Если что, оно безмерное

          Он открыл глаза. Посмотрел на часы. Время неумолимо приближалось к четырём, но дня, потому что в четыре утра он только лёг спать, и без каких- либо сомнений, закрыл   глаза,  и сразу заснул. И вот спустя полсуток он проснулся и понял,  что совершенно не выспался и всё  так же, как и 12 часов назад,  страшно хочет  спать.

      Не желая ограничиваться какой-то половинчатостью  в своих действиях, он привык всегда всё  доводить до конца, он снова закрыл глаза с тем, чтобы открыть их, когда минуют ровно сутки, то есть пройдёт 24 часа с момента его засыпания в 4 утра вчерашнего  дня, чтобы точно быть уверенным в том, что наступило завтра в сегодняшнем дне и потому,  логично  он проснулся и даже выспался, как это было всегда.   А  когда, как давно он заснул, привычно улёгшись под утро, как в этот раз в четыре утра, это было совсем не важно.

 
     Не важно, потому что это была вовсе не его вина в том, что люди придумали такое, рассчитывать и измерять  свою жизнь по часам и минутам, переходящим в сутки,  дни и,  наконец, в века и  годы.  Наверное, они не хотели быть счастливыми и просто жить, наслаждаясь жизнью, не зная  сколько сейчас времени, сколько они уже прожили и сколько им ещё осталось, даже здесь упёршись в цифру отсчёта  и приблизительный возраст человека, который ему,  якобы кем - то там отпущен на то, чтобы худо - бедно как- то провести его в этом мире, потом назвать это всё  своей жизнью, счастливой или несчастливой,  закрыв,  наконец, глаза, как он в 4 утра прошлого дня,  и больше уже не открыть их, будучи уверенными, что именно в этом возрасте уже пора... пора уйти на вечный покой в соответствии со своими подсчётами.

         А он открыл свои глаза и ещё, как привык, живя среди людей и будучи из рода  людей,  сверился с часами,  глянув на стену напротив, где они висели и  почти не слышно, но противно  тикали, чтобы узнать сколько же он проспал и сколько ещё  может позволить себе  поспать, раз не выспался, учитывая свойство своей натуры, то желание доводить всё до логического завершения, до конца.  А тут,  как выяснилось,  этой полноценностью в его действиях,  некоей завершённостью  должны были стать закончившиеся ещё  одни сутки. При том,  что стрелки  на часах совершат  двойной  оборот вокруг своей оси, два раза пройдя по одним и тем же цифрам, которые только будут означать день, а потом ночь, что в сумме составит  те самые сутки, о которых он подумал, о том, что неплохо бы было проспать сутки для привычной завершённости в своих действиях.
 
     Но  часы- то не отличались такой завершённостью и логикой, когда проходя мимо одних и тех же цифр отмечали то день, то ночь, лишая его возможности ложиться и вставать тогда, когда хочется,  а не как было принято у людей, придумавших эти часы в своём желании мерить  всё  часами,  минутами и секундами, переходящими  в  сутки и проходящими через всю их жизнь, не останавливаясь ни на мгновение, не давая возможности подумать на тему, а так ли он счастлив, этот человек, решивший всё  мерять какими-то единицами измерения, и в первую очередь временной период. 
 
           А  ведь счастье ничем не измерить, а тем более никакими часами и минутами. Ты просто счастлив или просто несчастлив на каком-то этапе своей жизни.  Но насколько ты счастлив, сказать ты не можешь, только произнести заезженную фразу о том, как ты безмерно счастлив.

       Вот именно, что безмерно,  не сумев и не успев минутами и часами померить своё  одномоментное счастье, которое вот те раз, оказалось безмерным.
 
    А ты зачем-то всё  время пытался мерить его,  решив, что недостаточно счастлив, проснувшись спустя 12 часов,  а не проспав ровно сутки для ровного полного счастья.  Но тогда ты не сумел бы сказать, что безмерно счастлив, потому что успел измерить своё счастье часами, которые спал.

        Потому он и думал о том, что люди, заключили  себя и свою жизнь  в рамки какого-то временного отсчёта и  никогда в действительности  не знали,  что такое счастье, для которого оказывается, не надо было  только  знать,  сколько на часах времени, во сколько ты лёг и,  проснувшись,  но уже по будильнику,  встал, потому что так требовал чужой тебе человек, решивший, что ты должен в это время встать, чтобы в следующее явиться на работу и провести на ней определённое количество часов, насчитанные опять   тем,  чужим тебе человеком, который не знал, что тебе лично нужно для счастья, и  который на самом деле  плевать хотел на то, счастлив ты или нет, установив даже возрастной ценз на всё  для тебя, и даже на твой  уход из жизни,  из твоей, не его жизни, в которой ты возможно,  не был счастлив,  а хотел.  Но для этого надо было  ещё  прожить, чтобы,  может быть, если повезёт,  всё  же побыть хоть чуть- чуть счастливым, а тут...   возрастной ценз...   и   ты обязан  по чьей-то указке, по чьим-то подсчётам покинуть свою жизнь.   Даже тут тебя и твою  жизнь, как в тюремную камеру узника смерти, заключили  во временные рамки, лишив тебя навсегда ощущения счастья, сами придумав и не раз проговорив,  что  счастливые часов не наблюдают.

  Но для этого надо, чтобы этих часов в жизни всех людей не существовало, и тогда,  несмотря ни на что, они, эти  люди,  смогут,  наконец, ощутить и понять, что такое настоящее счастье.   И  даже несмотря на многочисленные несчастья, быть счастливыми.  Ведь для счастья много не надо, только зная,  что счастливые часов не наблюдают, самим не наблюдать, следя за стрелками на часах, которых не должно  быть в жизни  людей, если они хотят быть счастливыми, а не думать, проснувшись в 4,  что это  —  день или ночь, а во сколько же я лёг и когда  —    вчера или сегодня утром, и почему,  проспав так много, целых 12 часов,  ещё хочу спать?  А  дальше задуматься  над тем, а могу ли ещё  я поспать  и  что на данный момент для полного  счастья  мне надо быть полностью выспавшимся.  Но могу ли я себе позволить такое, проспав  12 часов,  проспать ещё  столько же, полежать с открытыми глазами и посчитать.  А  потом решить, что именно не существующее, а   придуманное человеком время и мешает быть ему счастливым. Время, которым  зачем -то заставляют мерить своё  счастье, свою жизнь.  Измерять  всё это какими-то часами и минутами, хорошо при этом зная, что счастливые часов не замечают.

        И потому он снова закрыл глаза с тем,  чтобы ещё  поспать и проснуться тогда, когда окончательно выспится, не глядя на часы и не считая минуты своего сна.  Просто он,  наконец,  захотел стать по-настоящему счастливым, а для этого на данный момент ему надо было только  поспать,  а сколько поспать,  не важно, потому что если он снова начнёт считать время, он лишит себя так необходимого ему счастья. Ведь несчастий в этой жизни было гораздо больше, чем желаемого людьми счастья.

       В последний раз он посмотрел на часы,  висящие на стене напротив него,  и вдруг понял,  что они  давно не работают, то ли батарейки сели и закончили своё существование, то ли просто сами часы сломались, и от этого, кстати, сами были счастливы, потому что им не надо было больше работать, передвигаясь стрелками по одному и  тому же заезженному  уже кругу. 

       И  до него  дошло, что он же давно счастлив в своём выборе спать ему или не спать,  а главное,  сколько спать.   Значит счастье заключалось   ещё  и в свободе выбора, которого люди  лишили самих себя  в тот момент, когда придумали время, которым решили  измерить  не  только собственную жизнь,  но и определять время своей смерти, забыв, что есть ещё  на земле такое понятие, как  счастье, которое ничем не  измерить, ни часами, ни минутами,   ведь оно, если что,  безмерное.

 28.11.2022 г
Марина Леванте