20. Город-тетрис

      Город вольно растянулся вдоль правого берега реки Кама. Слева — Город новый, справа — Город старый. Автозаводы скромно коптят вдалеке от нового города.

       Старый город создавался медленно и хаотично — задолго до автозавода: новые части города пристраивались к старым постройкам посёлка, посёлок постепенно сносился и подстраивался под город.

       Новый город родился в 1971 году. Он проектировался параллельно с заводом: в чистом поле, одним махом и на века. Четырёхполосные проспекты, как взлётные полосы, были рассчитаны на город миллионник, где у каждого жителя будет, как минимум, по машине. Про парковки решили подумать в следующем веке — для начала нужно было обеспечить всех рабочих бесплатным жильём и детскими садами. Рабочие и специалисты прибывали в город со всех закоулков Советского союза. Автомобильный завод строился быстро и сдавался досрочно.

       Город лихорадочно обрастал крупнопанельными жилыми блоками: длинные и короткие прямоугольники, угловатые змейки, квадраты, буквы П, Г, Т. Блоки компоновались в полноценные жилые комплексы, утверждались и штамповались не глядя. Такие однообразные пронумерованные комплексы, в мозаичных пастельных цветах, легко воспринимались мозгом и помогали простому рабочему люду эффективно переживать стрессы переездов и запоминать свои адреса. Дороги и тротуары строго параллельны домам, комплексы параллельны проспектам. Карты чёткие — без единой загогулины. Зрительная память человека легко и компактно укладывает блоки в горизонтальные и вертикальные ряды, освобождая место в голове для более важных задач.

       В голубой девятиэтажке напротив почти во всех окнах ещё горит свет. Ряд кухонь самый яркий: на седьмом этаже дядька в белой майке роется в холодильнике, женщина сидит за столом; этажом ниже мужик размахивает руками перед женой; на восьмом ещё один мужик в майке; мужик в трусах на четвертом, женщина в бигудях… Люди, люди… В залах мелькают синие экраны телевизоров, а спальни почти погружены в темноту. В угловом подъезде на верхнем этаже живёт знакомая тамада — у неё света нет — спит. Иногда мы машем друг другу, но лиц не разглядеть. Только силуэты.

       В моей квартире три окна, и все три смотрят на юг. И нас в квартире трое. Одно окно — одна жизнь — одна маленькая домашняя вселенная. Мы копошимся в своих вселенных. Жизнь копошится… Странно это. Даже немного противно. Бежим куда-то, суетимся. Снаружи добываем добро — вещи, пищу — и тащим это всё в свои бетонные коробки. Зашториваем окна — копошимся, шуршим, жуём — а на выходе получаем мусор. Мы не сможем существовать, если не будем производить мусор. Мы — муравьи-таскатели, обожатели материи, создатели мусора. Суматошное Человечество. Мы любим двери, ключи, деньги. Я — муравей — таскатель сумки с кошельком и ключами. Без них я — никто.

       Каково это быть никем? Без всего?

       Я — точка в окне. Вне мусора. Вне коробки. Без окон. Без ключей. Я — сверхлёгкая, свободная. Я расширяюсь до размера комнаты, дома, города. Я втягиваю в себя пульсирующую жизнь. Моя бетонная коробка во мне, дома во мне. Человек на снегу за окном — тоже во мне. Я большая. Бесконечная. Беременная. Я заливаю любовью землю, космос , себя.

       А что если все такие же бесконечные, как я… если они такие же — никакие… пустые и полные, как я… Из окон начинают вылетать невидимые шары, они растут и растут вместе со мной. Границы стираются — где я, где другой — мы перемешиваемся, и наша бесконечность охватывает всё. Мы вместе — Мы никто — Мы всё. Мы играем в тетрис. Разноцветные дома падают друг на друга, складываются в плотные ряды и исчезают, один за другим, комплекс за комплексом. Город самоликвидируется в связи с отсутствием в нём жизни…

       Снег валит. Окна угасают. Город ложится спать. На детской площадке горит единственный фонарь. Под фонарём стоит человек. Снежные хлопья пляшут вокруг человека, укладываясь в сугроб.