Слеза старика

Третий день дроны утюжили землю какой-то гадостью, пытаясь уничтожить нашу группу. Мы всё делали по расчётам архистратига, который вел нас лесами, дабы затруднить обнаружение со спутников и самолётов шпионов, но и он, видимо, умел ошибаться. Да иначе и быть не могло. Кто сейчас может достать современного архистратига, да ещё снабдить его нужной информацией, не говоря уже о подключении к глобальной спутниковой сети? Мы пользовались каким-то вариантом, разработанным ещё в позапрошлом веке, и добытом нами на одном из схронов, приготовленных на случай апокалипсиса. Считал он медленно, а порой и просто зависал. Но мы были рады и этому. Впрочем, пора уже перестать говорить «мы». Из всей группы остался только я. Но уцелел архистратиг и, самое главное, груз – небольшой металлический контейнер с усиленной бронёй.
Деревья горели вокруг на площади в сотни гектаров, выбрасывая в воздух тучи радиоактивного дыма, но архистратиг не разрешал мне выходить из укрытия. В чём-то он был безусловно прав. Мы сумели-таки пройти ещё две сотни километров, скрываясь в лесах. Нас всё равно заметили, но не смогли точно локализовать. Именно поэтому дроны устроили ковровую бомбардировку, выжигая землю какой-то химической дрянью, чтобы достать нас в любом случае.

- Они зафиксировали нас с точностью в сорок пять километров, - проговорил архистратиг в наушнике шлема.

- С чего ты взял? – усомнился я. 

Сомневаться было отчего: я уже сутки лежал, зарывшись под землю на глубину двух метров, и громе гулких ударов взрывов ничего не слышал.

- Я вычислил по расстоянию между взрывами. Если предположить, что все сбрасываемые снаряды одной мощности, то по шуму можно вычислить площадь атаки. Прикинув стандартный запас на случайность, можно с девяносто пятипроцентной вероятностью сказать, что они засекли нас с точностью не более сорока пяти километров.

- И что это даёт? – не скрывая раздражения спросил я.
После смерти боевых товарищей я сильно злился на архистратига, хоть и понимал, что он делает всё возможное. К тому же, мне надоело сидеть неподвижно под землёй, да и аккумуляторы требовали подзарядки. Кондиционеры работали на полную мощность, пытаясь спасти жалкое тело в боевом скафандре от жара.

- Я думаю, через час образуется окно, и мы сможем выйти. Уже сейчас мы не в зоне бомбардировки, но наверняка этот район сейчас интенсивно сканируется. Вряд ли будет десант с пехотой, но низколётные дроны пустят обязательно. 

- Хорошо, выждем час. Ждали сутки, подождём ещё час. Чем они нас глушат?

Архистратиг задумался. По экрану шлема побежали строчки текста с промежуточными результатами вычислений, отображая несуразные выводы искусственного разума. По идее такого не предусмотрено в штатной конструкции, но эта устаревшая модель боевого портативного искусственного интеллекта была настолько медленной, что в сложной ситуации порой становилось уже поздно, когда он примет, наконец, окончательное решение, поэтому мы взламывали прошивку и выводили на экран шлемофона весь листинг цепочки его рассуждений, чтобы самим уже додумывать за него. Вот и сейчас я уже видел по пробегающим строчкам, что нас бомбят чем-то вроде средневекового напалма с примесями высокотемпературных отравляющих веществ и изрядной долей радиации. Состав обычный, если не обращать внимания на сверхсильное радиоактивное загрязнение.

- Прекрати расчёт, - скомандовал я. - Почему такой сильный радиационный фон, да еще с такими странными спектральными характеристиками? Это новое оружие?

- Нет, - ответил архистратиг быстро, - повышенный радиационный фон к оружию не относится. Это естественный фон.

- Не сошел ли ты с ума? Откуда здесь взяться такому фону и тяжёлым элементам? – возмутился я, поглядывая на листинг.

- Деревья горят,- пояснил архистратиг, - здесь двести лет назад был большой город. Он был разрушен во время шестнадцатого апокалипсиса ядерными ударами. За двести лет деревья вобрали в себя огромную дозу радиации, а теперь они горят. Отсюда и повышенный фон.

- Ты что-то путаешь, - скорее посетовал, чем возмутился я, - двести лет назад никто не воевал уже ядерным оружием. Какой смысл? Изготовить компактный термоядерный заряд гораздо проще, да и протонные излучатели тогда уже тоже изобрели, кажется.

- Видимо, в этом и был смысл – заразить это место и сделать его непригодным для жизни.

- Бред, - не поверил я. – Война и ведется ради земли.

- Война всегда ведётся ради прибыли, - архистратиг горделиво констатировал первую аксиому, - я просто не обладаю такими ресурсами, как стратегический искусственный интеллект седьмого порядка, поэтому могу лишь давать возможные варианты. Тут есть залежи нефти и газа. Возможно, их нужно было исключить из экономического оборота этой части земли. Есть запасы вечной мерзлоты, причём хорошей сохранности. Есть  радиоактивные руды, хотя я могу и ошибаться, всё вокруг фонит. Сам лес – сырьё для выработки биомассы, тоже очень ценный ресурс, способный одеть, обуть и накормить миллионы людей. Всё это - огромные деньги. Если они шли не в те руки, это место могли просто уничтожить или законсервировать радиоактивным загрязнением на тысячи лет. Впрочем, лес вырос позже. Я уточню. Полный уточняющий расчет займет восемь часов …

- Забудь! – прервал я увлёкшуюся железяку.

Его надо было частенько останавливать, а то он и вправду мог уйти в свои размышления и, чего доброго, зависнуть.

- Сколько раз я тебе говорил - никаких уточняющих расчетов дольше пяти минут без явного приказа! – рассердился я. - Давно уже пора было тебя на свалку выкинуть.

- Пора, - согласился искусственный интеллект.

- Это у тебя ирония или юмор такой? – не понял я.

- Ирония и юмор – это твоё человеческое преломление моих слов. Я же сказал просто – пора. Нам пора выходить. Окно открылось.

Проклиная вполголоса бездушную железяку, я включил цикл полной диагностики, приводя скафандр в боевую готовность. Защёлкали замки броневых пластин, зажужжали сервоприводы искусственных мышц, опрашивались датчики. Через минуту я узнал, что на восемьдесят процентов я ещё  исправен и готов к выполнению боевой задачи. Я быстро выкопался почти до самой поверхности и выплюнул наружу пяток жучков-разведчиков. У этих роботов было лишь одно преимущество: их очень трудно было заметить даже с близкого расстояния, поскольку сделаны они были не из металла, и для движения использовали нетипичные технологии, бог знает какие. Именно поэтому всё остальное: скорость и точность их передвижения, прочность, качество передаваемого изображения, автономность, состав сенсоров – это всё были сплошные недостатки этих маленьких роботов. Я с трудом угадывал, что они показывали мне своими фасеточными глазами, и больше читал показания с листинга монитора. По всему выходило, что опасности нет, если, конечно, это не засада.
Я выбрался на поверхность и сразу отпрыгнул в сторону, уходя от возможного обстрела, огляделся. Стояла глубокая ночь, но было светло от догорающих углей. Порыв ветра принёс воздушный поток в двести градусов, и я спешно скомандовал разведчикам вернуться. Откликнулось только четверо. Если вернётся хотя бы один, я буду рад.

- Здесь же всё ещё пожар, - посетовал я архистратигу.

- Да, поэтому и окно. Нас сейчас не заметят ни тепловизорами, ни со спутников, и боевая пехота тут не пройдет. Мог сидеть в засаде танк или боевой дроид, но это надо было знать, где мы прячемся. Так что быстро уходим. Но сначала замаскируй выход.

Я глянул на дырку в земле, где отсиживался больше суток.

- Ты с ума спятил? Зачем тратить на это время? Кто тут что заметит?

- Замаскируй! – архистратиг был непреклонен. – Не заметят сейчас, заметят через десять дней. А за это время ты не уйдешь далеко.

Спорить я не стал. Что не говори, а эта старая железяка не раз спасала нам жизнь. Я закидывал и выравнивал землю, придавая ей схожесть с окружающим пейзажем, пока на экране ползунок прогресса не показал девяносто процентов сходства. К этому моменту вернулось трое разведчиков, чему я был несказанно рад. Жучки миновали наиболее жаркие места и сумели-таки найти безопасную дорогу обратно. Когда они залезли обратно в скафандр на моём затылке, я уже закончил с маскировкой, взвалил на плечи рюкзак с грузом, взял в руки автомат и быстро зашагал по огненному пожарищу. Как только показания разведчиков были обработаны, и можно было с уверенностью сказать, что нам ничто не угрожает, я запустил полную диагностику груза.

Груз был непростой. Это был контейнер с биологическим материалом. Второй компонент, как говорил архистратиг. Мы должны были доставить контейнер прямо в водопроводную систему приозерного города, нашего давнего конкурента. Там контейнер сам отплывёт в нужное место, раскроется, и его содержимое распространится в воде. После этого приозёрный город можно считать мёртвым. Этнархи вычислили, что такой способ уничтожения огромного города повысит эффективность нашего существования в сотни раз сразу по нескольким показателям, пусть и на непродолжительное время, лет на сто. Моей группе и было поручено это важное для общества задание, с которым не могли бы справиться ни роботы, ни ракеты. Мы, разумеется, могли бы просто уничтожить приозерный город термоядерным ударом, впрочем, как и они нас, но это было очень невыгодно с экономической точки зрения. По расчётам выходило, что в случае войны выгодней было бы даже просто сдаться, но не наносить ядерного удара по этому врагу, даже если бы и половина жителей нашего собственного города была бы потом утилизирована при зачистках. Но на то этнархи и являются суперкомпьютерами, что могут находить изящные решения там, где человеческий мозг бессилен. Они придумали сложный, многоступенчатый план медленного биологического вымирания. И первый этап плана был уже успешно реализован. Приозерный город был обречён на поражение, а мы - на успех. Нужно было лишь распространить второй компонент, который находился сейчас в контейнере. Дальше у людей началась бы целая серия заболеваний, лечение которых принесло бы нашему городу хорошие прибыли, а окончилось бы всё слиянием наших городов в более сильную конгломерацию. И потери ожидались всего-то четверть населения приозёрного города.  Это было даже очень гуманно. На месте этнархов приозёрного города я бы сам согласился на такой вариант, но они решили иначе и теперь охотились за нами.

Идти было нелегко. Температура была всё ещё высокой. Порой ветер нагонял целые стены огня, которые я не мог игнорировать даже в боевом скафандре. Приходилось искать обходные пути. Несмотря на фильтры, воздух был пропитан гарью. Дышать было тяжело. В довершение ко всему, скафандр часто и, как мне казалось, в самые неподходящие моменты менял профиль подошв ботинок, маскируя следы под окружение. Я спотыкался, чертыхался, но шёл дальше.

Через два часа я миновал зону сильных пожаров. Тут тоже что-то горело, но это было уже не от взрывов. Просто пожар распространился дальше, выжигая тонны ценной биомассы. Радиации тут было меньше. На горизонте показалось солнце.

- Почему мы идем, отклоняясь от курса? – спросил я, мельком глянув на целеуказатель

- Мы идем в направлении ветра. Тут сутки будет активная дымовая завеса от пожара. Нас не заметят со спутников, и мы сможем ускориться, передвигаясь днём.

- Не лучше ли тогда сместиться на десть градусов? – предложил я.

- Нет. Нам надо быстрее выйти к реке. Из-за дыма тебя не видно, но тепловизоры заметят твой раскалённый панцирь. Тебе нужно быстрее охладиться. Кроме того, так мы обходим большое радиоактивное облако, надвигающееся с юга, кроме того, уходим от приближающейся полосы кислотных дождей, кроме того …

- Достаточно, - прервал я болтуна, - не стоит всё подробно разъяснять, не грузи меня. Лучше займись разведкой.

Архистратиг послушно выпустил двух жуков, больше пожалел, и через пять минут я смело прибавил ходу. До реки добрался вовремя. Дымовая завеса ещё не рассеялась. В воду нырнул не сразу, пригляделся. Здесь могли водиться гигантские крокодилы, а средств водной разведки у меня, кроме своих глаз, не было никаких.

- Не бойся, ныряй, - приказал архистратиг, угадав мои мысли, - крокодилы не нападут. Ты не типичная их добыча, а они очень консервативны.

Я бы мог порассуждать на эту тему, но с советами стратега не спорят. Я быстро погрузился в воду. Нырять в боевом скафандре было просто. Тяжелые доспехи сразу утянули меня на дно. Через пару секунд включились насосы, и по бокам надулись балластные мешки, создавая нулевую плавучесть.

- Плыви, чего встал? – недоуменно осведомился архистратиг.

- Включай двигатели, - огрызнулся я.

- Нет технической возможности, плыви сам.

- Как нет? Винты неисправны?

- Исправны, но ты потратил много энергии, пока прятался в зоне пожара. Будем экономить. Иначе может не хватить для выполнения задания.

- Да ты сдурел! Неужели ты думаешь, что я доплыву сам?

- Не просто доплывешь, а ещё и будешь вести себя так, чтобы тебя можно было принять за крокодила, бредущего по дну. Ты же не хочешь провалить нашу миссию?

Чертыхнувшись и обозвав бортовой компьютер тупой железякой, я стал медленно перебирать руками и ногами, стараясь быть похожим на крокодила настолько, чтобы роботы береговой охраны не посчитали меня шпионом, но чтобы и местные крокодилы не посчитали меня своим собратом, вторгшимся на их кормовые угодия. В целом всё прошло удачно и последующие три часа были самыми скучными в моей жизни, хотя и тяжёлыми. Добравшись до места выхода на берег, которое наметил архистратиг, я ещё час лежал на дне, зарывшись в ил и отдыхая, пока разведчики, выпущенные наружу, не обследовали окрестности.  На экране шлемофона я не видел никакой опасности. Лес подступал прямо к воде. За узкой полоской леса начинались скалы, изъеденные водными потоками. Тут было где спрятаться и уйти от возможной погони.
 
- Чего мы ждём? – спросил я. – Берег чист.

- Да, верно, - неуверенно ответил архистратиг, - можно подождать ещё восточного ветра, дневной пылевой бури. Тогда поднимется уровень радиации и уменьшится видимость. А ещё  мне не нравится место выхода.

- Выбери другое, - дал я очень умный совет.

- Поблизости удобных мест нет, слишком крутой берег. Скалы у самой воды.

- А тут тебе чем не нравится тогда? – не понял я.

- Слишком удобный выход, словно бы его специально таким сделали.

- Ловушка?

- Не похоже. Всё выглядит естественно. На всякий случай выйдем у самого края удобной зоны.

Я переключил автомат на разрывной патрон с какой-то жгучей химией, удобная вещь при бое на короткой дистанции, и медленно побрёл к берегу. Выйдя из воды, я кинулся к ближайшим деревьям, чтобы спрятаться в их густой листве, и нос к носу столкнулся с береговым стражей. Он был закопан в песок по самую макушку, поэтому разведчики не обнаружили его. Страж резко вскинул пулемёты, покрытые ржавчиной, и открыл огонь. Я среагировал быстро, как на учениях: отпрыгнул в сторону, выпуская всю обойму в блок связи робота. Сейчас главным было не дать ему сообщить в центр о происшествии. Уже откатившись в сторону, я не глядя швырнул термическую гранату. Раздался взрыв, и пулемёты затихли. Я встал, чтобы проверить груз, и тут ноги подкосились, голова закружилась, и земля бросилась мне в лицо.

Очнулся я через пару минут от огромной дозы каких-то стимуляторов. Пошевелиться я не мог.

- Что? – только и смог проговорить я, как горлом пошла кровь.

- Не стоит разговаривать, не стоит шевелиться, - произнёс архистратиг, - ты ранен и очень серьёзно.

Он услужливо вывел изображение с камеры на шлеме.  Я увидел обугленный панцирь с парой чёрных дыр в груди. По панцирю быстро передвигался металлический сегментированный червяк с палец толщиной. Я не сразу узнал полевого хирурга. Такие штуки в работе я видел только в учебных фильмах. Червяк покрутил головой со множеством жвал, словно бы принюхиваясь, а потом резко нырнул в отверстие от разрывной пули, вгрызаясь в плоть. Не заорал я только потому, что уже давно не дышал, лёгкие не работали. Боль была ужасная. Хирург бесцеремонно вгрызался в тело, выбрасывая во все стороны свои щупальца-манипуляторы и спешно латал меня, закрывая разорванные артерии. От боли я потерял сознание.

Когда я очнулся, солнце уже клонилось к закату.

- Ты жив? – спросил меня архистратиг.

- Тебе виднее, - прохрипел я, - все данные у тебя есть.

- Не все, - пожаловался компьютер, - часть систем тоже пострадала от попадания. Это моя вина. Ловушка была очевидна. Хорошо ещё, что это был старый робот. Он не находился на прямой связи и активировался только при твоём появлении. Он не успел передать сигнал тревоги.

- Выведи сводку на экран, - попросил я.

По экрану побежали цифры и графики. Я сморщился от досады. Всё было из рук вон плохо. Две разрывные пули пробили-таки броню и осколки попали в грудь: желудок, сердце и лёгкое. Автоматический хирург среагировал быстро: осколки были извлечены, поврежденная часть лёгкого изолирована. А вот  сердце было уничтожено безвозвратно. У меня его теперь практически не было. На сканере вместо сердца я видел тело хирурга, раскинувшего щупальца, ухватившего артерии и пускающего кровь через своё тело. Он был теперь моим временным сердцем. Надолго ли?

- Я не дотяну до озёрного города? – спросил я как можно спокойней.

- Нет, - подтвердил архистратиг, - хирург продержит тебя на стимуляторах пару дней в боевом состоянии, потом может ещё дня три в состоянии покоя, если тебе приятно будет лежать и мучиться.

- Неприятно,- огрызнулся я. - Тогда вариант Б? Распыляем груз в реку?

- К сожалению, да, но не сейчас. У нас есть пара дней, и ты можешь приблизиться на существенное расстояние, чтобы увеличить поражающий эффект на шестьдесят три с половиной процента.

- Хорошо.

Я медленно и осторожно поднялся. Зашуршали сервоприводы, улавливая малейшее движение искалеченного тела. В ноге почувствовались уколы инъекций.

- Ладно, дойдём.

Я поднял рюкзак с грузом, взял автомат и зашагал по целеуказателю в сторону скал.

- Мы потеряли время, скоро пойдет кислотный дождь. Лучше спрятаться в какой-нибудь пещере, - посоветовал архистратиг.

- Какой смысл? У меня осталось два дня, здоровье можно не экономить.

По экрану побежал текст: компьютер задумался, вычислял вероятности.

- Нет, лучше всё-таки переждать, - решил он, - броня у тебя не герметичная теперь, сильное ранение. Дождь тебя убьёт.

- Хорошо, - согласился я и направился к ближайшей пещере. 
Минут пять шли молча.

- Обнаружено аномальное излучение,  - вдруг насторожился архистратиг.

- Радиация? – спросил я, хотя что в ней аномального в этом месте.

- Нет, просто тепло. Там кто-то есть.

- Уходим,  - я развернулся и направился вдоль берега, - найдем другое место.

- Нет, погоди. Мы должны проверить.

- Зачем? -  не понял я.

- Это может быть живое существо. Если это хотя бы млекопитающее, мы могли бы восполнить потерю крови.

- Разве такое возможно? – усомнился я.

- Ты экипирован по классу С7. В аптечке есть ингредиенты и для адаптации крови.

- Всегда бы так, - завистливо произнёс я.

- Каждой задаче свой инструмент, - не согласился архистратиг, - не рационально было бы использовать C7 для простых солдат, расчётное время функционирования которых – один час. Вы – отряд особого назначения, с высокой миссией. Для вас не пожалели даже архистратига, хотя обычно нас используют для тактического командования армиями,  потому что достижение вашей цели многократно окупает все затраты…

- Меньше пустых разговоров, - прервал я железку, вскинул автомат и медленно пошёл вдоль стены пещеры.

- Держись лучше правой стороны, - только посоветовал архистратиг. - Изгиб такой, что так у тебя будет лучше обзор. И не убивай там сразу всех. Помни про нашу цель.

Я уже его не слушал, хотя и перепрыгнул на правую сторону. Держа автомат перед собой, я медленно шёл, стараясь не шуметь. Вскоре передо мной открылась большая освещенная ниша. Пещера оказалась совсем неглубокой. В середине горел костёр. На костре стоял котелок из верхнего броневого колпака пехотного дроида, я его сразу узнал, таких полно валяется в округе после последнего конфликта. Перед костром на большом камне сидел старик. Да, самый настоящий старик, каких я видел только на картинках и в обучающих видео фильмах. Я не думал ни секунды, прицелился в голову и приготовился стрелять.

- Погоди, не стоит его убивать, - остановил меня архистратиг.

- Почему? Это же явно какая-то ловушка. Откуда здесь мог взяться старик?

- Датчики показывают, что это не робот. Да и для кого тут могла быть поставлена такая хитрая ловушка? В глуши-то. Это не логично и не рационально. Возьми его в плен.

- Зачем он нам? – попробовал ещё поспорить я. – Только время с ним потеряем. Давай утилизируем его и перекачаем кровь.

- Он может пригодиться живым. Есть куча вариантов. Надо считать. Просто возьми его живым. Можно даже просто наладить с ним контакт, не обязательно ограничивать его свободу. Он всё равно никуда не денется, пока идёт кислотный дождь.

Мысленно проклиная старика, не весть откуда взявшегося в этой глуши, я выскочил из укрытия и в три прыжка подскочил к человеку, приставив ствол автомата к его голове.

- Если пошевелишься, останешься без головы, - хрипло проговорил я, почти что задыхаясь.

Сказывалось отсутствие сердца. Я буквально слышал, как жужжит хирург в моей груди, перекачивая кровь.

- Не делай таких резких рывков, - посоветовал архистратиг, - ты еле жив.
Старик сидел на месте и не шевелился.

- Ты меня понял или нет? – прохрипел я и ткнул его для убедительности автоматом в голову.

- Понял, я не шевелюсь, - проговорил старик, - можно только помешать ложкой похлёбку? А то пригорит, – в голосе его не было ни страха, ни удивления.

Я глянул на листинг монитора. Компьютер проводил анализ. По всем параметрам выходило, что передо мной был действительно простой человек.

- Можно, только без глупостей, - разрешил я.

Старик взял ложку и стал размешивать аппетитно пахнущее варево. Быстро взглянув на него, я не обнаружил признаков токсинов и радиации.

- Где ты взял чистую воду? – поинтересовался я.

- Тут неподалёку в одной пещере есть подземный источник. Он не заражён пока.
На этот момент архистратиг закончил сканирование: в пещере не было  никакого оружия, ядов, химикатов, ядовитых газов и прочих сюрпризов. Даже ножа не было у этого старика, только деревянная ложка, которой он помешивал свою уху. Опустив автомат, я обошёл костёр и сел на камне так, чтобы видеть и старика, и вход в пещеру.

- Поговори с ним, - услышал я в динамике голос архистратига, - войди к нему в доверие. Я должен просчитать варианты, как выгодней его использовать.

Положив автомат рядом, я уставился на старика. Тот даже не пытался посмотреть на меня.

- Почему ты не смотришь на меня? Не бойся, с тобой ничего не случится, если будешь слушаться.

- Я не боюсь, - абсолютно спокойно ответил старик, - просто смысла нет на тебя смотреть. Солдат как солдат. Модель 6315, если не ошибаюсь, пехотинец особого назначения.

- Ты служил? – поинтересовался я.

- Нет, - пожал плечами старик

- Тогда откуда знаешь?

- Такие часто попадаются в этой местности, особенно после бомбёжек, - пояснил он и попробовал варево.

Нужно было как-то вести допрос, но по листингу я видел, что архистратиг ещё думает. Чтобы не терять время я разглядывал своего собеседника. Это был типичный оборванец: грязный, лохматый, в каких-то рваных штанах гражданского образца и куртке. Скорее всего, бывший шахтёр. На руках пара шрамов от порезов или когтей какого-то хищника. Ничего особенного, кроме грязной бороды и морщин, избороздивших лицо.

- Ты чем-то болен? – спросил я.

- Я? Наверное, да, - вздохнул старик, и по щеке его пробежала слезинка.

- Это заразно? – насторожился я.

- Ты о чем? – не понял он.

- Ты выглядишь, как старик. Это генетическое расстройство? Мутация?

- Нет. Просто я действительно очень стар.

- Таких старых не бывает, - усмехнулся я. - Сколько тебе лет? Двадцать? Тридцать?

- Больше, гораздо больше, - вздохнул оборванец.

Тут старик впервые взглянул мне в лицо, и мне показалось, что он смотрит прямо в глаза, несмотря на непроницаемое стекло шлема.

- Извини за любопытство, а сколько тебе лет? – спросил он.

Я подумал пару секунд, потом открыл защитное стекло шлема, чтобы собеседник мог видеть меня.

- Четырнадцать приведённых лет, - ответил я, - физических восемь.

- Ты, я вижу, ранен. Нужна какая-нибудь помощь? – участливо поинтересовался старик, и по его щекам опять потекли слёзы. Всё-таки он был какой-то больной.

- Нет, не стоит. Как же ты выжил тут один без защитного костюма? – допытывался я. – Ты что, какой-нибудь мутант?

- Мутанты-долгожители – это сказки, - произнёс старик, - меня, кстати, зовут Михаил.  А как твоё имя?

- 317, - представился я, - это публичный номер, а номер по базе тебе знать не полагается.

- Хорошо. Можно я тогда буду звать тебя, 317, Сашей? – спросил Михаил.

При этих словах я вздрогнул. В далёком детстве один старшекурсник достал как-то нелегальный фильм, вышедший ещё до последнего апокалипсиса. За такую вещицу могли бы навечно сослать на рудники системным администратором за роботами следить. Мы смотрели его всей группой, и никто, разумеется, не выдал товарища, несмотря на очевидную выгоду такого поступка. Это была сказка о времени до самого первого апокалипсиса. Там всё было нереальным и фантастичным, как во всех сказках: в мире, где можно свободно ходить без скафандра, причем не в здании, а прямо на улице, жили радостные улыбающиеся люди. Вернее, люди и ещё одни, которых тоже называли людьми, но были они немного другие, прям как этот странный Михаил. Они, эти люди, ходили по улицам, не боясь кислотных дождей, ели еду в столовых, похожих на дворцы, и не страшились радиации. У них были какие-то свои сказочные проблемы, которых мы не понимали, но всё равно смотреть фильм было интересно. Мы и представить не могли, что кто-то мог придумать такую фантастику: сказочную и красивую. Наверное, сценаристом фильма был какой-то умалишенный. Я слышал, что сумасшедших иногда используют для таких целей. Мне тогда понравился один из главных героев. Его звали Сашей. После фильма я заявил своим друзьям, что меня теперь тоже зовут Саша. Мне возразил тогда один из старшей группы, что я не могу быть Сашей, потому что в фильме это была девочка. Все ему поверии, поскольку он был отобран в отряд восстановления генофонда и проходил специальное обучение. Но я не сдался так быстро и спросил у него, кто же я тогда? Он думал с минуту, не зная, что ответить, потом заявил, что я – солдат. В любом случае, меня никто по имени называть и не стал бы, поскольку это выдало бы нас. Я уже почти забыл о том случае, и когда старик назвал это имя, история снова всплыла в моей памяти.

- Мне без разницы, - сухо ответил я, - называй, как хочешь.

Я не собирался долго болтать с этим странным человеком и ждал только решения архистратига. Словно бы откликаясь на мои мысли, на экране высветился текст промежуточных результатов расчета. Архистратиг хотел задержать старика любой ценой, разрешал вести с ним любые разговоры и запрещал насилие. Похоже, глупая железка попутала меня, солдата специального назначения, со шпионом.

- Если не хочешь говорить, не надо, - сказал старик, - есть, может, хочешь?

Есть хотелось ужасно. Я потерял много крови, организм был обезвожен, но на карте повреждений я видел, что у меня не только нет сердца, но пробито лёгкое и желудок. Сейчас они были заполнены коагулянтами и исключены из жизненного цикла организма.

- Нет, спасибо, - поблагодарил я, - не хочется.

- Ну, а я пообедаю, пожалуй, если не возражаешь.

Михаил довольно крякнул, взял алюминиевую тарелку, в которой я сразу угадал защитный колпак радар-детектора, зачерпнул прямо из котелка и стал аппетитно уплетать свою уху.

- Что там у тебя за варево? – поинтересовался я. – Небось радиоактивная бурда какая-нибудь.

- Нет, всё чисто, - уверил старик, довольно причмокивая, - это уха из пещерной рыбы. Я тебе уже говорил. Там целое подземное озеро.

- И туда не проникают кислотные дожди? – усомнился я.

- Проникают, наверное, - пожал плечами старик, - но тут толстый слой меловых отложений: кислота нейтрализуется по пути. Тут было море сто миллионов лет назад, и жило огромное количество морских моллюсков.

- Откуда ты знаешь? – произнёс я с вызовом.

- Как откуда? – даже растерялся Михаил. – Говорю же – меловые отложения.  Ты сам посмотри на стены. Можно даже ракушку найти.

Я повернулся к стене. При ближайшем рассмотрении оказалось, что она и впрямь состоит из множества мелких ракушек.

- Надо же, - улыбнулся я чему-то, - их уже давно нет в живых, но они очищают воду и поддерживают жизнь в маленьком подземном озере.

Всё ещё улыбаясь, я повернулся к старику. Он смотрел на меня глазами полными слёз, а лицо его было искажено, словно бы он испытывал сейчас сильную боль.

- Ты что? Отравился! – предположил я.

- Нет, нет, – прокашлялся старик, отводя взгляд. – Суп слишком горячий просто.
Он сделал вид, что дует на тарелку.

- Тебе очень повезло, что ты нашёл эти пещеры, - заметил я, поудобнее усаживаясь на камень, - снаружи бы ты не выжил.

- А что там снаружи? – спросил старик, словно бы и так знал ответ, но хотел ещё знать и моё мнение.

- Снаружи – смерть, - лаконично пояснил я. – Нет, жизнь тоже там есть: деревья, трава, вода. Но всё это либо радиоактивное, либо отравленное, непригодное для человека. Как говорил архистратиг, здесь был самый центр сражений во время последнего апокалипсиса сто-двести лет назад. Тут без скафандра лучше не появляться.

В подтверждение моих слов снаружи пошёл дождь. Камни у входа в пещеру зашипели и стали пузыриться, растворяясь.

- Смотри ка, и правда кислота нейтрализуется, - улыбнулся я, словно бы увидел забавный фокус.

- Архистратиг - это кто? Твой командир? – спросил старик.

За такой вопрос я бы уже всадил ему пулю в живот, если бы не приказ наладить с ним доверительные отношения.

- Нет, конечно же. Командиром в группе был я. Архистратиг – это искусственный интеллект. Он находит наилучшие пути для решения поставленной задачи.

- Какой задачи? – не понял старик.

- А это не твоё дело, - огрызнулся я, - любой задачи.

Старик примирительно поднял руки вверх.

- Понял, не спрашиваю. Мне просто любопытно. Не часто встретишь человека, с которым можно просто поговорить. Но ты же ему подчиняешься? Значит, он всё-таки твой командир.

- Как ты не по поймешь, - начал раздражаться я, поскольку обезболивающие переставали действовать, - архистратиг рассчитывает наилучшие варианты действия. Его можно слушаться, можно и не слушаться. Но какой дурак откажется от его советов? Ты подчиняешься табличке «стой, высокое напряжение»? Конечно, если жизнь дорога. Но она никак не твой командир. Также и архистратиг, стратег, архонт или даже этнарх – это всего лишь помощники, которые обеспечивают наивысшую эффективность в достижении цели.

- Кажется понял, - покивал Михаил, облизывая ложку, - а они кто такие? Тоже искусственный интеллект?

- Ты как с луны свалился, - ухмыльнулся я, - как ты вообще выжил? Да, это всё системы планирования и определения стратегий. Стратег - он самый простенький. Это для бригады. Архистратиг может управлять целой армией. Архонт ещё круче, но он больше по хозяйственной части. Этнархи решают уже глобальные задачи: пути развития на ближайшие годы, планируют численность и состав населения города, определяют врага.

- Врага? – не понял старик.

- Ну, с кем мы будем воевать, - пояснил я, удивляясь непомерной глупости собеседника.

Может, он сумасшедший?

- А против кого ты воюешь? Если не секрет, конечно, - поинтересовался Михаил.

- Я же тебе только что сказал, против врага я воюю!

- Я это понял, понял, - старик отложил тарелку, вытер руки о бороду, - а кто враг-то? Другой город? Другая национальность? Раса? – глазки его бегали из стороны в сторону, словно бы он боялся встретиться со мной взглядом.

- Ты какой-то странный, - сказал я. – Страна, город, раса, национальность, религиозные убеждения, политические взгляды – это всё в далёком прошлом. Все люди равны и одинаковы, независимо от имеющихся различий, – отчеканил я как по учебнику. – Все эти мнимые различия могли приводить к войнам и конфликтам лишь в древние предапокалиптические времена. Тогда люди придумывали для себя мнимые причины конфликтов, такие, например, как расовая неприязнь, что приводило к излишним жертвам. А порой из-за таких заблуждений победа оборачивалась для победителя поражением через пару сотен лет.

- А как же сейчас? – изумился старик.- Неужели сейчас лучше?

- Разумеется, - усмехнулся я. – И раньше, и сейчас войны велись по одной единственной причине – получение материального благополучия, извлечение максимальной прибыли при минимуме затрат. Когда люди воевали сами по себе, они не достигали такого оптимума, как сейчас, а порой воевали себе во вред. Так было в первый и второй апокалипсисы. Потом для планирования войны стали использовать искусственный интеллект и суперкомпьютеры. Они и определяют, кто твой враг на самом деле.

- И кто же?

- Враг – это тот, уничтожение кого принесёт тебе наибольшую прибыль, разумеется, как прямую, так и приведенную.

- Говоря «тебе», ты имеешь в виду себя лично? – поинтересовался Михаил, нижняя губа его почему-то дрожала.

- Меня лично как частицы социального организма, - пояснил я.

- Ага, кажется начинаю понимать,- вроде бы обрадовался старик, - а социальный организм – это город? То есть города воюют друг с другом?

- Не обязательно, - сморщился я, боль усиливалась. – Город – да, социальный организм. Район города – тоже социальный организм, только поменьше. Аналогично квартал, дом – тоже социальные организмы.  И в большую сторону: группа городов, сектор, страна, блок, содружество. Это всё социальные организмы. Каждый обладает некими ресурсами, в том числе и вычислительными, каждый использует архистратигов, этнархов и прочих, на что хватит денег, определяет наилучшую стратегию для своего развития и самоуправления. Это сложная иерархическая система, которая постоянно стремится к увеличению эффективности своего существования и оптимизации расходов. Сегодня мы воюем с одним городом,  а завтра может оказаться выгодней торговать с ним, или даже подчиниться ему. Вчера они были враги, завтра друзья. Всё зависит от прибыли. Я помню, нашу бригаду направили на зачистку целого квартала в нашем же городе. Они оказались врагами. Их уничтожение принесло максимальную выгоду  всему району, городу и даже сектору, поэтому никто не вмешался и не заступился за них.

Я взглянул на старика. Он сидел на камне как-то сгорбившись и вздрагивая всем телом.

- Ты всё-таки не болен? – спросил я, пододвигая поближе автомат.

- Не-е-ет, - протянул он, шмыгая носом, - не обращай внимание, Саш, рассказывай. Я тебя внимательно слушаю.

- А чего тут рассказывать? Есть города, которые почти не воюют. У них мощные этнархи, способные вычислить ситуацию и направить всё в свою пользу. Есть такие, что воюют всегда и со всеми. В основном это те, у кого экономика завязана на военную промышленность. Им, разумеется, выгодно воевать и торговать оружием, коль они его производят. Их этнархи постоянно ищут возможности создания военных конфликтов. Те, кто производит боевых роботов, дронов и солдат – то же самое. Остальные конгломераты по большей части стараются держаться универсальных стратегий, поскольку одной войной нельзя построить высокоразвитое общество. Нужно же что-то есть.

- Это ты верно подметил, - вздохнул старик, - а что если совсем не воевать? Я понимаю, что глупый вопрос, но всё-таки. Не лучше ли было бы так?

 - Нет, конечно же, - усмехнулся я. – Тут не надо быть архистратигом, чтобы в уме посчитать, что если прекратить сейчас все войны, то на балансе социальных организмов разного уровня иерархии окажется огромное количество солдат, роботов, дронов, боевых машин, стратегов и прочих, которые перестанут приносить прибыль, а будут приносить лишь сплошные убытки. Ну, технику можно ещё как-то заморозить на время опять же, поскольку она будет попросту ржаветь. А что делать с живой силой? Чтобы вырастить одного солдата нужно минимум пять лет, если это простой штурмовик с ускоренным циклом развития. Расчетное время его активной жизни – семь лет. Его что, кормить всё это время даром?

- Почему же, - возмутился старик, - можно найти ему другое применение.

- Какое? Их даже говорить не учат для экономии времени. – Они быстро растут, умеют владеть только самым примитивным оружием, обычно один-два вида, а к 10 годам их организм уже начинает страдать от кучи заболеваний – следствие сверхускоренного развития. Если они не погибнут на поле боя, их гуманней зачистить.

Старик сидел, грустно уставившись в землю и молчал. Я тоже не стал продолжать разговор. Вообще я не на шутку разболтался, это было на меня не похоже. Впрочем, ничего особо секретного я ему не сообщил. Одни прописные истины. Минут десять сидели молча. Я не сводил глаз со старика, который словно бы о чём-то размышлял про себя, словно бы спорил с кем-то. Я склонялся к мысли, что он был всё-таки сумасшедшим, и его было бы гуманней утилизировать, но я ждал решения архистратига. Наконец, компьютер очнулся, вычисления были закончены.

- Солдат 317, ты ещё жив?- спросил компьютер, словно бы сам не видел мои показатели.

- Держусь пока, - прошептал я.

- Отлично! Я нашел наилучшее решение. Тебе повезло. Этот старик послужит нам донором, и ты сможешь частично восстановиться и продолжить свою миссию.

- Каким это образом? – засомневался я.

- Мы возьмем его сердце и пересадим его тебе.

- Здесь? – прошептал я.  – Это же невозможно. Тут никаких условий для этого.

- Я всё просчитал, - сказал архистратиг, - у тебя шанс на успех около 60%. Я разработал программу для хирурга, она уже загружается в него. Но ты тоже должен ему помочь.

- Как именно? – тихо проговорил я.

- Слушай и запоминай, поскольку я не смогу вести тебя на каждом этапе. Сначала ты должен будешь снять скафандр. Тебе будет больно, так как ты отсоединишься от основной медицинской системы. Но это необходимо для подготовки операции. Затем ты уложишь скафандр на землю около костра и подключишься к медицинской системе выносным кабелем. На это у тебя будет минут пять. Ты должен успеть.

- Хорошо, я успею.

- Только после этого ты должен убить старика любым механическим способом.

- Почему после? – опять возмутился я. – Давай я его пристрелю прямо сейчас.

- Нет, он должен быть свежим. Вообще желательно, чтобы ты его оставил живым до самого последнего момента.

- Какого момента?

- Момента, когда ты вырежешь у него сердце.

- Что? – ужаснулся я. - Как ты это представляешь?

- У тебя получится, я знаю, - уверил меня архистратиг. – Ты же проходил курсы анатомирования на зачистке в нашем городе.

- Я? – голос мой дрогнул.

- В чем дело, солдат? – спросил архистратиг.

- Я нарушил тогда приказ, - признался я, - я не анатомировал людей живьём во время той зачистки.

- Почему? – недоуменно поинтересовался архистратиг.

- Решил оптимизировать расход своей силы, - ляпнул я первое, что пришло в голову.

- Неразумно с твоей стороны. Ты посчитал себя более предусмотрительным, чем программный комплекс этнарха? Впрочем, это лишь немного уменьшает наши шансы. Тогда давай поступим так: сначала убьёшь старика выстрелом в голову,  подключишь его к медицинской системе по второй линии, а потом вырежешь его сердце. Но только быстро! У тебя будет две минуты. Затем ляжешь на спину и положишь сердце себе на грудь. Дальше заработает хирург. Сам ты будешь введён в состояние комы медицинской системой, чтобы не умереть от болевого шока. Хирург выберется наружу из твоей груди, разрежет грудную клетку, выкинет старое сердце и затащит внутрь новое. Медицинская система будет поддерживать тебя, используя свои запасы и ресурсы организма старика. Если я не ошибся в расчетах, и не будет никаких сюрпризов, то через три часа операция закончится, и ты будешь запущен снова.

- А как же заражение? Тут сплошная антисанитария!

- Риск есть. Скафандр уже включил режим стерилизации. Пещера с полчаса уже облучается ультрафиолетом. Это наш последний шанс выполнить боевую задачу на все сто процентов.

- А есть другие варианты? – спросил я с надеждой в голосе.

- Второй вариант – захватить старика и заставить его выполнить  задачу вместо тебя. Но он может не согласиться. Мы его не знаем.

- И он не протянет долго снаружи без скафандра, - заметил я.

- Во втором варианте он использовал бы твой скафандр, - пояснил архистратиг. - Показатели социального подчинения Михаила крайне малы. Вероятность успеха второго варианта, даже если ты сможешь его запихнуть в скафандр, а тот будет пытками заставлять старика делать то, что нужно, всё равно не более десяти процентов.

- Хорошо, - кивнул я, - тогда не будем терять время.

Дождь снаружи пошёл ещё сильнее. Это было на руку, поскольку ни одно живое существо, кроме синих индонезийских слизистых жаб, которые тут не водились, не могло выжить в потоке сплошной кислоты. Старик закончил с похлёбкой и теперь торопливо заваривал в котелке какой-то сложный чай из множества трав. Я стал медленно снимать скафандр. Я снял верхние броневые листы, системы пассивной и активной защиты, сильно пострадавшие при пожаре, снял рюкзак медицинского отсека и вычислительный модуль. По совету архистратига я не отключал медицинскую систему. Дальше я стал медленно снимать сам скафандр. Тут было над чем поработать. Кровь, обильно разлившаяся внутри, успела засохнуть, и части скафандра теперь отстёгивались с большим трудом, доставляя мне нестерпимую боль.

- Тебе помочь? – спросил старик. – Ты хочешь раздеться?

- Помоги, - прошипел я, сжимая зубы от боли.

Михаил подошёл и стал на удивление ловко и аккуратно отсоединять рукава и спинные накладки.

- Ты имел дело с таким обмундированием? – спросил я.

- Нет, просто тут всё очень логично и понятно.

Когда я снял комбинезон, старик ахнул.

- Да ты серьёзно ранен! У тебя вся грудь разворочена. Это ты недавно стрелял неподалёку?

- Нет, - соврал я на всякий случай, - я просто напоролся на старую мину.

- Давай я тебе помогу, - предложил Михаил, - я немного разбираюсь в медицине.

- Спасибо, не надо, - поблагодарил я, аккуратно укладывая снятую одежду на землю, чтобы получилось что-то вроде больничной койки. Рядом я расстелил пластиковый пакет для тела Михаила. Я достал нож и приблизился к старику. Времени у меня оставалось очень мало. Я видел, как по прозрачным трубкам медицинской системы  пульсирует заменитель крови, он был почти прозрачным, системы восстановления работали на пределе.

- Нет, ты присядь, - Михаил встал, сам подошёл ко мне, что было кстати, поскольку голова начала у меня кружиться от нехватки кислорода.

Старик усадил меня на импровизированную постель.

- У тебя перебит пищевод, разорвано лёгкое и остановлено сердце, - выдал он неожиданно точный диагноз.

Я только кивнул, крепче сжимая нож в руке.

- Скажи мне только, Саш, откровенно, - старик заглянул мне прямо в глаза. Взгляд его был серьёзный и полный тревоги. – Тогда, во время зачистки городского квартала, почему ты не стал резать живых людей? Они же уже были обречены, и было бы очень рационально использовать их и для тренировки медицинских навыков трансплантации. Архистратиги же продумали всё до мелочей, и их смерть не была бы напрасной.

- Откуда ты знаешь? – пролепетал я заплетающимся языком, крепче сжимая нож. – Звукоизоляция скафандра неисправна? Ты всё слышал?

- Да пусть хоть и так, - отмахнулся старик. – Вопрос не в этом. Мне интересно, почему ты поступил так нерационально? Целесообразней же было использовать эту зачистку по максимуму. От этого было бы лучше всем.

-  Да, лучше, - кивнул я.

Перед глазами плыла белая пелена.

- Так почему же ты не сделал этого? Испугался? Побрезговал? Решил сэкономить силы?

- Не знаю, - то ли проговорил, то ли только подумал я, падая на камни. – Мне просто стало их жалко.

Белая пелена окончательно накатила, полностью поглощая меня, и сознание отключилось.

Очнулся я от ударов, сотрясавших всё моё тело. Я ничего не видел, не слышал, а только чувствовал, как что-то бьёт или встряхивает меня, сильно и ритмично. Поначалу я подумал, что попал в утилизатор и еду сейчас по конвейеру, на котором из меня вырежут все органы, которые можно ещё использовать, а что нельзя отправят на получение биомассы, из которой сделают искусственную кровь и кожу для пересадки. В наш рациональный век ничто не пропадает впустую. Я всегда побаивался утилизатора, с самого детства. Нет, меня не страшил сам факт, что меня разделают на части. Я даже был рад, что тело моё и после смерти послужит жизни моей социальной ячейки и всего общества в целом. Я просто боялся, что попаду в утилизатор ещё живым.  Среди моих сослуживцев в младших классах из уст в уста передавались страшилки о сбрендившем утилизаторе,  которые рассказывали обычно на ночь, и за которые можно было получить три дня исправительных работ на кухне, если их услышат воспитатели.  Я тоже потом рассказывал такие страшился ребятам помладше. И один раз даже попался. Хитрый воспитатель спрятался тогда между стаканов с недопитым молоком, и как только я закончил рассказ, вылетел, заморгал огоньками и объявил мне о наказании. Вот и сейчас мне показалось, что детские страхи воплотились в реальность.

Постепенно память возвращалась ко мне, и я начал вспоминать всё случившееся за последние дни. Разумеется, никакого утилизатора и быть не могло вне города, в этих безлюдных местах.  И уж очень знакомый был ритм, отдававшийся в моей голове и всём теле. В следующее мгновение я понял, что это стучит моё сердце. Получается, я сумел выполнить задуманное? Но как? Я помнил только, что терял сознание. Я попытался открыть глаза. Получилось это не сразу. Я долго не мог сфокусировать свой взгляд на чём-нибудь.  Я даже не понимал, лежу я или стою. Видимо, это от долгого кислородного голодания. Может, мой мозг частично умер? Может, я всё время теперь буду вот в таком состоянии? В этом нереальном полусне. От этой  ужасной мысли сердце заколотилось ещё сильнее. По голове словно бы застучали молотком. Было больно, но это помогло. Мысли стали выстраиваться, и я сумел-таки сфокусировать свой взгляд. Я лежал всё в той же пещере и смотрел в потолок. До слуха доносились звуки дождя. В нос ударил кислотный запах, который казался теперь живительным, пробуждающим.

Я попробовал пошевелиться. Сначала ничего не получилось. Я не сдавался. Я стал открывать и закрывать глаза, попробовал напрячь мышцы лица. Наверное, я глупо выглядел сейчас. А сердце билось всё сильней. Кто-то поднёс к моим губам алюминиевую кружку.

- Пей, не бойся. Не горячо. Ты потерял много крови, тебе нужно пить.

Я сделал несколько глотков и ужаснулся. Я вспомнил, что у меня перебит пищевод. Я ожидал раздирающей боли в груди, но ничего такого не было, лишь пряное тепло растеклось вниз, согревая.

- Пей ещё. Знаю, что трудно, но надо восстанавливаться. Вода – это жизнь.
Я сделал ещё несколько глотков. На лице выступил пот. По всему телу пробежали мурашки, словно бы в него вонзили сотни игл. Я застонал.

- Сейчас, сейчас, - заговорил тот же голос, - онемение сейчас пройдёт. Это болезненно, но не смертельно.

Кто-то стал тормошить меня, разминая онемевшее тело.

- Не надо, - тихо прохрипел я, - раны раскроются.

- Не бойся, всё хорошо, - сказал тот же голос, - так ты быстрее восстановишься.

Говоривший куда-то отошёл, а затем вернулся и накрыл меня чем-то тёплым. Кажется, моим же комбинезоном. Через секунду я провалился в глубокий сон.
Проснулся я оттого, что стало очень жарко. Я повернул голову и огляделся. Я был всё в той же пещере. Костёр в центре горел ещё ярче. Повернувшись на бок, я смог с большим трудом сесть. Голова гудела. Пот лился с меня ручьями, но в остальном я чувствовал себя неплохо. Старик дремал у костра. Я попытался встать, но не смог. От шума старик проснулся.

- Очнулся? – радостно осведомился он.

- Воды, - хрипло попросил я.

Старик наклонился куда-то, зачерпнул и подал мне кружку.  Я взял кружку и жадными глотками выпил солоноватую коричневую жидкость.

- Нужно немного подождать, - сказал Михаил, - иначе плохо станет. Лучше через полчасика ещё попить.

Я кивнул.

- Сколько сейчас времени? – спросил я.

- Ночь, - ответил старик. – Дождь пока закончился, на небе ни тучки, но скоро пойдёт опять. Звёзды сегодня прекрасные, - мечтательно вздохнул он.

- Звёзды всегда одинаковые, - сообщил я.

- Нет, конечно же, - возразил Михаил, - они же постоянно меняются и каждый раз, как на них смотришь, они разные.

Он мечтательно глядел на выход из пещеры, где виднелся кусочек звёздного неба.
Я не смотрел на звёзды. Я смотрел на себя. Оказывается, я лежал абсолютно голый, прикрытый комбинезоном. На груди моей были слегка заметны белые шрамы, словно бы я поцарапал кожу месяц назад. В груди билось сердце. Взгляд мой упал на шланг, валявшийся рядом. Это был коннектор медицинской системы. Я не сразу узнал его. Обычно он выглядел как блок игл разной длины и диаметра, который втыкался в гнездо, закрепленное слева между рёбер. Сейчас же он походил на медузу с щупальцами. Я не сразу понял, что это потому, что он был вырван вместе с гнездом. Я схватился за бок. Действительно, гнезда там не было. Я помнил себя таким лишь в далёком детстве. Чувство нереальности снова накатило на меня. Я почувствовал себя каким-то беспомощным.

- Что со мной? – спросил я, осматривая себя.

- А что ты ощущаешь? – спросил Михаил.

- Я жив?

- Ну, это очевидно, - захихикал старик.

- Но почему?

- Возможно, твой хирург тебя вылечил? – произнёс он и поднял с камня железного червяка, не подававшего никаких признаков жизни.

Я схватился за грудь. Хирург, оказывается, вышел из меня.

- Какое прекрасное и сложное создание, - восхитился старик, разглядывая железного червя. – Такое маленькое существо, а содержит в себе мудрость сотен поколений врачей. Это настоящее чудо. – Он и вправду был очарован автоматическим хирургом. – И совсем удивительным кажет тот факт, что те же люди создали это, - он указал на автомат, - орудие убийства, содержащее в себе жестокость и страх сотен поколений убийц.

Я огляделся. Вокруг меня были разбросаны разные механические части, которые я когда-то носил в себе. Не только хирург и медицинская система вышли из меня. На камнях валялся модуль связи, который должен быть вмонтирован где-то за ухом. Наверное, поэтому я теперь не слышал архистратига. Лежали на песке капсулы экстренной помощи и самоуничтожения. Даже идентификационный чип, который ставят при рождении, тоже был тут. Всё было в грязи и крови. Хирург не мог удалить из меня всё это, значит их удалил кто-то другой. Удалил и восстановил мне сердце, лёгкое, желудок и пищевод?

- Кто меня вылечил? – спросил я. – Это ты сделал? – Я с ужасом уставился на старика.

- Не совсем, - ответил тот, наклоняясь и зачерпывая из котла очередную кружку. – Пей. Тебе ещё восстанавливаться и восстанавливаться. Понимаешь, большую часть работы сделал ты сам. Говоря «ты», я подразумеваю миллионы поколений живых существ, растивших, изменявших и совершенствовавших твой генотип. Немного им помог я, скрывать не стану. А самую большую помощь оказали тысячи ученых твоего города, которые вложили свой ум в разработку этого биологоческого чуда.

Старик наклонился, зачерпнул жидкости и подлил её в котел. Когда я понял, откуда он её брал, я поперхнулся. Варево из кружки я выплюнул  прямо в огонь, хотя и понимал, что это уже меня не спасёт. Михаил подливал в котёл жидкость из контейнера.

- Не надо бояться, - засмеялся старик, - я уже поработал с твои грузом. Его надо было лишь чуть-чуть усовершенствовать. Люди странные существа. Они обладают огромной силой, но порой не могут её направить для своего блага, считая рациональней направить её кому-то во вред. Сейчас твой груз безопасен. Более того, именно благодаря ему ты жив. Пей. Ты ещё не полностью восстановился.

- Кто ты такой? – спросил я.

- Да ты успокойся, - произнёс старик миролюбиво, - пей и ложись. Тебе надо отдохнуть, поспать. А я отвечу на все твои вопросы.

Я послушно допил содержимое кружки и лёг на импровизированную постель. Моё тело потихоньку оживало, я это буквально чувствовал.

- Странный вопрос ты мне задал. Словно бы мой ответ сможет тебе что-то дать. Лучше бы спросил, кто ты такой.

- Почему ты меня спас? – спросил я.

- Вот это уже лучше. Но на этот вопрос ты сам ответил несколько часов назад. И твой ответ был правильным. Я пожалел тебя, как ты пожалел тогда тех людей. Только ты их быстро убил из жалости. Но тут судить нужно исходя из наших возможностей. Возможно, твой поступок был большим подвигом, чем мой. Тебе, солдату специального назначения, очень сложно было вырастить в себе чувство сострадания. Даже не чувство, я его зачатки. Но ты справился и изменил свою судьбу. Мне же было очень легко пожалеть тебя, и ещё проще излечить.

- Зачем я тебе нужен? – я перешёл сразу к делу, понимая, что просто так никто ничего в этом мире не делает.

- Давай для начала просто поговорим. Я должен убедится, что ты именно тот, кто мне нужен.

- А если я окажусь не тем? – спросил я, уже зная ответ.

- Ты ошибаешься в своих мыслях. Я тебя не убью. Ты просто заснёшь, а когда проснёшься, то будешь думать, что твой план – вырезать моё сердце – тебе удался, и продолжишь свой путь.

Я лёг и уставился в потолок пещеры. Приятная усталость навалилась на всё тело. На душе было абсолютно спокойно. Я понял, что этот старик был кем-то, с кем я не справился бы даже с сотней дронов и боевых роботов, и это меня почему-то не пугало.

- Мне редко удается побеседовать с людьми вот так, с глазу на глаз. Скажи, Саш, ты веришь в бога?

- Нет, - тут же ответил я, усмехаясь, - религия – это древнее заблуждение человечества.

- Тут я с тобой полностью согласен, - кивнул старик, - но я не о том. Почти все люди имеют в своей душе какой-то идеал. Некую точку схода мыслей и идей. То, что поддерживает их на протяжении всей жизни, не давая разочароваться в жизни как таковой. У тебя есть что-то такое? Ради чего ты живешь?

- Я живу ради города, ради своего квартала, своей социальной группы,  - сказал я.

- Это верно, - согласился Михаил, - это практическое проявление цели твоего существования, понятное и общедоступное всем. А внутренняя цель? Мечта? Есть у тебя нечто большее, чем то, чему тебя научили твои учителя? То, что ты изобрёл сам?

Я задумался. Вопросы старика были настолько удивительными и необычными, что мне стало немного интересно.

- Наверное, есть, - произнёс я. – Мне в детстве казалось, что совершеннее нашего общества нет ничего на свете. Я рос и видел, как люди живут, трудятся и умирают для своей социальной ячейки. Видел, как учителя, стратеги и этнархи, которые несут в себе опыт тысяч предыдущих поколений людей внутри мощных компьютеров, управляют обществом, заботясь о каждой составляющей огромного человеческого организма. Я понимал, что для достижения максимального счастья, максимальной рациональности и эффективности нашего существования некоторые люди должны умирать. Меня этому учили с малых лет, как будущего солдата, и я считал это правильным. Я знал ещё, что для обеспечения высшей эффективности городам, а то и целым странам приходится воевать друг с другом, и это тоже правильно. И вот мне казалось тогда, - тут я задумался, - что есть какой-то ещё более мощный компьютерный интеллект, даже выше этнархов, который определяет всеобщую рациональность в целом. Что это он управляет всеми людьми на планете, уничтожает города, страны и целые континенты, чтобы достичь наивысшей эффективности человечества. Наверное, это и есть тот бог, о котором ты говоришь. Я знаю, что его не существует, но в детстве я в него верил.

Я искоса взглянул на старика. Тот сидел и грустно смотрел на огонь. По щеке его текла старческая слеза.

- Да, Саш, - вздохнул он, - я так и думал, что ты скажешь что-то подобное. За тысячи лет поменялась только форма, а суть бога людей осталась прежней – максимальная выгода и эффективность, золотой телец, так сказать.

- Почему золотой? - не понял я. – И почему телец?

- Ну, золото – мерило богатства и успеха, как и корова.

- Никогда не слышал, - признался я.

- А чем сейчас измеряют, как ты говоришь, выгоду? – заинтересовался старик.

- Сколько лет ты в пещере сидел? – поинтересовался я. - Сейчас измеряют всё индексом рациональности. В него входит более ста пятидесяти товаров и услуг.

- Ну так это всё то же самое. Просто раньше из было два, а не сто пятьдесят. Получается, твой бог – это тот, кто обеспечит тебя максимальным количеством этих индексов? Так было и пять тысяч лет назад, и десять.

- Пусть будет так, -  согласился я, прикрывая глаза.

Разговор меня немного утомил. Да и не было мне никакого дела сейчас до абстрактной философии. Меня интересовал вопрос, как я остался в живых, как этот старик сумел меня вылечить, а главное, зачем.

- Понимаешь, это не философия, - произнёс Михаил, словно бы прочитав мои мысли. – Это всё самым прямым образом касается тебя лично. Я просто должен быть уверен, что смогу донести до тебя смысл моих слов, поэтому и задаю вопросы, которые могут показаться странными.

- Это уж точно, -  согласился я, закрывая глаза.

- Давай попробуем так: я тебе расскажу сказку, как раз тебе по возрасту, - серьёзно произнёс старик, не замечая моей ухмылки, – так ты лучше всё поймёшь.
Я не возражал, меня сейчас волновали совсем другие вопросы, и он начал свой рассказ.

Давным-давно, когда люди ещё мало отличались от зверей, на земле жили боги, могущественные, добрые и прекрасные. Жили они в огромных дворцах на вершинах высоких гор. Люди же жили в низинах, прячась в мрачных пещерах. Тогда люди были похожи на обезьян. Наступал очередной ледниковый период, и люди постепенно вымирали, как и многие другие животные, страдая от холода и голода. И вот один из богов усмотрел в людях ту искорку, которая отличает разумное существо от неразумного, и проникся к ним жалостью. Он созвал других богов и предложил им дать людям умение пользоваться огнём. Если бы люди научились добывать и использовать огонь, они бы не мерзли в своих пещерах, и могли бы готовить всякую еду, которая сейчас для них была практически несъедобна. Боги все были очень добрые, и многим было жалко людей, но никто не принял предложение дать людям огонь. Они утверждали, что у людей свой путь развития, что они переживут большую зиму, трансформируются и обретут счастье в последующих поколениях, как и другие животные, которым посчастливится выжить. А если им дать огонь сейчас, то они остановятся в своём развитии. А если эта остановка будет долгой, то они уже никогда не смогут развиваться дальше и навсегда останутся существами, нуждающимися в постоянной помощи. Доводы их были убедительными, но тот бог не послушал их и как-то ночью он спустился к людям…

- Знаю я эту сказку, - прервал я рассказ, - звали того бога - Прометей.

- Правда? – удивился старик. – А я думал, никто этого уже не помнит.

- Почти что никто. Я видел просто старый фильм. Там, кстати, всё плохо закончилось. Этого Прометея другие боги наказали, приковав к скале, и каждый день прилетал орёл, это такое мифическое чудовище, и выклёвывал ему печень.

- Как интересно, - мечтательно произнёс старик, - хотел бы я, чтобы всё было именно так. Но на самом деле всё обстояло гораздо хуже, - он вздохнул и продолжил рассказ.

Тот бог, пусть его звали Прометей, действительно сошёл к людям и научил их пользоваться огнём. Люди сразу получили преимущество в сравнении с другими животными и стали жить лучше. Сердце Прометея радовалось, как радуется сердце любого существа, сделавшего доброе дело. Другие боги  разозлились на Прометея. Не столько из-за того, что он дал огонь людям, а больше из-за того, что он не внял их мудрости. Они сказали, что если бы он хотел таким образом погубить людей, то его не стали бы наказывать, но он погубил людей, желая сделать им добро, и этого оставлять безнаказанным нельзя. Нет, ему не выдирали печень каждый день. Наказание было гораздо страшнее. Если бы можно было выбирать между этим наказанием и выклёвыванием печени, то Прометей сам бы вырывал из себя все внутренности каждый день. Боги сослали Прометея на землю, жить среди людей, которых он, как он считал, спас. Они сказали, что он сам должен понять свою ошибку, и это будет для него наказанием. Сами же боги покинули землю и перебрались жить на небо, решив, что на земле им теперь нет места.
Прометей был молодым богом, и многие заблуждения молодости были ему присущи. Он, разумеется, обиделся на наказание, считая, что заблуждаются все остальные, а он абсолютно прав. Он поселился среди людей и стал жить среди них как обычный человек. Он решил доказать свою правоту другим богам на деле.

- Он хотел отомстить им? – поинтересовался я.

- Разумеется, нет. Он был добр, как и все боги.

Он надеялся, что, увидев преображение людей, другие боги признают его правоту и примут его к себе на небо. Изгнанный бог тогда много фантазировал, мечтая о том, как он вернётся. Он не мечтал о фанфарах, громогласных признаниях и прочих мелких атрибутах славы. Ему достаточно было бы, если бы остальные слегка в душе укорили себя за косность. Он не гордился бы своей победой и из скромности ни разу бы не упомянул о ней, от чего его уважали бы ещё больше.

Несколько тысяч лет бог жил среди людей и наблюдал все признаки своей скорой победы: люди не вымерли, они освоили огонь и научились с его помощью изготавливать орудия труда и готовить еду. Когда популяции многих других видов живых существ сократились к пику ледникового периода, популяция людей, наоборот, увеличилась. Люди успешно охотились, уничтожая других животных. Поведение их стало усложняться, стал проявляться интеллект. В это время бог впервые допустил, что мог оказаться не совсем прав.

Человечество тогда сильно распространилось. Несколько видов людей поспособствовали уничтожению многих видов крупных травоядных. Еды стало не хватать, и люди начали охотиться друг на друга. Поначалу это не выглядело слишком страшным: одни виды людей охотились и поедали других, как делали все живые существа на земле. Но позже бог заметил, что люди начали охотиться и на себе подобных, убивать представителей своего вида и даже питаться ими. Прометей не был глупцом, он прекрасно понимал, что через пару тысяч лет такая стратегия приведет к полному вымиранию человечества. Нужно было что-то делать. Бог долго думал, просчитывал варианты, выбирая наилучший. Он мог бы, конечно, явиться в мир и запретить людям самоубийство, а потом жестоко покарать тех, кто ослушается, но тогда другие боги заявили бы, что он превратил людей в свою игрушку, полностью уничтожив их самостоятельность и жизнеспособность, и они были бы правы. Нельзя было всегда помогать людям, но можно было их слегка поднаправить на путь истины, с которого они отклонились из-за какой-то нелепой случайности. Эта коррекция должна была быть минимальной, практически незаметной, и бог придумал её. Он логично рассудил, что корень проблем – уменьшившееся количество дичи, поэтому он научил людей возделывать землю, сеять зерно, печь хлеб. Огонь и тут пригодился, что ещё больше укрепило Прометея в его первоначальной идее. Постепенно многие люди перешли на земледелие и стали менее агрессивными. Обрабатывать поля было удобней сообща, и сотрудничество стало залогом процветания. Люди стали образовывать большие общественные структуры. Бог был доволен. Он с наслаждением и вызовом смотрел теперь на небо, считая, что там уже отреклись от своих заблуждений, и только из гордости не признают пока своих ошибок.

Период относительного процветания человечества был недолог. Очень быстро люди поняли, что гораздо проще не трудиться на поле целый год в ожидании урожая, а отнять этот урожай у своих соседей. А ещё лучше – захватить этих соседей и заставить их работать. Снова начались убийства, муки, страдания людей. Бог был в замешательстве. Он не мог понять, почему люди уничтожают друг друга, если еды и так всем хватает. Но людям было мало еды, им нужна была ещё и эффективность её добычи, чтобы ещё оставалось время и на другие занятия. А максимально эффективным на тот момент был грабёж и угон других людей в рабство.
Поразмыслив немного, бог научил людей обрабатывать железо, чтобы повысить эффективность труда. Он уже понимал, что это спорное решение, но пути назад у него уже не было.  Знание железа действительно увеличило производительность труда, но ещё увеличило численность армий и размер человеческих поселений. Появились болезни, о которых раньше люди и не слышали. Начался массовый мор. Пришлось учить людей изготовлению лекарств, а они сами уже потом освоили производство пороха и стали делать огнестрельное оружие.

Время шло, человечество быстро распространялось по планете. Бог метался от одного государства к другому, корректируя развитие. Он уже не старался минимизировать своё вмешательство, чтобы его победа выглядела значительней, он просто затыкал дыры, стараясь удержать этот вид от массового самоистребления. Он видел, как другие виды животных изменялись и перерождались, приспосабливаясь к окружающей среде. Какие-то вымирали, но те, что оставались, накапливали еще больший потенциал к изменению. Люди же практически не изменялись. Изменялось их окружение: все эти орудия труда и технологии - протезы, которые не давали им умереть. А умереть они пытались с маниакальной страстью.  Бог замечал, что его вмешательства в развитие людей становились более частыми и сильными. Если раньше можно было тысячелетиями наблюдать за их развитием, то теперь приходилось что-то корректировать каждое поколение. Причина этого была как в увеличившемся количестве людей, так и в усложнившемся их окружении. Нельзя сказать, что все люди были явными самоубийцами. Многие из них частично понимали замысел бога и могли вести за собой остальных какое-то время, но на их место всегда приходили более жадные, наглые, сильные и жестокие, потому что всегда проще было использовать результаты чужого труда, чем что-то создавать самому. И не важно, что это было: выращенная на поле пшеница или построенное огромными усилиями жизнеспособное процветающее общество. Бог понял, что скоро настанет момент, когда он просто не будет успевать помогать людям.

Первый апокалипсис случился на пике развития химической промышленности. Открытия делались людьми с такой быстротой, то это уже напоминало лавинообразный процесс. Для реализации новых возможностей, которые давала людям химия, нужны были ресурсы, полезные ископаемые, источники энергии. И как только наметился их дефицит, вся наука о светлом химическом будущем, способном накормить миллиарды, в мгновение ока трансформировалась, словно оборотень, в ужасные орудия убийства: динамит, отравляющие газы и прочую гадость. Какое-то время бог просто наблюдал за самоистреблением человечества, не веря своим глазам. Он уже не мечтал о своем триумфе в небесном царстве, он просто хотел остановить происходящий ужас. И дело тут было не только в жалости к людям. Боги были бестелесными существами. Они представляли чистый разум, живую идею. Прометей так долго посвящал себя идее развития человечества, что крах этой идеи означал бы практически полную его гибель. Он не просто пытался спасти людей, а пытался ещё и как-то выжить сам. Теперь он всецело осознал всю жестокость наказания, посланного ему другими богами, и считал это наказание справедливым, но не мог уже остановиться. Первый апокалипсис он как-то сумел приостановить, не давая людям новых материальных ценностей. Он попытался внушить им идею в взаимовыгодном сосуществовании, идею радости труда, идею равной ценности каждой человеческой жизни. Что-то ему удалось, но пауза была недолгой. Часть человечества, которая по-прежнему поклонялась идее максимальной выгоды, набросилась на новую идеологию всеобщего равенства с ещё большей жестокостью. Второй апокалипсис затмил первый своей страшной силой.

Ядерные технологии стали, скорее, жестом отчаяния. Бог сам не понял, хотел он ими помочь людям или наоборот, хотел побыстрее уничтожить их и себя, чтобы не мучиться и не страдать. Эффект оказался неожиданным: люди были настолько поражены новыми возможностями убийства себе подобных, что на какое-то время прекратили серьёзные конфликты и начали накапливать ядерные вооружения. Прометей с каким-то нервным содроганием наблюдал, как растут ядерные потенциалы стран. Он не мог понять людей, которые соревновались друг с другом в количестве смертоносного плутония. И так уже было достаточно оружия, чтобы уничтожить всё живое на земле, но соревнование всё равно продолжалось. Зачем? Где они собирались это всё применять? Ни на земле, ни в ближайшем космосе не было просто места, чтобы взорвать все эти бомбы. Или они думают, что получится ударит в одно место два, три, сто раз? Даже с учетом потерь и поломок бомб всё равно было более, чем предостаточно. Это больше всех пугало бога. Не сам факт уничтожения, нет. Он просто видел несоответствие дарованных им технологий и возможностей человеческого мозга. Люди просто не понимали, что делают. Они жили своими старыми интересами, как и сотни тысяч лет назад, и пытались как-то приспособиться к новой обстановке. Было ошибкой помогать им. Но где он ошибся? Когда открыл технологии ядерного расщепления? Или раньше? Неужели уже тогда, когда научил людей использовать огонь?

В это время боги с небес спустились к Прометею. Он уже полностью осознал свою ошибку, раскаялся и потерял надежду как-то исправить ситуацию.  Боги сказали, что он искупил свою вину, и его страданиям пришёл конец. Они переживали за него и сочувствовали ему. Они предложили ему вернуться с ними на небо, чтобы там забыть о людях и заняться восстановлением своей поломанной души.

- И он согласился? – спросил я. Этот вопрос мне показался почему-то очень важным.

- Разумеется, согласился. Он мечтал об этом с самого своего изгнания. Вот только он не смог подняться на небо.

- Почему? - не понял я. – Ему что-то помешало?

- Нет. Бог – это чистый дух, вечный и всемогущий. Ничто не может ему помешать. Но и никто за него не сможет сделать что-либо.

Прометей очень хотел, но не мог подняться на небо, потому что груз совести не позволял ему бросить людей на саморастерзание. Он просил других богов забрать его, но они, разумеется, не могли этого сделать, хоть и очень хотели. Так бог остался на земле, ожидая удобного момента, когда он мог бы очистить свою совесть.

В третий апокалипсис бог не вмешивался. Он смирился со своим поражением и уже сам хотел побыстрее закончить всё это. Он знал, что со смертью последнего человека умрёт и его идея. Но люди как-то выжили. Они заразили всю землю, уничтожили огромное количество живых существ, но выжили. Прометей подарил людям технологию расщепления протона уже не задумываясь. Излучение при протонном распаде могло хорошо нейтрализовать нестабильные радиоактивные атомы, разбросанные теперь по всей планете, но им можно было также легко выжечь землю дотла.  Он уже не пытался предугадать последствия, понимая, что совершенного им уже достаточно, чтобы исчезнуть раз и навсегда: уничтожено было столько видов живых существ, миллионы лет трудившихся над своим генотипом, что бог сам не мог понять, как он ещё остается жив с таким грузом на совести.  Люди, действительно, очистили часть территории и, разумеется, создали протонное оружие.

Прометей видел убогость людей, безнадежно отставших от других животных и физически, и интеллектуально. До третьего апокалипсиса многие из живых существ по своим интеллектуальным способностям уже начали опережать человека, но никто из них, к сожалению, не выжил. Бог прекрасно видел, что люди нуждаются в протезах не только для своего тела, но и для своего разума, и он помог им создать искусственный интеллект. Впрочем, он не стал наполнять искусственный разум собой. Видимо, ещё надеялся на спасение людей как самостоятельных, независимых существ. Люди сами обучили искусственный разум и задали ему цели, всё те же. Надо заметить, что это оказало положительное влияние. Апокалипсисы стали проходить всё реже и реже, пока совсем не прекратились. Впрочем, количество смертей это не убавило. Искусственный интеллект отлично служил всё той же идее наивысшей рациональности, и делал это так хорошо, что потенциал социальной напряженности не поднимался слишком высоко, сбрасываясь в локальных зачистках и утилизациях, как говорили люди. Бог, правда, тогда вообще перестал что понимать. С одной стороны, апокалипсисы прекратились, но они словно бы размазались по времени. Не было уже промежутков стабильной мирной жизни. Постоянно кто-то с кем-то воевал, кого-то где-то зачищали или отменяли. Периодически то там, то тут вырастал одиночный ядерный гриб или проносился ураган протонного излучения, но в целом люди жили и развивались.

Бог перестал вмешиваться в дела людей. Не только потому, что разочаровался в своих усилиях,  просто он перестал что-либо понимать.  Он по-прежнему печалился, видя человеческие страдания и  гибель, но уже не мог определить причину этих страданий, так всё усложнилось. Так, один город мог собрать армию и отправить её на зачистку соседнего города. Тут вроде было всё понятно, но потом армия, безжалостно уничтожив половину населения, могла вдруг остановиться, развернуться и нанести ядерный удар по своему родному городу, потому что их стратеги решили, что теперь выгодней быть на стороне осажденного города, где в два раза меньше население и в разы больше ресурсов. А потом эта же армия могла бросить часть своих солдат на штурм никому не нужной крепости, просто чтобы избавиться от расходов на их содержание, и так далее. Изменились и сами люди. Не рационально стало растить солдат долгие годы, чтобы потом использовать из в одном бою. Люди стали ускоренно выращивать себя под конкретные специальности. За пять лет можно было получить солдата низшей квалификации, за восемь лет можно было создать бойца специального назначения,  за пятнадцать лет – универсального рабочего, за двадцать – высококвалифицированного рабочего, программиста или инженера. Управляющих должностей люди не занимали и даже не стремились к этому, как не хочет профессиональный экскаваторщик копать землю детским совочком. Для стратегических решений использовались компьютеры, которых обслуживали инженеры и программисты. Вся эта человеческая каша варилась в больших и малых городах, периодически воевавших с другими городами или зачищавших себя самостоятельно. Мир не стал идеальным. Мучений и страданий стало не меньше, а больше. Прометей  слышал боль каждого, отводимого на утилизацию, гибнущего в войне или от голода. Но теперь он не мог даже понять причину происходящего, и ничем не мог помочь, так как всего вроде бы теперь было в достатке: и еды, и воды, и энергии, и вычислительных ресурсов для оптимального управления. Бог хотел всё исправить, но теперь просто не знал, как это сделать, чтобы ещё больше не отяготить свою совесть, которая была уже до предела измотана. Он ждал удобного момента, и теперь он, кажется, настал.

Старик замолчал, уставившись на огонь.

Я поднял голову. Как ни странно, спать уже не хотелось, и я чувствовал себя превосходно.

- Прометей – это ты? – спросил я старика.

Тот горько засмеялся, а затем закашлялся.

- Нет, конечно же нет. Нет уже того бога! Он изменился, сломался, исчез. Он хотел приблизить людей к богам, а вместо этого они сделали его человеком. Нет, я теперь Михаил, простой старик. И людям я теперь не помогаю. Но с тобой мне повезло. Повезло! Вы сами всё сделали: вырастили солдата – тебя, создали это, - он ткнул пальцем в контейнер, - задумали отравить целый город. Ты сам напоролся на робота в засаде и чуть не погиб, сам попросил помощи и сам проявил жалость к старику. Я лишь чуть-чуть подправил содержимое контейнера, я потом влил его в тебя. Вот и всё! И я даже не буду говорить, что это дало тебе. Не буду объяснять, что с этим теперь делать. Я лишь прошу, чтобы ты меня отпустил.

Старик встал и подошёл к выходу из пещеры.

- Я чувствую, - продолжил он, - что так будет легче для моей совести. Я больше не  вмешиваюсь в вашу жизнь. Ты теперь примешь решение вместо меня.

- Какое решение? – не понял я. – Я никогда не принимал решений.

- Это хорошо. Это очень хорошо! Это будет твоё первое самостоятельное решение, - ехидно засмеялся старик. -  Я лишь помог создать точку бифуркации, как сказали бы ваши стратеги, развилку в истории человечества, где открывается множество дорог в самые разные стороны, вплоть до возврата к изначальному состоянию. Но я не буду ни указывать тебе правильный путь, я и сам его не знаю, ни даже объяснять, какой путь куда ведёт. Куда бы вы не пошли дальше, я уже не буду винить себя в ваших бедах и страданиях. Я дал вам возможность всё исправить. Всё теперь в твоих руках. И теперь, когда я дал вам возможность повернуть своё развитие в любую сторону, я чувствую, что смогу уйти. Мне по-прежнему будет больно и тяжело, но я могу теперь покинуть вас, зная, что у вас есть все шансы.

- Погоди, - переполошился я,  - ты хотя бы подскажи, что за пути ты нам открыл. Я вообще не знаю, что для нас лучше и что выбирать?

- Мне очень хотелось бы тебе что-то подсказать, - грустно заметил старик, - но тогда бы я снова взял ответственность за вашу судьбу на себя. Так что я хочу уйти как можно скорее, пока я это могу сделать.  Прощай!

Он быстро зашагал в ночную тьму, не оборачиваясь, и не добавив больше ни слова, словно бы боялся, что я задержу его.

Я встал, пытаясь осознать услышанное. Раскрытый контейнер лежал на земле. В нем блестела какая-то густая коричневая жидкость. Я подошёл и закрыл контейнер. Я ещё раз осмотрел себя. Теперь на мне не было даже следов ранения. Не чувствовалось ни усталости, ни голода, ни холода. Чисто по привычке я надел нижний комбинезон. Он был разорван на груди и перепачкан кровью. Надевать скафандр я не спешил. Меня смущали слова старика. Я чувствовал, что со мной произошло что-то совсем необычное. Я понимал, что действительно сейчас нахожусь на каком-то распутье, на развилке дорог. Но я не только не мог выбрать путь, я никогда в жизни ничего сам не выбирал, но даже и не видел этих путей, не понимал различий между ними. Мне нужна была помощь, подсказка, толчок. В надежде я сделал несколько шагов к краю пещеры. Я думал, что старик ещё там. Не мог же он и впрямь уйти в кислотный дождь.

- 317-й, ты куда? – услышал я за спиной хриплый голос и какой-то щелчок.

Я обернулся. Пустой скафандр сидел на земле. Правая рука скафандра была опущена на рукоять пистолета, кобура была отщёлкнута.

- Архистратиг? – изумился я. – Непривычно слышать тебя вот так, со стороны. Я решил разведать обстановку, посмотреть куда ушёл старик.

- Решение хорошее, - согласился архистратиг, - только сначала надень скафандр. Опять начинается дождь. Опасно.

- Да, разумеется, - я повернулся к архистратигу спиной.

Как Михаил смог уйти без всякой защиты?  Этот вопрос почему-то не давал мне покоя. Я протянул руку под тонкую струйку, стекавшую откуда-то сверху. Какое-то мгновение ничего не происходило, но потом кожу обожгло, словно бы огнём. Я убрал руку. На тыльной стороне ладони вспухли пузыри химических ожогов. Не успел я отвести глаз, как пузыри стали рассасываться, и через пару секунд на руке не осталось никаких следов поражения. Увиденное меня поразило. Впрочем, чему тут удивляться? Если я выжил после такого ранения, то кислотный дождь для меня теперь был вообще не помеха. Мне стало любопытно. Архистратиг не предпринимал никаких действий, но следил за мной. Я снова подставил руку под струю. Сначала было больно, потом очень больно, кожа покрылась волдырями  и кое-где полопалась, стала кровоточить. Я не убирал руку. Словно бы почувствовав мою решимость, боль тут же исчезла, а рука стала покрываться какой-то коркой, словно бы чешуёй. Я ждал. Ровные чешуйки, как у броненосца, вымершего млекопитающего, которого я видел как-то на картинке, быстро нарастали на руке, но и они долго не справлялись с потоком кислоты растворяясь в ней. На месте отваливающихся чешуй вырастали новые. Тут мне вспомнились индонезийские жабы – единственные существа, способные жить в такой среде. Через несколько секунд моя рука посинела, чешуя куда-то делась, а кожа  покрылась полупрозрачной слизью. Я с удивлением сжимал и разжимал немного пухлые пальцы, видя, как едкая кислота стекает вниз, не нанося никакого вреда.
 
- Что ты делаешь? – произнёс архистратиг, и в его голосе я почувствовал тревогу.
 
В голосе железки не было, разумеется, интонаций, но в моменты сильной нагрузки компьютер начинал запинаться.

- Всё в порядке, - произнёс я, возвращаясь в пещеру.

Я прошел к контейнеру, тщательно закупорил его, закрыв броневые щитки. Затем я поставил контейнер вертикально между камней, чтобы еще больше обезопасить его. Потом я наклонился к автомату.

- Не бери его, - сказал архистратиг.

Я обернулся. Скафандр целился мне в голову из пистолета. Я поднял руки вверх, подошёл и сел перед скафандром. Тот продолжал целиться.

- Что ты делаешь? – явно нервничая, спросил архистратиг.

- Жду, когда ты меня застрелишь, - пояснил я, - ты же решил, что я стал опасен и целесообразней будет меня отменить? Я согласен с тобой, поэтому сел поближе и жду.

Архистратиг медлил. Видимо, он вычислял вероятности.

- Ты сильно изменился, это верно. Я утратил связь с тобой и её нельзя восстановить. Старик сильно изменил тебя.

- Ты видел, что тут происходило? – поинтересовался я.

- Да, я всё видел и слышал.

- Почему ты не помог мне, когда я не смог убить старика?

- Я не могу ходить, - признался архистратиг. - Усилители мускулатуры скафандра содержат узлы из конструкции старых боевых роботов, поэтому теоретически возможно дистанционное управление. С большим трудом я сумел научиться шевелить руками, но в целом скафандр не приспособлен двигаться самостоятельно. К тому моменту, как я овладел руками, Михаил уже вскрыл контейнер, изменил его и влил в тебя первую порцию. Дальше было рациональней наблюдать.

- Понятно, - кивнул я. – Почему ты не стреляешь? Ты хочешь, чтобы я что-то сделал перед смертью? Скажи.

- И ты выполнишь? – усомнился архистратиг. – Ты не боишься умирать?

- Я солдат, и сделаю всё ради максимизации пользы для моего города.

- Да, так думают все, - согласился архистратиг, - но в последний момент многие всё-таки страдают и мучаются, пытаются избежать наиболее эффективного и очевидного решения. Об этом как раз и говорил тот старик.

- Хорошо, я подожду, - согласился я, успокаивая бешено колотившееся сердце.

- Скажи, а что ты решил? – вдруг спросил архистратиг.

- Ты про что? – уточнил я.

- Про те пути, о которых говорил старик. Каким путём ты решил идти?

- Я даже не знаю, какие они, эти пути. В любом случае, я бы использовал тебя для поиска оптимального решения. Ты знаешь, что делать?

- Нет,- признался архистратиг, - я тоже в полной неопределенности.

- Тогда надо отнести контейнер к озерному городу, как было задумано изначально.

- Ни в коем случае! – скафандр снова вскинул опустившийся было пистолет. – В контейнере теперь совсем не то, что было изначально. Судя по тебе, там теперь сильное лекарственное средство. Нельзя отдавать его врагу!

- Тогда можно отнести его обратно на базу или уничтожить здесь, если вероятность успешного возврата мала, чтобы не достался врагу.

- Да, возможно, - голос архистратига стал прерываться сильнее. – Возможно, это средство надо вернуть в город. С его помощью мы могли бы создавать более эффективных солдат, которые не боялись бы  кислоты и радиации, быстро и самостоятельно восстанавливались при ранениях. Но это может оказаться ошибкой. Слишком эффективные и жизнеспособные люди могут отказаться от текущего общественного уклада и начать жить самостоятельно. Тогда это будет означать наше поражение. В этом случае было бы лучше уничтожить контейнер. Я не знаю, что делать. Нужно советоваться с этнархами. Возможно, лучше даже вернуться не в наш город, в туда, где более производительные компьютеры. А самые мощные этнархи сейчас в озерном городе. Тогда лучше идти туда, но не выливать контейнер в озеро, а объяснить им ситуацию. В любом случае ты обязан надеть скафандр, так мне будет проще тебя контролировать.

- Хорошо, - сказал я, приближаясь к нему, - открой броню.

- Нет! – рука скафандра задрожала.- Слишком много неопределенности! Сначала подключи медицинский модуль. В раскрытом скафандре я не смогу тебя контролировать, а через медицинский модуль я буду иметь доступ к твоему телу. У тебя уже нет гнезда, но ты просто воткни иглы в ногу. Нет, в руку, чтобы ты мог беспрепятственно ходить.

- Как скажешь, - не стал спорить я.

Я сделал вид, что потянулся к трубкам, но потом быстро скользнул рукой по поясу скафандра, срывая гранату, нажал кнопку взрывателя и сунул маленькую смерть прямо в открытое забрало. Я проделал всё менее чем за секунду, но архистратиг всё-таки успел среагировать. Он выстрелил мне прямо в голову. К удивлению, я не умер. Лишь в глазах помутнело. Чисто инстинктивно я кинулся в сторону, прячась за камни. В этот момент раздался оглушительный взрыв.

Очнулся я быстро. На месте скафандра не осталось ничего. Граната была разрывного действия, и стены пещеры теперь были усеяны выбоинами от разлетевшегося на куски архистратига. С моей стороны стена была ещё густо залита кровью. Валялись какие-то обуглившиеся внутренности. Я посмотрел на себя. Тело уже срослось. Лишь многочисленные шрамы ещё багрово пульсировали.

Я встал и скинул с себя остатки одежды. Она была мне ни к чему. Последний раз оглядев пещеру, я взял контейнер, который благодаря моей предусмотрительности не пострадал, проверил содержимое. Жидкость в контейнере уцелела. Ещё раз оглядев пещеру, я взял контейнер и направился к выходу. У выхода я задержался на секунду, в красках представляя, что меня ожидает под кислотным дождём. Тело быстро приняло синеватый оттенок и покрылось слизью. Я смело шагнул под струи дождя. Я чувствовал лёгкость во всём теле и лёгкость в сознании. Я уже точно знал, что буду делать дальше. И это было никем не навязанное, только моё решение.