На костыле

                             НА КОСТЫЛЕ

  Удивительным образом подчас переплетается жизнь государства и судьба отдельного человека – гражданина этого государства. Казалось бы, как может повлиять политика правительства на личную жизнь рядового гражданина?

  Давно это было, а может, не очень. Всё зависит от способа измерения. Вот дочка моего приятеля, которой только предстояло идти в первый класс, на вопрос, сколько километров до села, где жила её бабушка, ответила: один длинный или два коротких. В ответе ребёнка – глубокая мудрость для взрослых, только сумей усмотреть её. 

  Это к тому сказано, что давно или не очень  происходило событие, зависит от выбранной мерки. Так получилось, что при разборе бумаг мне попалось письмо одного из моих родственников, давно покинувшего этот мир, написанное мне много лет назад. В письме рассказывалось о последних годах жизни его сестры. Это заинтересовало и взволновало меня, и я отправился в степное село южного Поволжья, где находится могила сестры. 

  Вот я на кладбище. Аккуратная оградка с довольно качественной покраской, деревянный крест с табличкой и могильный холмик правильной формы, покрытый тускнеющей травой — лето перешагнуло через свою середину. В холмик воткнуты несколько искусственных цветков — могила не выглядит заброшенной. Возраст покойной 73 года, имя – Мария. 

  У меня в распоряжении пара часов. У покойной в селе родных не осталось. А так хотелось побольше разузнать об этом человеке. Мои мысли прочли на небесах – вот невдалеке возле довольно свежей могилы сидит женщина с книгой в руках. Может, она сможет что-нибудь рассказать о жизни Марии. Подхожу, здороваюсь. Женщину уже можно назвать старушкой. В руках у неё молитвослов. Киваю в сторону холмика:
  — Кто?
  — Да муж мой преставился. Как ни просила его – молись Боженьке, а он отмалчивался, при мне не молился, а може и совсем не молился. Вот теперь я здесь молю Бога, чтоб избавил его от адских мук. Ведь человек-то он был хороший. 
  — Упокой, Господи, его душу с праведниками. — Присоединяю и я свою молитву о покойном. — А Вы не могли бы мне рассказать про Марию. Я тут никого не знаю, а кое о чём хотелось бы спросить. 
  — Да спрашивай. До вечера далеко. На моих глазах прошла вся жизнь Марии. 
  И бабушка начала издалека. Когда колхоз образовывали, отец Марии ( царствие ему небесное! ) не стал вступать, хотел остаться единоличником: свои десятины земли, своя лошадёнка, свой огород, своя коровка. Вот своим трудом и жила семья. Не хотел отец эту налаженную жизнь порушить. Не знали же, как оно будет в колхозе-то. Но начальство терпеть таких, как он, не пожелало и выслало их с семьями на север; в Архангельскую область, кажись. А детки-то были мал мала меньше. Один — мальчонка там и помер, а девчушка — Маруся-то морозом повредила ножки. Когда сюда, в село возвернулись, она хромала на одну ножку. Потом эта ножка-то так разболелась, что пришлось отрезать её пониже коленки. Марусе тогда годков двенадцать было. Здесь бабушка замолчала, всхлипывая и вытирая слёзы.  

  Успокоившись немного, продолжила. Больно смотреть было на девочку, у которой вместо ноги – костыль. Сверстники играют в лапту, купаются в речке, в степь за цветами ходят, а она-то ничего этого не может. 
Подросла. У других ухажёры стали намечаться, а она опять как в сторонке. 

  Училась она хорошо. Семилетку справно закончила. Ей учителя: "Учись дальше, ты способная." А как дальше? Это в райцентр – там десятилетка. Больше тридцати километров. И надо снимать угол. Ты сам понимаешь – жиличка не совсем обычная. Судили-рядили и решили отправить её в город учиться в библиотечном техникуме. И снова: там у молодых особая жизнь и на уроках и в общем житии. А она, бедняжечка, на костыле. Ум-то у девушки светлый и сердчишко – как у всех молодых – радости, ласки просит. 

  Выучилась она, приехала в своё село и определилась работать в библиотеке при сельском клубе. Уже вступила в возраст невесты. Парни и девушки распределились по парам.  А она опять одна. Особенно горько ей бывало, когда в клубе танцы. Танцуют парами, радуются, а она сидит среди своих книжек. Только они, книжки-то, знают, сколько боли познало её сердечко, сколько слёз вылакали её глазки из-за одиночества. Зайдёт какой парень в библиотеку, выберет книжку, а по ней скользнёт взглядом, как по пустому месту. Ни один не заглянул в её добрые и грустные глаза. А заглянул бы, увидел бы в них столько добра и ласки, сколько в других, может, и не сыскать. 

  В общем, так одинокой она и осталась, стало быть, без деток. Так она вдвоём с матерью и прожила, пока та преставилась. Да и сама Маруся, давно уж Мария Андреевна,  стала сдавать здоровьем. Это при её-то телесной немощи и при сельском быте. Вода – в колодце через три дома, дрова – во дворе, да и курочек надо обиходить и огород содержать.  Люди, конечно, старались помочь. Но ведь помощь нужна каждый день, иногда каждый час нужен человек в доме. А его нет. Сказывают, звали её братья к себе на жительство, но она отказывала – не хотела быть обузой в чужой семье. 
 
  Соседи её жалели. Та принесёт поесть, что своим настряпала, другая соберёт у неё узелок и дома постирает — была у неё стиральная машинка. А продавщица из сельмага сама принесёт ей, что требуется, хотя другим покупателям в чём-то откажет. Уважало село Марусю. Когда Господь призвал её, всем селом похоронили её по-людски, поминки справили. Теперь вот и могилку блюдут от запустения. 

  Здесь бабушка замолчала. Может, утомилась, а может, сочла, что всё главное сказано. Я от души поблагодарил её и вернулся к могиле Марии. Стоял, а в голове, как в фильме, проносились события из жизни Марии. Невольно мозг искал виноватых в её тяжкой судьбе. И мысль остановилась на том, что было жестоко от властей ссылать на север вместе с отцом и малолетних детей. Если бы остались они дома в селе, то и мальчик был бы жив, и судьба девочки Маруси на двух здоровых ножках сложилась бы иначе. 

  А ещё пришло в голову совсем уж невероятное. Говорят, что умершему полагается класть в гроб зубные протезы и очки -- тоже протезы для глаз, если он их носил. Костыль – тоже протез, но его в гроб не положишь. Может, его следует воткнуть в могильный холмик возле креста? Надо спросить у священника.

    Ноябрь 2022.