За линией фронта. Часть пятая -4

  В 21 час передовые части атаковали вражеские позиции на подступах к Апостолово. Гитлеровцы открыли организованный огонь из стрелкового оружия и танков, из оружий и миномётов. Поздно ночью, когда уже во вражеском стане шла полным ходом эвакуация, с помощью местных жителей нашим мотострелкам удалось обнаружить прорыв в обороне противника в 4 км северо-западнее города. Комдив направил через него 105-й стрелковый полк подполковника Артамошина. Но ещё раньше через этот разрыв проник авангардный батальон 107-го стрелкового полка, которому командир майор Н.П.Щербак поставил задачу под покровом темноты внезапно ворваться на железнодорожную станцию Апостолово и создать выгодные условия для действия главных сил.
  Вместо выбывшего из строя по ранению комбата Сергеева, командовать батальоном довелось его начальнику штаба Михаилу Белову. Действия ночью уже вошли им в привычку. Двигались по азимуту, преодолевая вязкую топь раскисших от дождя полей. Через каждые полчаса меняли головных и боковых дозорных: они уставали от напряжения, могли не заметить противника, не туда пойти.
- Пробиваться к Апостолово до рассвета, Белов! - требовательно напоминали о себе, засевшие в памяти слова Щербака.
  Вот замигали фонарики дозорных: впереди - противник! Выяснилось, что перед батальоном возникла колонна вражеских машин, застрявшая в дорожной грязи. Лишнего времени на раздумья не было. Сквозной атакой головной роты разогнали охрану. Не задерживаясь, чуть забрезжил рассвет вышли к железнодорожной линии Апостолово-Днепропетровск. Белов отдал приказание подготовиться к атаке на станцию.
  Но не дремал и противник. Слева от железной дороги начали медленно выползать его танки. Справа, за посадкой, зашевелилась пехота, конники. Враг готовил контратаку!
  Белов не медля, дал команду ротам развернуться и изготовиться к бою. Указал позиции для ПТР, "максимов". Очень нужен был в этот момент огонь батальонных миномётов. Но они отстали.
  Слева от железной дороги занял позицию расчёт ПТР в составе однофамильцев Николая Николаевича и Ивана Антоновича Литвиновых. Оба бойцы бывалые. Оборудовав позицию, они выждали когда один из нападавших вражеских танков повернулся к ним бортом и точным выстрелом подожгли его. Другой танк обнаружил позицию храбрецов и ударил по ним из пушки. Осколком был контужен один из Литвиновых. Другой же бил по второму танку, пока и тот не загорелся.
  Прямо с железнодорожной насыпи вдоль её правой стороны через посадку начали поливать огнём сосредоточивавшихся там гитлеровцев два наших "максима". Вражеская артиллерия один из них вывела из строя. С сержантом Комиссаренко комбат Белов бросился к опрокинутому пулемёту. Там на месте оказалось что оба номера были ранены, а враг уже почти у самой посадки.
  Быстро подняли пулемёт, поставили, охватив колёсами шпалу. Белов за первого, Владимир Комиссаренко за второго номера. Дело им знакомое: свой боевой путь Белов начинал командиром пулемётного взвода.
- Помирать, так с музыкой, - смеётся Комиссаренко, заправляя ленту.
- Как бы не так! - отвечает Белов, стиснув зубы и начинает выбивать огненную чечётку. - Пусть они, гады, помирают; а мы жить будем!
"Чечётка" становится всё забористей, подзадоривает, веселит солдат: некоторые взбираются на насыпь, встают во весь рост, стреляют из винтовок вслед убегающим гитлеровцам, радостно вопят:
- Так их, старший лейтенант! Жарь им, сволочам, под хвост!
"Концерт" удался, фашисты уже не поднимались, ползли в сторону и назад. У бойцов прибавилось уверенности, боевого задора.
  Вскоре заняли назначенные позиции батальонные 82-мм миномёты. Как только над головами наших бойцов просвистели и начали рваться в расположении противника мины, стрелковые роты решительно двинулись в атаку. С ходу ворвались на станцию. А на ней пытаются сотворить своё чёрное дело команды подрывников и поджигателей. На рельсах - убитые фашистами люди в гражданской одежде. Видимо, железнодорожные рабочие, служившие у оккупантов по принуждению. В депо - расстрелянная группа советских людей.
  Каратели не ожидали столь быстрого прорыва наших бойцов и были захвачены врасплох, буквально на месте своих злодеяний. Большинство из них были перебиты в завязавшейся схватке. Четверо жандармов (судя по латунным бляхам на груди) схвачены прямо у подрывных устройств.
  Батальону удалось предотвратить уже подготовленный взрыв железнодорожного полотна, депо и многих других станционных сооружений. Надо было не допустить злодеяний фашистов в городе, поскорее полностью очистить его от врага. Этому способствовали решительные действия главных сил 107-го и соседнего справа 105-го стрелкового полка, пересекшего железнодорожную линию на Кривой Рог и вместе с полком мотострелков под командованием полковника Деева, атаковали фашистов в Апостолово вдоль этой линии с северо-запада. В это же время 103-й гвардейский стрелковый полк перекрыл подход резервов врага из Кривого Рога по железной и шоссейной дорогам. Правее его с аналогичной задачей развернули действия части Антоновской спец.дивизии.

__________________________________________________
  Февраль 1944 года в Москве был снежным, хотя нередко по утрам бывали чувствительные морозы. И всё же в столице было теплее, чем на севере в районе Волхова. Когда "дуглас" Мерецкова шёл на посадку, над аэродромом повалил снег, видимость резко ухудшилась. С большим трудом, но лётчик посадил самолёт.
- Вы? - удивился генерал Поскрёбышев, увидев в дверях Мерецкова. - Я только что звонил на аэродром, его из-за плохой погоды закрыли: пурга разгулялась.
  Из кабинета Сталина вышел маршал Ворошилов. Заметив Мерецкова, он улыбнулся. Оказывается, он тоже недавно прилетел из Ленинграда, там такая же пурга, все улицы замело снегом, его едва успевают убирать. Но город как бы воскрес, живёт, дышит.
- Проходи, кто там? - раздался голос вождя, и Мерецков поспешил в кабинет.
  Сталин порывисто встал из-за стола и шагнул ему на встречу.
- Ну, чем порадуете? - Верховный был необычайно весел, улыбался в усы. - Так, я слушаю вас! Кстати, - спохватился вождь, - вы получили у товарища Калинина второй орден Суворова?
- Ещё в прошлый раз, когда сюда приезжал. Спасибо, Иосиф Виссарионович.
  Мерецков не знал, с чего начать разговор с Верховным. Тот зажёг свою традиционную трубку и несколько раз затянулся.
- Я хотел бы доложить вам свою просьбу, - сказал Мерецков.
- Просьбу? - усмехнулся Сталин. - Обычно вы начинаете с доклада о ситуации на фронте.
- Но фронт ликвидируется? - не сдержался Кирилл Афанасьевич. - Его войска я должен передать Ленинградскому фронту?
- Что у вас за просьба? - прервал его Сталин, не вникая в суть сказанного Мерецковым.
- Просьба одна, товарищ сталин: пошлите меня в Белоруссию воевать!
  Дверь приоткрылась, и на пороге появился Молотов. Поздоровавшись с Мерецковым, он прошёл к столу и сел рядом с вождём. А Сталин, покуривая трубку, вскинул глаза на Кирилла Афанасьевича.
- Хотите повоевать на западном направлении? - спросил он. - Не получится! Ваша стихия - север, там вы чувствуете себя, как рыба в воде. Всё вам там знакомо, у вас большой опыт ведения наступательных операций в сложных условиях лесисто-болотистой местности. Поэтому Ставка назначила вас командующим Карельским фронтом. Другого посылать на север нет смысла, он лишён всего того, что имеете вы, а учить его нет времени. Так что, вам и карты в руки.
"Против таких доводов возражать было трудно, - писал позднее Кирилл Афанасьевич. - Далее Ставка сформулировала в общих чертах стоявшую перед Карельским фронтом задачу: за летне-осеннюю кампанию 1944 года освободить Карелию и очистить от немецко-фашистских войск Петсамскую (Печенегскую) область в ходе широких наступательных действий."
  Потом разговор зашёл о Финляндии. Сталин сказал, что разгром немцев под Ленинградом и Новгородом резко отразился на настроениях финского правительства и оно запросило Советский Союз, на каких условиях Финляндия может выйти из войны. Молотов довёл до их сведения наши требования.
- Какие это условия? - спросил Мерецков.
  Молотов перечислил их: разрыв отношений с Германией, интернирование с её территории немецких войск и отвод войск финнов к границам 1940 года.
- Это основные наши требования, - пояснил Сталин, - деталями займёмся позже. Так что при планировании операций особое внимание уделите северному участку фронта, где находятся лишь немецкие войска.
- Ясно, товарищ Сталин, - отозвался Мерецков, делая пометки в своём рабочем блокноте.
- У меня недавно был маршал Ворошилов, - продолжал с лёгкой иронией Верховный, - он поведал мне забавную историю. Когда в прошлом году зимой шли тяжёлые бои в районе станции Мга, вы находились с Ворошиловым на командном пункте дивизии, которая вклинилась в расположение вражеских войск. В это время немцы высадили десант автоматчиков, и те окружили КП. Но вас и Ворошилова выручил из беды командир танкового взвода лейтенант Владимир Мерецков. Это ваш сын?
- Мой, товарищ Сталин, - и Мерецков отчего-то заметно покраснел. - В начале войны, когда меня арестовали по ложному обвинению, сыну исполнилось восемнадцать лет, и он попросил военкома отправить его на фронт, а тот послал его учиться на танкиста.
- Отчаянный ваш сын, его бы не грешно и наградить за смелость.
- Я слышал, что на фронте находится и ваша жена, Кирилл Афанасьевич, не так ли? - спросил Молотов.
- Истина, Вячеслав Михайлович. Моя жена, Евдокия Петровна - работник Санитарного управления фронта, она вместе с другими медработниками отвечала за лечение раненых, их обеспечение и отправку вновь на фронт.
- А почему мне не доложили, когда взяли на фронт жену? - сухо спросил Сталин.
  Мерецков густо покраснел.
- Я обратился к маршалу Шапошникову, и он разрешил зачислить её в Санитарное управление фронта, - объяснил Кирилл Афанасьевич.
- Она и сейчас на фронте? - уточнил Сталин.
- И она, и сын.
- Целая семья сражается на фронте во главе с его командующим! - воскликнул Молотов. - Пожалуй, это единственный случай в Красной армии.
  Какое-то время все помолчали, потом Мерецков разжал губы:
- Карельским фронтом командует генерал Фролов, и командует давно, как теперь быть?
  Сталин ответил, что Карельский фронт будет решать очень серьёзные задачи, и у него нет уверенности, что генерал Фролов с ними справится, потому-то Ставка решила его заменить.
- Я не буду возражать, если вы возьмёте генерала Фролова к себе в заместители, - сухо добавил Сталин.
- Я так и сделаю, - ответил Мерецков. - Валериана Александровича я давно знаю, в войне с финнами он хорошо себя показал.
  Покинув Ставку, Мерецков направился в Генеральный штаб, чтобы решить организационные вопросы с маршалом Василевским, а уже через час он отбыл в Беломорск, где находился штаб Карельского фронта. Сидел в "дугласе" и перебирал в памяти недавний разговор в Ставке. То, что Сталин спросил о сыне и жене, неслучайно. Наверное, о них вождя проинформировал Берия. Ну и пусть, это его работа. Мерецкову понравились слова Сталина о Владимире: "Отчаянный ваш сын, его бы не грешно и наградить за смелость". Мысленно Кирилл Афанасьевич перенёсся на КП стрелковой дивизии. Тогда сложилась критическая ситуация. Десант вражеских автоматчиков прорвался на КП дивизии и стал его окружать. Мерецков приказал всем на КП, а также своей охране занять круговую оборону, а сам позвонил в 7-ю танковую бригаду, которая находилась неподалёку, и попросил комбрига срочно прислать на выручку танки: немцы атакуют командный пункт.
- У меня в наличии лишь танковый взвод, да и тот после боя не в полном составе, - ответил комбриг.
- Давай, что есть!..
  Несколько минут огнём из автоматов отбивались наши бойцы от наседавших на КП немецких десантников. Наконец показались танки. Бойцы следом за ними ринулись в атаку, отбросили десант, а подошедшая пехота разгромила его. И тут в блиндаж вошёл танкист, весь в копоти, и доложил Мерецкову:
- Товарищ генерал армии, фашистский десант уничтожен!
Это и был лейтенант Владимир Мерецков. Маршал Ворошилов узнал его. Климент Ефремович подошёл и обнял, как родного сына:
- Спасибо, Володя, ты всех нас выручил!

  По заснеженным дорогам Москвы, увязая в глубоком снегу по колено, в высоких, тёплых валенках, мягком армейском полушубке с пристёгнутой револьверной кобурой и чёрной шапке-ушанке, - шагала Ольга Тихонова, она направлялась к себе домой. Волховский фронт расформировали и Стрельников отправил её на побывку к матери, пока все отделы вновь приступят к своей работе уже на новом месте, а пока её присутствие особо не требовалось.
  Она дошла до своей улицы, вошла в глухой двор и потопталась у подъезда, стряхивая с валенок налипший подтаявший снег, потом скользнула в парадную и быстро забежала на свой этаж к заветной квартире. Мама, предупреждённая заранее о её приезде, была дома и открыла дверь на стук. Ольга глубоко, облегченно вздохнула и переступила порог.
  Отчим был на работе, он день и ночь пропадал там, на одном из военных предприятий Москвы в качестве инженера-электрика. После тяжёлого ранения зимой сорок первого года не далеко от столицы, его комиссовали и для службы в армии признали непригодным, зато на заводе были этому несказанно рады.
- С тех пор и дома-то он не бывает, - сетовала мама, - как уйдёт чём свет, так и до полуночи там пропадает. Худой, страшный стал, не узнать совсем.
  Ольга сидела в кухне за чаем, с удовольствием пила обжигающую жидкость с блюдечка, по-сибирски с сахаром в прикуску и наслаждалась домашним покоем и тишиной.
- А, что, от тёти Анны, есть чего, пишет она? - вдруг спросила Ольга и повернувшись к матери, вопросительно на неё посмотрела.
- Да, я уж не стала тебе на фронт писать об этом, что расстраиваться... Пишет она, что Борька на Курской дуге сильно контужен был, отправили в госпиталь ещё в августе месяце, долго лечили и потом, всё же списали, дома он теперь. Оглох совсем и слух, похоже, так и не восстановится, - ответила мама.
- Что, совсем не слышит? - Ольга отставила в сторону чашку с чаем.
- Слышит, немного, но ему громко теперь надо говорить. Шум в ушах постоянный и головная боль часто возникает, но врачи говорят, что со временем, мол, легче будет... А так, живут помаленьку. Про дочку Борькину, ты уже знаешь, её ещё в первый год войны ему Женька родила. Дядя Игнат на фронт ушёл этой осенью, бронь с него сняли по его же просьбе, так как на комбайн пришли работать молоденькие мальчишки, и на трактор он своего сына Виталика обучил, вот и пошёл. Виталик уже школу заканчивает, тоже хочет воевать... Ох, уж эта война! - и мама всплакнула, вытерла отворотом халата свои влажные глаза и посмотрела на дочь.
- Оленька, что у тебя там, как и где воевать-то теперь будете?
- Не знаю, мама, куда пошлют. Фронт, на который мы прибыли с Иваном Игнатьевичем, расформировали. Он сейчас пока в распоряжении Ленинградского фронта находится, там Управление фронтовой разведки будет дальше решать, оставлять нас в кадрах у себя, или отправлять на Карельский фронт. Наш отдел полностью сформирован и готов к работе, - Ольга ласково взглянула на маму. - Ты изменилась, и в лучшую сторону. Будто бы помолодела!
- Похудела, потому что... А так, вон седых волос-то прибавилось, - и Елена Матвеевна после этих слов вдруг невзначай спросила: - А, что Алексей-то твой, где сейчас?
  Ольга с улыбкой опустила глаза:
- Он на юге воюет, мама, а я от него уехала подальше. Так лучше будет и мне, и ему... Правильно ты говорила когда-то, что ни к чему хорошему не приведёт наша с ним "пламенная любовь"! Думаю, что всё закончилось, не начавшись...
  Елена насторожилась, она почувствовала подвох и то, что дочь ей что-то недоговаривает и спросила:
- Но, всё ведь не просто так... Я понимаю, что произошло что-то такое, о чём тебе страшно рассказывать. Но, может быть, всё-таки попробуешь, расскажешь потихоньку. Пусть не сейчас, когда душа отойдёт... Но лучше, расскажи, поделись со мной. А то мне, тревожно что-то на сердце от этого стало, - и мама подсела поближе к Ольге, опустив свою ладонь на её подрагивающую руку, лежащую поверх белой салфетки рядом с чашкой остывшего чая.

  В Беломорск Мерецков прилетел в десять часов утра, а через некоторое время его уже встречали в штабе Карельского фронта. Генерал-полковник Фролов был заметно взволнован, но рапорт отдал чётко.
- Ну, здравствуй, Валериан Александрович! - улыбнулся Мерецков, подав ему руку. - Не зря говорят, что пути Господни неисповедимы. Вот и мы с тобой вновь встретились. Не забыл ещё, как в финской войне твоя 14-я армия громила финнов?
- Не забыл, товарищ генерал армии, - сдержанно ответил Фролов.
  Мерецков не мог не заметить, как при этом он сурово свёл брови, а в его карих глазах затаилось грусть. Было понятно без слов, что Фролов огорчён потерей командования своим фронтом. "Но тут уж предъявлять претензии надо не мне, а Ставке", - подумал Мерецков, но не озвучил эти свои мысли.
  После того, как бывший командующий ознакомил своего приемника с обстановкой на Карельском фронте, он сообщил, что ему позвонил начальник Генштаба маршал Василевский, сказал, что Ставка назначила командующим Карельским фронтом Мерецкова, и распорядилась передать дела в его руки.
- А когда я спросил, куда направят меня, - продолжал Фролов, - он сослался на вас, Кирилл Афанасьевич: мол, вы в курсе дела. Я бы хотел знать, так ли это?
  Хотя генерал Фролов держался достойно, в его голосе слышались тревожные ноты с примесью укора, но Мерецков не придал им особого значения. Однако, скрывать что-либо от бывшего комфронтом он не мог, да это было и не в его натуре. Усевшись, он пригласил к столу и Фролова.
- Валериан Александрович, тебя я знаю давно, человек ты прямой и честный и отнюдь не самолюбив. То, что сдаёшь фронт в другие руки, тебе, естественно, не по душе. Случись такое со мной, я бы тоже переживал не меньше тебя, - Мерецков разговаривал с Фроловым доверчиво, неторопливо, как бы размышляя, и это, как он понял, смягчило сердце коллеги. Фролов улыбнулся краешками губ, но тут же его лицо снова помрачнело. - Но такова судьба военачальника: то одну дают ему должность, то другую, а то и вовсе не дают. Сталин не говорил мне что-либо плохое о вас, и я понял, что претензий к вам у него нет. Он сказал, что задачи Карельского фронта резко усложнились и Ставка решила, чтобы фронт возглавил более опытный генерал. Надеюсь, ты не станешь отрицать сей факт?
  Фролов покраснел, словно его уличили в чём-то плохом.
- Что вы, Кирилл Афанасьевич, у вас опыта дай Бог, не то, что у меня, - он развёл руками, но увидев. как Мерецков помрачнел при этом, добавил: - Я это говорю честно, и в моих словах нет и намёка на иронию.
  Конечно, как он мог ещё вести себя в подобной ситуации, ведь многие понимали, что новый командующий не лишён нотки карьеризма и самолюбия, но он ещё и некоторое сближение с Верховным имеет, несмотря на то, что тот в самом начале войны распорядился посадить его, как врага народа и отдал Берии на "растерзание", а теперь вот, будто бы заглаживает свою вину перед Мерецковым и всячески выдвигает его на первые должности.
- Естественно, я спросил Сталина, как быть с генералом Фроловым, ведь он давно командует фронтом, исходил его вдоль и поперёк, - продолжал Кирилл Афанасьевич. - Он сказал, что не возражает, если я возьму вас к себе заместителем. Теперь же хочу спросить, согласны ли вы на такой вариант?
- Согласен, и очень благодарен вам за доверие! - генерал вмиг повеселел или попытался быть таким.
  Он ожидал, что Мерецков станет говорить ему, что и как делать, чем заняться в первую очередь, что можно, а что нельзя, но тот весело бросил:
- Тогда за работу, Валериан Александрович! Что вам делать, вы и без меня знаете.
- Слушаюсь, товарищ командующий! - Фролов встал и хотел было идти, но Мерецков задержал его.
- Приказ о моём вступлении в командование готов, и я прошу вас объявить его личному составу, - он вручил Фролову документ. - И ещё просьба: через два-три дня в Беломорск прибудет управление Волховского фронта, на его основе мы с вами сформируем управление Карельского фронта, которое сразу же должно будет приступить к работе. Сейчас, как вы понимаете, характер работы существенно меняется - от обороны мы переходим к наступлению. Новые задачи ложатся и на штаб фронта.
- А кто будет начальником штаба?
- Я ещё сам не знаю, но начальник Генштаба заверил меня, что подберёт нам толкового генерала.
  Вскоре Мерецкову стало известно имя "толкового генерала" - им оказался Борис Алексеевич Пигаревич.
"Вообще ни один из начальников штабов не служил больше года ни в отдельных армиях, ни на фронтах, которыми я командовал, - отмечал Мерецков в своих воспоминаниях. - То переведут на другую должность, то я сам ставлю вопрос о замене. Вероятно, дело заключалось не только в объективном, но и в субъективном моменте: я готов допустить, что штабистам служить со мной было нелегко. Ведь я долго работал в штабах. Поэтому их специфику знал и требовал многого." Но к приходу Пигаревича в штаб Кирилл Афанасьевич отнёсся с одобрением. Борис Алексеевич был не новичок в штабном деле, он закончил Военную академию Генштаба, в финскую войну был начальником штаба 14-й армии, во время войны возглавлял оперативную группу войск западного направления. На Карельский фронт он прибыл с должности начальника штаба 5-й армии.
- Как будем работать, Борис Алексеевич? - спросил Мерецков, когда тот по приезде в штаб представился ему.
- Так, чтобы от нашей работы выиграл фронт в боях с гитлеровцами! - ничуть не смутившись, ответил генерал. - Север давно вошёл в мою жизнь, всё мне здесь знакомо и дорого, так что воевать будем на совесть!
  Мерецков сказал Пигаревичу, что больше всего в штабном деле он ценит аккуратность и точность. Иной начальник штаба порой идёт по ложному пути, дабы возвеличить свои "заслуги" в боевых операциях, приукрашивает действительность, а это уже обман.
- Надеюсь, Борис Алексеевич, вы это понимаете не хуже меня, - улыбнулся Кирилл Афанасьевич.
- Когда я ещё учился в Военной академии Генштаба, мне легли на душу слова Александра Суворова: "Я люблю правду без украшений".
- Сие изречение принимается, - одобрительно усмехнулся Мерецков. - Север мне тоже бередит душу.
  Было о чём задуматься Мерецкову, но он быстро сориентировался. Прежде чем разработать план по освобождению Крайнего Севера от немецко-фашистских захватчиков, он побывал в каждой армии, переговорил с командующими, лучше узнал командиров корпусов, дивизий, и у него сложилось своё мнение на этот счёт. Наиболее выгодным направлением для сосредоточения своих усилий он считал кандалакшское: оно позволяло расчленить 20-ю лапландскую армию немцев на две группировки, изолированные друг от друга, - а вспомогательный удар следовало нанести на мурманском направлении. Об этом он и поведал своим помощникам.
- Что вы скажете, Борис Алексеевич? - спросил он начальника штаба.
  Генерал Пигаревич одобрил его задумки, особенно предложение избрать основной формой манёвра глубокие обходы открытых флангов обороны врага и на труднопроходимой местности наносить по нему удары специально подготовленными для этой цели войсками.
  Ставка одобрила предложенный Мерецковым план освобождения Крайнего Севера и приказало командованию фронта "немедленно приступить к подготовке операции".

  ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.