Учительница русского Глава 13

Варя плутала по вечернему городу, как будто старалась запутать следы, уйти от призрачной погони. Отчего-то ей казалось, что кто-то следует за ней по пятам. Она поскальзывалось снова и снова, взмахивая в воздухе руками, как раненая птица, но неслась, не успев обрести равновесия, все дальше и дальше, какими-то кругами. Часто оглядываясь, Варя старалась высмотреть в темноте, никто ли не прячется за углом дома, который она только что оставила за спиной. Через полчаса такой гонки, выбившись из сил, она замедлила шаг и начала внутренне разговаривать сама с собой.

Нужно взять себя в руки, кажется, никто не преследует её. Возможно, и не собирался преследовать. Да и зачем? Она повела себя грубо, сорвавшись, но это ли повод запугивать её? В остальном она держалась достойно и дала понять, что не будет участвовать ни в каких интригах. Надо возвращаться домой, не всю же ночь плутать по заснеженным улицам Новосибирска. От дома веет безопасностью, - там мама, там Николай, - забраться к нему под крылышко, ощущая спиной тепло, идущее от печи, разве может быть счастье больше этого?

Варе начало казаться, что всего, что только что произошло с ней, и не было. Может быть, она присела на лавочку и впала в то состояние, которое легко наступает, когда с неба начинает мягко, усыпляюще сыпаться снег. А теперь она проснулась и пойдёт домой.

Да уж, действительно глупо плутать здесь, из страха встретиться с неизвестной опасностью. Ну, предложили ей сотрудничество. Она отказалась. На этом все должно закончиться. Там, в органах, ведь тоже люди сидят, вечером они возвращаются в свои семьи, они тоже кого-то любят, рожают детей. Не нужно приписывать им слишком грозный вид и отсутствие сердца. Это не так. Не так.

Так, уроки она прекратила, с этим решено. Конечно, это не имеет ничего общего с сегодняшней встречей. А вот что делать с консульством? Продолжить работать? Неужели ей грозит опасность, если она будет и дальше там появляться? Варя не представляла, как поступить.

На днях она познакомилась с женой Кремера, Ниной Замятиной-Кремер, которая принесла супругу поесть в обед. Консул распорядился, что, учитывая достаточно стесненные их обстоятельства, кухарка будет готовить только ему с женой. Остальным предлагались сухой паёк из остатков былой роскоши или же приносить еду из дома. Варваре было все равно, потому что она приходила только на несколько часов, чтобы убраться. Тут она вспомнила слова Артема: «…подмечать, с какими людьми встречаются эти двое…» - и невольно усмехнулась. Такое впечатление, что каждую неделю туда наведывается сам рейхканцлер и даются невиданные балы!

Сама Варя об этих пышных и блистательных приемах знала лишь понаслышке, как о чем-то канувшем в лету, о чем втайне ностальгировали и что, наверное, уже никогда не вернётся в своём первозданном виде. Ей было непонятно, почему её соотечественники, узнав, что она служит в консульстве, начинали смотреть на неё восхищенными и даже завистливыми взглядами. На деле это было самое тривиальное учреждение с кабинетами, не дающее никакого повода для восторгов. Сама Варя из своей работы помнила только дыру отхожего места, возле которого терла шваброй день изо дня. Пожалуй, ещё квадратики плитки на полу.

А потерявшее в роскоши, устаревшее убранство комнат очень скоро притерлось к глазу и перестало привлекать к себе хоть сколько-нибудь внимания. Думается, только что отстроенный стоквартирный дом Крячкова располагал куда большей притягательностью интерьеров.

Нина Замятина оказалась, по мнению Вари, намного симпатичнее своего супруга. Она производила впечатление чувствительного, предупредительного и вежливого человека и оттого понравилась Варваре. У Замятиной был от Кремера ребёнок, мальчик, которого тоже звали Юрой. Видимо, его не с кем было оставить, и матери пришлось взять его в консульство с собой.

Мальчик, согревшийся в коконе из одеяла и шали, даже не открыл глаз, когда мать показывала его Варваре. Было в его сомкнутых глазках и мерно посапывающем носике, больше похожим на выпуклую пуговку, такое крайнее доверие миру, какого, наверное, уже никогда не будет по мере его взросления. Что судьба уготовила этому крохе? Женщины любят задавать себе такие вопросы, испытывая свою интуицию и пытаясь угадать будущее.

- Вильгельм еле-еле согласился на русское имя. Он бывает очень несговорчив и кажется грубым, не обращайте на него внимания, - обе женщины, без слов догадываясь о чём-то, поулыбались друг другу.

Было в Нине что-то такое детское, - может быть, оттого, что она недавно родила. С появлением ребёнка свойственно погружаться в детство, вспоминать себя маленьким, - чтобы, возможно, угадать, что нужно ему, этому бессловесному и трогательному существу. Это - волшебное состояние, свойственное, наверное, восторженным натурам, какой была и Нина.

- Вы знаете, Вильгельм католик и мы празднуем Рождество, - поделилась она. - И это уже скоро, 25 декабря.

Конечно, Варя знала и тут же, на мгновение, вспомнила, как они отмечали Рождество в былые времена. Каким всегда тёплым и уютным был этот праздник: в большой комнате мерцала ёлка, переливаясь стеклярусом и бусами. Иван Григорьевич Ведерников, всё тот же благодетель бабушки, тогда съездил в Москву, и ещё того дальше - в город Клин, где выдували стеклянные игрушки для рождественских ёлок, и привез целую коробку диковинных шаров, изнутри покрытых золотой, серебряной и красной краской. В этом убранстве ёлка смотрелась настоящей барыней, сверкая своими украшениями, как монистами.

Это было последнее Рождество с папой. Бабушка тогда пекла пироги, не с капустой, которая приелась в пост, и даже не с рыбой, а непременно с мясом, добавляя в каждый пирожок кусочек сливочного масла. Ей казалось, так будет вкуснее, - и её кулинарная интуиция всегда оправдывала себя. Никто не оглядывался на траты, потому что это был один из тех волшебных и важных моментов в году, когда не хотелось мелочиться. Открывалась душа, и люди не заботились «что им есть и во что одеться», - и каким-то удивительным образом всего прибывало в избытке.

Мама варила щи на говядине с кусочками сала. Варвара сало не очень любила, но в мамином супе оно таяло, что масло, покрывая поверхность жирными, сливочно-белыми мазками. И Варвара готова была получить свою тарелку только ради этой живописной красоты, опрокинуть туда ложку жирной сметаны, посыпать хлопьями чеснока… 

- В прошлом году, - продолжала свой рассказ Нина, мы на рождественских праздниках очутились в Германии. Вильгельм захотел познакомить меня со своими родителями. Варвара, я как будто в сказке побывала! Я за свою жизнь не видела столько шоколада в блестящих обертках и разноцветных леденцов! А ночью выйдешь - и светло как днём от лампочек гирлянд, которыми буквально опутано все вокруг: ёлки, крыши, окна. На дверях - еловые венки с золотыми, серебряными и красными ленточками, с разноцветными шишечками, - и никто их не срывает, наоборот, устроено как будто какое-то негласное состязание, у кого венок лучше. Наша шпана с этими венками враз бы разделалась! А там люди ходят приветливые, поздравляют друг друга, в домах горят камины, вкусно пахнет дровишками, на кухнях пекутся рождественские пироги…

- Не знаю, - пожала плечами Варвара, - мне достаточно русской печи, я её тёплый приятный запах ни на что не променяю.

- Ты не понимаешь, Варвара, - продолжала Нина, восторженно поднимая к потолку глаза. - Там как-то всё это по-особенному: изящная, созидаемая красота… Ну, ты же учительница, ты должна понять… Учителя - они должны чувствовать малейшее движение в другом человеке. У нас люди большей частью глухие, и красота у нас такая, которая даётся сама собой, но она - лишь холодная глыба мрамора в мастерской камнетеса, понимаешь? Мы этой глыбой любуемся, восторженно выискиваем искорки солнца на её поверхности, а как подступиться к ней, не знаем. И что с ней делать, не знаем. А там люди - камнетесы и ювелиры, они точно знают, под что эту глыбу приспособить. Они тебе такое изваяют, что ты ахнешь! И подход у них ко всему детальный, скрупулёзный, тщательный. Они из шоколада льют таких изящных маленьких кроликов! С мордочкой, глазками и даже когтями на маленьких лапках!

Варя все понимала, не могла не понимать, пройдя через воспитание своей, как выразился Артём, «рафинированной» бабушки. Она действительно тонко чувствовала красоту и ценила изящество, - хотя, как молотобоец, в своё время положила их на наковальню и, казалось, разбила молотом, подчиняясь веяниям действительности. В последствии Нина с Варей больше никогда не встретились. И Варвара не узнала, насколько печальная судьба оказалась у маленького сопящего свертка, Юрия Замятина-Кремер. Но в тот вечер Варя уходила из консульства под приятным впечатлением от общения с Ниной.

Варя вернулась к реальности, порвав цепочку своих мыслей, вздрогнув и насторожившись от какого-то движения в конце улицы. Она почти подходила к своему дому. Вдалеке переговаривалась и пересмеивалась группка ребят, в темноте плясали оранжевые огоньки раскуренных самокруток. «И кто им только даёт табак? - раздраженно подумала Варя. - Воруют». Это была компания малолетней шпаны, от которой порой доставалось и Юрке. Они эпизодически ходили в школу, где не давали никому житья, но большей частью обыкновенно бродяжничали и промышляли мелким воровством. Родители их, однако, были вовсе не конченные люди, но, будучи ударниками труда, они почти не появлялись дома, куя народное счастье на заводах.

Варя стала стремительно приближаться, чтобы разогнать шалопаев. Завидев её, они разбежались, смеясь и улюлюкая, в разные стороны, как чёрные таракашки, к которым поднесли свечку. Но при этом, забавы ради, они все-таки успели толкнуть в ноги Варвары одного мальчишку. Самокрутка выпала у него из рук и погасла, затушенная прикосновением со снегом. Оказавшись напротив Варвары, он выпустил из своих маленьких аккуратных ноздрей сизый дым прямо ей в лицо.

- Вильгельм? - тихо спросила Варвара, не веря своим глазам. Она не видела своего ученика всего несколько дней, но теперь с трудом узнавала в нем прежнего прехорошенького немчика, к которому привыкла. Ей хотелось верить, что его глаза слезились от холода. Красные, воспалённые глазницы, в которых гулял туман. Из носа ещё так по-детски текли сопли, а изо рта так по-взрослому несло табаком. Вильгельм показался Варваре тоще прежнего, каким-то совсем исхудавшим, утонувшим в слоях темной одежды. Однако, увидев перед собой учительницу, Вильгельм просиял, и его больные глаза посветлели и очистились.

- Что ты здесь делаешь? - спохватилась Варя.

- Я… я тебя искал, Барбара, - с этими словами Вильгельм заключил колени Вари в свои объятия и сжал их так крепко, что женщина чуть не потеряла равновесие. - Почему ты больше не приходишь к нам?

Варвара не знала, что отвечать. Она была глубоко тронута поступком этого ребёнка, сначала, правда, пытаясь угадать, не лукавит ли он, как свойственно это было его отцу. Но нет, на этот раз его глаза смотрели на неё снизу вверх предельно преданно. Всё в ней обрушилось от этого взгляда, и Варя почувствовала, как её собственные глаза закипают от непрошенных слез.

- Это твои друзья? - спросила она, кивнув вслед удравшей детворе.

- Да.

- Но ведь ты же и сам понимаешь, что это не очень хорошая компания для дружбы.

- Они хорошие. Я их смешу. Они веселятся со мной, и мне тоже весело. Дома совсем никого нет и мне грустно. Вот и ты перестала приходишь…

Видя, что Вильгельму трудно говорить по-русски, Варвара перешла на немецкий. Это был не самый благоприятный момент, чтобы требовать от ребёнка демонстрации своих знаний.

- Я не перестала приходить. Тебе так показалось. Просто эти дни… эти несколько дней у Юры держалась температура, - соврала Варвара.

- А я искал твой дом, - признался Вильгельм, - спросил у мальчиков, а они мне сказали, что знают, где живет Юра Максимов.

- Какие молодцы! - сиронизировала Варвара. - При этом не преминули угостить тебя махоркой. И давно ты куришь?

- Нет. А ты отцу скажешь?

Варя не понимала, был ли задан этот вопрос со страхом или надеждой, что она все-таки скажет. Варвара с болью в сердце осознавала, что ребёнок хоть как-то старается привлечь внимание нерадивого отца.

- Нет, не скажу. Если пообещаешь, что никогда больше не возьмёшь в рот эту гадость.

- А что плохого в махорке?

- В махорке, может, и ничего, только вот ты ещё слишком маленький, чтобы курить.

- А они? - спросил Вильгельм, имея ввиду своих приятелей.

- Они курят, потому что рядом нет никого, кто мог бы о них позаботиться, объяснить, что это плохо.

- А обо мне есть, кому позаботиться?

Сердце Вари заныло от боли. Ещё несколько часов назад она пребывала в твёрдой уверенности, что больше никогда не вернётся в дом Герхарта, и думать забыв о маленьком Вильгельме. А вот он, напротив, своим детским сердцем почувствовав неладное, как герой какой-нибудь старой сказки, отправился на её поиски. В своём стремлении он оказался более великодушен, чем взрослые, и обладал более явственным представлением о верности.

- Конечно. Мне. Мне небезразлично, что с тобой будет.

В ответ на эти слова мальчик не без удовольствия крепче сжал её руку.

- Ты знаешь, а я не курил всерьез. Не затягивался. Когда я попытался, у меня начался очень сильный кашель, я не мог дышать, а из глаз полились слёзы. Не понимаю, как они это делают? - по-детски разоткровенничался Вильгельм.

Варвара начала судорожно соображать, что ей делать с ребёнком в этот час. Несмотря на то, что она уже порядком продрогла и опасалась гулять по тёмным улицам, нужно было, конечно, доставить Вильгельма до дома.

- Пойдём я отведу тебя домой? - предложила Варвара. Лицо мальчика мгновенно потухло, взгляд снова сделался мутным и больным.

- Ты оставишь меня там одного?

- Нет, конечно! Твой папа, наверное, уже пришёл.

- Нет. Я уверен, что нет.

Всю дорогу Варя чувствовала, что тянет Вильгельма за руку; не то, чтобы он упирался, но идти явно не хотел. Пару раз он споткнулся о ледышки и точно бы растянулся, если бы Варя всякий раз ни возвращала его на ноги. Когда они вошли, в квартире Герхарта действительно было темно и не угадывалось ничьего присутствия. Варвара осмотрелась, проверила съестное: нашлись лишь кусок холодной колбасы и пара сырых яиц. Хлеб превратился в сухарь, который невозможно было разгрызть. Варвара вздохнула. Где же все-таки Ульрих?! Она не могла оставить ребёнка одного в этом доме, который уже начал казаться ей зловещим.

Когда она вернулась в гостиную, Вильгельм, так и не сняв пальто, полулежал на диване и бездумно водил глазами по потолку, следуя за какими-то призрачными тенями. Варвара опустилась рядом и попыталась его растормошить. Он, словно огромный плюшевый медведь, повалился в её объятья, обжигая лбом, словно утюгом, её подбородок. Он весь был в огне.

Продолжить чтение http://proza.ru/2022/12/06/1151