Аморальные ценности. Глава 1. Часть 3

Для танцев было выбрано наименее людное место , где вероятность встретить знакомых была мала.  Тагир кружил свою прекрасную розу, упиваясь ее пьянящим ароматом. Казалось, вокруг все замерло и померкло, эта ночь принадлежала только им. Невероятное волнение и восторг охватывали обоих , когда они вошли в дом. Это была первая ночь, которую они проведут вместе. Семья Тагира на праздники отправилась к родственникам.  Оставшись наедине, он преподнес  Мари подарок. Это были часы с белым кожаным ремешком и циферблатом, где  цифры 6 и 12 заменяли  кристаллы. Тагир выбрал именно их, они напомнили ему вечер  знакомства с Мари, когда на ее шее на еле заметных ниточках словно маленькие звездочки тоже мерцали кристаллы.

Как тогда манящи  в ночном свете были ее шея и грудь, усыпанные кристаллами, так сейчас был притягателен ее изящный силуэт в облегающем бедра и подчеркивающем тончайшую талию  платье цвета страсти. Страсть, пылающая под звуки новогоднего торжества, подобно густому  туману заполнила постель, комнату и дом.  Каждое прикосновение одного откликалось в другом словно музыкальная симфония. Эйфория как  нескончаемый новогодний фейерверк  не давала перевести дух, вновь и вновь подогреваемая ласками. Они полностью принадлежали другу другу.  Ощущения и эмоции будто океан впечатлений всецело поглотили   возлюбленных. Мари и Тагир полностью отдались его бурлящему течению, уносящему их в море блаженства. Волны стихли, страсти улеглись. Мари недвижимо лежала прижавшись к нему, она плакала. Конечно, она ни о чем не жалела. Это были слезы от чувств, от новых, никогда прежде не испытываемых ею ощущений, от близости.  Он целовал каждую слезинку  Мари, такой нежной, такой трепетной и такой прекрасной.

Пережитое невероятно окрылило  их. Несмотря на редкие встречи и короткие выходные, Мари с Тагиром были очень счастливыми. До его отъезда они насладились каждой минутой, проведенной рядом друг с другом. Тагир отправился в Москву, Мари осталась дома. Прощание было легким, потому как  их связь стала неделимой. Теперь их не пугали ни расстояние ни время. Наполненные друг другом, они продолжили лелеять воспоминания и с наслаждением строить планы на будущее. Мари не могла открыто носить подарочные часы, но тем ценнее они были. Украдкой наедине она любовалась ими, иногда брала их с собой на прогулки или встречи с подругами. Часы стали своего рода мерилом их  любви.

Шли недели , сменяя восторг на меланхолию, порывы радости на моменты тоски. Влюбленных томила жажда ожидания , ожидания встреч, взглядов, прикосновений . Познанные друг другом до тончайшего запаха кожи, аромата волос , разделенные сотнями километров , они берегли  и взращивали свои чувства.
Мари засыпала и просыпалась с мыслями о нем, об испытанном с ним и том, что их ждёт впереди. Эмоции настолько охватили девушку, что она совершенно забыла об опасности быть раскрытыми. В своих мечтах и планах Мари не видела никаких препятствий их счастливому безмятежному будущему.

За окном светило яркое весеннее солнце. Его лучи даже через закрытые шторы добрались до лица Мари и будто щекоча разбудили ее. Она не спешила вставать, прекрасное начало выходного дня идеально будет провести вдоволь понежившись в постели. Громкий звук входной двери прервал наслаждение. Видимо родители вернулись после  похода на рынок выходного дня . Мари уже было продолжила сладкое возлежание, но оно было прервано громкими причитаниями матери : «Какой позор! Позор! Не верю! Такого быть не может!» Мари как пораженная громовым ударом лежала в оцепенении. Все доносившиеся звуки были чрезвычайно звонкими. Вот послышались шаги приближающиеся к двери ее комнаты, сердце бешено заколотилось. «Нужно прежде обсудить»,- прозвучал приказательно голос отца. «Я сейчас спрошу с нее! Мерзавка!» - не унималась женщина, доносились звуки какой-то возни. Все стихло, Мари почти перестала дышать , в висках застучало. 

Тишина была резко прервана распахиванием двери машиной спальни. Мари автоматически закрыла глаза, будто надеясь , что вид  спящей дочери усыпит родительский гнев. «Просыпайся немедленно!»-трепля то одеяло, то дочь за руку кричала мать. Открыв глаза, девушка ужаснулась. Перед ней была разъяренная женщина с бешеными глазами , яростно дергающая Мари. Пытаясь изобразить недоумение , она взглянула на отца. Ни тени сочувствия, вообще никаких эмоций на лице со стеклянными холодными глазами. Мари было попыталась сыграть недоумение, выдавливая вопросы типа что происходит и в чем дело, но все тщетно. «Докатились! Как ты могла?! Бессовестная! Как нам теперь с отцом людям в глаза смотреть ?!»- истерила мать. «Понравилось тискаться с этим выродком?! Мы для этого тебя растили? Какое унижение!»- схватив подаренный дочери на Новый год флакон духов, она вдребезги разбила его о стену почти над самой головой замершей в ужасе Мари. Осколки разлетелись по сторонам , часть их и брызги духов градом осыпались на голову и спину дочери, но этого было мало. Женщина схватила обливающуюся слезами  дочь за волосы, потащила в прихожую и швырнула к двери со словами: «Тварь! Лучше бы я умерла, чем дожила до такого стыда!» На этом она не собиралась останавливаться, но когда она была готова начать пинать девушку ногами , вмешался отец. Схватив жену за руки, встряхнул ее: «Остановись! Ты что творишь?!» Охваченная яростью супруга вырывалась и жаждала продолжения.

Оглушительная пощечина отрезвила ее, и мать, разразившись рыданиями, зашагала в гостиную. Он поднял с пола и отвел Мари в ванную. Отец не взглянул на нее. Не смотря на ужас и страх, девушка уловила его пренебрежение. «Ждём в гостиной»,- скомандовал он, закрывая за собой дверь. Многочисленные ссадины зудели , золотые волосы походили на сено - из них в раковину посыпались выдранные клоки и осколки от разбитого флакона. Мари приняла душ, все тело ныло от ран, но этот урон не шел ни в какое сравнение с ударом моральным. Ее слезы сливались с водой в один большой поток душераздирающей боли.

В голове была каша, но Мари прекрасно понимала, что вечно скрываться в ванной ей не удастся. Измученная и забитая, положившись на родительскую волю , она направилась в гостиную. Войдя, она остановилась в нерешительности, опираясь на угол дверного проема. «Маша! Дочь!»-мать бросилась к ней, шокированная видом истерзанной ею дочери. В глазах потемнело, в ушах нарастал гул, заглушая доносившиеся неразличимые звуки, ноги стали ватными... (продолжение следует)