Носитель

               
Много лет назад, ночью, у поста нейрохирургического отделения клинической больницы, посреди коридора, стоял доктор Бурундуков, слегка покачиваясь и улыбаясь.
Он видел идущего к нему на встречу студента-медбрата Клима Дуракова.
-Домой!?-  спросил Бурундуков, пожимая руку Климу.
 Похоже, он уже принял.
 Рядом с ним у палаты стоял человек с «ежом» на голове. Они с Бурундуковым не замечали друг друга, как будто находились в параллельных мирах.
-Надо у нас пол помыть,-сказал Еж достаточно настойчиво, но без какого-либо энтузиазма.
-Санитарки нет, но я скажу ей. – ответил Клим.
- Домой - повторил Бурундуков, не обращая внимания на слова странного субъекта, хлопая дружески Дуракова по плечу.
Человек с «ежом» удалился, а рядом скрипнула дверь другой палаты.
Оттуда, не смотря на позднее время, вышел посетитель в накинутом на плечи халате не по размеру.
Казалось, что внизу, в гардеробе, издеваются над посетителями. Клим еще ни разу не видел, чтобы накидка-халат соответствовала плечам приходящего. Либо очень маленький размер, либо очень большой. Третьего не дано. О болтающихся на шее тесемках лучше вообще умолчать.
Итак, о палате. Ее пациент травмировал позвоночник, получив смещение с образованием грыжи и перестал ходить. Его прооперировали, но он жестоко температурил. Положение становилось тяжелым. Эффекта от лечения не было.
Был один единственный препарат, который мог помочь, но он стоил безумно дорого, что –то из импортных, только что появившихся, где-то там, в столице. Как на другой планете. По чьим то слухам, чьим-то рассказам… Словом, надежда была весьма и весьма туманной.
Стоящий посреди больничного коридора бывший доктор, вернее, отставной доктор, Арсений Бурундуков, посещал эту палату, а заодно и отделение, в котором работал Клим.
Надо сказать, Бурундуков очень хорошо одевался.
Хороших вещей у него было много.
Синие настоящие джинсы, клетчатая рубашка в тон. И ботинки на манной каше. Ботинки из настоящей кожи, объект мечтаний Клима, ботинки в размер! А кожаная куртка черного цвета идеальной выделки?
 Лет к сорока, коротко стриженный, аристократически упитанный и нескладный, выше Клима ростом, он отличался излишней эмоциональностью в общении: разговаривая с собеседником и глядя на него сверху вниз, вследствие своей антропометрии, он регулярно подтверждал свои слова согласным киванием головы. Будучи совершенно открытым и простым в суждениях, при обнаружении несогласия оппонента в принципиально важных вопросах, лицо его мгновенно краснело, покрываясь пятнами. Он, несомненно, умел слушать, что само по себе уже не могло не радовать, но когда наступал его черед говорить, противник, как правило, оказывался низложен.
Климу часто казалось, что Бурундуков был сделан из пластилина, как бы странно это не звучало. Подвижный и гибкий, способный перевоплощаться, (стоило его видеть, когда он кого-то изображал), он был похож на героя соответствующей мультипликации.
Его живой, ясный ум только добавлял колорита ассоциативному ряду Клима. И конечно, надо было видеть Бурундукова в работе. У него словно было не две руки. И они как будто гнулись в разные стороны.
К сожалению, с профессией реаниматолога он завязал.
 Несколько лет назад, когда те самые хваленые руки его от алкоголя начали дрожать, и он уже не мог с этим справиться.
Пришлось оставить все. Он ушел. Вернее, ушли.
 Когда он был трезв, голова его работала как двигатель у ракеты.
Лавируя между его настроением и желанием выпить, можно было получить весьма дельный, даже порой неожиданный совет по любому вопросу. Он балансировал на грани, и ему уже надо было решать, в какую сторону двигаться. Вернее, падать.
Бурундуков был наделен свыше неким предчувствием и золотыми руками. Дозу вводимого препарата он мог безошибочно подобрать на глаз. Перед его способностью попасть в вену закоренелому наркоману в реанимационных мероприятиях преклоняли колено даже старые процедурные медсестры неотложки, видавшие виды.
В экстренной ситуации он был быстр как молния. Никогда не просил помощи и всегда сам принимал решения. Решения порой нестандартные, приводящие в ужас маститых старичков специалистов-кафедралов, но при этом, как оказывалось впоследствии, единственно верные. Он неизменно выигрывал, не смотря на сложность клинического случая.
Как известно, победителей не судят.
Первое, что было ясно –занять видный пост и стать руководителем он не мог по определению, то есть перспектив тихой старости у него не было, и второе- что все это не могло продолжаться вечно.
Уважаемые деятели хотели видеть только его во время ответственных мероприятий и сложных пациентов оставляли только ему. Он жил в больнице.
 До определенного момента…
…В состоянии подпития лицо доктора неожиданно приняло задумчивое выражение.
Бурундуков вместе с пациентом вышеупомянутой палаты учился в одном классе. Он зашел к своему бывшему школьному товарищу, но, разговор, судя по всему, пошел у них туго.
Бывший доктор в раздумьях застрял на посту у Клима.
 Он сидел на дерматиновом диване и явно медлил. Что-то не давало ему покоя.
 Клим, занимаясь делами, бегал взад и вперед, а он предавался раздумьям, сунув в рот сигарету, но не зажигая ее.
За окном стемнело.
…Однажды, придя на работу, Клим застал Бурундукова в процедурной дневного стационара. Тот по настоянию жаждущих его возвращения эскулапов и их пациентов, решил «прокапаться» после очередного запоя.
Он только что «вынырнул», и был особенно плох в тот день.
Бурундуков лежал на кушетке под капельницей, и Клим обратил внимание на мелкую дрожь рук доктора. После слабого рукопожатия выяснилось, что пальцы его ледяные.
-Арсений, ну послушайте… -спустя пять минут, сев рядом с Бурундуковым, говорил Клим. Ну нельзя же так! Ведь последствия ужасны, ведь вас трясет! (От волнения он сказал- «тряхает»).
 -Вы не переносите этой нагрузки, ведь так можно плохо кончить! Сколько можно?
 Клим немного помолчал, глядя на опухшее и безучастное лицо Бурундукова. Реакции не было.
 –Сколько? Ведь компенсаторные возможности организма не безграничны! Ведь даже в технологическом процессе, у инженеров, каждая деталь рассчитана на определенное количество использований… После этого деталь… ломается!
Бурундуков с удивлением посмотрел на Дуракова и в глазах его сверкнула ярость.
-Ломается… -А что делать?! –спросил он с вызовом, но в этот момент его скрутил рвотный рефлекс. Он согнулся, не разгибая руки, к которой был присоединен катетер от капельницы, и издал страшный звук. Еще раз. Еще.
Приняв страдания и сотрясаясь всем телом, он вернулся, наконец, в прежнее лежачее положение, трогая дрожащей рукой покрасневшее лицо и тяжело дыша.
 –Не пить?!