Начинался новый день
Когда ты просыпаешься, то можно плавно, медленно входить в осознание этого утра. Потрогать бельё, понюхать воздух комнаты, ощутить кожей его температуру. Услышать звуки: здесь в комнате, и там - за окном. Почувствовать свое тело, и медленно улыбнуться. Просто позволить улыбке быть. Можно вспомнить какого-то дорогого человека: маму, или ребёнка, или возлюбленного, и улыбнуться не только лицом, но и сердцем. Можно заметить, что в груди, там где находится сердце, есть источник света. Из сердца выходит чистый ясный свет, и распространяется туда, где находится дорогой человек. И можно заметить что оттуда к тебе тоже идет свет. Входить очень медленно в этот день...
Всё отражается во всём, и все мы суть одно, просто частицы какого-то общего потока. Если проснуться рано-рано, перед рассветом, только для того чтобы потом опять заснуть, потому, что есть это время, то сейчас, в предрассветные минуты, сквозь сумрак можно увидеть коридор, а за ним кухню, а в кухне есть кран, на кончике трубы которого висит прозрачная капля водопроводной воды, и в ней отражается всё.
Отражается раковина, кран, кухня, стол, шкафы, окно, дождь за окном, соседний дом с окном, за которым видна кухня, стол, шкафы, раковина, кран на конце трубы которого висит капля водопроводной воды, и в ней отражается всё...
А ещё, проснувшись, можно подумать о том, кто, единственный, является твоим настоящим другом. Кто никогда не обманывает. Всегда с тобой. Разделяет все твои горести и радости. Наиболее полно проявляет все, что с тобой происходит. Тот, который с тобой от рождения до смерти - это твоё тело.
Если перенести внимание в тело и послушать, что там происходит, то можно понять расслаблено оно, или напряжено, равномерно оно, или нет. Есть ли в теле сила и энергия. Оно сильное, упругое, и похоже на молоток, или оно опустошенно и ослаблено, напоминает сдувшийся мяч?
Найти в теле участок, отличающийся от других. Это плотность, жёсткость, напряженность, задержка и неподвижность. Можно поместить внимание на эту область, сконцентрироваться на ней и дышать туда! Дышать прямо в центр напряжённости. Пройдет несколько циклов дыхания, и эта область начнет расплавляться, таять как снег, и в конечном счёте, напряжённость исчезнет совсем. Вся энергия распределится равномерно, и таким собой можно встречать новый день…
Однажды, проснувшись, действительно проснувшись, можно больше не лежать на этом белом, испачканном голубикой, постельном, а решительно встать и подойти к окну. Распахнуть створки, и почувствовав удар ещё ночного, но почти уже утреннего ветра, жадно вдохнуть ноздрями свежий холодный опьяняющий воздух.
Ветры имеют Душу, и Она у каждого своя. Предсказуемый Пассат и убийственный Торнадо, леденящий Полярный и неуверенный Муссон, свежий солёный Бриз и тёплый сухой Чинук. Все они имеют свой характер, но их объединяет нечто одно. Так же, как пыльный африканский Харматан и Египетский, приходящий с Сахары, Хамсин, Мистраль севера Франции и Адриатическая Бора.
Их объединяет Свобода!
И если мы прислушаемся к ветру, вдохнем его в себя, ощутим его своей кожей, то у нас будет возможность кое-чему научиться у него...
Иногда, проснувшись, можно не сразу осознать, где ты. Но поймав этот ритм, стук, скрип и запах, даже не размыкая век, становится понятным, что ты в поезде. Он мерно идёт по прямым иссиня-черным тонким, как нитки, рельсам, редко постукивая на стыках колесными парами, или стоит на полустанке, и тогда в окно бьёт яркий всепронизывающий луч прожектора, или, скрипя тележками заходит в дугу, и по столику начинает ползти, побряцывающий ложкой, одинокий стакан.
И ты понимаешь, что перемещаешься во времени, что поезд - это модель непрерывности существования, которое происходит в кажущейся необратимой последовательности от прошлого через настоящее, к будущему. Что этого момента, когда ты лежишь, укутавшись одеялом на белом казённом белье, и смотришь в полированную стену купе, больше никогда не будет.
Не будет сидеть на твоей постели мама и гладить тебя маленького и спящего по голове, не будет первого, такого яркого, свежего, белого снега в окне, не будет первого поцелуя и руки в руке не будет, и никогда ты больше не пойдешь, так же как тогда по асфальту, не сторонясь чернеющих, подмигивающих тебе фонарями, луж.
То что происходит больше никогда не будет. Каждый день, час и даже минута существуют только здесь и сейчас. И ты больше не вернешься в этот момент. И тогда ты начинаешь ценить каждую минутку…
Другой раз, проснувшись, можно понять, что ты в родительском доме. Это бывает сейчас редко, потому, что ты давно переехал, и живешь самостоятельно, но здесь и сейчас ты просыпаешься в родительском доме и мгновенно понимаешь где ты: по этому неповторимому запаху дома, по потолку, что находится перед твоими глазами, по игрушке, с которой ты делил комнату.
Можно побыть в постели дольше обычного, потому что сегодня никуда не нужно идти. Просто поваляться в постели, насладившись этой возможностью. Может быть, даже периодически легко засыпая, и так же легко просыпаясь.
Легко засыпая на мимолетном эфемерном воздушном воспоминании чего-то далёкого, но очень тёплого из детства. И может так оказаться, что ты не вспомнишь именно что это, но ясно отчётливо и, буквально, почувствуешь это детское ощущение всем телом.
Почувствуешь, что ты не один, что есть родители, а у них тоже есть родители, а у них тоже были родители… и так ты можешь осознать наличие этой непрекращающейся бесконечной сильной выжившей развивающейся линии рода, в которой ты просто часть между прошлым и будущим…
Проснувшись, можно естественно, мимолетно вспомнить уже давно прошедшее лето. Оно промелькнуло почти незаметно, и оставило в пыли памяти какие то события, вероятно очень важные, но вот сейчас, когда ты только пробиваешься через толщу льда пробуждения, они ни кажутся такими. Их нет.
А есть поля подсолнечника. Ярко желтые, почти режущие глаз, на этом сине-голубом, с редкими белыми облаками, небе. Может показаться, что чёрная точка в поле зрения, это какая-то крупинка, или пылинка на глазе, мешающая четко смотреть на это жёлтое поле и голубое небо. Но, приглядевшись можно увидеть, что это вовсе не пылинка, а птица!
Это сокол! Хотя... нет не сокол, и не ястреб... Чу! Да это пустельга! Ее звенящее тарахтение "ти-ти-ти-ти-ти" можно узнать из множества птичьих голосов! А как она парит, трепеща крыльями, и высматривая с высоты добычу! Она зависает метрах в 20 над полем и машет своими пестрыми серо-коричневыми крыльями часто-часто, и в тоже время мощно!
А ещё, пустельга не годна для соколиной охоты, потому, что её совершенно нельзя приручить...
Проснувшись, и убедившись в том, что еще рано вставать, просто потому что в окне темно и видна дымка. Дымка… Можно вспомнить то утро на покатом берегу реки, когда проснувшись в палатке, ты потягиваешься от бодрящего холода поздне-майского утра, когда со стороны леса ещё тянет прелой листвой и парящей черной землей, только недавно освободившейся от надоевшей серой снежной шубы, испещрённой многочисленными черными дорожками следов животных, упавших веток, шишек и сморщенных, от пережитого холода, ягод.
То утро, когда тебя разбудила сорока, спешащая рассказать что-то очень важное, прямо сейчас. Стенка палатки немного трепыхалась от пахнущего тиной и сыростью речного ветра, мелко моросил дождь, и в это утро было особенно свежо, так, что даже кончик носа немного замерз.
Но насколько он замёрз, настолько было тепло и уютно в спальнике, внутри этого синтепонового конверта, уносящего твоё тело туда, в новорожденность, когда ты лежал на кровати, укутанный фланелевой жёлтой с синими и красными мелкими цветочками пелёнкой, а такой же мелкий дождь мерно и нежно стучался, почти шептал, в окно комнаты, а из открытой форточки в комнату периодически задували порывы пахнущего парком - листвой, прелой землёй и свежепокрашенными лавочками, воздуха.
Начинался новый день...
Свидетельство о публикации №222112800224