О докторе Семене Дунаевском и о доброй памяти

События, о которых я рассказываю и которые в моей памяти связаны с известным в Ленинграде врачом-кардиологом Семеном (Самуилом) Исаевичем Дунаевском (1902-1972), были давно, во второй половине 1950-х – первой половине 1960-х. Но сказать доброе слово в адрес человека, помогавшего очень многим, в том числе – нашей семье, никогда не поздно.


В начале второй половины 1950-х моя мама начала тяжело болеть от гипертонии, приборы для измерения давления были редкостью, но люди чувствовали его. Умерла она от гипертонического криза в 1966 году, т.е. через десять лет после начала болезни, и она так долго сопротивлялась болезни благодаря заботе и помощи Семена Исаевича Дунаевского. Так что во мне давно сидела мечта написать о нем, однако нечего было сказать.


Я помнил, что у него была дочь Елена, когда она начинала учиться на математико-механическом факультете ЛГУ (1967 г.), я уже был аспирантом, приходил на факультет редко, но несколько раз мы с ней там встречались. Несколько лет назад я пробовал найти в веб-сети математика Елену Дунаевскую, однако – безуспешно.
Но она сама меня нашла... 5 марта – день смерти Анны Ахматовой, поэтому в 2019 году в этот день я разместил в facebook небольшой пост, воспоминание об участии в ее похоронах. Рассказ не прошел незамеченным, он набрал много больше 150 «лайков», и 21 человек перепостили его на своих страницах. Среди них была и Елена Дунаевская. Я не очень рассматривал ее фотографию, не прочел информацию о ней... я уже знал, был уверен, что это – та самая Елена Дунаевская, которую я искал. Моментально пишу в «личку»: «Лена, ты (вы) дочь доктора Дунаевского? я помню доктора, помню вашу маму и вас - на матмехе... верно? если так, то чудо...». И вот ответ: «Да, я в метро» и следующая строчка: «Я вас прекрасно помню. Мама – Александра Сауловна». Сразу отвечаю: «Лен, очень рад... иногда вспоминал... но не рыскал по ФБ... слушай, давай «ты»... это же естественно... обнимаю и стараюсь дышать ровно <…> пожалуйста, черкни мне твою почту…».


И это – через полвека после нескольких мимолётных случайных встреч в коридоре матмеха, и даже имя мамы указано верно. Сразу попросил Лену прислать мне фотографию родителей, хотелось освежить в памяти их лица. На следующий день я получил семейную фотографию, на которой увидел доктора таким, каким он мне и запомнился. Кроме того была приложена короткая, но емкая автобиография Лены с рассказом о родителях и ее новый поэтический сборник «Входной билет», озаглавленный так по названию стиха, начинающегося строками:


Давай поможем вере и надежде,
Не то они расплачутся навзрыд.


Оказывается, Елена Дунаевская, окончившая математическую школу с золотой медалью и матeмaтико-механический факультет ЛГУ с красным дипломом, проработала по специальности лишь два года. Больше «не смогла по объективным и субъективным причинам (объективные - не брали на сносную работу из-за национальности, субъективные - не хотят и не надо, ну их с их бессмысленной службой). Затем пять лет она работала лифтером и около 10 лет – в котельных. Эти годы она вспоминает как радостные, как общение с достойными людьми. Еще школьницей Елена начала публиковать стихи в молодежных журналах. В 1975 г. занялась и увлеклась художественным переводом, вначале для себя, потом для различных издательств стихи У. Б. Йейтса, Дж. Китса, Р. Киплинга, сонеты Э. Спенсера, М. Дрейтона, Ф. Гревила, позднее - П.Б Шелли, Д. Донна. Сегодня она – автор большого числа собственных стихов и переводов классической английской поэзии и прозы, член гильдии «Мастера художественного перевода». Результаты своих многолетних исследований она оформила в виде кандидатской диссертации с весьма привлекательным названием «Волшебная сказка "Золотого века" английской детской литературы: генезис и жанрово-стилистические вариации». Елена Дунаевская – член Союза писателей СПб, обладательница сертификата Кембриджского университета на право преподавания английского языка в странах, где он не является родным.


Наконец, я могу осуществить давно задуманное, рассказать о докторе Дунаевском: приведу полностью соответствующий фрагмент автобиографии Елены:
«Отец родился в г. Лохвицы, на Украине. Семья была большая, интеллигентная, люди с нелегкими характерами. Старшие братья отца, Ефим Исаевич и Наум Исаевич Дунаевские, образование получили за границей, после Отечественной войны преподавали какие-то технические дисциплины в вузах Москвы. Бабушка с отцовской стороны, Ида Моисеевна Дунаевская (Вайсберг), знаменита тем, что до революции была «гласной в думе» (Полтавы?), а также тем, что во время бомбежки в блокадном Ленинграде, вместо того, чтобы уйти в убежище, сидела и читала Шопенгауэра. После смерти отца связь с этой семьей была потеряна. Отец умер в 1972 году, в моем детстве расспросы о предках и семейных связях не были приняты, и родители меня от лишней информации берегли. Отцовский дневник я до сих пор не прочла, но – прочту, Шопенгауэра – тоже. Семья отца была исключительно красивая – по тогдашним понятиям: правильные, одухотворенные и сытые лица – сейчас такого сочетания почти не бывает.


Биография у отца была пестрая, работал врачом в Пятигорске, в 1935-39 годах был ассистентом терапевтической клиники в ГИДУВе (Институт усовершенствования врачей в Ленинграде), участвовал в финской и Великой Отечественной войне. Перед войной написал диссертацию по электрокардиографии, когда вернулся с войны, ее, по семейному преданию, «растащили». В войну какое-то время был начальником госпиталя в блокадном Ленинграде, его сотрудники и пациенты продолжали объявляться со все большими интервалами до середины 70 гг. Они благодарили его за работу. В конце войны, в звании подполковника медицинской службы, был главным терапевтом 23 армии, с 1946 по 1948 год – главный терапевт Северной группы войск. Имел ранения (помню шрамы), ездил на мотоцикле. Награжден орденами Отечественной войны I и II степени, орденом Красной звезды и шестью медалями [1].


Про войну отец вспоминать не любил, помню только два рассказа.
Один – как в блокадном госпитале пала лошадь и какие были замечательные из нее котлеты, и второй – как он на мотоцикле ворвался в какой-то небольшой концлагерь, и как были счастливы истощенные люди.
Отца не привлекала служба в армии, он хотел преподавать, демобилизовался, якобы по болезни, в 1948 году и снова устроился в ГИДУВ. Написал вторую диссертацию, но защитить не успел: грянуло «дело врачей». Ему, в каком-то смысле, повезло, его всего лишь выгнали с работы. Мама вспоминала, как он жег в камине фотографии, где был снят вместе с Вовси и Рокоссовским, и как они ходили вечером топить в Неве пистолет. Зачем топить пистолет – до сих пор не знаю, но ходили несколько раз, пока, наконец, не смогли сделать этого без свидетелей.


Лишившись научной карьеры, отец работал консультантом в Академии тыла и транспорта, имел частную практику и начал коллекционировать картины (тогда это было недорого). Коллекция у нас была скромная, и многое мы по глупости продали после его смерти, но ему я обязана любовью к живописи и знакомством со многими яркими фигурами из мира коллекционеров.
Коллекционирование стало большой отдушиной для отца, но, как я позднее поняла, остаток жизни он прожил очень травмированным человеком: больные называли его «профессором», а у него не было даже кандидатской диссертации. Врач он был с редкостной интуицией, по каким-то мелким приметам ставил диагнозы даже по телефону. Лечил работников цирка, в частности, знаменитого клоуна Олега Попова, адвоката Киселева, пр.


Отец единственный из трех братьев курил и воевал, и единственный, кто рано умер, остальные в его семье – долгожители. Умирал он героически: то есть, поддерживая обман моей матери, делал вид, что не знает о своем диагнозе. А на самом деле – знал, как мне недавно рассказала его приятельница, девяноста лет отроду».


Поясню: «Дело врачей», Вовси, Рокоссовский – знаки сталинской эпохи, давно все это было, многие уже не знают эти события и эти имена; напомню.
Дело врачей, или дело врачей-вредителей, врачей-отравителей вошло как сфабрикованное уголовное дело против группы видных советских врачей, обвиняемых в заговоре и убийстве ряда советских лидеров. «Википедия» сообщает: «В тексте официального сообщения об аресте, опубликованного в январе 1953 года было объявлено, что "большинство участников террористической группы (Вовси М. С., Коган Б. Б., Фельдман А. И., Гринштейн А. М., Этингер Я. Г. и другие) были связаны с международной еврейской буржуазно-националистической организацией "Джойнт," созданной американской разведкой якобы для оказания материальной помощи евреям в других странах. Огласка дела этого сообщения местами приобрела антисемитский характер и влилась в более общую кампанию по "борьбе с безродным космополитизмом", проходившую в СССР в 1947-1953 гг. После ареста группы врачей кампания приняла общесоюзный характер, но закончилась после смерти Сталина в начале марта того же года. 3 апреля все арестованные по "делу врачей" были освобождены, восстановлены на работе и полностью реабилитированы».


Для меня сказанное – не только книжная история, в 1950 или 1951 гг., но до смерти Сталина, моя мама была уволена как «безродный космополит» из библиотеки Академии Художеств, где начала работать задолго до войны.
Теперь, думаю, многим стало понятно, почему была сожжена фотография Дунаевского, на которой он снят с Мироном Семёнович Вовси – терапевтом и ученым, доктором медицинских наук, профессором, генерал-майором медицинской службы. Очень непростым было отношение Сталина к маршалу Советского Союза Константину Константиновичу Рокоссовскому, одному из крупнейших полководцев Второй мировой войны. Перед войной он был арестован, после войны – фактически сослан в Польшу, где его рассматривали в качестве «символа сталинизма».


В моей памяти доктор Дунаевский остается примером русского земского врача – высоким профессионалом и интеллигентным человеком, понимающим жизнь своих больных. Он был врачом «до аппаратной» медицины: слушал сердце и легкие не только с помощью стетоскопа, но и короткой трубочки (не знаю, используется ли это метод сейчас), смотрел глаза, изучал язык, простукивал грудную клетку и верхние участки спины пальцами и легким молоточком. Внимательно слушал ответы больного и все записывал на карточках. Понимая, как тяжело было воспитывать маме двоих детей, имея лишь скромную зарплату библиотекаря, Семен Исаевич нередко говорил, что он придет, но не к пациенту, а к другу, пить чай с вареньем. Это означало, что за его приход - не надо было платить, были и случаи, когда он оставлял на столе конверт с оплатой за его визит.


Помню я и маму Елены, Эмилию Самойловну Дунаевскую, это была молодая, на 22 года моложе мужа, красивая и образованная женщина, тоже врач и тоже много сделавшая в этой области. Она вышла замуж за Дунаевского – слова Елены: «по страстной любви после пяти дней знакомства». Наверное пару раз она приходила к нам вместе с мужем, помню я ее и в библиотеке у мамы, она приходила, чтобы полистать крайне редкий в те годы французский журнал моды Vogue.

                ***

Так получилось, что наша встреча в сетевом пространстве с Еленой Дунаевской произошла в юбилейное для нее время. И я рад, что в силу своих возможностей рассказал немного о ней и ее семье. Можно сказать, что соединил их в одном месте. И сам смог побыть с ними.

Литература

[1] Советские военные врачи. Краткий библиографический справочник (Часть 1) Ленинград: Военно-медицинский музей Министерства обороны Союза ССР, 1967 С. 161