Кто встретит нас у дверей рая рядом с Апостолом Пе

       
Кто встретит нас у дверей рая рядом с Апостолом Петром?

          Зоя Афанасьевна открыла глаза, пошевелила руками и  ногами, поняла, что жива и тяжело вздохнула. Вчера опять сердце прихватило, пришлось пить валокордин, а потом сидеть, не шевелясь, пока тупая боль не отступила, и она могла подойти к печке и вытащить чугунок с кашей. Хорошо ещё, что позавчера взяла у соседки банку молока, так не пришлось есть всухомятку.
      И котику хватило, как раз на блюдечко с размоченной булкой. Такая вот была любимая еда у Черныша. Котик этот жил у бабы Зои уже года три. Нашла она его под кустом в лесу, когда собирала грибы. Как оказался маленький котёнок один-одинёшенек без кошки-мамы далеко от деревни, было непонятно. Но он мяукал из последних своих слабых силёнок и, хотя Зоя Афанасьевна, не очень любила котов из-за их охоты  на птичек, всё- таки сердце дрогнуло – дети есть дети и мать не может равнодушно смотреть, как страдает маленькое существо.
Она взяла котёнка, положила за пазуху, еще немного походила по лесу и пошла домой, думая, как такую кроху можно приучить к блюдцу. Не будет же она кормить его из пипетки. Да и такого дефицитного предмета давно уже не производят и не продают.
           «В крайнем случае, буду вливать молочко ложкой. Ничего! Если захотел жить и меня дождался, значит не суждено ему еще помирать! Да и мне всё какое-никакое развлечение. Будем вместе куковать.»
          И в самом деле котик оказался очень живучим. Он быстро приучился к блюдцу, по своим делам ходил на улицу, ел всё подряд, даже булку с молоком. Иногда перепадала ему и рыбка, когда Зоя покупала у рыбаков мелких карасей и готовила в печке немудреный обед в чугунке, с травами и картошкой, даже без сметаны, потому что денег на такие деликатесы не хватало.
Котик привязался к ней и ходил, как собака на верёвочке – везде и всюду. Она в огород – и он туда же, она в лес – и он трюхает рядом, она к соседке на чаёк вечерком – и он сядет у стола и смотрит своими зелеными круглыми глазами, иногда и мяукнет, чтобы бросили ему кусочек пирожка. И ест аккуратно а потом еще полчаса умывается – чистюля такой, хоть и чёрный.
            Зоя Афанасьевна привыкла к нему и частенько разговаривала, как с человеком. Рассказывала о своей жизни. О муже, который уехал  двадцать лет назад и пропал. О сыне, который не приезжал уже лет пять – как отправился в Москву, так и забыл про мать. Иногда только письма шлёт, да всё отговаривается, что работы много, нет времени приехать. Что невесту себе нашел с квартирой, что может быть женится, а если дети пойдут, то будет привозить их к бабушке на свежий воздух... Одни обещания да отговорки.
           Так что Черныш заменил ей и мужа, и сына, и друзей. Правда,  иногда она ходила в церковь, но не искать себе подруг, а помолиться за сына да свечки поставить за упокой ушедших родителей  и родных.
         Да и здесь – беда, три месяца назад уехал их старый батюшка – милый, душевный, с которым и поговорить можно было, которому не стыдно было исповедоваться в грехах, которому она и пирожки носила, а он приглашал её на чай и котик был рядом. Никогда батюшка не прогонял его и всегда смеялся, что кот умеет просить еду красивым мя-мя-мя.
             Вместо старого батюшки Онуфрия прислали молодого отца Мелхиседека. И сам он был похож на какого-то восточного человека: большой, крупный, со смуглым лицом и мощными руками, да и имя его чудно;;е- с первого раза и не произнести.
Зоя Афанасьевна стеснялась подойти к нему лишний раз, поэтому просто стояла на службе, потихоньку подпевала двум своим соседкам – певчим на клиросе, подходила поцеловать крест, но не исповедовалась как раньше и не причащалась. Потому и была в её душе какая-то смута.
            Наверное, и сердце от этого болело. Да только не могла она  переступить через своё смущение. Может быть, время пройдёт, и она примирится. А пока…
           А пока она попила чаю, надела старые галоши, взяла корзинку и пошла в ближний лесок за грибами к обеду.
И котик за ней.
         Решила далеко не ходить, ну наберёт сыроежек вместо подосиновиков, тоже неплохо. Они и пахучие и готовить долго не надо. А если наберу корзиночку, так и Варюху можно будет пригласить, та любит именно сыроежки.
Зоя спустилась с крыльца и уже было направилась к калитке, как услышала какой-то писк возле поленницы. Не поленилась подойти, посмотреть и что? Да ничего! Котик стал виться у её ног и даже мявкать, чтобы она не очень удивлялась. В глубине дровяной ниши лежала незнакомая кошка, а возле теплого её живота примостились два котёнка. Один – чёрный, другой серый.
         - Ну, парень, ты даешь! И когда успел! Да и кошку где нашел? И привёл ко мне, как будто я – богачка какая и теперь должна буду кормить эту ораву! И утопить нельзя – уже большие, мать сосут, значит души уже проснулись. Не буду брать грех на душу…
           Так она причитала и упрекала кота, а он сидел, смотрел на хозяйку и видно было, что на самом деле он гордится, что стал отцом и что жизнь, как говорится, прожита не зря.
            Однако за грибами всё равно придётся идти, сами-то они не придут и не прыгнут в печку. А обед варить надо.
              «Ладно,  схожу в лес, потому зайду  к Варваре, попрошу ещё молочка, как-нибудь прокормимся. Такие коты сами в лесу находят себе пропитание, не помрут с голоду. А котят потом раздам. Можно даже и в церковь снести, слышала я, что там мыши завелись, так что кошка будет в самый раз!
           Так, разговаривая сама с собой и обращаясь иногда к коту, дошла она до знакомой полянки и стала смотреть под листьями молодые грибки. Нашла даже два белых, и очень обрадовалась: теперь и супец можно сварить. И Чернышу такой суп по нраву, она уже угощала его, и кот был очень доволен!
        Она нагнулась, чтобы еще срезать пару грибочков, но в сердце так кольнуло острой иголкой, что она буквально повалилась на бок. Корзина упала, грибы рассыпались, но ей было как-то всё равно. С трудом она перевернулась на спину и стала смотреть в высокое осеннее небо. Надо было бы валидол положить под язык, но таблетки были в сумке, а сумка упала вместе с корзинкой и сил дотянуться не было.
«Хорошенькое дело – умереть в лесу! Никто и не найдёт бренное тело, пока уже соседка дня через два не начнёт беспокоиться, отчего Зоя не идёт за молоком….И что теперь делать? Помирать, не попрощавшись с сыном, не причастившись, не позаботиться о котятах?»
          Мысль о кошках как-то её встряхнула, и она стала молиться. Вначале «Отче наш», потом «Боргородице, дево, радуйся», потом святителю Спиридону, Николаю-чудотворцу и всем святым, которых помнила. Кот сидел возле неё и мяукал, но она даже погладить его не могла, только шептала: «Вот, котик, не успею я понянчить деток твоих, а своих  внучат – тем более. Прости меня, ты- мой самый близкий друг. И вспомни, как ты лечил мой больной живот в прошлом году! И ведь вылечил! Может быть и сейчас поможешь?
            Как ни странно, кот всё понял, подошел к ней и тихонечко взобрался на грудь. От этой тяжести Зоя закряхтела и собралась уже упасть, как говорится, в обморок. Но падать уже было некуда, поэтому она просто собрала последние силы и тяжело вздохнула.
         А Черныш вдруг стал лапами массировать ей грудь, он как бы мял тесто и с каждой секундой боль уходила и становилось легче дышать. Зоя даже приподнялась на локте, нащупала сумку, достала валидол и быстро стала его сосать.
         Ещё через пять минут, она могла потихонечку сесть. Котик спрыгнул с неё и понёсся к кустам, на ходу мяукая изо всех сил.
           И буквально через минуту на поляну вышел батюшка с труднопроизносимым именем Мелхиседек, который вначале увидел кота, а потом лежащую Зою Афанасьевну.
         - Что такое? Вам плохо, - закричал он трубным голосом и поставил корзинку на землю. – И как это вы одна по лесу ходите в вашем возрасте?! Вы упали? Разбились? От-то вон как орёт, за километр слышно!
           Он  подошел к Зое, посмотрел на рассыпанные грибы, увидел её бледное лицо с синими губами и всё понял.
         - Таак, идти вы не можете, это ясно. А говорить? Скажите что-нибудь, чтобы я знал, что это не инсульт.
          - Ох, батюшка, со мной всё в порядке, немного сердце прихватило, но у меня валидол, так что скоро пройдёт. Идти я правда не могу, но полежу немного, оклемаюсь, да и  пошпандеряю домой. Отлежусь, молочка попью и буду как новенькая!
         - Валидол, это конечно хорошо. Но я не могу вас оставить в лесу. Думаю, что моей силы хватит донести вас до моего дома, а там у нас и лекарства есть и давление можно померить. Супруга-то моя – фельдшерица, всё знает и умеет. Я специально такую жену искал, чтобы к врачам не обращаться.
           Он даже посмеивался и пытался своими присказками отвлечь Зою от стресса.
            Бережно взял её на руки, попросил голову склонить ему на плечо и понёс к дому. Котик бежал рядом и продолжал громко мурчать.
           Дома у священника всё так и было, как он сказал. Матушка померила Зое давление, сделала укол, дала выпить травяного чаю, положила старушку на мягкую постель, накрыла покрывалом, и Зоя заснула, даже не успев сказать «Спасибо».
Проснулась она часа через два. Ничего нигде не болело. Дыхание было свободным и легким, и она решила, что можно спокойно слезть с чужой кровати и отправиться домой. Черныш лежал возле неё, молчал и только внимательно следил за каждым её движением.
          В это время в комнату вошел священник.
       - Ну, матушка, вы я смотрю оклемались. Надо бы к врачу пойти, обследоваться, да подлечиться. В вашем возрасте уже пора думать о том, что вредно, а что полезно. А по лесу ходить одной вредно! И что было бы, если бы не ваш котик, который так громко звал на помощь?!
       Отец Мелхиседек помог Зое спустить ноги с кровати, подал ей большую чашку с чаем и произнёс: «Господь вас спас, а вы на исповедь не приходите! Разве это хорошо?»
        - Да, ваша правда, я, когда упала, каких только молитв не вспомнила, да и котик у меня – просто Ангел-хранитель.
         И она рассказала ему и про Черныша, и про котят, и про сына. И получилась такая исповедь - душевная, слёзная, настоящая.
           - Завтра, наверное, вы ещё не сможете прийти в храм, а послезавтра жду вас на причащение. Принимаю вашу исповедь сегодня и буду молиться о вашем здравии на вечерней службе.
         -  Храни вас Господь, отец Мехлесиндек! Ой, простите, кажется спутала ваше имя. Необычное он для нашего языка, трудно произнести.
         - Ничего, я привык. Вы вначале скажите Мелхи, а потом Седек Так несколько раз, язык привыкнет и будет легко. А переводится как Царь справедливости. Я потом вам дам книгу почитать про него. Хороший у меня  тёзка! Вам понравится! И я так рад, что вы со своим характером не стали канючить и жаловаться, а улыбаетесь, да ещё про котят рассказываете!
          - Да, честно говоря, батюшка я только благодаря котику и котяткам и выжила: он мне массаж сердечный сделал, а про котят я стала думать: вот помру, и котяткам конец! Кто будет о них заботиться? Нельзя мне умирать! Даже я мечтаю своих внуков понянчить. Хоть сын и не приезжает, но жизнь может так повернуться, что придётся вспомнить ему о матери, так и увижу сыночка своего родного…
          - Да… история про блудного сына – она на каждом шагу. Честно говоря, я вчера узнал у соседки его адрес и послал на всякий случай телеграмму. Понимаю, что о смерти говорить неприятно, но мне хотелось, чтобы вы встретились и поговорили, пока вы живая. А потом, может, он и стал бы локти кусать и раскаиваться, да только сердечные слова нужны больше живым, чем мёртвым.
       - Телеграмму, - спросила растерянная Зоя, - да ведь он  напугается! Как бы и с ним что не случилось. Так неожиданно его звать.
         - Пусть напугается, иногда таким людям полезно напугаться, что прийти в себя. А то – что ж – пять лет не может неделю найти мать проведать!... Ну что? Потихонечку домой поплывём? Я, конечно, могу вас здесь оставить, только придётся на диванчик лечь. У нас ведь двое деток, их мы можем на раскладушке поместить…
            - Не! Не надо никаких раскладушек! У меня всё хорошо! Честное слово! И сердце не болит, и голова ясная. Лекарства помогли, да и чай у вас просто волшебный.
           - Это – матушка моя старается. Мало того, что она профессиональный фельдшер, да еще бабка у неё была травница, многому научила.  И мы, слава Богу, почти не болеем.
         Священник помог Зое надеть галоши вывел её из дома и потихонечку повёл по дорожке к  избушке.
         На следующее утро Зоя проснулась в отличном настроении. Встала, как ни в чём не бывало, налила из ведра чистой воды, поставила котелок для чая, достала из корзинки завёрнутые пирожки в чистое полотеничко, посмотрела – осталось ли молоко и налила Чернышу полное блюдце.
         - Ешь, мой дорогой доктор! Если бы не ты, так и неизвестно, осталась бы я жива? И мамашу зови, пусть и она полакает, её ведь никто не кормит, а котяткам надо расти! Иди, покличь свою Мурку.
           И в самом деле скоро пришла кошка, деликатно подошла к блюдечку, посмотрела  на Зою и принялась за завтрак.
            Часа через два кто-то постучал в окно, а потом в дверь, погромыхал ботинками  в сенях и… вошел сын.
            И остановился. Разглядывая мать широко раскрытыми глазами.
        - Ты жива? Ничего себе! Получаю телеграмму, что мамаша на последнем издыхании, а ты сидишь за столом да чаи попиваешь! Как это понимать?!
              Зоя вначале оторопела, не знала что ответить. Вроде бы хамство, но с другой стороны его тоже можно понять: приготовился плакать и страдать, а увидел вполне себе нормального живого человека.
            Но неожиданно, вместо слов: «Здравствуй, сынок» она проговорила:
         - А тебе легче было бы, если бы я умерла? Ты, наверное, приготовился быстро похоронить, быстро дом продать и забыть  свою родину, где прошло твоё счастливое детство? Очерствели вы в своём городе. Ничего вас не пробивает!
Она смотрела прямо ему в глаза – печально и строго.
          Сергей как бы очнулся, тихий голос матери, её слова про родину, про детство, про то, что он и в самом деле думал продать дом и купить  квартиру, свою, а не ту, в которой он собирался жить с молодой женой, его буквально полоснули по сердцу. Тяжесть встречи со смертью и готовый к этому стресс, постепенно отходили. И ему стало стыдно.
           - Садись, Серёжа. Всё понимаю и не обижаюсь. Старики не нужны никому. Так было всегда, так что ты меня не удивил. Попей чайку с дороги, вот пирожки мне соседка принесла. А то, что я была при смерти, так это – чистая правда. Вчера в лес пошла, а там сердце прихватило, упала и думала, что всё уже, с концами. Да только котик меня спас. Вон он сидит, тебя рассматривает вы ведь незнакомы.
         - Котик? Чёрный? Не думал я, что ты на старости лет станешь котов привечать. Правду говорят – старый, как малый, такие же бзики.
           - Серёжа, ты не понял, Черныш меня спас! Это – мой Ангел-хранитель, только с хвостом. А ты помнишь, когда тебе было лет пять, ты принёс домой котика с поломанной лапкой и лечил его. И любил. И плакал, когда котика забрали дачники в город. Помнишь?
             Сергей внимательно посмотрел на кота. Что-то проснулось в его сердце, и он погладил чёрную голову, а кот мяукнул….


Не удивляйтесь названию: я читала, что если кто спасёт кота, то апостол Пётр прощает почти все грехи и пропускает человека в рай. Такое вот веское слово у котов имеется.