Чёрная Марго. Глава седьмая

Время

Сигнал будильника постепенно выводил меня из сомнамбулы. Активация ведьминого котелка легла тяжким грузом на мою психику, либо я просто начинал заболевать. Чёрная Марго потягивалась, выгнув спину и широко зевая:
– Будто и часу не поспали.
– Тебе, кошка, сколько ни спи – всё мало. А ещё делят людей на сов и жаворонков. Кошка это тот, кто не приемлет ни тех, ни других.
– Твоя истина, человек! – победоносно взглянула на меня Марго. – Иди-ка остуди в ванной своё красноречие: вчера горячую воду на всю неделю отключили. Мне-то умыться и без неё можно.
– Точно, какая разница – сова ты или жаворонок, если у тебя только холодная вода из крана течёт круглые сутки.

Во время завтрака моя кошечка уплетала новые виды прекрасных консервных яств, что сама вчера выбрала в гипермаркете. Я даже шутку вспомнил, что пока я жру макароны с сосисками, мой питомец лакомится нежным кроликом в сливочном соусе. Заметив мою улыбку, Марго спросила:
– Правда хочешь попробовать?
– Ну пахнет недурно, честное слово.
– Оно вначале всегда недурно. Но приедается, если долго есть и пить одно и то же.
– Что не так с пивом, тогда?
– Тут не отвечу. Не пробовала. А в целом, это относится и ко всему остальному.
– Какие глубокие познания!
– Я без шуток: вот ты даже ленту в соцсетях листаешь с неохотой, если там одно и то же. И вообще: мобильник - это зло. Ты никогда не задумывался, почему кошки долго не сидят в мессенджерах?
– Ого! А кошки сидят в мессенджерах?
– Разумеется. Профилей домашних животных в соцсетях – навалом. И, скажу тебе, не всегда их заводят хозяева. Думаешь, я одна ведьма на планете?

Я с неохотой дожевывал сосиску, запивая горячим кофе. Чёрная Марго то ли опять надо мной подшучивала, то ли говорила правду. От неё можно ожидать чего угодно и плюс ещё немного.
– И ты проверяла свою страничку сегодня? – хмыкнул я.
– А как же. В Твиттере была. Какой-то кот Дэнджа из числа моих фолловеров отписал, что сидит на дереве, спасаясь от зомби. Наподписываются, потом спамят всякой ерундой. И таких неадекватов – пруд пруди. А мозг именно непотребство и запоминает. Вирусная дрянь, хоть отписывайся. Потеря времени в чистом виде!
– Чем же тогда заниматься по утрам, если не ленту читать?
– А, например, пора котелочек мой волшебный на плиту ставить: варить будем тестовое зелье.
– Точно! Удивишь меня?
– Базаришь!

Когда вода в котле начала закипать, Марго немного убавила огонь и метнулась к распахнутому окну. Ловко спрыгнув с подоконника в подросшую траву, она исчезла в неизвестном направлении. Спустя пять минут, которые я невзначай отметил на старых полочных часах, врезанных в странный белый камень с красными прожилками, кошка вернулась. Она тащила в зубах небольшой холщовый мешочек.
– Подставь табурет к плите, пожалуйста.
– А сама?
– У меня лапки!
– Нет ручек, нет табуретки, – засмеялся я.
– Шутки за сто. Слабовато для умного-то.
– Ой посмотрите! Каков сарказм! В ленте утром прочитала?
– Нет, на пейджер вчера вечером пришло! Двигай табурет, вода кипит.

Пока Чёрная Марго готовила волшебный эликсир, я наблюдал за ней. Всё-таки как удивительна природа. Каких только форм жизни ни создала. Марго что-то шипела в кипящую воду, погружая странные ингредиенты. Меня она совсем не замечала, а я любовался её грацией. Говорят, что бесконечно можно смотреть на три вещи. Так вот, в моём случае – на четыре. Ведьмочка взяла чистую чашку, немного зачерпнула кипящего отвара и протянула мне.
– Держи, пока не пей!
– Может не надо?
– Не трусь. Как бы не пристрастился потом, настолько это будет фееричным.
Я стоял у окна и держал горячее варево. На подоконнике лежал мой маленький бинокль, а Чёрная Марго, зачерпнула ложечкой из моей чашки и прыснула на бинокль зельем.
– Теперь медленно пей и смотри в мои глаза.
– Что будет?
– Ты увидишь настоящую историю вещей.
– Каких?
– Какие выберешь сам.

Медленными глотками я опорожнил чашку, всматриваясь в бездонные глаза своей любимой кошечки. Снова меня охватило счастье от неземной красоты её бирюзового взгляда. Это были не кошачьи глаза уже, это был портал в безумную радость и умиротворение.
– Бери бинокль и смотри.
– Куда? На что?
– На то, о чём хочешь узнать. Живые тебе ничего не расскажут, поэтому на меня смотреть через него даже не пытайся.

Я почувствовал лёгкую слабость и мои глаза начал заволакивать голубой туман. Звенящая тишина обострила слух, и я отчетливо распознал тиканье старинных часов на полке. Навел бинокль на белый камень с красными прожилками, будто пронизанный кровеносными капиллярами. В камень были встроены старые латунные часы. Изображение закрутилось безумным калейдоскопом.

Громкий хлопок будто разорвал мои ушные перепонки, а белый камень становился еще белее. Красные капилляры на нем превращались в крупные пульсирующие кровеносные сосуды. Стрелки на часах начали вращаться в обратном направлении, и я ощутил запах гари.

***
Тысячу лет назад в крупном индийском городе Шрест в своем дворце проживал раджа Мохан. Нрава он был кроткого, но никого без причины не обижал. Правил городом и окрестными владениями с толком и развивал торговлю и ремесленничество. Люди были довольны своим правителем и всегда веселились на праздниках, которые он устраивал для всего города.

Трудился шрестский народ так же усердно, как и веселился. Не было недостатка в шелках, еде и питье никому, ибо всяк трудился и приносил пользу. Старый пастух Амар водил скот в Гималаи на пастбища. Животные всегда были сыты и сильны, а хозяева скотины – довольны и благодарны ему за заботу. У пастуха была дочь-красавица Индира. Старик души в ней не чаял, оберегал от невзгод и всегда молился за неё.

На одном из праздников раджа Мохан попросил у Амара руки его дочери. Но неравенство в происхождении было настолько велико, что мудрый Амар поостерегся сразу давать своё согласие.
– Мохан, правитель наш, я не отвечу сейчас тебе. Моя Индира – цветок для моих глаз и бальзам для моей души. Не забирай её силой из-под моего крыла, прошу.
Грустным стал раджа, чёрствым.
– Чего хочешь взамен, старый пастух? Как выпросить прекрасную Индиру у тебя в жёны свои?
– Этот камень, о справедливый из мужей, даст нам всем ответ через тысячу ночей, – Амар достал из своей пастушьей сумки крупный белый камень с красными прожилками. – Три дня назад у подножия Гималаев я прилёг и увидел сон: одна белая козочка отбилась от стада и чуть не угодила в волчью пасть, тогда Шива спустился на луг в образе Вараха и растерзал волка. Вырвал у него кусок плоти и бросил к моим ногам. И этот кусок стал белым-белым, а кровь в нём застыла в виде красной паутины. Когда я проснулся, – продолжал пастух, – этот камень оказался передо мной.
– И что мне с ним делать? – спросил раджа.
– Сохрани его целым тысячу дней, его мудрость подскажет всем нам – как быть дальше. И если он останется целым, то через тысячу и один день мы будем пировать на твоей свадьбе, о великий господин! Я приведу Индиру за руку к твоему ложу.

Приняв от старика камень, Мохан повелел уложить его на самую мягкую подушку из овчины, одетую в лучшие шелка. А подушку уложить на золотую подставку. Подставку же запереть в самой светлой и дорогой комнате и приставить стражу из самых доблестных воинов. Каждый день Мохан ходил любоваться камнем и разговаривал с ним.

Однажды придворный колдун Меруган дознался у раджи – что за камень так заботливо охраняется в господских покоях и предложил Мохану околдовать сердце его избранницы через камень. Раджа, будучи нетерпеливым, не хотел долго ждать ответа от камня и разрешил Меругану совершить обряд приворота. Колдун же давно вынашивал замысел выдать замуж за раджу свою дочь Рани.

Темной ночью Меруган колдовал над камнем, называя Рани возлюбленной Мохана, но камень не выдержал грубости чар колдуна и раскололся на две части. Теперь на шелковой подушке лежали два белых камня-близнеца с красными прожилками. Меруган, испугавшись гнева раджи, выбросил один камень в распахнутое окно и тот упал на придворный луг.

Когда утром Амар вел скот на пастбище, он нашел на лугу этот камень и подумал, что раджа отказался от Индиры и теперь будет мстить. В тот же день пастух с дочерью покинули Шрест и больше никогда в него не возвращались. В пастушьей сумке Амар увозил половину белого камня с красными прожилками.

Мохан, обнаружив побег Амара и Индиры, приказал разыскать их и наказать, но лучшие воины нигде не смогли их найти. А пастух с дочерью уехали на юг страны и нашли там убежище. Через несколько лет Амар выдал прекрасную Индиру замуж за достойного человека по имени Киран и их семья пополнилась замечательными детками, которые помогали деду пасти скот. А Мохан женился на Рани. Он не мог простить Амара и его дочь за предательство и повелел из камня, что остался у него, сделать солнечные часы и поставить их в темной комнате рядом со свечой. Они стали символом того, что без любви время останавливается.

Когда дети Кирана и Индиры выросли в прекрасных девушек и юношей, Мохану удалось узнать – где живет его любовь. Собрав войско, Мохан сжег их поселение и убил всю семью. Спустя сотни лет в руинах на этом месте один нищий бродяга нашел белый-белый камень с красными прожилками и продал его в сувенирную лавку за несколько рупий. Через пару лет камень выкупил торговец и на корабле доставил его в Азию, где он затерялся и пролежал сотни лет вместе с хламом, пока его не обнаружил случайный мастер.

Сам камень не представлял ценности, но его чистая красота, необычность расцветки и ровный скол натолкнули мастера на идею, что это отличная подставка под часы и он встроил в камень механизм. После смерти мастера эти часы были проданы старьевщику. Теплым весенним утром мой прадедушка купил на рынке старинные часы в белом камне и подарил своей жене на фарфоровую свадьбу.

***
Громкий хлопок в ушах вернул меня в реальность. Белая пелена рассеивалась, в моей голове гудело и окружающие меня предметы начали вырисовываться. Я лежал на полу кухни, сжимая в руке бинокль. Чёрная Марго стояла рядом и постукивала лапкой мне по лицу:
– Прилетел, путешественник во времени?
– Это жестоко с твоей стороны, – прохрипел я, садясь на полу, – сама хоть пробовала?
– Я не сумасшедшая все свои зелья принимать. Видать далеко тебя закинуло. Наверное, я с кротовой печенью переборщила.

Я аккуратно поднялся на ноги, медленно подошел к полке и начал заводить вдруг остановившиеся часы. Их ровное тиканье отдавалось в камне, будто он снова ожил.