луче, разбивающем смертоносные тучи – объявили его богом «нового солнца», создав тем самым в астральном мире уголок-домен, в котором Нанауцин теперь мог получать энергию их поклонения. А что – логично: бог растворился, а на небе, из-за серных туч снова показалось солнце – вполне нормальная причинно-следственная связь для насканцев… Забавно, что сырой ритуал, хоть и дал возможность полюбоваться солнышком – но пепел развеял лишь фрагментами. Работу друга доделал Тесис – он повторил ритуал, соблюдая уже все правила и без избыточного героизма. Пепел рассеялся, ветра подули в другую сторону (это уже Эхеатль подсобил), и равнины были спасены. Правда, насканцы труд Тесиса оценили по-своему. Они посчитали, что он просто побоялся огня (луча), но раз уж вслед за его действиями на очищенном ночном небе показалась еще и луна – то пускай будет богом луны. Ироничный Тесис, сохранивший астральное тело целым и невредимым – оценил подарок и уже добровольно отказался от свободы воли, слившись с новосозданным подарочным доменом под накрученным именем Тесизтекатль.
С именами, кстати, отдельный разговор. Язык дикарей был невыносимо замудреный, и колонисты поражались, как быстро их несложные имена обрастали суффиксами и добавочными корнями, превращаясь в скороговорки. Тескатлипока, Иламатекутли, Майяуэль, Мишкоатль, Уиракоча, Чантико, Уицилопочтли, Чибчакум – нелегко поверить, но оригиналы всех этих имен уже упоминались выше наравне с Патекалем, которого подобная участь почему-то обошла. Возможно, все дело в относительной сложности – насканцам, вероятно, казалось неуважительным короткое обращение к богам, поэтому всем коротким именам они добавляли нередко универсальные кусочки, а Патекаль, Кукулькан и Иштиньон – вроде как могли обойтись и тем, что имели.
Но это уже лирика. А суровая реальность только начиналась, и вряд ли хоть кто-то из местных жителей или самих колонистов мог предположить, насколько кровавыми и трагичными будут дальнейшие страницы истории острова. Присяга, ее героическое выполнение, спасение пирамидальных комплексов, дружелюбное разделение доменов и освоение в роли богов – все это несло столь замечательное настроение, что в эйфории забывалась тревожная истина. Истина, которая заключалась в далеком от оптимизма раскладе: после гибели материнской цивилизации, на далеком острове, полном низкочастотных отходов, кучка неопытных демиургов осталась наедине с дикими племенами и собственными искушениями…
И последнее будет самым сложным из испытаний.

Превращение
Снова хочется начать почти с того же, что и в прошлой главе – с предупреждений касаемо гиперборейцев и их характеров. Стоит понимать, что героизм и готовность к самопожертвованию совершенно не обязаны сочетаться с добросердечностью, чистотой души или кротким нравом. И тот факт, что последние дни эры титанов колонисты провели так, что ими хотелось гордиться – не должен заставлять недоумевать, как же все эти «бусечки» превратились в такое «бе-е-е»?!
Во-первых, не все – добрая половина колонистов, осознав-таки во что вляпалась, либо сняла с себя ответственность за дальнейшее путем слияния с тем или иным доменом (для этого стоило лишь оперативно создать культ или занять пустующее место), либо (в единичных случаях) – воспользовалась фактом выполнения присяги и ушла в Вечный Мир. Полноценными богами-демонами стало всего лишь три с лишним десятка колонистов, в том числе, разумеется, и основной квартет.
Правда, Уирикан с самого начала избрал себе особый путь. На правах старшего, он заявил, что должен продолжать свою главную миссию – поддерживать систему пирамид, пока импульсы могильников не прекратятся полностью. Дескать, пусть все, кто хотят – играют в демиургов, а он если и будет вовлекаться в эту возню с дикарями, то лишь в интересах пирамид… Уирикан (Хурикан, Уиракоча у кечуа) отстранился от других «богов» и занялся кропотливой работой в астральном кармане – в том самом смежном измерении, которое вздулось на границе миров в опасной близости от одного из могильников.
Остальные лидеры предсказуемо быстро нашли себе роли. Для них ничего не менялось: у каждого уже был выбранный ранее этнос, поэтому оставалось лишь распределить территории между собой, а также привлечь оставшихся «божков» к наиболее тесной работе именно со своим народцем. Правда, не все соглашались на вторичные роли – сразу трое попытались стать полноценными демиургами для других племен, ни у кого не вышло, зато это породило первые серьезные обиды. «Избранные народы» под управлением «богов» (дальше в этом слове будем без кавычек, хотя формально они не лишние) быстро вернули себе земли привычными им методами, и племена тройки демиургов-новичков были поглощены (тольтеками и итца), что не могло не сказаться на отношении неудачников к Эхеатлю и Тескатлипоке.
И если двое вскоре забудут свои попытки демиургов, столкнувшись с более сложными проблемами, то в лице Коатликуэ победившие народы и их астральные правители – получат коварного и непримиримого врага. Это не должно удивлять, если знать, что речь идет как раз о матери Уици, от жесткой яблони которой его яблочко не укатывалось вообще, упав буквально у ствола. Коатликуэ за годы возни с дикарями пробудила в себе позабытый материнский инстинкт, со стеснительным восторгом взялась неумело играть для отдельно выбранного ею северного племени тлальтов роль матери-земли, а потом с окаменевшим лицом наблюдала, как мигрирующие тольтеки, едва заметив сопротивление, буднично перебили большинство мужчин тлальтов, после чего принялись радостно насиловать женщин. Для острова это было в порядке вещей: охота и собирательство не требуют мужского рабства, женщины привыкли подчиняться сильным, а плененных детей воспитывали уже как часть своего племени… Но все это было бесполезно объяснять Коатликуэ, как и, возможно, каждому на ее месте.
Эхеатль (уже начавший создавать себе новый культ под именем Кецалькоатля, в который задним числом дотошно вносил все свои заслуги еще времен Кукулькана), попросил у коллеги прощения, поясняя, что может воздействовать только через тонкий план да стихиями, и предотвратить нападение было не в его силах.
- Когда появятся полноценные жрецы – шаманы – я смогу диктовать свою волю более оперативно, - оправдывался он. – Мне правда жаль твоих подопечных. И я даже не знаю, как унять твою печаль… Хочешь, выбирай любую свободную роль в пантеоне тольтеков!.. Обещаю предоставить.
- Хорошо… - процедила Коатликуэ. – Я буду богиней смерти, змей и земли…
- Плодородия? – пытался не замечать ее тон Кецалькоатль.
- Земли… В которой хоронят…
- Но они ведь сжигают, с тех пор как Мишо подарил им огонь…
- А теперь будут закапывать… Я подарю им землю… Много земли…
Мужик не баба: сказал – сделал. Кецалькоатлю пришлось принять в свой пантеон ту, кто искренне ненавидела его народ. Причем хоть и была бабой, но свое слово тоже сдержала, и с ее подачи земля достанется раньше времени очень многим тольтекам…
Правда, демонизировать Коатликуэ не нужно, даже без учета того, что ее холодная и затянувшаяся месть имела под собой основания. С народом итца она не была связана довольно долго, однако подопечным Тескатлипоки это не мешало умирать столь же густо, сколь и тольтекам. Дело было в самих насканцах, и боги быстро убедились, что задачка им предстоит, мягко говоря, непростая.
То ли бедолаги провели слишком много времени рядом с могильниками, то ли Тонака схалтурил, то ли слишком ранняя стадия развития была, а арийской инъекции не получили, но факт – по дикости нравов с насканцами могли поспорить лишь населявшие Мавританию темнокожие каннибалы. Правда, как раз-таки каннибализм на Картахене был на удивление неразвит, но жестокость и кровожадность это компенсировали очень даже.
Более-менее неплохое ускорение удалось дать Инти. Он не послушал отца и коллег, оставив своих подопечных жить неподалеку от Тиауанако – ниже основного комплекса, в долине реки, между хребтами, в городке с названием Куско, где во время строительства и жила основная масса. Изначально разумная задумка Инти заключалась в том, что его кечуа первым делом построили в предгорьях четверку небольших пирамид, вокруг которых и поселились. Оттуда вахтовым методом они частями поднимались в Тиауанако, где возводили комплекс уже в опасной близости к могильнику, в то время как другие под руководством колонистов в далеких карьерах добывали для этого материалы. С опасных работ кечуа переходили к нижним пирамидам восстанавливаться, меняясь с отдохнувшими от добычи камня. То есть гармонизированный пирамидами нижний город – был обязательным шлюзом в оба пути, что не могло не снижать негативное воздействие обломков Ложа…
Благодаря такой заботе кечуа на стартовой позиции получили капитальный бонус, и именно поэтому же сердобольные необоги гораздо активнее возьмутся за отстающих, а Инти оставят чуть ли не в одиночестве, за что тот впоследствии не раз будет благодарить тех, кого считал богами сам …
Хуже всех на первых порах пришлось народу итца. Причастность его демиурга к подлости в адрес Кукулькана была уже всем известна, и немногие изъявили желание работать в команде с коварным вожаком. А на первых порах помощь ему явно не помешала бы – племена, занявшие былые земли итца, оказались самыми агрессивными, и на их укрощение подопечные Тескатлипоки потратили критически много жизней своих лучших воинов… Но не было бы счастья: в ситуации, когда местность была покорена, а воинский генофонд оказался почти стерт – итца развернулись в сторону культуры и социализации, сделав вскоре неплохой скачок в развитии. Это мало того что привлекло некоторых богов, уставших от растущей агрессивности тольтеков, так еще и стало магнитом для ольмеков. Тех как раз покидала Лакшми, призванная в близкий ей пантеон Аджи. Богиня брала с собой местную элиту, так что была рада не бросать остатки на произвол судьбы, а передать их в более-менее надежные руки. В количественном отображении эта ольмекская инъекция не могла считаться особо заметной – во время смены эр береговая линия пострадала ужасно, и Лакшми в один день лишилась девяти людей из каждой дюжины, долго затем горюя (вопреки легендарному оптимизму). Но, если смотреть объективно, даже те ольмеки, кто не вошел в элитарные ряды счастливчиков, после их отплытия с Лакшми – были самыми культурными и духовно богатыми жителями острова, имеющими тела…
***
Времена до середины четвертого столетия вообще можно считать золотым веком Картахены. Народы постепенно впитывали в себя племена, делали первые шаги на выбранных ими путях, а боги открывали для себя новые грани труда демиургов.

Горная сказка с кровавым подбоем.
Кечуа жили в Куско, рядом с малыми пирамидами, совершенствовали ремесла и плавно расширялись к востоку, где с высот Тиауанако уже было видно берег моря. Правда, расширение молодого государства Таванти (в честь четверки пирамид Куско) шло медленно – кечуа быстро оценили жизнь в городе и теперь старались сначала огородить и застроить новый каменный пятачок, а уже потом в нем поселиться. Дикие племена, которых когда-то опасался Инти – осознали превосходство горного народа во всех сферах и, когда его парламентеры, согласно традиции, трижды предлагали добровольно присоединиться к растущей нации – обычно даже не ждали третьего раза и тем более не заставляли вместо четвертого демонстрировать преимущество еще и в военных делах.
Впоследствии кечуа станут самым благополучным народом острова. Их города будут отлично защищены горами, могильник почти целиком вывезет в Баальбек Нинсиана, строящая святилище Ур и уверенная в своей способности справиться с пульсом Ложа. Инти, хоть и не избежит общей «болезни» всех местных богов (о ней позже), но сохранит определенный баланс между жаждой и волей.
Немало поможет народу соратник Инти Чибчакум. Этот бог без определенных функций от души играл роль старшего товарища – строгого, но справедливого. Он старался действовать по всему острову, но чувствовалось, что отдушину получает именно в Куско. Ему удалось развить в себе дар предчувствия землетрясений, это не могло не пригодиться в горах, и кечуа были ему весьма благодарны за внезапные подсказки-предупреждения. Они жертвовали Чибчакуму золото, не понимая, что и это с его стороны – помощь, ведь таким образом бог через своих жрецов собирал остатки золота из растащенного могильника, чтобы повторно его перезахоронить подальше от не понимающих угрозы людей…
К МП кечуа, хоть и продолжат формально относиться всеми к насканцам, будут существенно отличаться от тольтеков и итца в лучшую сторону. Куско с точки зрения эстетики – просто прекрасен: его мегалиты гармоничны на фоне гор, а виды с высоты в пару тысяч метров захватывают дух. По всей линии вниз к берегу не только тянутся каменный водопровод и достойные дороги, но и симпатичными грибами понатыканы колька – вместительные хранилища самых разных запасов, позволяющих легко справляться с осадами тольтеков и не голодать во время засухи.
Кечуа могут похвастаться неплохими достижениями в металлургии. Неплохими, конечно, на фоне острова в целом – они давно знают бронзу, выплавляют немало тумбаги , но акцент, особенно в оружии, делают на обсидиане – в их местности найти вулканическое стекло несложно, а по остроте-прочности-легкости оно превосходит и бронзу, и тумбагу…
Довольно хорошо развито гончарное дело, причем тут заслуга больше не кечуа, а аймаров – одного из племен, долго хранивших независимость, но под давлением со стороны звереющих тольтеков, решивших войти в состав Таванти. Жившие на богатых глиной местах, они давно освоили гончарное дело и теперь снабжали посудой все государство. Правда, качество по вендорским меркам не настолько выше среднего, чтобы купеческие суда огибали Картахену и причаливали торговать.
Правят кечуа инки – элитные классы. Правят строго, но, опять-таки, справедливо, беря пример с Чибчакума. Инти построил жесткую вертикаль власти (верховный инка всегда считается его сыном), которая оставляет минимальные возможности для свободной торговли и других хаотичных проявлений общества. Коррупции и даже мелкой преступности очень мало, потому что, как и в других насканских народах, смертная казнь – излюбленное наказание даже за ерунду.
И вот как раз последнее, причем не по факту, а по форме – не позволяет Таванти войти в число обществ, окончательно перешагнувших дикарскую ступень… Можно сколько угодно повторять, что по сравнению с реками крови в Теночтитлане, Чичен-Итца и даже Паленке – ее ручейки в Куско мелкое недоразумение. Можно маскировать кровожадность строгими законами. Но факт остается фактом: каждый год в Куско и Тиауанако на алтарях вырезают из груди около пятисот человеческих сердец. И это очень много, как бы здорово ни работала демографическая машина Наскании... Придумай кечуа для этого красивую ширму, вроде Колизея и гладиаторских боев, и, возможно, их начали бы считать равными. Так же Таванти в глазах большинства вендорцев – архаичная диктатура, в которой на радость мелким кровожадным божкам на алтарях вырезают сердца.
Возможно, поэтому жуткий налет на Куско драконов, до тех пор не подлетавших ближе нескольких километров – не вызовет особого резонанса сочувствия. А зря – ведь этот налет станет первой оплеухой человечеству со стороны крылатых ящеров Азура…
***
Сложно представить, что должно было случиться с «чистыми» насканцами , дабы это могло впечатлить жителей других вендорских земель. Их за века настолько привыкнут относить к кровожадным дикарям, что даже слово «варвары» будут экономить как значительно более умеренное. И найти какую-то одну причину-виновницу – невозможно, ибо в этом кровавом клубке смешались и ошибки древних богов, и невероятное совпадение со взрывом Урана, и не лучшие личностные качества некоторых колонистов, и халатность первого насканского демиурга, и многое другое…
Если помнить, что Первая Попытка не удалась у большинства богов, то вряд ли стоить удивляться множественным ошибкам, допущенным демиургами-людьми. Миссия подобного уровня требует зашкаливающей мудрости, любви к замыслу Творца, и почти полной отреченности от всего личного, ведь так легко пустить в себя злость, обиды и высокомерие, изображая бога, чьи силы на самом деле сурово ограничены едиными правилами и законами Бытия. Стоит ли совсем уж сурово корить демиургов поневоле, взваливших на себя кошмарный труд – вытягивание из эволюционной трясины самых диких народов на всем востоке?..
Возможно, главной ошибкой богов насканцев (кечуа за скобками) стала изначальная неуверенность в своих правах. Они реально стеснялись давить на подопечных, как делают это порой и неуверенные в себе учителя, идущие на поводу у наглых учеников. Но если у них дело приводит к стрельбе сигарет, отпусканию с уроков и прочим мелким проявлениям слабины, то на уровне демиургов попустительство шалостям дикарей стало одной из нитей уже упомянутого клубка.
В первые годы боги чересчур избаловали насканцев, потакая их привычкам и не замечая, что поощряют, по сути, самое низменное и жестокое. Им казалось, что сейчас важнее достичь глубокой взаимосвязи, а там они – умные и развитые люди-боги – смогут подтянуть преданных им дикарей на уровень выше. Но получилось наоборот – связанные со своими народами энергетически через созданные культы, люди-боги не заметили, что быстро слетели сразу на несколько уровней сами.
Потому-то и важно для демиурга иметь, кроме прочего, большие запасы личной энергии и пару-тройку независимых способов ее получения. В процессах культовой связи работает система сообщающихся сосудов, и что люди, что боги – оказывают друг на друга мощное энергетическое давление-влияние-воздействие (тут все три слова подходят одинаково). Почувствовал демиург, что слишком занизились частоты или появились лишние оттенки – совершил ритуалы, помолился, помедитировал – и выправил баланс: и свой, и чуть-чуть народный. В Картахене же в том и заключается трагедия, что «боги», не являющиеся богами по сути – слишком быстро стали похожими на свой народ.
Такие перекосы случались и в развитых пантеонах – образная сила людей так велика, что какой-то лишний культ способен чрезвычайно преобразить личность бога, который его создал или, наоборот, проморгал (ведь отнюдь не все, связанное с богами инициировалось именно ими – нередко это была импровизация уже самих людей). Так, сама Афродита какое-то время слыла матроной и жутко комплексовала, когда Гермес с Дионисом подкалывали ее, обращаясь как к мудрой мамочке – а всему виной попытки богини сбалансировать свою легкомысленность путем создания собственных культов богини-матери. Оказалось, что спрос в целевых регионах неожиданно высок, культ буквально влился в народы, и блондиночка, не просчитавшая все варианты заранее – была вынуждена исправлять ошибки задним числом, ибо не хотела превращаться в ту, кем являлась в последнюю очередь.
Что можно требовать от людей-демиургов, раз уж и боги чрезвычайно много ошибались в своей работе с народами, а уж их способности совершать стратегические расчеты и моделирования в разы превосходили подобный потенциал пусть и толковых, но простых гиперборейцев, самый умный из которых просто не стал возиться с дикарями... И ведь не будем забывать еще и о мрачном соседстве могильников, проецирующих вокруг себя отпечатки жутчайших образов, проходивших сквозь них во время Титаномахии, когда мятежные боги давали волю любым кошмарам, лишь бы те воплощались в материи как потенциальные орудия против непобедимых титанов…
Это длинное отступление-размышление должно хотя бы частично пояснить читателю, почему заботливые демиурги превратились в кровожадных демонов, исступленно требующих новых жертв. Но все равно ведь не пояснит… Так что вернемся к нашим бедолагам.

Кубарем вниз по ступеням пирамид.
И начнем с тольтеков… Или с итца?.. Ведь их пути будут не раз пересекаться, и сложно понять, за кем было первое, а за кем последнее слово. Наверное, будет целесообразнее вместе их и рассмотреть…
Как мы помним, соперничество Кецалькоатля и Тескатлипоки берет истоки еще с тех пор, когда их имена звучали куда проще. Первые пару столетий эры богов могло показаться, что это осталось в прошлом: итца осваивали запад, тольтеки – восток, и за все это время их пути не пересеклись ни разу… Итца развивались с акцентом на культуру и социальные институты, а тольтеки вели нескончаемые сражения с соседними племенами, медленно, но верно впитывая их в себя по старой схеме, согласно которой дети побежденных становились уже тольтеками. Подобное разделение своего народа на племена с разным уклоном практиковалось многими демиургами, но здесь об этом речи не шло – у насканских богов не было полноценной стратегии развития, и весь остров был скорее полем для экспериментов, где применялся метод проб «пера» и его ошибок.
Поначалу модель Тескатлипоки казалась более удачной. Быстрый размен собственных вояк на возможность безраздельно развивать территорию по своему усмотрению – был оценен коллегами, и вскоре у итца появилось сразу несколько новых богов. Чантико создала культ домашнего очага, помогла быстро приручить волков, в почти любого из которых могла на время вселяться (как и в некоторых змей, которые в таком случае мгновенно приобретали красноватый оттенок). Патекаль с женой Майяуэль взялись опекать шаманов, которым продолжили раскрывать тайные эффекты растений и грибов, расширявших сознание, пусть и не без побочных эффектов. Очень полезным помощником для Тескатлипоки стал Мекстли – он еще в бытность жрецом отличался талантом воздействовать на сознание людей, а в роли бога и вовсе превратился в наиболее сильного кукловода. Благодаря этому умению боги итца получили удобнейший рычаг оперативного управления народом: теперь необязательно было являть свою волю через шаманов, мирясь с инертностью – в случае необходимости Мекстли мог напрямую завладеть волей почти любого итца и через него сказать или сделать то, что требовалось.
Постепенно возвышался Тонатиу, взявший имя Куатемок. Этот когда-то был романтичным одиночкой, обожавшим виманы, а когда те были утилизированы или спрятаны поглубже – переключился на орлов, увесистую часть своих сил потратив на умение в них вселяться и летать над облаками… Он долго выбирал между кечуа и итца, но, когда внимательный Тескатлипока предложил ему культ солнца – мгновенно перестал колебаться. Что может быть выше солнца – главной виманы планеты? Но у кечуа оно титаново закреплено за Инти, а тут такое предложение…
Что касается самого Тескатлипоки, то он предусмотрительно вложил свои «акции» в разные культы. Ему поклонялись как главному народному отцу, но одновременно он же считался богом ночи, холода и даже войны (на первых порах и после окончания культурной паузы). Для анималистической ипостаси он застолбил себе ягуара – самого сильного из обычных местных зверей, к тому же отличавшегося неплохой плодовитостью…
Тескатлипока, как уже успел на себе узнать Кукулькан, обладал приличным багажом тайных знаний мистического характера, многое скрывал от своих младших соратников и вел сразу несколько игр. Ему не хватало масштабности взглядов для построения полноценной парадигмы развития народа – всегда отличаясь импульсивностью и реакционностью характера, помноженными на склонность к хаосу, Тескатлипока плыл по течению, сердился из-за этого и начинал мутить вокруг себя воду, раз уж Богом не дано таланта грести или придумать мотор…. Впрочем, мотор он в конце концов и придумал, но лучше бы, если честно, продолжал плыть по течению и мутить воду, ведь, даже придумав этот свой мотор, работающий на крови жертв, он понесется на нем опять-таки по течению – быстрее прочих ведущему в обрыв красивого водопада…
***
Если итца не в ту сторону направит их главный демиург, то в случае с тольтеками все сложнее, и Кецалькоатль в большей мере станет жертвой обстоятельств и амбиций коллег. Впрочем, с него это ответственности не снимает, как и с каждого, кто, не обладая полновесными лидерскими способностями и силой характера, решает вести за собой других.
Кукулькан, Эхеатль, Кецалькоатль – легко заметить, что этот парень обладал склонностью к лицедейству. Но смена образов в данном случае говорит не только об этом, а еще об уязвимости и некотором инфантилизме. «Опростоволосился с чашей? Извините! Все сначала!.. Это был не я, потому что я теперь Эхеатль, а того меня звали Кукулькан». Мы, конечно, утрируем, но этот механизм на самом деле довольно распространен, особенно в творческой среде, а лидеров (речь о настоящих) отличает как раз их способность нести ответ за свои поступки, а не перезагружаться после каждой неудачи.
Если совсем начистоту, то Кукулькану еще и банально не повезло. Когда он в эйфории собрания предложил принять присягу демиургов – он, уже хлебнув из этой, не вполне своей чаши, имел в виду куда менее ответственное дело. Горстка колонистов успешно справилась с долгой миссией, и хотелось как-то продлить это единение, а заодно реально помочь брошенным народам. Почему бы остаток дней не провести, совмещая доводку пирамид с режимом «демиург-лайтс»? В конце концов, чем больше вложить в эти народы, тем проще будет следующим сменам поддерживать работу пирамид. Кто ж тогда знал, что смен больше не будет вообще, а вместо «остатка дней» откроются вакансии богов?
Короче говоря, Кукулькана слегка занесло с этой присягой, но идея срезонировала с общими настроениями, а когда случились все эти дела с метаморфозой, Кукулькан оказался как бы в ответе. И ведь его никто не упрекал – наоборот благодарили , и никто от него не требовал «полезать в кузов демиурга, раз уж первым назвался груздем», но Кукулькан пошел на поводу у своих зажимов. Нет, чтобы спокойно признаться – дескать, «ляпнул сдуру, да всех вас втянул; кому помочь в работе демиургом?», так этот упрямец нацепил маску мессии и первым бросился в пугающее будущее.
Он уже знал, что лидерство – не его дар, а долгие годы управления тольтеками, кроме удовольствия от работы, несли мощный отпечаток отчуждения – Кукулькан тяготился своим статусом, поэтому был рад, когда прямое управление народом брали на себя другие, ему оставляя кропотливый и упорный труд, в котором он был великолепен. Это Кукулькан придумывал схемы, это он разрабатывал планы строительства, просчитывал логистику и создавал ритуалы. И с каждым днем понимал, что, насколько наслаждается всем этим, настолько же тяготится ролью вожака…
И вот теперь, когда люди стали богами, у него был отличный шанс занять именно свою нишу в любом из формирующихся пантеонов, а еще лучше – вне их, как, например, поступил Уирикан. Но Кукулькан запереживал, что о нем подумают другие за уход в отказ после своих же слов. Как многие умники, он переживал, что его посчитают болтуном (а ведь считали и будут считать все равно!); как многие эгоцентристы, он не доверял другим и решил, что они все сделают еще хуже; а как многие лицедеи, быстро убедил себя в том, что уж в новом образе он сумеет-таки стать хорошим лидером…
И то ли актер не вжился в образ, то ли образ продумать не успел, то ли еще что, но получится плохо. Умный и дотошный исследователь провозгласил себя демиургом тольтеков, начав жалеть об этом уже через секунду, но так и не имея сил признаться, что ошибся. Его общий авторитет как специалиста был слишком высок, чтобы решение оспаривалось. Более того, именно к нему в первую очередь потянутся остальные новоявленные боги – умелые в других вопросах, в знаниях они уступали настолько, что понимали это, а потому хотели быть поближе к самому умному. Когда же первые страхи пройдут, и боги вживутся в свои новые роли, они заметят, что из Кецалькоатля при желании можно веревки вить… Первой, как мы помним, обнаружила это Коатликуэ. Но и остальные не особо затянули открытие, а потому в тольтекский пантеон очень быстро ворвался вопиющий необузданный хаос, укротить который Кецалькоатлю было не по характеру. По силам – богатые знания астральных явлений давали ему значительное превосходство над любым соратником; но слишком мягкий характер не позволял перевести ситуацию в то русло, где это превосходство проявится… Тольтекского «короля» будет определять его свита.
А свита подобралась, как на заказ… Уицилопочтли, Мишкоатль и Коатликуэ распределили воинствующие роли: бойцы – первому, охотники – второму, смерть и погребение – третьей. Но так вышло, что и менее агрессивные ниши заполнялись довольно жесткими культами, как, скажем, культ Ицпапалотль. Девушка, которую когда-то звали Испа – вообще прибыла на Картахену незадолго до ГГ просто на практику, поначалу умиляла всех нестандартностью мышления, но после всех случившихся перипетий эта нестандартность стала проявляться в разных крайностях. Она долго собирала воедино свои крайности, создавая культ, и в итоге стала для тольтеков богиней растений. Но так увлеклась растениями-людоедами, в изобилии водящимися в местных болотах, что образ, под которым ее будут чтить тольтеки, лучше не представлять на ночь. Женщина с крыльями бабочки, края которых покрыты обсидиановыми лезвиями, при этом на внутренних линиях тела растут когти ягуара – такой представлялась Ицпапалотль шаманам, жалея, что лично проявляться она может только в тех самых растениях-людоедах и… в бабочках. Любительница бабочек всегда умела уговорить лидера клана богов, применяя свое порхающее в околобреду обаяние, тройка вояк давила хмуростью и решимостью поднимать ставки, и так как ставками были преимущественно живые люди – Кецалькоатль нередко поддавался этому блефу. А там, где не срабатывало это – подключалась Иламатекутли, неохотно, но исполняющая просьбы мужа повлиять на решения главного умника.
В конце концов, тот просто устал быть флюгером десяти ветров и вообще устранился от прямого управления народом. Он стал придумывать программы долгосрочного развития тольтеков, моделировать варианты и типажи общества, прорабатывать схемы взаимодействий внутри народа. Но, как бывает с теми, кто живет послезавтрашним днем, успех приходит к ним лишь в том случае, если их же единомышленники формируют сегодняшнюю и завтрашнюю повестку. Тольтекский клан (это подходит куда больше, чем пантеон) подобным похвастать не мог – приземленные и активные лидеры тянули одеяло народа в разные стороны, но уж точно не в ту, куда хотел направить его главный демиург…
Если нам повезло на внимательного читателя, то в его голове уже вполне могла появиться мысль: «жаль, что Кецалькоатль и Тескатлипока не работали в команде, ведь они так здорово дополняют друг друга». Сущая правда… И имейся на острове яркий лидер, способный сплотить этих двух будущих антагонистов – насканцы за тысячу лет, которые у них имелись, добились бы немалых успехов даже с учетом могильников и странных богов второго плана. Но таких лидеров не нашлось, и Картахена веками будет справедливо считаться рассадником дикарей, живущих в городах, чье величие им никогда не осмыслить…
***
Принято считать, что во время Армагеддонского договора отдельным регионом Картахену выделили не из уважения к ее выскочкам-богам или народу, а лишь ради того, чтобы отгородиться от реально (могильники), и потенциально (дикие культы диких людей плюс мутные драконы) опасных энергетических потоков. Думается, столь суровый вывод основан на более поздних реалиях, ведь к моменту договора (333 год) к насканцам и их божкам относились снисходительно, но тепло. Богам было интересно и важно узнать, как люди могут обойтись вообще без них, поэтому регион и оставили то ли изолированным, то ли независимым.
Интересно, что негативные изменения резко усилятся как раз после договора. Может быть, насканские самозванцы впервые ощутили себя богами, может быть, эффект от могильников кратно возрос в закрытых теперь астральных границах. Но, скорее всего, этим двум причинам не хватает третьей: первых приступов энергетического голода у насканских богов.
Этот голод знаком почти каждому демону и многим богам – нехватка энергии, вызывающая вертикаль ощущений от дискомфорта к жуткой ломке. Энергетические поля ослабевали с каждым годом, для подпитки своего бессмертия и поддержки способностей богам требовались новые источники энергии, и они нашли ее в людях. Это именно голод богов привел к появлению множества новых культов по всему Вендору, а затем стал причиной многих войн. Некоторые боги отказывались наблюдать за борьбой внутри себя между голодом и совестью – такие засыпали или сливались с доменами. Некоторые проявляли фантазию, создавая новые культы для своих новых образов. А некоторые шли на поводу и начинали сражаться за энергию между собой, отхватывая друг у дружки культы… Это было худшим вариантом, и именно такой выбрало большинство богов равнинной части Картахены.
Более того, если во многих случаях на Большой земле боги соперничали за культы вполне нормальных энергий, то здесь все очень быстро скатилось на уровень самых низкочастотных демонов, питающихся энергией боли, крови и смерти. Начиналось все достаточно безобидно, но стоило оступиться, как падение вниз по ступеням пирамиды было уже не остановить…
И пирамиды взяты, хоть и в качестве метафоры, но неспроста. Ведь именно с них все началось, когда Тескатлипоке пришла гениальная идея. Зачем жить в этих джунглях, полных опасностей и тормозящих развитие народа, если там, на юге, уже который век простаивают замечательные каменные города богов? Да, там рядом могильник. Но ведь живут же кечуа неподалеку от своего, и ничего!.. Быстро растут и развиваются, а недавно шумерская богиня вроде как начала вывозить оттуда все металлы, обещая, что заберет все подчистую. Может быть, она лучше знает, что осколки Ложа уже не несут угрозы, а если и несут, то вскоре вывезет и запасы второго могильника… Надо бы поскорее туда выдвинуться, пока Кецалю подобная мысль не пришла…
Кецалю же мысль пришла давно, но он от нее отмахнулся, понимая, что риск слишком велик. Хуже, что позже осенит Уицилопочтли, и уж он-то сдерживаться не станет. Решительный бог начнет уламывать «мягкотелого умника», а когда тот в кои-веки проявит принципиальность и строго откажет, начнет мутить воду. Уицилопочтли через своих шаманов начнет вести агитацию и за несколько лет сколотит вокруг идеи возвращения активное и организованное меньшинство, которое, не сумев убедить предусмотрительно мобилизованное Кецалькоатлем большинство, снимется с места и пойдет в Теночтитлан.
- Бог Уицилопочтли пообещал привести нас в священную землю – в город богов! – вещали шаманы, и за ними пошла добрая четверть всех тольтеков.
Пошло бы больше, но солидарность с демиургом проявил Мишкоатль. Он уже давно конфликтовал с Уицилопочтли, так как делил смежный сегмент аудитории, но ратовал не за силу, а за ловкость, и не за войны с людьми, а за охоту на зверей. Достаточно харизматичный лидер, с развитой сетью помощников-людей, Мишкоатль оставил бунтаря в явном меньшинстве, если считать по людям, и в одиночестве, если смотреть по клану.
Злясь на коллег, Уицилопочтли объявит, что теперь его небольшой народ будет носить другое название: теночи – в честь города богов, в котором поселится. И это имя на какое-то время действительно приживется. Но позже все равно растворится, когда придется опять смешаться с тольтеками.
Правда, этого придется ждать почти сто лет. Сто лет хаоса, во время которых теночи сначала будут безуспешно пытаться подогнать под свои нужды город богов, а потом, расписавшись в полном архитектурном бессилии (ушли-то почти одни лишь вояки), примутся таскать пленных грамотеев из недалекой Чичен-Итца, дабы сформировать из тех «инженерный корпус». Поскольку среди тех потенциальные архитекторы встречались тоже не так часто, как думалось теночам, возник вопрос, что делать с обычными пленниками. И ответ прилетел в глупую голову Уицилопочтли прямиком из недалекого могильника.
- Кормить – нечем, отпускать – глупо, убивать – бессмысленно… Может быть, применить их смерть как-нибудь с пользой?..
Сам Уицилопочтли слабо разбирался в ритуалах, поэтому обратился к матери. Жесткие и слишком похожие друг на друга, они мало общались и недолюбливали друг друга, но в этом вопросе нашли общий язык. Знающая толк в смерти, погребении и ритуалах вообще, Коатликуэ подсказала сыну идею с жертвоприношением, не забыв сначала выторговать такие условия ритуала, по которым часть энергии (не только жертвы, разумеется, а зрителей и созвучных доменов) – будет перетекать и к ней.
Привыкшие убивать людей просто так, воины тольтеков просто взорвались восторгом, когда шаманы сказали им, что отныне пленники будут умирать во имя богов. Они так увлеклись, что буквально заставили шаманов убить не только рядовых пленников, но и весь инженерный корпус…
- Боги в благодарность за жертву помогут найти и поймать еще больше! – шумели разгоряченные кровью глупцы, повторяя слова вожака – кровожадной куклы Уиципочтли по имени Тлакаелель.
Боги помогут, новых зодчих поймают еще больше. И тоже принесут в жертву…
***
В какой-то момент сложилась любопытная ситуация. Комплекс Теночтитлана, в неухоженном состоянии, малонаселенный, но боеспособный – несколько десятилетий соседствовал с Чичен-Итца – густо наводненной народом Тескатлипоки и его помощников. Между ними сохранялся определенный статус-кво: итца, несмотря на многократное преимущество буквально во всем, не имели достаточно воинов, чтобы прогнать кровожадных соседей из Теночтитлана, а тех в свою очередь было слишком мало, чтобы захватить процветающую Чичен-Итца. Теночи совершали набеги, все больше вовлекаясь в кровавые ритуалы и строя свою жизнь буквально вокруг них. Итца же, понимая свое стратегическое превосходство, воспитывали будущую армию и ждали момента, когда соотношение сил станет подходящим. А иного и быть не могло – когда маленький боевитый народ не думает о будущем, он обязательно проиграет миролюбивому большому, развивающемуся планомерно…
План Тескатлипоки сработает – итца накопят силы, вырастят воинов и однажды просто выметут соседей из Теночтитлана. Многих пленят и, не зная, как с ними поступить – применят золотое правило мести: поступай с другими так, как они поступали с тобой… Сотням кровожадных фанатиков на вершине пирамиды солнца (бедный Куатемок был против) вырежут сердца, а Тескатлипока, ощущая бурление энергий, подумает, что в этом что-то есть… Подумает, и даже обрадуется, когда вскоре в Теночтитлан вломятся тольтеки, отобьют его и займут, создавая прекрасные условия для того, чтобы вновь окропить алтари Чичен-Итца жертвенной кровью...
Колеса для ключевого на долгие века ритуала Картахены – изобрел Уицилопочтли, но сварганил под них мотор и склепал первую «машину» – Тескатлипока.
***
Когда остатки теночей откатятся в восточные леса, разнося весть о том, что итца владеют всем пирамидальным комплексом, Кецалькоатль вспомнит характер Тескатлипоки и поймет, что нужно действовать сейчас, ибо потом может стать слишком поздно – получив в распоряжение весь Теотиуакан (одно из названий всего комплекса: и восточного, и западного, разделенных парой десятков километров), итца быстро достигнут точки критического перевеса над живущими в лесных поселениях тольтеками, а значит, медлить нельзя. Кецалькоатль соберет богов на совет, проверит состояние охотников Мишкоатля, даст прийти в себя побитым возвращенцам, устроит взбучку (да-да!) их опростоволосившемуся богу и «поведет» войска на Теночтитлан. И только на него – добившись непростой победы над гарнизоном восточного комплекса, Кецалькоатль проявит благоразумие и не станет рисковать промежуточным успехом ради призрачного джек-пота. В конце концов, он не собирался сживать со свету Тескатлипоку и его народ – он нанес превентивный удар, чтобы не сжили со свету его с тольтеками. Ох уж этот взаимный страх перед конкурентом – идеальное топливо затяжных конфликтов… Через пару десятилетий, оба народа, боясь, что опередит другой – бросятся растаскивать металлы и минералы из могильника…

Противостояние
Мы нарочно не останавливаемся подробно на этих кровавых и трагичных эпизодах истории Наскании. Нам, как обычно в таких статьях, интереснее мотивы и предпосылки, а не крупные планы, тем более что, жалея этот дикий народ, не хочется лишний раз смаковать его грехи.
Борьба за комплекс Теотиуакан, однажды начавшись, будет идти долгие века. Правила «Око за око» и «успеть, пока не успели они!» – станут отличным поводом для продолжения вражды между народами, постепенно выводя ее из соперничества в цивилизационную ненависть…
Интересно, что отнюдь не все боги поддержали эту борьбу. Они даже устраивали встречи Кецалькоатлю и Тескатлипоке, но те, умея договариваться об отдельных компромиссах, в целом вражду прекратить не могли: Кецалькоатль не доверял Тескатлипоке, ибо уже страдал от доверчивости в его адрес, а ему самому Тескатлипока не доверял, ибо не верил, что прощен, и ждал запоздалого ответного удара. В какой-то момент большинству богов все это надоело, и они вышли из кланов, заявив, что теперь будут насканскими богами вне разделов на народы и племена. У некоторых вполне получится сохранить нейтралитет, но мало кто даже из них удержится от искушения создать в своем культе повод для жертвоприношений – на эту иглу в Наскании подсядут почти что все…
***
До самого МП боги будут вести себя не лучше своего народа. Они будут сбиваться в союзы, спорить, ругаться и сражаться (в ипостасях обычно, но и в астрале тоже, хотя чаще всего – руками людей) за энергию. Отходы из могильников уже совсем скоро не будут казаться им чем-то опасным. А в честь чего? Они ведь уже почти полностью состояли из энергий схожей с Ложем частоты, так зачем лишать себя сил, которые дают обломки этого Ложа? Их люди будут перепиливать оскверненные камни и кристаллы, переплавлять «могильное» золото и делать из всего этого культовые предметы, алтари, оружие и все, что угодно. Осколки других металлов, не умея достигать температуры их плавки, насканцы будут таскать в имеющемся виде, впитывая в себя новые и новые порции низких энергий, вложенных во все это древними богами. И вместе со своими молодыми богами – будут еще долго катиться в бездну кровавой безысходности…
Тольтеки и итца быстро достигли ассиметричного, но незыблемого паритета. Боевые традиции первых сказывались, и тольтеки были сильнее. Не настолько, чтобы захватить Чичен-Итца, но достаточно, чтобы периодически устраивать ей чуть ли не полную блокаду. В свою очередь, Тескатлипока метался в идеях, в рамках одной из которых решил превратить Чичен-Итцу в чисто храмовую крепость. Это была на редкость здравая для хаотичного бога мысль, ведь западный комплекс изначально был более скромным по масштабу, и буйно плодящийся народ не помещался внутри стен, оказываясь беззащитным перед каждым более-менее массовым набегом соседей. Теперь же в Чичен-Итце оставались воины, жрецы и массовка, необходимая для ритуалов, а основным городом становился и без того развитый Паленке, подступы к которому можно было более-менее перекрыть заставами. Они нивелировали угрозу проникновения мелких групп, в то время как крупные не рисковали отправлять сами тольтеки, опасаясь настолько оголять Теночтитлан перед всегда висящей угрозой ответной атаки бойцов Чичен-итца.
После реализации этой затеи Тескатлипоки жизнь Теотиуакана стала на редкость однообразной. Оба народа жили в своих городах. Теночтитлан был больше обоих городов итца, но те в сумме превосходили его буквально во всем. Между восточным и западным комплексом была буквально выжженная земля, на которой можно было встретить разве что юродивых, самоубийц и большое количество диверсионных групп, в чью задачу входила поимка как можно большего количества пленников для алтарей. Насканцы – народ безалаберный, поэтому меры защиты предпринимались минимальные: тольтеков всегда можно было схватить, лишь обойдя стены Теночтитлана, а золотой жилой для любителей ловить итца – долгие века оставалась дорога между их храмовым комплексом и Паленке. Эта позиционная война не имела никакой системности: напали, захватили, убежали – вот и вся тактика. Кецалькоатль был стратегом, но не военным, а его воинственные помощники – были далеки от стратегии вообще; боги итца же вовсе занимались чем угодно, но не войной, оставляя Тескатлипоку в гордом одиночестве постигать азы боевой науки, богом которой он являлся довольно номинально… Впрочем, даже если бы одна из сторон и додумалась до безоговорочно победной стратегии, то большой вопрос: применила ли бы она ее? Зачем побеждать врага, если победа, в общем-то, не нужна, и состояние, когда можно постоянно собирать урожай жертвенных сердец – лучше разового кровавого пиршества, после которого придется класть на алтарь только своих…
Если бы на Картахене имелись поклонники теорий заговора, они бы однозначно пришли к выводу, что Кецалькоатль с Тескатлипокой договорились создать такие условия, когда два взаимно ненавидящих народа, по сути, обмениваются жертвами для алтарей друг друга. Мы почти точно знаем, что это не так, однако не беремся отрицать, что оба демиурга стали жертвами манипуляций кого-то более умного и умелого. Такого, например, как Уирикан, но точно не его, ибо он в какой-то момент тоже на полном серьезе вовлечется в борьбу антагонистов, став пресловутой третьей силой, играющей на слабостях первых двух.
В мелком масштабе такими были многие боги , но только Уирикан смог разыграть достаточно толковую партию, чтобы не только вернуться в общую игру, но еще и вырваться из-за спин главных ее героев… Однако, об этом позже. А пока кратко и тезисно пробежимся по равнине, высматривая закономерности, особенности и нюансы жизни обоих народов.
***
Кого-то может удивить легкость, с которой вполне вменяемый Кецалькоатль ввязался в жертвенный спарринг с Тескатлипокой. Последний всегда слыл беспринципным товарищем, готовым черпать силу откуда угодно, а к жителям острова относившимся без излишней сентиментальности. Тут же – странно: жрец-интеллектуал, присяга демиурга, мягкий характер – а на выходе получаем тот же результат в виде бесперебойно работающей системы кровавых ритуалов.
И дело, пожалуй, как раз в характере. Давно замечено, что слабовольные правители с рыхлым нравом – беда народа, и случай Кецалькоатля тому подтверждение… Сейчас сложно с известной точностью определить, у кого на поводу он пошел больше: у своих агрессивных соратников или у самого народа, быстро попавшего под удар энергии могильника. Да и неважно, в общем-то – главное, что у номинального вожака не хватило воли противостоять сначала давлению снизу, а затем – уже собственному зуду искушений. Говоря грубо, Кецалькоатль, быстро подсел на энергетическую иглу, обалдел от мощи новых вихрей, которые впустил внутрь, а потом научился себя уговаривать, найдя толковым умом множество оправданий жертвоприношению как краеугольному камню тольтекского бытия.
- Все эти люди и так умирают, - пояснял он одно из них Уирикану, попытавшемуся вразумить своих новых соседей (он, если не забыли, жил во все той же астральной локации, возникшей около могильника). – Войну не остановить, но если раньше они просто убивали бы друг друга – то теперь это обретает характер ритуала, сближает нас с людьми и дает силы.
- Эти силы – разрушительные! Берите людей в плен и делайте монахами – создайте систему поклонения, и пусть до конца жизни молятся, благодаря тебя за то, что проявил милосердие и сохранил им жизнь. Они видят, что творится в Чичен-Итца, и оценят, что вы – другие!.. Пойми – все очень серьезно: после вашего прихода сюда могильники перестали слабеть – они поймали энергию с ваших алтарей и вовлеклись в систему циркуляции энергии. Отсюда теперь фонит хуже, чем до нашего появления на острове – если бы я не потратил уйму лет на возведение зеркальных границ, то Тлалокан (одно из названий астральной локации Уирикана) мог бы соревноваться с Тартаром по сумме мрачных энергий. Но остальной астрал острова ничем не защищен, и, если продолжите свои кровавые пиршества – вскоре будете жить в окружении самых мрачных демонов, часть из которых будет считаться вами, а часть – людьми!..
Эмоциональная речь старшего товарища заставила Кецалькоатля попытаться развернуть окровавленную колесницу тольтеков подальше от обрыва. Он через жрецов устроил амнистию пленникам, но это вызвало такой всплеск народного недовольства, что бог умыл руки, а Уирикан отмахнулся от дичающих коллег и надолго закрылся в своем Тлалокане, напоследок сказав Кецалькоатлю, чего тот лишился.
- Я строил это место как убежище для всех нас, - показал он в сторону Тлалокана. – Маленькую Гиперборею, в которой мы приходили бы в себя, отдыхая от излучений Ложа. Несколько дней назад я закончил работу, но, видя, во что вы превращаетесь – решил проверить: стоит ли подвергать угрозе единственный уголок покоя на всем острове?.. Спасибо, что помог получить ответ. Пусть и не тот, который бы мне хотелось…
Возможно, Уирикану стоило бы быть помягче и дать еще шанс, или хотя бы не зависеть от решения одного лишь Кецалькоатля. Но, столько веков проведя рядом с могильниками до того, как зеркальные стены заработали на всю мощь – он и сам не был образцом милосердия. Да и некоторым богам, несмотря ни на что – он еще предоставит возможность показать свою сущность. И когда те докажут, что еще не озверели от крови – станет пускать в Тлалокан, как до этого впустил проявившего определенную мудрость сына. Кстати, позже сын введет-таки и у себя в Куско обряд жертвоприношения, но отцу будет уже неважно – Уирикан к тому времени сам увлечется борьбой за энергию и явно занизит требования как к другим, так и к себе.
***
Постепенно окровавленные алтари займут главное место в жизни обоих больших народов Наскании. Тольтеки и итца будут жить в уверенности, что именно кровь смазывает колесницу бога солнца, позволяя ему возвращаться на небо. Эту гениальную схему придумал отнюдь не Тескатлипока, и бог-ягуар уважительно усмехнулся, когда впервые ее услышал. Он тут же дал шаманам и жрецам ментальные указания внедрить тольтекский миф и в своем народе, а сам продолжал усмехаться:
- Ай да, Кукулькан!.. Какой прохвост… Двухступенчатый миф высек. Не «боги жаждут крови», а «людям нужно лить кровь, чтобы боги имели возможность продлевать жизнь людей своей заботой»… Гениально!.. Боги – в белом, а люди никогда не прекратят лить кровь, ибо хотят жить… Хм… Только теперь придется без перерывов обойтись – вдруг увидят, что солнце и без их крови спокойно восходит?
Так что к колесам Уицилопочтли и мотору Тескатлипоки – добавилось нескончаемое топливо от Кецалькоатля. Народ, уверенный в высшей необходимости кровопролития, быстро примет его как неопровержимую данность, и тоже сложно винить его в этом. Если бы читатель жил на острове, где задолго до его рождения уже считалось не только нормальным, но и религиозно необходимым, скажем, отрезать котам хвосты, сшивать из них скакалки и каждое утро прыгать на одной ноге, бормоча: «Котобоги, даруйте милость!» - он, с огромной долей вероятности, делал бы то же самое. В наше время информационные потоки легко пробивают изоляцию, помогая критически смотреть на слишком привычные вещи, однако это не мешает существовать миллионам странных явлений и миллиардам их приверженцев.
И тем более ценим тот факт, что и среди тольтеков, и среди итца рождались люди, несогласные с текущими реалиями. Открыто выступали лишь обладатели самых горячих сердец, вскоре с этими сердцами расставаясь на алтаре, а остальные предпочитали банально покинуть города, сбежав в леса, а еще лучше – на побережье. С тех пор как народы ушли в центр острова – берега постепенно наполнялись людьми. Сначала это были остатки недобитых племен, потом стали подтягиваться беженцы. И если мелкие группы могли попасть в плен или стать жертвами жителей побережья, то более весомые отряды, пользуясь большим превосходством в технологиях, оружии и знаниях – постепенно выдвигались в соборных племенах на ведущие роли, и первым делом вводили закон «Не трогать беженцев!».
Что тольтеки, что итца, увлеченные своим противостоянием, на все это внимания не обращали. Ну сбегают недовольные – пусть сбегают. Тут поважнее дела есть, а народа и так хватает. Да и пусть плодятся себе вдали – будет кого на алтарь класть, когда с главным врагом разделаемся и искупаем солнце в крови тысяч жертв сразу…
***
Зависимость жизни от крови казалась насканцам все более прямой. Начав с колесницы солнца, они пошли дальше и теперь «смазывали кровью колеса самой жизни»: урожай, рождение детей, количество болезней, поведение зверей и гадов – все это теперь зависело от сердец, вырываемых из груди на алтарях Теночтитлана, Чичен-Итца и Паленке. Народы уже буквально перестали воевать, совершенно помешавшись на том, чтобы просто брать побольше пленников.
Даже военная доктрина целиком отражала ситуацию. Выше всего ценились те, кто привел живыми максимальное количество пленных. Особо возвысившихся на этом называли текуилами, а молодым разрешалось стричься только после первого пленника, так что светить длинными патлами для молодого бойца считалось позором. Текуилам открывался путь в элитные группы, в составе которых было еще проще обновлять личный рекорд. У тольтеков такие бойцы назывались «орлами», особо чтили культ Уицилопочтли, носили пернатые шлемы и пользовались лучшим оружием. «Спецназ» итца именовался «ягуарами», был менее силен физически, зато использовал более широкий круг тактических хитростей авторства самого Тескатлипоки, благоволившего своей гвардии напрямую через настоящих ягуаров: хищники иногда помогали в бою людям-тезкам, вызывая у «орлов» зависть, ведь тем птицы, связанные с богом итца Куатемоком – помогать не собирались.
Оружие постепенно тоже все более явно подгонялось под тактику «ранил, взял в плен». Так, популярностью пользовались ливи – лассо с камнями, позволяющими спутать цель. Охотно брали с собой разного вида булавы и палицы: от макан с серебряным или золотым навершием в виде звезды, до хитрой дубинки с пазами, в которые вставлялся обсидиан – это позволяло узкой кромкой резать или рубить, а ударами плашмя – оглушать.
Более летальные топоры – применялись куда реже: обычно против зверей или в бою, где уже не до пленных – самому бы выстоять… Самым же универсальным и фактически элитным оружием считались копья. Хрупкий для длинных лезвий, обсидиан отлично подходил для наконечников как копий, так и дротиков, но последние всегда были чисто запасным оружием, ведь имели важную уязвимость – они кончались, грозя оставить бойца безоружной жертвой, напрашивающейся на алтарь врага. Копья же могли и зверя остановить, и, что самое главное – давали неоспоримое преимущество в дистанции удара по сравнению с топорами и палицами, а раны наносили некритичные – самое то для плена.
Позже воины с копьями станут активно пользоваться щитами. Если дротики бойцы еще терпели, и кое-как наловчились уворачиваться, ориентируясь на замах атлатля (приспособление в виде палки с пазом, «удлиняющей» руку, а значит, и дистанцию броска), то повальное внедрение паралитических ядов на колючках, выдуваемых из трубок – заставило искать средства защиты.
Поначалу яды применялись как раз на дротиках, которые имели слабую проникающую способность из-за легкости как корпуса, так и обсидиановых наконечников. Но позже, когда при помощи богов шаманы достигли высот в концентрации ядов – стало возможным применять более простые носители. Лук и стрелы изобрели, но не довели до ума и не внедрили, ибо жили бойцы недолго, а лук – инструмент в освоении сложноватый. Проще оказалось придумать трубки, из которых небольшие колючки вылетали со вполне достаточной силой, чтобы проткнуть обычно голое тело и одарить его порцией яда, призванного не убить, а обездвижить.
Кстати, с годами у насканцев выработалась своеобразная этика непротивления. Они отчаянно сражались, но, попав в плен и убедившись, что сразу сбежать не выйдет – смирялись со своей участью и чуть ли не с охотой ложились на алтарь. Да, им было печально, что они не охотники, а добыча, но ведь добыча именно богов, а значит, нужно принять свою новую миссию и спокойно отдать кровь и сердце для смазки колеса жизни. Между народами стремительно стирались различия, они все явственнее ощущали себя единым целым в глобальном смысле, поэтому понимали (точнее, полагали), что на каком бы алтаре ни была пущена жертвенная кровь – она служит во благо всему острову. Да, противник получит чуть лучший урожай и больше потомства – но это такая мелочь по сравнению с этим солнцем, заставляющим глаза плакать от умиления в предчувствии кинжала жреца…

Третий – запасной
Растянувшийся на века паритет, кажется, устраивавший оба народа, нарушил Уирикан.
Он долго терпел происходящее, не вмешивался напрямую, обустраивая свой Тлалокан, поэтому, когда вдруг поочередно предупредил Кецалькоатля и Тескатлипоку, что начинает внедрять собственные культы – те были очень удивлены и обеспокоены. Они оба понимали, что Уирикан изначально был круче их обоих вместе взятых, а уж какие тайны мог раскопать за эти века в своем астральном раю – вообще непонятно. Было ясно лишь, что сам он о парочке антагонистов знал почти все, в то время как они о его потенциале не имели ни малейшего понятия. Поэтому открыто конфликтовать с ним никто не стал, и оставалось только следить, как грамотными шагами Уирикан создает и быстро развивает свои культы. У итца он взял имя Чак, для тольтеков стал Тлалоком, но основы культа были едины. Согласно внедряемым канонам, когда-то именно Уирикан создал окружающий мир, но долго не вмешивался, однако теперь, видя, как бедствуют люди, решил навести порядок и в тонком мире, и на земле.
Планы с наведением порядка смутили пару демиургов, но то, что Уирикан – главный творец Теотиуакана и долго не вмешивался – было правдой, а силу он показал довольно быстро, решив пресечь недовольство на корню и надолго заперев в ловушке внутри Тлалокана буйного Уицилопочтли. Кроме того, всех богов чрезвычайно удивила способность Уирикана проявляться в человеческом теле, ранее недоступная никому из них. Тескатлипока, как мы помним, использовал ипостась огромного ягуара, Кецалькоатль, применив богатые знания и максимум фантазии, сумел сгенерировать бестию, напоминавшую одно из порождений Ехидны (а именно – летающий пернато-чешуйчатый змей, смешанный с орлом). Уирикан же превзошел обоих: из очищенных ритуалом осколков Ложа он, подобно материковым демонам, соткал себе постоянную материальную оболочку, в которой, благодаря энергетической емкости осколков, сохранял увесистую часть астральных способностей… Он управлял дождями, грозами и, что особенно важно – молниями. Он повелевал змеями, превосходя в этом их предыдущих богинь и богов. С лицом ягуара на человеческом теле, Уирикан появлялся в миру, и люди быстро начали его уважать и бояться. В общем-то, не только люди…
Кецалькоатль и Тескатлипока, не сговариваясь, решили, что вернувшийся силач надумал отобрать у них народ, землю и Теотиуакан. Но они ошибались – старый мудрец не собирался связываться с погрязшим в крови народом. Он решил слепить новый…
***
Хитрость плана Уирикана заключалась в том, что замысел до последнего был глубоко замаскирован. На самом деле он изрядно блефовал, и силы имел вполне ограниченные – по крайней мере, любого из напитавшихся кровью десятков тысяч жертв демиургов он превосходил лишь чуть, а ведь у них были союзники, да в конце концов – у них под рукой имелись огромные народы, готовые ради своих богов пойти на смерть по первому зову жрецов. Поэтому блеф, показательная демонстрация силы и тщательная маскировка планов – были главным оружием ввязавшегося в борьбу богов старика.
Честно говоря, при взгляде с позиции веков план Уирикана не кажется прямо-таки откровением. Возможно, он мог бы пойти и по пути меньшего сопротивления, потребовать себе землю поодаль, завербовать несколько тысяч последователей и спокойно удалиться от эпицентра противостояния. Но, думается, мы просто не владеем всей информацией, и как раз-таки этот план в итоге обернулся бы провалом. Скорее всего, у него бы просто не хватило сил на постепенное формирование народа с нуля, так как этот процесс – очень затратный для любого бога, а уж тем более в соседстве с агрессивными кровожадинами… Но не стоит отбрасывать и банальную версию с чудачеством – Уирикан всегда был «вещью в себе», отличался легким зовом иррациональности, поэтому его план мог быть объективно спорным и далеким от оптимальности.
Так или иначе, за пару десятилетий «вернувшийся создатель», не вызывая прямой конфронтации и не стирая совсем уж нагло былые культы, воспитал свою собственную элиту внутри обоих народов, параллельно тайком работая и с береговыми племенами, которым представился под именем Питао. А затем неожиданно поддержал Тескатлипоку и посоветовал тому напасть на Теночтитлан, пообещав самую разностороннюю поддержку. Неизвестно, как он заставил подозрительного бога поверить в свою искренность, но вскоре армия итца пошла на Теночтитлан, угодила в ловушку и была почти полностью перебита или пленена. Одновременно с этим люди Уирикана в Паленке объявили «Большой исход» и, пользуясь тем, что противодействовать этому было некому, увели за собой на побережье несколько тысяч заранее выбранных итца, предупредив, что иначе их всех уложат на алтари Теночтитлана.
Противодействовать исходу было некому, и беженцы (с помощью прибрежных подопечных Уирикана-Питао быстро ставшие переселенцами) – окажутся весомой частью фундамента формирующегося народа. Жрецы Уирикана-Чаки целенаправленно подбирали кандидатов в течение долгого времени, поэтому исход был отнюдь не побегом трусов, а продуманным оттоком мозгов.
Достоверно неизвестно, существовал ли в действительности изначальный договор между Уириканом и Кецалькоатлем, или же пернатый змей был, как и другие, поставлен уже перед фактом начавшейся комбинации. На первый вариант указывает немало косвенных факторов. Так, тольтеки совершенно не препятствовали исходу небольшой, но культурно и интеллектуально качественной группы приверженцев Тлалока на побережье. Так, вопреки давней вражде, ни Кецалькоатль, ни его народ – не стали сводить счеты с проигравшими: Чичен-Итцу и Паленке взяли без труда, но ни сразу, ни потом не топили народ в крови, разрешив сохранить и культы всех своих богов, включая Тескатлипоку.
Складывая по кусочкам ситуацию, можно предположить, что Уирикан предложил Кецалькоатлю выгодный договор, который помог хотя бы временно расплести клубок кровавого противостояния. Уирикан обеспечивал союзнику победу над давним врагом, но требовал к тому снисхождения, а к его народу – жалости. Кецалькоатль, который, если не забыли, ввязался в противостояние из опасения оказаться в слабой позиции – был готов почти к любым условиям своей победы. Главное – достичь состояния, когда коварный Тескатлипока и его народ не смогут оказаться в доминирующем положении, а остальное – мелочи!.. Снизить алтарную активность? Почему нет – теперь больше энергии достанется лично Кецалькоатлю, так что можно валовый кровавый продукт сократить. Гарантировать безопасность людям Уирикана, уходящим жить на побережье и западные острова?.. От налетов континентальных пиратов помочь не сможем, но сами не нападем и итца не позволим. Не искоренять чужие культы? Да пускай!.. Мы, конечно, свои культы покажем и откроем, но заставлять их чтить не будем – народ итца вскоре сам поймет, кому лучше поклоняться…
Наверное, примерно так рассуждал Кецалькоатль, обдумывая предложение Уирикана. Возможно, еще опасался, что как бы в ловушку не шел именно он, а не Тескатлипока, и кто знает – может быть, тот поверил в искренность Уирикана как раз после предложения ему всех этих подробных условий. Впрочем, можно не сомневаться, что как раз Уирикан изначально был уверен в своем выборе: Кецалькоатль был для него фактически учеником, а характер имел значительно более покладистый и предсказуемый, нежели мутный бог-ягуар. Другое дело, что покладистый характер гаранта твоего договора – еще не означает реальных гарантий выполнения. Особенно, когда дело касается веков – забегая вперед, скажем, что Кецалькоатль, как раз в силу своей мягкости, опять пойдет на поводу у народа и младших соратников, что приведет к ряду нарушений договора (если он, конечно, был). Предвидел ли это Уирикан – вопрос сложный. Судя по тому, что его народ предпочитал острова, а берега защищал из глубины длинными оборонительными сооружениями – предвидел. Судя по тому, что не оставил в сердце острова никаких эффективных «закладок» на будущее – не факт…
***
Хотя одна «закладка», кажется, все же была, если это не банальное совпадение… Когда тольтеки, лишившись стабильного контроля со стороны Кецалькоатля, начнут сильнее зажимать итца – поток беженцев усилится, обеспечивая народ Уирикана притоком людских ресурсов. И чем кровавее будут вновь достигшие пиковой мощности ритуалы – тем больше возможностей для баланса останется у бермудов.
Именно так назвал свой народ Уирикан, подводя под единый знаменатель все то племенное и этническое богатство, которое удалось собрать на побережье. Этимология слова нам неизвестна, скорее всего, уходя в гиперборейское прошлое, но, что интересно, термин прижился, и вскоре во всем Вендоре будут именно так называть не только народ, но и группу островов, которую бермуды примутся заселять. Раньше эти кусочки суши как только ни называли: от Драконьих яиц до Жемчужных колец (а попадались и рифы, и атоллы), не желая принимать чужой вариант как универсальный (картография была уже развита и добивалась хотя бы какой-то унификации). Теперь же всех устроил новый компромиссный вариант, а расположение островов все четче прорисовывалось на картах, ибо корабли по мере их заселения зачастили на Бермуды.
Делалось это обычно с двумя целями: банально захватить дикарей в рабство или же совершить взаимовыгодную сделку, меняя простенькие дары развитой цивилизации на удивительно удачные спиртные напитки, травы, табак, жемчуг и золотые изделия. Правда, последних на островах было все меньше, ведь эти осколки памяти прошлого были унесены еще при эмиграции, поэтому подходили к концу. Зато на побережье, куда продолжали стекаться недовольные Теотиуаканом насканцы – с золотом было получше.
Побережье, кстати, тоже слили с единым термином, называя его Бермудским, а иногда и просто Бермудами. Точно так же будет и с этносами: когда жители побережья Картахены в какой-то момент поймают вдохновение самосознания и станут называться сапотеками, гуарани и лодейрами – это заметят только специалисты, а в народе всех продолжат стричь под одну бермудскую гребенку. Разве что ближе к МП вендорцы научатся понимать различия, увидев, что сапотеки – неплохие земледельцы и скотоводы, гуарани – отличные танцоры и спецы по выращиванию редких пищевых товаров. А слово «лодейры» не вполне справедливо получит нарицательное значение «лодырь» из-за того, что этот боевитый народ, защищая соседей от насканцев и пиратов, охотно брал от них еду и товары в благодарность, постепенно разучившись вкалывать.
То есть, можно заметить, что Уирикан постарался дать своим последователям максимальную свободу оттенков пути, способствуя разветвлению общей массы на ряд близких, но вполне оригинальных этносов. Основой для некоторых случаев послужили особенности мироощущения уже живущих тут племен, другие ветви появлялись из-за природно-географических особенностей местности или более тесного контакта с тем или иным культом. Правда, позвал Уирикан лишь нескольких богов – преимущественно тех, кто еще не подсел на кровавые жертвы, а курировал созидательные направления. Причем Майяуэль и ее муж Патекаль – вообще поселились в астральных локациях, связанных именно с Бермудами, и почти полностью посвятив себя просвещению новой этнической единицы. Так что не стоит удивляться тому, что именно эта линейка товаров (алкогольные напитки, кофе, какао, каучук и прочие продукты самовыражения флоры) – стала главной экспортной статьей  у всех бермудских народов.
Ратуя за всестороннее развитие, Уирикан попытался даже воссоздать древний культ Лакшми, дав ей имя Шочи и положив считать покровительницей любви, цветов, беременности и прочих подобных явлений. Созданный им образ он объявит своей женой и попробует экспортировать в Насканию, где будет сохранять и свои культы. Но когда отчуждение достигнет пика, и его культы извратятся насканцами, та же судьба постигнет и культ Шочи. Известная здесь под именем Чальчиутликуэ, многокосая богиня радости, любви и продолжения рода примет, как и прочие боги, кровавые черты – один лишь кошмарный ритуал принесения ей в жертву девственниц чего стоит…
Впрочем, это уже проблемы Наскании, а в Бермудском треугольнике (как будет называться сочетание островов и побережья) ее образ быстро взлетит до небес популярности, и когда настоящая богиня, решив дела в Аджарии, вернется сюда отдавать долги демиурга – ей очень быстро удастся стать самым обожаемым существом у бермудов.
Да-да!.. Она обгонит даже самого Уирикана в сумме его культов. Тот предпочитал многоликость, каждому народу изначально представлялся, как мы помним, под разными именами, а когда они слились в один соборный этнос – предпочел не сливать культы, а вложить в народ мысль, что сам он – один невыразимый бог, а все остальное – его аватары… А так как слегка отстраненный интеллектуал в любом из этих аватаров был холодноват и отчужден – живая, теплокровная Лакшми быстро станет бермудам более родной, пусть память об Уирикане и будет сохранять огромный отпечаток уважения.
Вы не ослышались – именно память. Ведь незадолго до возвращения Лакшми Уирикан примет решение уйти в Тлалокан. Поддержание материальной оболочки и долгая работа по формированию народа – истощали его силы быстрее, чем хотелось. Этот самобытный демиург не хотел качать энергию из народа, поэтому решил вместо постоянного контроля вложить остатки сил в особое сооружение, которое позволило бы не только прикрыть его беззащитный народ с моря, но и снижать давление кровавого Теотиуакана на весь остров. Потратив уйму сил и знаний, Уирикан лично выстроил почти в центре Треугольника подводную пирамиду. Она не могла соревноваться с его же творениями в Наскании по масштабу, но опыт – великая вещь: оптимизация энергетических процессов в пирамиде позволила Уирикану создать мощный генератор-накопитель-трансформатор разночастотных энергий. Глубокое понимание электромагнитных взаимодействий дало возможность насыщать пирамиду энергией частых здесь гроз и бурь. Эта энергия могла храниться в пирамиде, а в нужный момент вырываться наружу, целенаправленно уничтожая пиратские суда. Кроме того, пирамида гармонизировала общий энергетический фон треугольника, помогая народу и дальше сохранять взлелеянную демиургом беззаботность. Бермуды всегда жили буквально одним днем, радуясь всем проявлениям бытия, не заморачиваясь и не впадая в типичное для многих уныние. Они останутся довольно примитивными по общему уровню развития, но легкая энергия их чистых, добродушных и жизнелюбивых душ – будет до самого МП уравновешивать гнет насканских могильников и алтарей…

Рай дауншифтеров и кровавое солнце
Когда Лакшми вернулась на Картахену – ее встретили с непередаваемым восторгом. Сама же она постаралась оперативно снизить пафос своего культа до минимальных показателей. Лакшми вполне устраивала роль заботливой старшей сестры – почти что человека, и это рождало забавное противопоставление: богиня вела себя, как человек, в то время как тысячу лет люди изображали из себя богов Картахены.
То, что покладистый характер, неуемный оптимизм и позитивное трудолюбие Лакшми дадут всем бермудам идеальный для их беззаботного вектора импульс развития – это понятно. И нам, честно говоря, немного интересней то, что через пару десятков лет после появления Лакшми приезд на побережье Картахены переселенцев из разных уголков Вендора – приобретет буквально массовый характер. Некоторые предпочитали Бермудские острова, но основная масса переселенцев все же будет высаживаться на побережье Картахены, которое вскоре обретет собственное название – Патагония – как бы выделяющее эту местность из большого Треугольника.
Ни один человек не объяснил нам, чем на самом деле был вызван этот миграционный бум. Скорее всего, совпадение суммы факторов. На континенте, где уже одержал первые победы Искандер – становилось тревожно, и первые иммигранты Картахены были, по большей части, беженцами из полыхающих войной уголков. Затем стали приезжать недовольные новыми порядками, а с ними вперемешку – те, кто просто подхватил вирус всеобщей миграции, прокатившийся по Вендору после развала глиняной империи Искандера. Тут еще поползли слухи о несметных сокровищах, скрытых в непроходимых джунглях, добавив пару волн авантюристов… Любые переселенцы – люди, как правило, довольно деятельные, раз уж нашли в себе волю поднять зад с насиженного места. В их родных государствах и полисах социальные лифты обычно работали натужно, здесь же, на фоне веселых местных разгильдяев квалифицированные (и не очень) мигранты уверенно занимали хорошие места, а так как незатейливые деревушки росли и быстро превращались в сравнительно уютные поселки – многих привлекала перспектива «первых ребят на райском селе».
Лакшми в целом приветствовала этот бум, ибо переселенцы, быстро погружаясь в атмосферу знойной свободы, не жались кучками, а сливались с аборигенами, щедро дополняя местный генетический набор и создавая в нем удивительное разнообразие. Ахейцы, лидийцы, финикийцы, аджары, ханьцы, мавры – все они становились сапотеками, гуарани, лодейрами, превращая довольно одноликие народы в уникальные библиотеки кровей. Через пятьдесят лет эти народы изменятся просто кардинально, а Патагония превратится в аутентичный регион, где в сохранившейся атмосфере слегка ленивой солнечной свободы будут жить вполне себе развитые люди, среди которых встретить философа – не сложнее, чем, скажем, в Ланисте или городах Фриланда. По-хорошему, Фриландом можно было бы с еще большим правом назвать как раз-таки Патагонию – один из главных центров вендорского экзотического дауншифтинга.
Правда, через упомянутые полсотни лет поток мигрантов иссякнет так же стремительно, как и возник. В Вендоре начнется период стабильности, а неугомонные дауншифтеры выберут себе новые уютные уголки. Ведь, во-первых, в их глазах разросшаяся Патагония потеряет очарование первозданности и девственности, а во-вторых – после Кровавого солнца она станет слишком уж опасным местом как для тех, кто решил насладиться свободой или сделать быструю, уютную карьеру.
***
Кровавое солнце никак не было связано с каким-то астрономическим явлением. Это скорее поэтический образ одного из многочисленных творческих чудаков, которому довелось испытать едва ли не худшее впечатление, возможное в человеческой жизни…
Как мы упоминали, некоторые рвались в Картахену по причине, далекой от экзотического дауншифтинга. Местные жители по совету Лакшми старались умалчивать тему золотого запаса острова в беседах с его гостями. Но ушлые авантюристы находили способы выведать тайны, и бермуды уже привыкли, что определенный процент приплывающих к ним людей – затем бесследно исчезает в лесах. Несколько десятков мелких групп банально гибли еще задолго до цели, становясь жертвами богатой фауны Наскании, а иногда и ее флоры. Но было лишь вопросом времени, когда на охоту за сокровищами подберется достаточно большой отряд, способный дойти до Теотиуакана.
Такой отряд высадился вдали от поселений, воткнулся в джунгли, добрался до Теночтитлана, но там был встречен невыносимо огромной массой тольтеков, которые, пользуясь чудовищным численным превосходством, всех до одного взяли живьем, после чего устроили торжественный праздник крови, вырвав около сотни сердец из бледнокожих грудей. На беду бермудов, это совпало с начавшимся бэби-бумом и отличными урожаями, из чего тольтеки сделали несложный вывод: кровь бледнокожих чужаков гораздо лучше смазывает колеса жизни – надо бы еще раздобыть…
Беззаботные бермуды прозевали разведгруппы тольтеков, изучивших ситуацию на побережье, поэтому атака нескольких десятков тысяч насканцев привела к кошмарным результатам. Они синхронно напали сразу на дюжину поселков, ничего не разрушая, почти не убивая, но зато утащив с собой вопиюще много пленных.
Те, кому повезло – прекрасно понимали, что ожидает их близких, друзей и соседей, но ничего не могли с этим поделать. Даже мобилизовавшись и сгруппировавшись – они все равно были обречены, атакуя орду тольтеков в джунглях, поэтому оставалось только сидеть на берегу, пить и гадать, прямо сейчас или немного позже твоему близкому вырвут сердце, смазывая солнечную колесницу?..
Один ахейский поэт, чье имя не сохранилось, в отличие от созданного им образа, сошел с ума от муки бессилия. Его любимая была унесена в лес, и поэт теперь с осуждением смотрел на солнце, патетично заявляя ему о своем недовольстве. В один из дней он перешел на крик.
- Ну вот! Свершилось!.. – негодовал он. – Я вижу кровь, стекающую в море с обоих проклятых боков… Довольно? Сыто? Подавись же!.. Да захлебнешься кровью Иды, ты, свет, дарующий мне мрак. Кровавые лучи кровавого светила…
Но мы прекрасно понимаем, что это просто крик души, и виновато не солнце, а банальная алчность… Именно эта неуемная жажда богатства, толкавшая авантюристов вглубь острова, вызвала ответную волну со стороны дикарей. Кецалькоатль за описываемые годы сильно ослаб: то ли выполняя условия договора, то ли искупая прошлые ошибки, но в любом случае в разы сократив часы работы алтарей и испытывая большую нехватку энергии. Он к тому же взвалил на себя почетную миссию очищать остатки Ложа, поэтому последние силы тратил на сложные ритуалы и к моменту вторжения охотников за сокровищами все чаще отсыпался в открытом для него Тлалокане (еще один намек на договор). Он проспал все основные события того раунда «общения» между Насканией и Патагонией, а когда узнал, что буквально на прошлой неделе алтари буквально затопили кровью пяти тысяч бермудов – впал в глубокую депрессию. Бедняга понял, что все зашло слишком далеко – вожжи народа отпущены, и он теперь несется в кровавый ад, а повинен в этом в том числе и Кецалькоатль…
Эта хандра еще больше укрепит позиции Тескатлипоки, который, было время, сдал даже сильнее коллеги (ибо на порядок выше зависел от крови алтарей), но теперь воспрянул духом. Ему по-прежнему не хватало собранности, чтобы придумать четкую систему взаимодействий с народом – он мог одаривать благодатью одних и жесточайшим образом карать других. Некоторые культы он создавал просто из прихоти, равно как и ритуалы, в которых искал все новых и новых оттенков энергий .
Тескатлипока уже давно не делил людей на тольтеков и итца, легко отнесшись к тому что «его народ» находится в слегка угнетенном состоянии. Милость Кецалькоатля постепенно вручила ему вместо одного народа аж два, и Тескатлипока наслаждался этим триумфом. Еще позже в его силах будет искоренить культы дремлющего Кецалькоатля, просыпающегося ненадолго лишь дважды в год – в равноденствие. Однако бог-ягуар, хоть и скатывался все ниже по вертикали грешности, не был исключительно гадким существом и честно поддерживал культы былого антагониста, отвечая на его благородство.
Так что сложно сказать, был ли особо мудрым план Уирикана, если в личном смысле больше всех выиграл Тескатлипока, постепенно подмявший под себя всю Насканию. К стыку тысячелетий бог-ягуар, хоть и не перейдет на прямую службу к Легиону, но станет его явным союзником, он же лично воспитает одного из лордов, а его народ будет регулярно терроризировать побережье в поисках новых жертв, не забывая обильно смазывать колеса Легиона кровью своих же сородичей.

Новая Амазония
После Кровавого солнца Патагония заживет уже собственной жизнью. Спад, вызванный нападением насканцев и предсказуемым оттоком напуганных дауншифтеров – сменился новым этапом роста, причиной которого станут два фактора. Первый – это временное прекращение атак насканцев, повадившихся было повторять Кровавое солнце уже в миниатюрных формах. Тут хорошо пригодились системы ограждений Патагонии от Наскании – при нормальной работе патрулей и своевременной мобилизации бермуды, вооруженные гораздо лучше дикарей, могли удерживать даже большие армии насканцев, пока подойдут подкрепления из соседних поселков, и можно будет нанести встречный удар, вырезая по несколько сотен кровожадин. Это охладило пыл дикарей, но все равно создавало избыточное напряжение в непривыкшем к нему обществе. И тут в тему пришелся поход аджарских воинов за золотом. До золота они не дошли, но Лакшми мимоходом помогли – перед тем, как большей частью сгинуть в джунглях, аджары очень лихо проредили воинские ряды насканцев, заставив на время откатиться к столицам зализывать раны.
А когда из глубины острова вновь начнут донимать набегами – на побережье уже появится новый городок, который к МП превратится в главный оплот обороны Патагонии. Этот городок будет называться Рио, и жить в нем будут новые амазонки.
***
Женщины-воительницы в Вендоре могли найти себя во многих странах – кроме, разве что, самых патриархальных. Но это не мешало десяткам фанаток ежегодно отправляться на остров Фермодон, который уже с первых столетий эры богов стал чисто женским царством и продержался в статусе главного центра феминизма до момента повествования.
Однако к концу тысячелетия у амазонок Фермодона появились конкурентки. Причем с гораздо более широким мировоззренческим фундаментом. Если амазонки с каждым веком все сильнее скатывались в тупое мужененавистничество, то Рио являлся искренним выразителем своего края и по праву считался местом истинной свободы от догм, стереотипов и забубонов. Согласно жизненным законам, после появления Рио радикализм амазонок Фермодона начнет расти еще стремительнее, и Фемискира быстро дойдет до статуса почти закрытого царства, что само собой сделает Рио очевидным выбором для любой гетеросексуальной воительницы, ищущей место для самореализации и душевного отдыха.
Интересно, что Лакшми, которая быстро станет крестной матерью новых амазонок – «родной матерью» им не была и в создании Рио участия не принимала. Это был подарок из Тлалокана, где дремлющий Уирикан продолжал помогать своему народу. На этот раз чужими руками…
Заранее видя, что грядущих столкновений с тольтеками не избежать, он попросил Инти и богиню Ицпапалотль подготовить особый отряд воительниц, обладающих целым рядом способностей. Инти, всегда благодарный отцу за отличное сочетание помощи и ненавязчивости, не мог отказать априори. А Ицпапалотль, хоть и слыла по праву психованной оригиналкой, перед Уириканом до сих пор млела, влюбленная в своего наставника еще с юных лет и, собственно, за ним же и потащившаяся на Картахену, когда он покорил ее сердце в школе Гелиополиса, давая во время восстановления курс лекций о трансформациях. Сейчас чувства уже остыли, но дымка ностальгии по тем временам была столь ажурна, что щекотала Ицпапалотль ее смешной маленький носик, доставая и до сердца, и до живота, и до пяток.
Она не принадлежала ни к одному пантеону или клану, равно тешилась как созерцанием бабочек, так и заманиванием людей в «чрево» растений-людоедов, и возможность порадовать старого кумира вполне себе творческой работой – упустить не могла, подойдя к процессу максимально серьезно… Долго рассказывать, как они с Инти отбирали самых одаренных девчонок кечуа, вводили их в свои культы, доверяя глубокий доступ ко многим секретам, а затем заставляя до изнеможения тренироваться боям, чередуя это с рядом мистических ритуалов. Больше половины кандидаток банально погибнут, не выдержав непривычных для женщин острова нагрузок, но зато спустя пятнадцать лет восемьдесят одна вираго (название в честь Виракочи – имени Уирикана у кечуа) придет к Лакшми, чтобы присягнуть на верность и пообещать защиту от любых угроз.
Лакшми, плача от умиления, решит заложить для девушек новый поселок, быстро разработает для них очень мягкий свод правил и возведет в ранг элиты, что окажется отличным шагом с точки зрения пиара. Да, лодейры сначала насупятся, но и они быстро поймут, что все заслуженно, а вираго не чванятся и охотно делятся своими секретами, пусть частью из них – только с женщинами. Зато во всем мире вскоре будут знать, что в новосозданном, симпатичном городке Рио живут приветливые и знойные амазонки, готовые принимать в свои ряды женщин из любого уголка Вендора, а к мужчинам, в отличие от жительниц Фемискиры, относящиеся весьма и весьма благосклонно.
Первое поколение вираго, кроме воинско-мистического набора умений, было обучено еще и педагогическим основам, поэтому с передачей знаний и навыков новичкам, а затем и дочкам – справилось превосходно. Уже через тридцать лет в сердце Патагонии цвел приветливый Рио, в котором жило полторы тысячи воительниц, в отличие от большинства бермудов, абсолютно не боявшихся джунглей, чувствующих угрозу заранее (благодаря ритуалу «соединения» со всевидящим солнцем) и готовых оперативно выступить в нужное место, чтобы без колебаний уложить насканских агрессоров.
И при всем этом чувстве ответственности, вираго умудрялись сохранять свою удивительную солнечную безмятежность. Люди любят тех, кто не заморачивается, живет легко, умирает еще легче, и на протяжении жизни сохраняет здоровый пофигизм позитива. Ицпапалотль подарила своим ученицам главное – легкость бабочек, а то, что передала она их в руки Лакшми – еще более солнечной и радостной богини – только добавит вираго густоты и ширины спектра жизнерадостности.
Одним из воплощений этого спектра станут фиесты – регулярные фестивали, которые будут проходить в Рио, привлекая все больше людей со всего Вендора. Эти танцевальные марафоны будут изрядно отличаться от Дионисий, в первую очередь – отсутствием спиртного. Казалось бы, рядом Бермудские острова – истинный рай любого алкоголика, но данная традиция имела простое объяснение: фиесты были своеобразными брачными играми, а потому во имя здоровья будущих детей от текилы с ромом приходилось воздерживаться.
В фиестах по традиции принимали участие все здоровые вираго, а уже дальше их правом было ограничиться лишь танцами, ворваться в сексуальное буйство с одним из приехавших на «осеменение» или же устроить очередной медовый месяц со своим мужем, проживающим рядом много лет. В этом и заключается особая притягательность общества вираго – никаких запретов. Хочешь жить с мужем – живи! Он может быть еще более крутым воином, или подкаблучником, собирающим травки – неважно… Имеешь наклонности к подругам, но не хочешь на Фермодон – оставайся! Если не будешь чересчур напоказ выставлять свои страсти в людных местах – в твою сторону даже никто не посмотрит; перестараешься с показухой – могут подшутить или попросить не смущать юных девочек. Но опять же – никакого осуждения. Некоторое отчуждение – да! Это неизменный спутник пофигизма. Но не осуждение в любом случае. Пять фестивальных детей от пяти пап? Прикольно ты резвишься, подруга… Главное условие: не навязывай другим свое понимание правильной жизни, тогда никто не будет смеяться над тем, что ты не такая, как остальные…
Нет нужды уточнять, что Рио надолго станет магнитом для позитивных людей обоих полов, остальные поселения Патагонии будут стремиться брать с него пример, а богиня Лакшми в конце концов построит свое жилище-храм неподалеку от этого нового эпицентра бермудской жизни. Конечно, несколько расхлябанный быт, явный воинский уклон и незыблемый матриархат – не давали Рио считаться удачным примером утопии или эталоном гармонии, и, скажем, ахейские романтики, ожидавшие именно этого – вскоре возвращались домой, называя Рио «неухоженной казармой ухоженных жоп». Однако если бы проводили опрос, выбирая самое аутентичное и атмосферное поселение Вендора в 20 тысяч жителей и более – Рио был бы среди главных фаворитов.
***
Об особенностях экипировки вираго, о загадочных «бестиях», о буйной самбе и заводящем фанданго, о социальных отношениях, культуре, нравах и ремеслах – обо всем этом и многом другом можно узнать в тематических статьях. Нам же пора заканчивать рассказ о Картахене кратким подведением итогов на момент повествования.
Итак, у людей-демиургов не слишком здорово получилось стать хорошими богами не очень хороших дикарей, еще и в условиях соседства с могильниками, излучающими энергии и образы чрезвычайно низких вибраций. Кому-то более-менее удалось справиться с искушениями, обуздать гнев, проглотить обиды, но в целом пантеон Картахены превратился в скопище зооморфных самодуров, увлеченных либо личными проблемами, либо усобицами. Другое дело, что многие из них хотя бы искренне пытались бороться с собой. Кецалькоатль задним числом исправлял свои ошибки, главная из которых – всего лишь несоответствие характера и взваленной миссии. Ицпапалотль хоть и вредничала, но сполна искупила это, приняв участие в зарождении группы безусловно самых лучших и самых позитивных воинов острова. Майяуэль и Патекаль – были исключительно конструктивны во всех своих культах, Уирикан же и Инти – стали весьма толковыми демиургами для своих народов. Да, народов не особо развитых, а в случае с Инти – и довольно кровожадных. Но пример тольтеков и итца – показывает, что все могло быть куда хуже.
К МП насканцы вновь разделятся. Сначала на два стержневых народа, а потом и на более мелкие племена. Они будут обильно лить кровь друг друга на алтарях пирамид солнца и луны, заставляя вязко пульсировать осколки Ложа, за века переместившиеся из могильника в тысячи драгоценных предметов: от ритуальных масок  до ложек и мисок. При этом в случае внешней угрозы насканцы научатся объединяться, хоть в противостоянии с такими военными монстрами, как пуны Гамилькара – у них и всех вместе не будет ни малейшего шанса, что позволит полководцу хорошенько очистить остров от грязного золота. Насканцы примутся совершать вылазки на побережье, но вираго, хоть и миновавшие пик расцвета, будут не только защищать свои земли, но и регулярно наносить превентивные удары, в некоторых случаях доходя до самого Теотиуакана.
По побережью разольются новые поселения активно плодящихся бермудов, дошедших, наконец, до понятий городов. Город сапотеков Гаучильо (Гуаякиль) будет на целую треть состоять из каменных построек, в отличие, как от Рио, так и от городка лодейров Суарезо, а также от горизонтально разросшегося Ресифе, населенного народом гуарани.
Островные бермуды продолжат вести почти что самый беззаботный образ жизни, несмотря на то, что каждый тридцатый из них, по статистике, попадет в рабство, и эта статистика была бы в разы хуже, если бы не мистическая сила местных вод, поглотивших не один десяток пиратских кораблей.
Тот же, кто эту силу породил, равно как и некоторые его коллеги, сохранит кое-какие силы на последние дни. Этих сил уже не будет хватать на полноценное существование, но чужими руками сможет пользоваться не менее десятка богов Картахены, а кое-кто попытается действовать и своими. Но это уже выходит за рамки статьи, поэтому последние события в жизни острова, а также некоторые оценки главным участникам событий как прошлого, так и настоящего – можно будет узнать в Книге Земли и одном из рассказов Книги Эфира…