Парадоксы и причуды украинского возрождения

"Это возрождение (а не украинизация) должно быть свободным, без всякого принуждения. Пусть вольно живут на Украине все нации.  Пусть любая из них живёт по-своему, начиная с наших родных братьев великороссиян и белорусов, ибо национальная почва нужна каждому. А украинская культура пусть ширится среди украинцев и пусть о её распространении волнуются и заботятся дети Украины — все, кто любит свой народ и желает ему добра, ибо чужие за это не возьмутся".
Д.И.Багалей, ректор Харьковского университета в 1906-1910 г.г.

Украина находится на грани распада. Лично я не равнодушен к ее судьбе, поскольку она является для меня малой родиной.  Более века спустя после вынесенного в эпиграф предельно мудрого совета Дмитрия Ивановича Багалея всем здравомыслящим людям стало ясно, что характерное для народов Украины неприятие любых видов принуждения является подлинной причиной возникающих здесь конфликтов.

Парадоксы, как ниже будет показано, сопутствуют украинскому возрождению если и не с самого его начала, то, по крайней мере, последние сто лет. Причина их состоит в явной нестыковке целей, стратегии и политики амбициозных лидеров возрождения, домогавшихся власти и добивавшихся ее, - с мнением народа, вверившего им эту власть.  Украинский народ далеко не всегда знал, чего он хочет, но быстро приходил к пониманию того, чего  не хочет. В этом причина череды революций, потрясавших не раз украинское общество в последние столетия. Кроме того, истоки парадоксальности процесса возрождения состояли и во внутренней противоречивости лидеров украинской элиты, преследовавших нередко лишь личные цели. При этом возможность сотрудничества со своими соседями ими, как правило, отметалась, даже когда  независимость уже была достигнута.

Начало украинского возрождения связывают с концом XVIII века, когда в Петербурге была опубликована поэма Ивана Котляревского «Энеида», положившая начало современному украинскому литературному языку. Им же была написана пьеса «Наталка Полтавка», идущая на сцене украинских театров по сей день. Последующие десятилетия ознаменовались раскрытием множества талантов украинского народа в области литературы и театрального искусства, подтвердивших самобытность и общечеловеческую значимость украинской культуры. Назову некоторые хрестоматийные имена.

 Основоположником украинской прозы стал Г. Квитка-Основьяненко (повести и драматические произведения), он же был одним из создателей Харьковского профессионального театра. Тарас Шевченко по праву стал считаться Великим Кобзарем, аккумулировавшим в своей поэзии значительные пласты устного народного творчества. Он был крепостным помещика Энгельгардта, и, заметив его талант в области живописи, русский художник Брюллов выкупил его у помещика, написав для этого портрет Жуковского (портрет купила царская семья). На развитие самосознания украинского народа большое влияние оказали писатели Марко Вовчок (псевдоним М. Вилинской-Маркович), Панас Мирный, драматурги И. Карпенко-Карый, М. Кропивницкий, М. Старицкий. Начиная с конца XIX века значительный вклад в украинскую культуру внесли Иван Франко, Леся Украинка, Михаил Коцюбинский и Ольга Кобылянская.

К началу XX века украинская культура накопила значительный задел, причем хорошей традицией в области музыкального и театрального искусства стали выступления украинских мастеров в российской столице, а русских – перед украинскими зрителями. К примеру, известная опера С. Гулака-Артемовского «Запорожец за Дунаем»  впервые прозвучала в Санкт-Петербурге на сцене Мариинского театра.

В начале XX века ветер революционных перемен вдохнул новые силы в движения, направленные на украинское возрождение. В устах украинских общественных деятелей с новой силой зазвучали требования, направленные на получение автономии, а затем – и государственной независимости. Истоки  поистине безоглядного стремления к созданию собственного государства лежали в украинском национализме, которому это стремление, как и любому национализму,  необходимо было обосновать именно существенным отличием от других культур, а не их родством.

Вглубь веков: поиски отличий от «москалей»

Возникновение понятий «Украина» и «украинец» имеет крайне непростую историю. C понятиями «русский» и «украинец» имеет место путаница даже у корифея украинских историков академика Михаила Грушевского. Его причудливое и нарочитое стремление крутануть колесо истории назад так, чтобы  русские много веков назад числились украинцами, просвечивает на многих страницах написанной им в 1898 году «Истории Украины-Руси», переизданной в настоящее время в виде «Иллюстрированной истории Украины».

Чего хотели украинцы 100 лет назад

Достаточно правдивая картина борьбы украинства за свое освобождение дана писателем Владимиром Винниченко, премьер-министром первого украинского государства. С изрядной долей иронии и самоиронии он, свидетель событий, детально описывает  все шаги, направленные на достижение независимости, и анализирует причины краха надежд, связанных с формированием украинской государственности (Винниченко, 1990 (репринт издания 1920 года)).
Февральскую революцию 1917 года украинцы встретили прямо-таки с восторгом. Самодержавие, с его точки зрения, должно было отмереть с такой же неизбежностью, с какой отмирает всё, исчерпавшее свою необходимость. Война лишь ускорила этот процесс. 
В преддверии революции в среде украинцев выделяли три течения, отображавших интересы своего народа:
1. Украинцы, сросшиеся с российской жизнью, верили в то, что победа России в войне даст свободу и достойную жизнь всем народам империи в пределах страны. Они ориентировались на «широкую душу» российской демократии, на «гром победы», который смягчит крутой нрав царизма вплоть до степени самоуправления, до парламентаризма  и воли наций, которые благословенно молчали в пределах необъятных просторов империи.
2. Ориентация других украинцев была на немцев, на бессилие российской государственности и непосредственно на захват немцами территории Украины. Немецкий империализм им виделся в качестве хотя и эксплуататора, но при этом эксплуататора культурного и разумного. Он, с их точки зрения, не будет так безумно, лениво, неряшливо и нерационально грабить, как это делал царизм. Он будет заботиться о том, чтобы дойная корова была сыта и чтобы давала больше молока. Кроме того, немец – не родственник, не славянин, язык его полностью чужой, а не близок к украинскому, поэтому немец, в отличие от русских, якобы не сможет сказать, что украинец – это «разновидность» немца, и на этой основе отнимет у него право на свой язык.  Так что, сторонники этой ориентации из двух бед выбирали как бы более культурную и более полезную для украинского народа.
3. Третья ориентация – социалистическая – была ни пророссийской, ни пронемецкой, а опиралась на спасение собственными усилиями, усилиями трудящихся масс. Украинцы, представляющие это течение (их было большинство), не ждали освобождения ни от смягченного российско-самодержавного или конституционного кулака, ни от закованного в железо немецкого военного кулака.

Революция одним махом освободила украинцев от всех иных возможных способов освобождения, тем более ориентированных на внешние силы, враждебные России. Более того, в одночасье улетучился и украинский сепаратизм, поскольку пропала причина, его порождавшая. О том, какие надежды тогда связывали украинцы с российской революцией, свидетельствуют следующие строки (Винниченко, 1990):

«За 250 лет пребывания в союзе с Россией украинство впервые в эти дни почувствовало себя в России дома,  впервые интересы этой прежней тюрьмы стали близкими, своими.
Мы стали частью, – органичной, активной, живой, желанной частью, - единого целого. Всякий сепаратизм, всякое отделение себя от революционной России казалось смешным, абсурдным, безумным. Для чего? Где мы найдем больше того, что теперь мы будем иметь в России? Где  во всем мире имеется такой широкий, демократический, всеобъемлющий строй? Где имеется столь неограниченная свобода слова, собраний, организаций, как в новой великой революционной стране? Где имеется такая гарантия прав всех угнетенных, униженных и эксплуатируемых, как в Новой России?
Ни про какой сепаратизм, самостоятельность даже языка даже речи не могло быть, а когда слышались реденькие голоса, то это были голоса либо схоластиков, чистых теоретиков, ярых «самостийников» либо людей чересчур уж пропитанных национальным чувством
…Да и для чего отделяться, когда все требуемые для свободного национального развития нашего народа меры для нас будут в полной мере обеспечены в автономии. Денационализация, духовное уродование наших масс будут сразу же остановлены украинской школой, как низшей, так и средней и высшей».

Очень скоро эйфория, вызванная Февральской Революцией в среде украинцев, стала спадать. Способность российской интеллигенции вести разговоры и рассуждать разумно не подкреплялась делом. Временное Правительство, являясь слепком русской интеллигенции, «принципиально» соглашалось с многочисленными украинскими делегациями, не проявляя, однако, никакого желания к реализации своих обещаний, при молчаливой поддержке русских демократов. При этом приводились различные демагогические соображения. Например, не только многие буржуазные, но и социалистические русские демократы считали, что подъем национальных течений может ослабить единый фронт, сломать фронт военный (война до победного конца была еще популярной) и возродить реакцию. Меньшевистская часть российской социал-демократии, под влиянием которой тогда находился Совет Рабочих и Крестьянских Депутатов,  категорически не соглашалась с той автономией, которую хотели украинцы. Она согласна была лишь на предоставление национально-культурной автономии в виде обучения в украинской школе, да и то лишь в селах, к чему уже был ранее склонен даже умирающий царизм.

Обманутые надежды породили сомнения и, в итоге, обусловили новый этап борьбы за возрождение нации. Вот как происходила переоценка украинцами понятия интернационализм по-русски (Винниченко, 1990):

«…Интернационализм специально русского образца, интернационализм, который требует отречения от своей национальности и растворения себя в бесцветной, абстрактной массе человечества, является абсурдом. И не только абсурдом, но и лицемерной, вредной, просто преступной пропагандой самоубийства, пропагандой убиения жизни в себе. Однако интернационализм как сочетание всех национальных сил человечества, как кооперация народов является высшим развитием национального чувства и высшей ступенью движения человечества».

Основное требование, которое единодушно стало поддерживаться на различных общественных украинских форумах, состояло в следующем: автономия Украины в рамках федеративной России и украинизация всех отраслей жизни. Считалось при этом, что у украинского народа должны иметь место все учреждения: правительство, администрация, школа, суд, а также войско, для которого предусматривался план украинизации. При этом украинцы сходились во мнении о том, что без национального освобождения не может быть освобождения социального. С этих стартовых позиций, соответствовавших воле украинской нации, и возникла в марте 1917 года Украинская Центральная Рада. Это была первая смена власти в Киеве, за ней власть в городе за последующий период по июнь 1920 года менялась еще 13 раз!
В первой стадии своего существования Центральная Рада брала на себя выражение только лишь национального облика украинского народа. Решение острых социальных вопросов сознательно откладывалось на потом. Украинские социалисты сознательно принимали  участие в Центральной Раде, не боясь лишиться своей «социал-демократической чистоты». Понимая свершившуюся революцию как буржуазно-демократическую, они не покушались на существующий строй, делая при этом ставку на союз с украинской мелкой буржуазией, так же участвующей в работе Центральной Рады. Между тем, преобладающее большинство Центральной Рады, по мнению В.Винничепнко, рассматривала революцию именно как социалистическую и ее развитие усматривала в этом направлении и даже стремилась к этому.

Стремление украинцев иметь собственное войско в рамках своей автономии  сто лет назад воспринималось как явная причуда. Усугублялось это тем, что в условиях продолжающейся  Первой мировой войны они настаивали на создании собственных воинских частей, состоящих  из украинцев. Уже в настоящее время модель создания подобной автономии в рамках федеративного государства для независимой, но пока не федеративной, Украины, воспринимается как «сепаратизм», хотя параллели здесь явно уместны. Речь идет о самопровозглашенных Донецкой и Луганской Народных республиках, в которых боеспособное войско уже создано, причем не по этническому принципу, и действует оно достаточно слаженно в контакте с вновь созданными республиканскими структурами власти. К слову, требования к киевским властям сформулированы ими были вполне однозначно и категорично: «Либо два языка (украинский и русский) либо две Украины!».

 Российское Временное Правительство в итоге основательно потеряло доверие украинцев, которые своими продолжали считать лишь тех, кто непосредственно сверг царя, к которому они были непримиримы. К требованию о создании Российской Демократической Республики делегаты Центральной Рады на Всероссийском Крестьянском Съезде, проходившем в Петрограде, настойчиво требовали добавки слова «федеративная». Как только кто-либо из докладчиков произносил «Российская Демократическая Республика», украинские делегаты поднимали отчаянный шум и возмущенно кричали «i хведеративна! I хведеративна!». Снова забегая на столетие вперед, в сегодняшнее время, можно в полной мере понять позицию тех украинских граждан, которые сейчас выступают за преобразование в федерацию Украины, как украинцы сто лет назад – России.
Примечательно, что в Инструкции, выданной украинцам вместо ожидаемой ими Конституции, полномочия Генерального Секретариата т. н. Временного Правительства Украины, а не Центральной Рады, распространялись лишь на пять губерний: киевскую, волынскую, подольскую, полтавскую и черниговскую. Харьковщина, Екатеринославщина, Херсонщина, Таврия и Бессарабия в сферу влияния Генерального Секретариата при этом не входили. Украинская делегация, заполучившая данную Инструкцию в Петрограде, вынуждена была с большинством ее пунктов согласиться, и Центральная Рада, хотя и  с множеством оговорок, ее все же приняла.

Восстание в Петрограде и арест большевиками Временного Правительства нашел отклик в Киеве. Здесь, однако,  рабоче-крестьянская революция приняла иные формы, поскольку на сцену сразу же выступила третья сила – украинство. Полемика в Центральной Раде завершилась тем, что она выступила против восстания в Петрограде, потому как сочла «недопустимым переход всей власти исключительно в руки Советов Рабочих и Солдатский Депутатов, которые являются только частью организованной революционной демократии». После этого большевики покинули Центральную Раду, а находящийся под их руководством киевский Совет Рабочих и Солдатский Депутатов решил держаться в стороне от Центральной Рады. Силы большевиков в Киеве были невелики, и мятежникам, верным свергнутому правительству, удалось арестовать руководство большевиков и потеснить их войска в разгоревшемся бою на улицах Киева. Кончилось это тем, что войска Центральной Рады выступили против мятежников. Мирное соглашение с мятежниками предполагало, частности, освобождение арестованных большевиков и вывод из Киева воинских частей, вызванных мятежниками в свою поддержку с фронта.  Руководители мятежников из Киева бежали, а вся власть в городе перешла в руки Центральной Рады и Генерального Секретариата.

Не поддержав власть большевиков, Центральная Рада фактически отрезала Украину от России, оставив с ней лишь номинальную федеративную связь. Это было зафиксировано 3-м Универсалом (Манифестом), выпущенным Центральной Радой 20 ноября 1917 года. В нем, частности, было провозглашено следующее:

«Отныне Украина становится Украинской Народной Республикой.
Не отделяясь от Российской Республики и сохраняя ее единство, мы твердо станем на нашей земле, чтобы силами нашими помочь всей России, чтобы вся Российская Республика стала федерацией равных и свободных народов.
…К территории Народной Украинской Республики принадлежат земли, заселенные в большинстве украинцами: Киевщина, Подолье, Волынь, Черниговщина, Полтавщина, Харьковщина, Екатеринославщина, Херсонщина, Таврия (без Крыма).
…Украинский народ, сам долгие годы боровшийся за свою национальную свободу и ныне ее добывший, будет твердо следовать воле национального развития всех народностей, существующих на Украине. Поэтому заявляем, что за народами великорусским, еврейским, польским и другим на Украине  признаем национально-персональную автономию для обеспечения им права и свободы самоуправления в вопросах их национальной жизни».

Солдатские массы и украинские трудящиеся в это время поддерживали Центральную Раду, не выказывая враждебности к большевизму, полностью разделяя провозглашаемые им лозунги полного социального освобождения. Они ничего не имели против лозунга «Вся власть Советам!», но с условием – своим Советам, не позволяя большевикам скинуть украинскую власть.

Однако вскоре вновь созданная украинская власть стала ощущать отчуждение со стороны своего народа. Причиной тому была отнюдь не большевистская агитация, а нечто другое (Винниченко, 1990):
«Вся причина в том, что украинская власть и вся правящая партийная украинская демократия разошлась со своими массами оттого, что она была социально непоследовательной, нерешительной, невыразительной и не социалистической.
…Вместо того, чтобы идти к своему пролетариату, хотя бы и не совсем разбуженному национально; вместо того, чтобы пробудить его и набраться у него социальной решимости и отваги; вместо того, чтобы, пойдя с ним социально, повести его за собой национально, мы отшатнулись от него, мы испугались его и даже того крестьянства, которое шло за ним.
Это было основной ошибкой и промахом нашим. А из этого стали вытекать все наши дальнейшие болезненные и вредные ошибки. И главной из них было фальшивое понимание нашей национально-украинской государственности».

Суть этого «фальшивого понимания» состояла в следующем:

«Мы боялись, что с властью советов придет та самая  русская власть, с которой нам так тяжело приходилось бороться. Мы не верили в то, что наш русифицированный пролетариат станет активно в защиту нашей государственности, наших национальных интересов, в защиту того, что он ощущал своим, родным и необходимым для себя.
Это недоверие было огромнейшей ошибкой, которая проявилась после. Это стало величайшим вредом и для чисто национального дела, так как недоверие и дальнейшая наша политика отвернули от национального дела русифицированный украинский городской пролетариат.
…Мы настолько мало были социалистами, что не допускали даже мысли о разрушении буржуазного государства.  Где уж там, как говорится, в таких странах, как Россия или Украина, где подавляющее большинство населения есть крестьянство и где капитализм только в начальных формах, -  заводить социалистический строй. Мы даже ссылались на Маркса, не зная его учения, не зная, что большевизм был ничем иным, как последовательным, чистым марксизмом
…Все «действующие» законы остались в полной их силе, все аппараты охраны буржуазного строя мы и ногтем не тронули. Вся наша «революция» была в том, что мы неукраинцев заменяли украинцами и велели применять те законы «именем Украинской Народной Республики».

Примечательный факт. Когда украинская власть провозгласила Украинскую Народную Республику, то много украинских воинских частей, расположенных в тылу в России, стали проявлять жгучее желание ехать на Украину, чтобы защищать вновь созданную республику. Преодолевая большие трудности, эти воинские части стали прибывать в Киев. С дороги они постоянно слали телеграммы в Центральную Раду, сообщая о том, что они едут поддерживать ее и помогать своей революционной, народной и социалистической власти. Вполне естественно, что они рассчитывали на теплый прием, который будет оказан им, как своему войску. Однако в большинстве случаев их встречали недоверчиво и настороженно, допуская, что они успели пропитаться большевистским духом. Поэтому некоторые из таких полков украинская власть по несколько дней держала «под карантином» на станции без еды в холодных грязных вагонах. То, что предстало взорам солдат, этих переодетых в солдатские шинели крестьянам и рабочим, отнюдь не свидетельствовало о том, что новая власть борется с социальной несправедливостью и эксплуатацией. Описание этого явления В.Винниченко завершает следующим выводом:

«И разве это не было самой бессовестной, самой преступной нашей агитацией против великой идеи национального освобождения нашей несчастной служанки-нации? И каких еще большевистских агитаторов нужно было, чтобы вызвать глубокое недоверие к «своей» власти?»

Когда автономии уже мало: война с Советской Россией
 
Украина от Советской России сразу же после победы большевиков получила всё то, за что она долго боролась. Совет Народных Комиссаров заявил о своем признании Украинской Народной Республики (УНР), о статусе федерации и о праве каждой нации на самоопределение в том виде, в котором это ей видится наилучшим образом. Теория, однако, вскоре разошлась с практикой, и между большевиками и Центральной Радой, сразу же не поддержавшей власть большевиков в Питере, развернулась борьба, перешедшая в итоге в военный конфликт. Начиналось это так.

После описанной выше победы над войсками Временного Правительства в Киеве остались некоторые большевистские воинские части, состоявшие преимущественно из русских. Эти части, как и киевские большевистские организации, вначале вполне лояльно относились к Центральной Раде. Однако вскоре им стало ясно, что политика, проводимая Центральной Радой, ничего им хорошего не дала ни в социальном, ни в национальном планах по сравнению с властью Временного Правительства. Лояльность к Центральной Раде сменилась на агитацию против нее. Украинские организации ответили контрагитацией, обвиняя большевиков в том, что они выступают против чисто национальной украинской власти как таковой, что они по существу как бы такие же  русские шовинисты и империалисты, как меньшевики и черносотенцы, и что они якобы только о том и думают, как бы сбросить на Украине украинскую власть и установить власть свою – русскую, центральную.

Дело не завершилось вербальной перепалкой. Украинские власти стали делать всё для того, чтобы распустить большевистские воинские части: перестали им выдавать регулярно еду, одежду, зарплату и выпустили специальный циркуляр, разрешающий солдатам покинуть службу и разъехаться по домам. Эти и другие мелкие пакости лишь усилили агитацию против Центральной Рады, которая в ответ приняла решение разоружить красногвардейцев и выслать их за пределы Украины, что и было проделано довольно быстро.  Кроме того, Украина стала беспрепятственно пропускать с фронта на Дон через свою территорию донских казаков, из которых там начала формироваться антисоветская Добровольческая армия генерала Каледина. Позитивный «нейтралитет» к Дону вызвал сильное недовольство Петроградских властей. В итоге Совет Народных Комиссаров предъявил Украине ультиматум. В нем, в частности, признавалась УНР (а не Центральная Рада) и были выдвинуты требования: прекратить формирование украинской армии, не пропускать  с фронта на Дон казачьи части для помощи Каледину, прекратить разоружение красногвардейцев и вернуть им отобранное у них оружие. На удовлетворительный ответ был дан срок 48 часов. Однако УНР от прямого ответа отклонилась и предпочла выдвинуть свои требования, сопровождая их уклончивыми обещаниями. Отклонив ультиматум Совнаркома, УНР перешла в состояние войны с большевистской Россией. Овладев Харьковом, большевистские войска в середине декабря 1917 года овладели важными железнодорожными узлами – Лозовой, Павлоградом, Синельниковым, что дало возможность блокировать калединские войска на Дону и Донбассе и создать выгодный плацдарм для решающих боев с УНР. В Киеве в это же время был образован Особый комитет по обороне Украины. 26 декабря Генеральный секретариат принял решение о создании армии УНР на принципах добровольности и оплаты. Основную ударную силу большевистских вооруженных сил составляли части регулярной русской армии, перешедшие на сторону большевиков, подразделения моряков и красногвардейцы промышленных центров Украины и России.  25 декабря 1917 г.  30-тысячному советскому войску был дан приказ о наступление на УНР.  Войска довольно быстро овладели Александровском, Екатеринославом, Полтавой, Лубнами и другими городами, перед ними открывался путь на Киев.