Легенда Три-Четыре н

ТОЧКА В ПРОСТРАНСТВЕ
    В этой крохотной платформе, занимающей всего пять миллиардов квадратных миль кипящей и скручивающейся жгутами поверхности назревал прорыв. Пытаясь его сдержать, напряжение магнитного поля приближалось к бесконечному. И растущему жару приходилось отступать глубже, создавая видимое тёмное пятно. Там множились силы и теплового прорыва, и магнитного удержания. В последний час магнитная поверхность выгнулась и, плотно свёрнутый, рукав плазмы, раскручиваясь, пробил магнитный запрет и метнул избыток энергии прочь.
    Солнце, чихнув, стало дышать облегчённо.
    Именно так началась Легенда, о которой знает теперь человечество. Автор постарался свести в одно все известные факты. Глубоких противоречий это не вызвало. Итак, начнём.

Глава 1. СПУСК

МАРС. ПАВЕЛ. СОБЫТИЯ В АТМОСФЕРЕ
    «Зою», до входа в атмосферу казавшуюся такой уютной, рывками трясёт и раскачивает. За ней ступеньками распахивается огромный тормозной парашют. После трёх с половиной месяцев жизни в невесомости шестёрка исследователей собирается хлебнуть всех благ гравитации на одной из самых маленьких, твёрдых планет. Интеллект-модератор тяжёлого пилотируемого корабля ждёт момент, когда запустятся движки. На малых оборотах автоматика уже раскручивает турбины.
    — Внимание, высота пять тысяч. Ждём отстрел... – штурман Вовчик не дремлет. И чтобы первопроходцы ненароком не заскучали, шутит: – Ух, как будет весело!
    Торможение атмосферным парашютом настолько же сильное, как при спуске на Землю. Сила, с какой вдавливает людей в ложементы, такая же. Только скорость спуска больше, даже огромный парашют в этой жидкой атмосфере мягкой посадки не обеспечит.
    Экипаж в скафандрах молчит, ожидание немного затягивается. Парашют полностью распахнулся, скорость снизилась. И вот момент истины: небольшая дрожь с треском, подрывающих райзеры пиропатронов, парашют отстрелян и снова невесомость. «Зоя», под действием гравитации, ухнула в пропаксть, но движки молчат...
    Как должно происходить формирование операций посадки известно и многократно проигрывалось на симуляторе, но сейчас что-то идёт не по нотам.
    Выход к точке орбиты был безупречен, тормозной импульс прошёл в нужное время и длился требуемые секунды. Скорость снизилась до двух километров, «Зоя» сошла с орбиты.
    Теперь парашют отстрелян, но движки молчат и синхронность нарушена... Время ожидания перевалило допустимое отклонение. При этом «Зоя» потоком газа стала медленно закручиваться. Начались корректировки и это был самый неприятный момент. Несколько раз звонко сработали активные гасители в шлемах, кто-то охнул, но этим звуковое сопровождение и ограничилось.
    Всё восстановилось на последней секунде, когда заорал тормозной бустер. Мир в кабине обрёл вертикальность, зафиксировав низ, ускорение стабильно прижимает к креслу. С крайнего тыла серьёзным голосом Вовчик вещает:
    — Спускаемся. Небольшой перелёт, поэтому дросселирование минимальное, но до точки всё равно не дотянем.
    Капитан:
    — Сколько не дотягиваем?
    — Смещение километров на двадцать, сможем компенсировать процентов семьдесят, не больше.
    — Вашу ж мать! – выругался капитан.
    — Надо говорить: «Пи-ип»! – ангельски поправил капитана Вовчик.
    Шутку, чтобы ослабить общее потрясение, включил зря. Все понимают: ещё до посадки всё пошло по худшему сценарию. Такси здесь не будет, недотянутое придётся отмерять ногами и тащить туда же по неведомым путям шестнадцатитонную «Зою». Других способов соединить взлётную ступень с кораблём ещё не придумали.
    Даже через амортизирующие и гасящие звук структуры рёв турбин режет уши. Но это так, как и должно быть. Тяга максимальная, уже ничего не изменишь.
    — Высота две сто. Скорость снижения в границах допуска. Касание через четыре минуты. Точка под нами плоская. Ветер у поверхности ноль пять, на небе ни облачка.
    Вовчик в своём репертуаре: отсутствие облачков – шутка. Такие явления в этом сезоне настолько редки, что увидеть облачка – просто несбыточная мечта. Климат планеты исследован фрагментарно, до целого не хватает пары-тройки поколений метеорологов. А в возможном ухудшении видимости виновны не лёгкие облачка, а тяжёлые пылевые бури, они в конце зимы укрывают поверхность сухой пылью. Посадка во время бури невозможна, да и выжить на поверхности нереально.
    Впрочем, до ближайшего весеннего шторма более девяти месяцев земного календаря. За это время экипаж должен отработать программу и Зевс-4.1 вернёт их в обжитую людьми часть Вселенной.

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ ПОЛЁТОМ
    Из пресс-секретариата Роскосмоса Марина Корнилова:
    — Всем доброго времени! Накануне опубликована информация: спускаемый аппарат «Зоя» в это время осуществляет посадку в расчётном районе, но из-за десятиминутной задержки сигнала, для нас с вами корабль всё ещё спускается в атмосфере. Спуск, из-за условий прохождения атмосферы исключает постоянную связь. Информации не будет ещё долго. После торможения в верхних слоях раскроется парашют и начнётся посадка на двигателях до момента касания. Нам придётся ждать доклад о прохождении этой сложной и опасной фазы полёта ещё минимум полчаса. Картинка в высоком качестве будет готова только к вечеру, а видеосвязь начнётся в лучшем случае через несколько дней, когда будут выведены на свои орбиты все звенья системы связи. А пока наш корреспондент в студии Ижевска передала фрагменты интервью научного консультанта проекта, доктора технических наук Виктора Алексеевича Симака.
    Корреспондент:
    — Добрый день, Виктор Алексеевич. Поясните пожалуйста для наших зрителей, почему мы не можем во время спуска осуществить прямую видеосвязь с кораблём, как например с базой на Луне или между абонентами на разных континентах нашей матери-планеты.
    — М-м, да, вопрос понял! Про то, чего не знаю, говорить не буду, но и на Земле не всё так просто, как кажется. Самый простой случай когда связь идёт только через один-два транслятора, расположенных, как правило, на расстоянии ближе горизонта. В случае с континентами дело сложнее. А связь между точками в глубоком космосе…
    — Почти невозможна?.. – поторопилась предположить корреспондент.
    — Нет же! – яростно возразил Симак. – Связь между точками в космосе вынуждена балансировать на грани неизбежного обрыва. Но тем не менее, устойчивость обеспечивается. При таком расстоянии количество единиц роли не играет, важна единичная мощность передатчика, площадь зеркал приёмников и взаимная ориентация. Требуемыми параметрами на орбите Земли обладают не более сорока семи станций, и только девять станций сейчас находятся вблизи Марса. Это антенна «Зевса-4.1» и не до конца выведенные на целевые орбиты трансляторы ФиТ, готовые объединится в единую интерференционную сеть с огромной базой. Единственный прямой канал Земля-Марс-Земля в состоянии поддерживать общение двадцать часов в неделю, но только не сейчас…
    — То есть именно сейчас станции не обеспечат?..
    — Земля готова и ждёт, Марс почти в зените над нами, но не готов. Экипаж «Зои» должен сесть,ю развернуть антенный комплекс. Но связаться с ними даже через Зевса не сможем. Пока нам доступны лишь короткие сообщения…
    — Тогда, внимание! – перебила, подключившись из пресс-секретариата, Марина Корнилова. –  Я зачитаю последние короткие сообщения, полученные до входа «Зои» в атмосферу Марса. Их ещё не успели получить все и они как горячие блинчики, самые вкусные!..

МАРС. ПАВЕЛ. ПОСАДКА
    — До касания двадцать секунд. Всем принять контраварийную позу. – голос капитана ожидаемо спокоен. – Бортинженер, поднять давление в кабине и контролировать герметику.
    Это уже ко мне, бортинженер – я, Павел.
    Переместил флажок давления на два деления и проконтролировал реальное поднятие давления кабины. Пяти секунд хватило. В случае небольшого удара высокое давление не позволит смяться обшивке, такое смятие сделает возвращение к «Зевсу-4.1» невыполнимым.
    Для экипажа мои игры с давлением незаметны, все надёжно капсулированы в рабочих скафандрах. По датчикам высоты, за три секунды до момента касания, турбины взвыли, доведя тягу до ста пятидесяти процентов и тяжесть ударно возросла. Всё кончилось лёгким толчком просевших амортизаторов и шумом стравливания остатков топлива из системы.
    — Есть посадка! – штурман проинформировал серьёзным голосом.
    Надолго такой серьёзности ему не хватит, и Вовчик остался при своём. Так как последовала тишина, солидно добавил:
    — Этот повод надо озвучить, братцы!
    И мы все, включая Тефтельку и капитана, рявкнули:
    — Ура-а! – вышло дружно.
    «МЫ ПЕРВЫЕ, МАРС НАШ!» – это я для себя, без огласки, записал в журнале.
    С меня обязанности бортинженера никто не снимал:
    — Снижаю давление до нормы. Посадка прошла успешно, герметичность подтверждена.
    Напрягать дальше воздушную систему не стоило, запасы воздуха и энергии теперь стали намного ценнее.
    При посадке сэкономлено топлива более чем на тридцать секунд полёта, что на полтонны больше максимального резерва. Но это не ко мне. Посадка оставалась в руках второго пилота со штурманом.
    — Бортинженер, подготовь связь с Зевсом-4.1. Нужно передать сообщение об успешной посадке. Текст готовлю сам. Для всех остальных отдых, привыкаем к гравитации.
    — Ох ты!.. – тут же вскрикнул Кузяев за моей спиной. – Только гляньте, камера шесть!
    Вместо отдыха все тут же принялись искать источник беспокойства на мониторах. И пока я готовил связь, в кабине стоял неумолкающий гам:
    — Падает-падает!.. Видите? – это Кузяев.
    — Парашют! – спокойно оценил пилот Тихон.
    — Но он отстрелился на пяти километрах. Почему здесь и сейчас?.. – возразил Кузяев.
    — Ты думал будет как на Земле? – это уже Вовчик. – Парашют просто свернулся и падал, а мы спускались на тяге. Я удивлён, что он не упал раньше.
    — Но с такой высоты ветром разве не унесёт? – снова Кузяев.
    — Работа над климатом Марса ещё в теории, а ты про какой-то ветер… – подключилась и Тефтелька, сгоряча назвав планету по имени. Делать это у исследователей под неглшасным запретом – «планета» и всё.
    Вовчика с его идеей одинаковых условий, в последний момент поддержал я:
    — Совпало. Ветер слабый, нас сносило синхронно.
    Когда антенны «Зои» раскрылись, пошло сканирование радионебосвода. В это же время случилось падение бело-красного комка парашюта с паутиной строп недалеко от нас, на крутом ухабе, где бесшумно взвилось красное облако пыли.
    — Трах-бабах! – тут же озвучил Вовчик.
    — Да чёрт же побери! – каркнул капитан. – Отдыхайте, ещё насмотритесь!
    Все смолкли. А я, отмотав назад, падение скопировал и перекинул на интерфейс капитана. «Зачем?» – письменно ответил он и вслух пояснил:
    — Спасибо, Паша, я видел. Сохрани для Мясищева.
    «Мясищевым» мы за время полёта привыкли звать наш ЦУП в Филях, на улице Мясищева.
    Меня никто не просил, но в папку «для Мясищева» скинул кое-какие видеозаписи от вчерашней расстыковки с «Зевсом-4.1», до касания этого участка планеты опорами «Зои».
    Всего вышло 29 терабайт записи, откуда, будет время, отсею три четверти, а из оставшегося друзья на Мясищева нарежут эффектных кусков для фильма с безусловно оптимистичным и немного детским названием: «Три-четыре…», что по их мнению должно символизировать перелёт с третьей планеты системы – Земли, на четвёртую – эту.
    Мы сели и оборудование корабля, который должны оставить, нуждается в консервации. Прежде всего консервирую то, что не нужно уже сейчас и не потребуется в течение нашей здешней «командировки». Отключил пусковые аккумуляторы, заглушил генерацию, наглухо запер топливные системы и проверил надёжную работоспособность систем связи и защиты. Это останется в работе.
    Наружные камеры смотрели после посадки в разных направлениях: в небо, под посадочные опоры и во все стороны горизонта. Симулятор создавал теперь на мониторе общее объёмное изображение, дающее представление о том, где сели. Точки координат плавали по всему изображению. Только понять, куда в этих условиях нужно двигаться, нельзя. Невозможно угадать место, куда «Зевс-4.0» два с половиной года назад закинул возвратную ступень «Зои» и две грузовые платформы с грузом для нашей жизни и работы в условиях колонии, то есть саму станцию. Рсе три эти посадки прошли безупречно в расчётном районе. Только экспедиции не повезло, сели вдали!
    Кроме парашюта, вокруг ни единого следа земной цивилизации. Пришлось побеспокоить штурмана, тот должен контролировать в каком направлении от расчётной точки сели. Дунул в микрофон у щеки и запросил:
    — Петрович, в каком направлении база?
    Решил для разнообразия не звать его ни Вовчиком, ни Вольдемаром, Петрович – с ударением на первом слоге не отчество, это фамилия нашего штурмана, природного серба. Чтобы мы не путались с непривычным звучанием, он придумал себе лёгкое имечко: «Вовчик». А потом также легко и щедро раздарил ники для большинства.
    — Север-северо-восток. – ответ Вовчик. Точный, но непривычно краткий ответ.
    В том направлении в полукилометре начиналась область песчаных дюн, вздымающихся над поверхностью. Так что база пряталась там, за дюнами.

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ ПОЛЁТОМ
    Марина Корнилова из пресс-секретариата Роскосмоса:
    — Сообщение: «Сели, радуемся». Короче и ясней не придумать! Здесь и удачное начало, и бодрое настроение. Прокомментировать событие первой посадки на другую планету согласился ведущий специалист корпорации Герман Борисович Третьяк. Скажите, Герман Борисович, какие проблемы пришлось преодолеть для успешной посадки на поверхность? Можем ли мы быть уверены, что всё для безопасного нахождение на необитаемой планете предусмотрено? Как будет обеспечена связь? Я заметила, не всё так уж гладко со связью. А ведь это должен быть годный для людей, обжитой космос!
    Специалист ответил так:
    — Понятие «обжитой космос», до последнего времени включало пространство до орбиты четырёхсотен, то есть там, где люди могут обитать и легко перемещаться с Земли и на Землю. С расширением исследованного космоса до орбиты Марса, в это понятие можно будет включить и Луну, и даже точки либрации Земли, находящиеся в миллионах километров! Марс будет следующим этапом. Но сейчас как доставка, так посадка и работа на поверхности имеют свои особенности и опасности. Представьте, давление на поверхности такое, как у нас в стратосфере, практический вакуум. Спуск челнока возможен только по комбинантной схеме. Температура поверхности минус 15 днём. При этом и атмосферное давление, и температура в этих координатах и солах, достаточно высокие. Отечественные скафандры и разного тоннажа роверы создавались для эксплуатации в тяжёлых условиях другой планеты. Всё оттестировано на лунных полигонах, все замечания учтены, недоработки исправлены…
    — Вы сказали про солы. Это что?
    — Сол – марсианские сутки…
    — Почему бы тогда их так и не назвать? Сутки марсианские! Наш зритель большей частью в астрономии не имеет ваших знаний и вряд ли поймёт…
    — И всё-таки надо привыкать к принятому в науке. Сол на Марсе это 24 часа 39 минут и 35 секунд, то есть более земных суток. В марсианском году солов набирается 668, что на 45 процентов больше чем дней на Земле. И сейчас там ранняя осень, которая, не удивляйтесь, будет длиться ещё шесть земных месяцев пока планета движется к афелию, самой дальней точке орбиты. Сейчас самое удобное и безопасное время для экспедиции…
    — Коротко расскажите о скафандрах наших «марсиан» … – перебила его рассуждения Корнилова.
    — Коротко? «Альбатрос-МК13» весит сто тридцать килограммов, имеет двадцать часов автономности, высокую ударопрочность и отличную термостабильность. В нём можно спать на ледяном грунте Марса, при этом автономность сохранится…
    — Спать в скафандре наверное не только необычно, – снова перебила Корнилова. – мне кажется, что это неудобно и опасно…
    — От человека, который испытывал скафандр на Луне, я слышал иное. Он считает, скафандр очень комфортен, поддерживает на высоком уровне безопасность и рассчитан на длительную носку. Никаких неудобств исследователи Марса чувствовать не должны. Даже во время зарядки источниками автономности они могут не покидать свои оболочки, заправлять скафандры на себе. Это безопасно в транспорте: челноке «Зоя», ровере «Леонов» и базовом жилом модуле, обеспеченых системами зарядки.
    — А как же работа? Вы сказали скафандр весит сто тридцать…
    — На Марсе всё немного легче. И сто тридцать будет ощущаться как пятьдесят. Это тоже немало, но конструкция облегчает и сохранение равновесия и хождение по пересечённой местности. При низкой гравитации это важно. Руки и ноги скафандра усилены гидравликой.
    — Ну, низкой гравитацией космос не удивишь… – вставила Корнилова.
    — Даже когда работали двигатели «Зевса-4.1», экипаж был почти в невесомости. Это привело к определённым расстройствам вестибулярного аппарата. И первые сутки на поверхности покажутся самыми трудными…
    — Благодарю! К нашей беседе хочет подключиться дежурный смены ЦУПа Олег Коротаев со срочным сообщением. Вам слово, Олег Витальевич!
    — Спасибо! Минуту назад в наш Центр пришёл с китайского орбитального аппарата снимок места посадки челнока «Зоя». По снимку челнок опустился в шести километрах от расчётного места и мы получили нерасчётную, но допустимую ситуацию. Теперь чтобы перебраться в лагерь, начать расконсервацию, космонавты вынуждены преодолеть это расстояние по неразведанному маршруту. В ЦУПе уже создаётся комиссия, которой предстоит выяснить причину сбоя и способы решения возникшей проблемы…
    — Вы сказали «проблемы». А в чём она? Расстояние шесть километров считается труднопреодолимым? Шесть не так уж много…
    — Не спорю. Но даже те из городских, кто регулярно ходит пешком, не представляют трудностей движения в кислородном скафандре по пустыне, где нет дорог и редки горизонтальные поверхности, а любая прямая является лишь проекцией бесконечного множества кривых. Вверх, вниз, вправо, влево, вперёд и назад. Маршрут мы уже начали прокладывать, но только приблизительный, тактически не учитывающий реальных условий. Там, на месте, всё может быть сложнее…

Глава 2. ВЫСАДКА

МАРС. ПАВЕЛ. ПОВЕРХНОСТЬ
    С тем, чтобы кто-то из нас, желательно самые сильные, достигли беспилотного космодрома и пригнали сюда роверы для комфортной перевозки остальных, капитан не стал планировать. Это его право. Решил, пойдём вместе. Сообщил:
    — Экипаж! Приготовиться к покиданию челнока. Переключаем модератор в позицию восемь, где скафандр переводится в автономный режим. Бортинженер по общей готовности перекрывает магистрали и травит давление воздуха в кабине до забортного. Поехали!
    Я бортинженер и команда «Поехали!» касается только меня. Остальные получают позицию восемь автоматом и интеллект-модератор скафандра присылает сигнал о выполнении в виде флажка.
    Шесть синих флажков появляются почти одновременно. Объявляю:
    — Все флажки есть. СК отключаю!
    СК – «система-кислород». Творцы двадцатого века так назвали многоуровневую систему жизнеобеспечения пилотируемых космических тел. На рабочем пульте нажатием перекрыл общий кислородный клапан и связанные с ним структуры. Когда пришёл положительный ответ, объявил:
    — СК отключен. Сброс!
    Все слова в общем селекторе при таких мероприятиях обязательно контролируется искусственным интеллектом, следящим за допустимостью речи. Если клапан открывается, а звукового подтверждения нет, прежде чем отменить, интеллект-модератор челнока запрашивает экипаж. Если ответа не следует, клапан не откроется и запускается программа спасения. Если, конечно, этого требует обстановка.
    После слов о сбросе интеллект открыл клапан сообщения с внешней средой. Воздух стал уходить, затягивать нахождение в этом уютном месте не стоило, в мёртвом Космосе всему своё время!
    В тишине зашуршала оболочка скафандра, это относительно мягкие перчатки, выгибаясь наружу, увеличивали зазор с кожей рук. Каждый знал, свободные перчатки – тот самый первый признак низкого давления снаружи. Редеющий воздух в кабине затуманился, и это длилось несколько минут.
    — Готовимся к вылуплению… – разбавил тишину салона Вовчик. – Клювы вперёд!
    Когда атмосфера стала прозрачной, я с пульта разблокировал выход, отстегнулся от ложемента, встал и у выходного шлюза перевёл рычаг механической блокировки вверх до упора.
    Это предназначено для защиты от случайного открытия после разблокировки. Хотя и искусственный интеллект продолжал контролировать действия экипажа. Теперь люк держит небольшое остаточное давление воздуха и механическая защёлка на ручке, как последняя ступень защиты. Снова предупредил:
    — Открываю!
    Ухватился левой за поручень у люка и правой начал поворачивать. Манёвр с двумя руками тоже защита, если так не возьмёшься, распахнувшийся от остаточного давления люк выбросит тебя наружу.
    Какое-то давление воздуха оставалось, в конце поворота был слышен хлопок. Люк отошёл на пару сантиметров и настала разгерметизация настолько полная, насколько позволяла слабая атмосфера этого небесного тела. Толкнул люк и перчатка первой попала в луч местного солнечного света. Его источник, не земное ослепительное изжелта-белое солнце, а сдувшаяся бело-голубая звёздочка, которая с Солнцем плохо соотносится. В местной атмосфере поглощать ультрафиолет нечем и синяя часть спектра полная. Нас, космонавтов, привыкших видеть эту звезду вне атмосферы, пытались напугать вероятностью ожога сетчатки. Ха-ха-ха!..
    — Чего ждёшь? Вперёд! – постучал пальцем по ранцу поднявшийся за мной капитан.
    Тесная конструкция «Зои» предусматривала только определённый порядок входа и выхода экипажа. Первым заходить должен всегда Вовчик, место штурмана самое дальнее, а выходить первым всегда приходилось мне. В скафандре по-другому не выйдет, уж такая получилась конструкция.
    И надо выходить, но я осмелился заартачиться и нашёл этому удачное оправдание:
    — Да чего-то в руке не хватает. Отходы выкинуть надо!
    — Какие ещё отходы? – не понял капитан. Работы с отходами не предусмотрены в плане выхода.
    Для пояснения конкретизирую:
    — Ну, не знаю! Памперсы, окурки, беспылевые маски, использованные фильтры, шприцы, тряпки, бумажки из гальюна в конце концов.
    — Ты бредишь! – констатировал капитан.
    — Он прав! – в мою защиту выступил Вовчик. – Первым у Армстронга Луны коснулся первопроходец – пакет с мусором. Это было без малого двести лет назад.
    Ответом ему было недолгое молчание, народ, до которого дошло, оценивал. Первым поддержал Кузяев:
    — Действительно, корабль должно покинуть то, чему возвращаться не надо.
    И тут же созрел спор.
    — Экологию планеты нарушать не позволю! – вставила своё, правильная Тефтелька.
    У неё, Тефтельки, опыт в космосе нулевой, остальные члены экипажа к её замечаниям относились терпеливо и скрыли сарказм.
    — Есть теоретическая экология и практическая, житейская… – мягко ей возразил Кузяев.
    — Слабое оправдание. Житейская или практическая экология обязана быть только разумной.
    — Я так и сказал, традиция первопроходцев… – откликнулся Кузяев.
    — Теперь по каждому поводу свинячить что ли? – обострила обстановку Тефтелька.
    Этим же, только в более спокойной форме, они занимались весь полёт. И умный инженер Адам Кузяев немного повозражав, обычно уступал.
    — Всё это красивые… то есть некрасивые слова... – он в этот раз пытался не уступить.
    Похоже, сцепились не на шутку впервые за полёт, и в такое неподходящее время. Но всё же победу Тефтелька завоёвывала явно. Портить эту планету сейчас никто не решится.
    Но тут включился третий, совершенно неожиданный:
    — Красивые слова потом… В конце концов, почему бы нет, пусть будет такая традиция… – сказал, обычно игнорирующий споры, пилот Тихон. Он был не против поддержать традиции.
    — Очень плохая традиция: загаживать место прибытия! – от души выдала и ему Тефтелька.
    — Назови хоть одну правильную традицию, которую некому оспорить!.. – совершенно напрасно подключился Вовчик.
    Конфликт захватывал слишком много всего, пришлось вмешаться капитану:
    — Тихо, тихо… – капитан всегда чётко умел осаживать любой конфликт. – Если это бунт, развешаю на реях. Успокоились уже! – и негромко мне: – Возьми, Паша, мой светофильтр и брось! Сломаться не сломается, мусором не станет. Я подберу и снова нацеплю. – и потом для всех: – А улетать будем, оставлю здесь, на станции, как артефакт, первым случайно сошедший на поверхность.
    Гениальное, по-моему, решение, капитан фразу обыграл для Тефтельки, но не забыл подчеркнуть фальшивое слово «случайно» для остальных.
    — Ух, ты! Безусловно плюс! – восхитился Вовчик. – Творим артефакт…
    Тефтелька не желала уступать:
    — Зачем нужны эти ваши дурацкие традиции? Охота поиграть, скука заела?..
    Пришлось капитану осадить окончательно:
    — Отставить споры! Давай, Паша!
    В моей руке оказался отстёгнутый капитаном со шлема светофильтр, легко заменяемый защитный элемент скафандра.
    — Катапультируй! – дослал с галёрки Вовчик.
    Рука в перчатке вынесла наружу светофильтр и пальцы разжались. Тускло сверкнув золотом на солнце, рыцарское забрало капитана неспешно исчезло за чёрным пластиковым порогом. Звука падения нет и это естественно. Надо привыкать! Скафандр по восприятию наружных звуков в разреженном воздухе не оборудован ничем. Конструкторы почему-то посчитали это лишним. И лифт для выхода на поверхность не предусмотрели. Из корпуса «Зои» выдвинулась маленькая площадка для одного скафандра. Дальний край разложился в длинную лесенку, опустившуюся до грунта. Шаг на площадку, разворот и ногой нащупываю ступеньку. Встал, ухватился за перила, стал спускаться.
    На тренировках в Центре подготовки такое было проще даже несмотря на втрое больший земной вес. При слабой гравитации здесь приходилось ловить моменты инерции и, переносить вес правильно. Затвердевшая лестница в конце играла, приходилось крепко хвататься руками.
    Лет семь назад когда создатели обсуждали технику выхода, на заводе кто-то предложил применить для безопасного выхода аналог спасательного гибкого рукава. Это было бы быстро и абсолютно безопасно. Этому инженеру в ответ конструктор Авдеев предложил подняться по этому рукаву в кабину. До сих пор анекдоты об авдеевском подъёме гуляли среди новичков.
    Мне остались последние ступени.
    — Чего молчишь? – голос Вовчика, наблюдающего за выходом. – Скажи что-нибудь умное!
    Я не Армстронг, ничего такого не готовил и философствовать не стал:
    — Я лучше песенку про яблоки... – имея в виду последний хит вэнч-ассоциации «Орбиталь».
    — Про яблони. – постаралась исправить Тефтелька, вероятно вспомнившая древнюю фантастическую песенку про цветущие здесь плодовые деревья. Больше возражала Вовчику чем исправляла меня, не могла простить ему то, что считала личным оскорблением.
    Последняя ступенька слишком высоко, если попытаюсь сойти – обязательно шлёпнусь навзничь. Отталкиваюсь и ноги стукаются в грунт. Выдаю:
    — Оп! – сейчас не до песен.
    Подошвы слегка уходят в мягкий песок. Взмах руками для покрытия небольшого дисбаланса. И по пояс тону в пыльном тумане.
    — «Оп» тоже неплохо! По крайней мере, что-то новое в космолингвистике. – серьёзно комментирует Вовчик.
    Здешний грунт не такой звонкий и липкий, как на Луне, но всё же не заскользил и провалился неглубоко. Масса скафандра из квадрокомпозита, называемого лёгким, оставалась значительной.
    — Шагни дальше, Паша! – посоветовал спускающийся следом капитан. – Желающих сойти не удержать.
    Тут же новый комментарий Вовчика:
    — На этой остановке выходят все! И осторожней, планетка маленькая, далеко не бегаем, а то свалимся за край. – поднять настроение Вовчик умел, даже Тефтелька хмыкнула, но тут же исправилась:
    — Остряк!
    Как просили, сделал пару шагов и вспомнил о культовом предмете, сыгравшем священную роль первопроходца. Невредимый светофильтр лежит возле утонувшего в грунте упорного диска посадочной ноги. При посадке диск утонул, но двигатели на последнем выдохе сделали воронку, куда и скатился светофильтр.
    Как и ожидалось, последним сошёл Вовчик. Ему напоминать ничего не пришлось, спускаясь, сам перевёл в положение охраны рычаг закрытия, продолжая при этом шутить:
    — Пора крылатых миновала, теперь как мулы, по песку копытами! – пока все молчали, штурман добавил ещё одно больное: – Если, конечно, нету колёс…
    Колёс не было, идти надо пешком. Мы готовы ко всему, такое напоминание сочли лишним.
    Пока выходили, с орбиты инженерный интеллект-модератор «Зевса», не дожидаясь просьбы, скинул карту с проведённой кривой маршрута, учитывающей минимальные перепады высот по пути к точке, где предстояло создать лагерь. Это не меньше десяти тысяч шагов, в реальности же как повезёт. Шагать ни мы, ни инженеры на Земле не планировали так далеко.

ТАМ ЖЕ. ПАВЕЛ. ЗНАКОМИМСЯ: ЭКИПАЖ.
    Вне челнока как бортинженера, так и пилота со штурманом больше не существовало, они сыграли свою полётную роль, доставили экспедицию. Пришла новая реальность, приоритеты сменились.
    Мы все, за исключением Тефтельки, широкие специалисты. Так что поговорим о каждом из нас конкретно. Сперва о капитане.
    Игорь Трофимов, семнадцать лет назад только окончивший военную академию по десантной работе в космосе, уже догадывался что впереди у человечества маячит освоение этой, слишком давно необжитой планеты, и стал сюда активно стремился. За эти годы он работал с конструкторами, создающими средства освоения, трудился в пространстве, на орбитальных станциях и Луне. Общее время внешлюзоваых работ перевалило тысячу часов, больше чем у любого другого из ныне живущих землян. Испытывал тяжёлый скафандр, обладающий искусственным интеллектом, радиационной защитой и суточной автономностью, предшественник нашего «Альбатроса».
    Вовчик, придумывая ему кличку, опробовал несколько вариантов, но ни один не прижился, все Трофимова звали привычно: «капитан». Да и сам капитан Трофимов никогда клички Вовчика не приветствовал. Но у него такая должность, следить за порядком, а нам нравилось, клички вносили какое-то разнообразие в серые межпланетные будни.
    Пилот Степан Ремизов. Пилот от бога: первый класс воздушно-космической категории, лучший среди пилотов нового поколения. Профессиональный испытатель с пятнадцатью годами работы на низкой околоземной орбите, с посадками на аэродромы, палубы авианосцев, лес и заболоченные пустыни. Современная легенда космоса, тонкий расчёт и взвешенный анализ. Всегда всё делает продуманно и верно. Только услыхать про это от него самого нереально, Степан молчун, каких мало. Например о сегодняшнем промахе «Зои» в лучшем случае что-нибудь скажет при возвращении на Землю. Вовчик ему выписал прозвище: Тихон. Степан принял это спокойно. Он вообще такой спокойный и бескорыстный человек.
    Третий по важности в экипаже – штурман, Вольдемар Петрович, наш Вовчик. По первому образованию, гуманитарий, историк. Любимая область истории: исследование космоса со средневековья до наших дней. Именно поэтому он ещё двадцать лет назад выбрал второе и третье образования: космическая навигация и русская литература. Мне кажется, русская литература дала этому сербу больше остального. Он научился рассуждать, мыслить и излагать всё на прекрасном русском. Наш человек!
    И, кстати, в навигации он тоже не последний, звёздная личность. Интерес Национального Космического Центра коснулся Вовчика восемь лет назад, ещё когда он учился. Дальше была практика на челночных трассах к Луне. Он выводил челноки навстречу с орбитальными объектами с точностью до секунды. Пилотаж роверов и грузовых космоскафов у него профессиональный. Когда три года назад наш штурман работал на знаменитой базе «Маскон-центр» в сказочном районе Моря Дождей, его заочно и без конкуренции выбрали в Роскосмосе штурманом экспедиции.
    Наш ядерный технолог Адам Кузяев. Его, как и капитана, Вовчик по многим причинам не наградил кличкой. Но в отличие от штурмана, Адам был включен в основной экипаж только в прошлом году, так как заочно тягался с тремя равновеликими конкурентами. Но в конце смог убедить комиссию, что при общем равенстве, более остальных причастен к созданию самовоспроизводящей активной зоны реактора на быстрых нейтронах для внеземной базы.
    Хотя, положительную роль могло сыграть его давнее знакомство с консульской службой Центра подготовки, которая имела тогда влияние на решения комиссии. Но это лишь слухи…
    Осталось обсудить единственную женщину, странным образом попавшую в экипаж. Профессия планетолог чрезвычайно редкая для блуждающих в пространстве, к тому же она женщина, что в исследовательском экипаже вообще исключительное явление. Евгения Зимина большой теоретик планетологии. Быть может даже великий. Никогда не покидая Земли, увлечённо занималась селенологией, пользуясь лишь изобилием чужих материалов. При этом умела открыть много нового в очевидном, оценивая различные точки зрения.
    В реальном космосе она впервые. Заявляя о готовности работы вне Земли, ориентировалась по мемуарам других (в работе с документами она спец!) Но даже не опыт, а какие-то навыки получила только на тренажёрах и занятиях в Центре подготовки. С ней в полёте занимался и капитан, не желавший тащить с собой сырых, недостаточно подготовленных и потому опасных.
    Как-то накануне выхода ядерного буксира на орбиту планеты, я услыхал её вопрос капитану:
    — А что у вас все зовут тефтелькой?
    Как минимум, это знали все! Знал экипаж, знали сотрудники Центра Управления, консультанты ISRO, JAXA, NASA, ЕКА и национальной аэрокосмической администрации Китая. Во Вселенной она одна осталась не в курсе! Что тогда ответил честный капитан, осталось тайной, но планетолог с того дня так или иначе избегала Вовчика и перестала улыбаться его шуткам.
    Увидев первые сутки привыкания её к невесомости, Вовчик ласково обозначил девушку как «Тефтелька», и это прилипло. Экипаж так и стал между собой звать её. Втихушку, естественно, опасаясь обидеть.
    Ну и о себе. Много говорить не буду, скажу вкратце. Земнухов Павел, три высших и одно узко специальное образование, в космосе опыт работы в качестве пилота и исследователя. За земную часть своей жизни успел приобрести разряды по парашютному спорту и альпинизму. Чуть меньший чем у капитана опыт ВКД (ВнеКорабельной Деятельности) на лунных станциях, в сумме около года ВКД открытого космоса, что котируется у спецов выше. И это всё.
    Хотя, нет, забыл про кличку. Вовчик, когда ещё нас знакомили в Центре подготовки, сказал, протягивая руку:
    — Твоя фамилия будет там напоминать о доме, Зем.
    — Договорились, Вольдемар! – хмыкнул я и ответил на рукопожатие. Кличка Вовчик тогда ещё не была в ходу.

ТАМ ЖЕ. ПАВЕЛ. ПЕШКОМ ЗА ГОРИЗОНТ
    После осмотра удивительно глядящегося на безжизненной поверхности парашюта, мы час топали по холодной рыжей сухой иссечённой равнине, всё дальше уходя от челнока, который опускался за дюны. Марева, тумана и миражей в таком жидком воздухе не бывает. Да и ветра тоже. Так что этот час мы были будто на ледяной Луне. Небо над головой чёрное, светлеющее только к горизонту.
    Собственные шаги слышались из-за звуковой проводимости натянутой наружной оболочки скафандра. Шорох пыли, стук подошв о плиты. Среди красноватого песка попадались звенящие под ногами плиты жёлтого спаянного грунта. Камни на таких плитах приходилось перешагивать. В песке они тонули, а на плитах предательски скользили.
    Путь больше пролегал через полные камней дюны. На Земле такого не бывает, по крайней мере там я не видел. А здесь камни и лежат на поверхности, и выступают из-под песка. Мелкие, от куриного яйца, чуть больше, размером с мяч и целые скалы. Как и на Луне камни с необкатанными разломами, здесь они трёх цветов: чёрные, тёмно-красные и оттенков жёлтого. Всё вместе и создаёт эффект Красной планеты.
    Дюны сперва шли высокие, в форме неправильных волн, потом мельчали, разбитые рябью из островков с провалами различной глубины. Приходилось выписывать петли, стараясь избегать спусков и подъёмов, мы змейкой огибали неровности и препятствия. С орбитального расстояния фотоника Зевса всех неприятных нюансов пути не могла разглядеть. Как не различила и огромную трещину на краю древней плиты, пересекающую низину, в которой мы будем поселимся на два месяца. Но остановить нас такие мелочи не могли. За нами оставалась неширокая зигзагообразная тропа из множества следов.
    Отыскивать доступный путь было нелегко, это был настоящий лабиринт. Вместо предложенного «по прямой», мы двигались нерасчётными зигзагами, стараясь удержать конечное направление перед собой. Несколько раз возвращались после тупиков, и всё-таки двигались в верном направлении.
    Удобный в носке жизнеобеспечивающей системы скаф, оказался трудным средством передвижения. При долгой ходьбе вызвал усталость. В ушах гул от напряжённого дыхания шестёрки пилигримов науки, но аварийных сигналов пока нет. Скафандры надёжны, а экипаж упорен.
    Несколько раз неутомимая Тефтелька даже пыталась, вопреки требованию идущего за ней капитана, начать исследования. Слышался её возглас:
    — Ой, ну вы посмотрите!..
    — Евге-ения Александровна!.. – следовало укоризненное от капитана.
    — Ладно-ладно. Боюсь, такого больше не увижу… – огорчённо соглашалась планетолог.
    Для неё это было путешествие в страну чудес. А мы, остальные, топали побеждать пустыню.
    Только один раз остановились, когда возле ровной сферической вмятины, которую я, идущий в авангарде, повёл обходить по периметру, Вовчик встал и неожиданно сказал:
    — Примерно две килотонны…
    Он по-видимому вмятину сравнил с результатом работы ядерного фугаса на Луне. Тефтелька, не останавливаясь, вяло возразила:
    — Просто карстовая воронка. Третьего или четвёртого тысячелетия…
    Надо же, хороший признак, Тефтелька наконец ответила Вовчику без обычной своей язвительности.
    Яркая голубая звезда на чёрном небосводе медленно уходила к закату. Чёткая тень скафандра на волнистом грунте удлинялась. Температура жиденькой атмосферы дошла до максимума разогрева – минус двенадцать и, не задерживаясь, стала двигаться обратно. Такая здесь скоротечная «жара».
    Двадцатиметровые ракетные башни, раскрашенные красно-синими шахматными поясками, стали подниматься над горизонтом только на четвёртом часу пути. Бежать туда в скафандрах невозможно, как и бежать вообще, но ход прибавили. Мы по каменистой пустыне туда двигались ещё час по зачётному полю. Дюны с небольшим перепадом высот и обширной территорией жёлтых плит, идти по которым можно как по асфальту.
    Что ни говори, это удача: повторяем подвиг прежних первооткрывателей, идём пешком по неисследованной и ещё загадочной стране, которая требовала немедленного открытия. Картинки и беспилотные исследования – это хорошо, они создавали какое-то первое впечатление, теперь дело за нами. Начинаем исследовать эти исходные территории, в которых предстоит теперь жить и работать, этот, до горизонта красно-рыжий мир.
    Метров двадцать в минуту, всё, до чего мы могли ускориться. Это в три раза меньше чем может позволить себе обычный пешеход на гравитяжёлой Земле. Идём в скафандрах, топаем по неровной песчано-каменистой пустыне!
    Мне уже не терпелось привести в рабочее состояние ровер. Скафандр, в конце концов, нужен лишь для поддержания минимума жизнедеятельности, но не как транспорт.
    Когда достигли базы, сразу полез на посадочную платформу два. Пилот Тихон со штурманом Вовчиком развернули у основания пандусы и мне первому довелось выкатить на поверхность расчехлённый и отстёгнутый с расчалок малый ровер. Заряд, несмотря на год простоя, был полным благодаря подзарядке солнечными батареями на крыше. Мягко отвёл ровер в сторону, подальше от модуля и оставил ждать. Грузовой ровер с загруженным на него жилым модулем выкатил на ровное место Тихон. Общими усилиями сняли и закрепили на грунте жилую конструкцию. Чинить отверстия, пробитые межпланетными камнями не пришлось, их не было.
    Мы безвылазно в скафандрах уже вторые сутки, нам требовался отдых а спецкостюму – подзарядка. Я сам мечтал о каких-то давно забытых мелочах: поспать не в притянутом к стенке спальном мешке, поесть ложкой из тарелки, сидя за столом, походить босиком по полу, принять душ. Ах, какое богатство мы не ценили там на Земле!
    Модуль собрали и подключили ещё до сумерек. Солнце проваливалось за западный горизонт когда всё было закреплено растяжками, надуто кислородом и временно подключено к аккумуляторам грузовой платформы.
    — Блокгауз возведён. Теперь завоюем местные племена! – это конечно Вовчик.
    И в это же время захватывающее зрелище, закат! Первый закат на новой земле. Когда белая монетка звезды, которую называть Солнцем не поворачивался язык, ушла за горизонт, осталась освещённой пыль, словно розовый туман над гористым горизонтом. Славный отблеск земного заката. Такого не видел ещё никто. Впрочем, как выглядит всё без электронного облагораживания стекла скафандра, то есть в натуре, нам ещё предстоит увидеть через иллюминаторы жилого модуля.
    Ненужные теперь снаружи Тихон, Вовчик и Тефтелька прошли шлюз чтобы вести расконсервацию внутри, обустраивать быт. А мы с капитаном и Адамом Кузяевым стащили рабочим ровером с платформы тяжёлый реактор и занялись подготовкой энергоцентра. Можно было и подождать, но многие функции зависящей от аккумуляторов базы остались бы нереализованными. Модуль сейчас использует привнесённый с Земли кислород и энергию аккумуляторов, заряженных на Земле. Если реактор не запустить, энергии хватит только на сутки.
    Только хорошая работа нам, заброшенным в первобытное состояние этого мира, обеспечит шанс выжить. Законы космоса неумолимы. В случае критической аварии физическую помощь ждать неоткуда! Даже сигнал отсюда до Земли бежит минут пятнадцать, расстояние уже 265 миллионов километров и продолжает расти. Планеты расходятся по своим орбитам.
    Мы к роверу прикрутили ковш с опорами и отвалом, я сел в кабину, загерметизировал, с облегчением вылез из скафандра в ледяную пока кабину и начал работать. Грунт до порядочной глубины оставался сыпучим, можно не долбить, только сгребать. Через час углубление имело впечатляющий вид: в него легко мог поместиться весь жилой модуль. Сдвигаю реголит к восточному краю разметки, где быстро выросла солидная гора. В глубину ниже трёх метров грунт пошёл светлее и жёстче, а ковш начал цепляться и застревать. Приходилось запускать вибратор. Глубже пяти вибратором работал уже беспрерывно. В свете прожектора стал подниматься холодный туман. Лазерный сканер показывал воду с углекислотой. Местная газировка в летучем виде, а вода для экспедиции будет бесценной находкой, но отвлекаться на неё времени нет.
    На транзитной базе Центрального Залива Луны, где в прошлом году я, Вовчик и Адам Кузяев, испытывали ровер, реголит был сцепленным гранями до большой глубины. Большие осколки камней плотно завалены мелкими и сцементированы едкой лунной пылью. Приходилось использовать взрывпакеты, вибратор не спасал.
    Хорошо, что здесь обошлось без взрывных работ и до отметки минус восемь дошли за три часа. Ещё через два завершили установку, монтаж и стали засыпать ядерную яму грунтом с добавками теплоотводных присадок.
    Когда разравняли площадку, капитан сам на грунте изобразил широкую синюю линию, заступ за которую при работающем реакторе допускался лишь в скафандре тяжёлого класса. Мы отошли за линию и Кузяев тут же провёл тестовый запуск.
    Разгонялся, набирал мощность реактор полчаса. В конце выдал требуемые тестом триста киловатт. Капитан выразил одобрение возгласом «Вау!», Адам сбросил мощность и мы стали подключать всё подряд.
    У торца жилого модуля я подцепил к зарядке изрядно опустевший аккумулятор ровера, помог Кузяеву с общим подключением и мы полезли в модуль. Теперь аварийный люк, через который вошли наши друзья, был заглушен и мы опробовали ленточный вход, напоминающий рентгеновский пропускник космопорта. Тамбур пропускал в разных направлениях. Как только прижался к воронке входа, автоматика втянула и плотно обжала со всех сторон. Всё это позволяло легко проникать на станцию и выходить на поверхность без утечек дыхательной смеси.
    Тамбур втягивает медленно, через минуту вышел в шлюз на той стороне, где уже был воздух, но распаковываться не стал, это всего лишь промежуток между атмосферой и кислородным жилищем. Следующее помещение, где должны храниться скафандры, экипаж звал скаф-отсеком, а конструкторы на Земле шутливо скафандерной, отделённый гермолюком. Люк заперт. Перед ним, также запечатанные в скафандры, ждали Кузяев и капитан. Открывать люк можно только после выравнивания давления. Сейчас разница составляла 50 миллиметров, что показывало табло над люком. По запросу автоматика открыла клапан и после недолгого шипения люк открылся.

Глава 3. БАЗА

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ ПОЛЁТОМ
    Ведущая Марина Корнилова:
    — Планета Марс, новости. После посадки экипаж прислал короткое сообщение: «Выходим», с тех пор, а это уже больше семи часов, на связь не выходили. Минуту назад пришёл чёткий снимок с орбитальной станции «Зевс-4.1», похоже, что с экипажем всё в порядке. Прокомментировать снимок прошу специалиста Центра Управления. С нами главный технолог внеземных жилищ Антон Фернандес. Скажите, Антон, что мы видим на снимке?
    — В той части планеты уже ночь, но инфракрасная фотоника позволяет разглядеть даже небольшие детали… я буду отмечать стилусом… Вот здесь на снимке большая дуга. Это южная часть вала большого кратера, солнце только зашло и западный склон теплее восточного… А на расстоянии километра на север, на площадке размерами два на восемь, места посадки трёх беспилотных устройств, они, нагреты на солнце, выглядят светлее. Этот и этот с грузами и вот она первая ступень возвратного челнока… Сейчас попробую увеличить… Где-то здесь ожидалась посадка «Зои»…
    — Они уже семь часов там! – вмешалась Корнилова, включаясь в монолог.
    — Да, почти восемь. – ответил Фернандес. – За это время они должны уже дойти до базового лагеря и работать по обустройству…
    — Что вы понимаете под работами по обустройству?
    — Очень много работ попадают под такое определение: это развёртывание жилого модуля, подключение систем энергообеспечения, связи…
    — Интернет, служба доставки… – не преминула пошутить Корнилова.
    — Вы смеётесь! До интернета ли сейчас ребятам на Марсе! Своя цивилизация там появится нескоро, а связь с другими телами дело долгое и тонкое.
    — А где же на снимке космонавты? – корреспондент вернулась к снимку.
    — Даже если форсировать увеличение, людей не различить. Зато можно разобрать следы их деятельности. На левой части изображения, видите, здесь, появилась светящаяся запятая – это вероятно жилой модуль экспедиции, «Вигвам» из серии «Колония». Вигвам – это не шутка, так назван жилой модуль этой экспедиции. На дневных снимках это место пустое, серое. Жилой модуль сделан чёрным, чтобы накапливать днём солнечное тепло. Он и теперь теплее окружающей поверхности, поэтому светлый. А вот тут, видите, маленький блик и тепловые следы вокруг. Я предполагаю, там ведутся работы с энергоблоком. Разобрать на этом снимке трудно. У нас на низкие орбиты выведены восемь микроспутников связи и наблюдения, но пока они не объединятся в сеть, получить чёткое изображение нельзя. Когда встанут на свои координаты, произойдёт объединение в систему… Впрочем, об этом говорить рано. Мы надеемся ещё на снимки с китайского спутника Хуосинь…
    — Надеетесь, у них разрешение выше?
    — Не могу сказать, не знаю! Людей, скорее всего, с такого расстояния и при таком освещении никакая фотоника не различит. Да нам этого и не надо. Пока нет связи, достаточно видеть динамику изменений, которые они вносят.

МАРС. ПАВЕЛ. БАЗА ЮЖНЫЙ КОМПАС
    Спина почувствовала холод едва распахнулся люк скафандра. Станция ещё не обжита, не согрета, несмотря на работающие нагреватели и вентиляцию, снизу на стенках белеет иней. Мы втроём выжаты как лимоны. Капитан, выйдя из скафандра, лёг на пол, закрыл глаза и улыбнулся:
    — Мы молодцы!
    Но несмотря на усталость, когда вышли из отсека, он принялся руководить. Такой стойкости можно завидовать!
    Кузяева капитан заставил вернуться проверять состояние и зарядку скафандров, меня погнал обеспечить связь, а сам пошёл проверять состояние жилой части станции.
    Я протопал через начавшую согреваться кают-компанию в неотопляемый агрегатный отсек. Здесь, за гудящим кислородным генератором и тихо шипящей вентстанцией, стойка связи. При наддуве стен и кислороде внутри, автоматика обязана запустить связной комплекс, выведенный на крышу модуля. Но не запустила. Связь модуля с окрестным миром отсутствует.
    Когда мы были в скафандрах, связь через «Зою» была, но докладывать о своих тактических шагах на Землю капитан не спешил. И вот пришла пора связаться, а связи нет.
    Страшного в этом ничего, всё проходит штатно и до полного обустройства далеко. Но поставить в известность Центр именно сейчас стоит. Там наверняка беспокоятся, ждут сообщений.
    Нашёл в памяти айти-экзекьютера простой тест и запустил. Через минуту неисправность чётко определена: ошибка связи с антенным куполом на крыше. Стал проверять кабели. Одна из четырёх оптических линий дала отражённый сигнал: обрыв! Кроме прочего, там шла информация с датчиков температуры купола. Она, эта температура, не определялась. Видно, путь сюда выдался трудным, два года назад такой же тест на космодроме прошёл успешно.
    Запустил перестройку тракта. Через три минуты всё было улажено, резервная линия приняла все каналы дефектной. Температура антенного кластера определилась как минус тридцать пять по Цельсию. Это даже ниже допустимых тридцати трёх, зимняя смазка стала вязкой, поэтому ИИ тут же включил нагрев. Это единственная функция кластера, завязанная с агрегатным отсеком, так как вся энергетика управляется отсюда. Нагрев пошёл и через десять минут запустилось сканирование радионебосвода.
    Орбитальный «Зевс-4.1» был в преддверии ухода за северо-восточный горизонт, а два ФиТа номера 5 и 4 почти в зените, но поскольку целевой орбиты не достигли, обращаться к ним не стал. Китайский низкоорбитальный «Хуо Синь (Огневая звезда) – 7.127» выходил из-за горизонта, с его интерфейса пришёл запрос на русском: «Помощь требуется?». Здесь, вдали от Земли, все мы были одним целым. Под свою ответственность скинул: «Спасибо, нет», на что благоразумный спутник пожелал: «Удачи!»
    У люка в агрегатный нашёл связную гарнитуру, повесил на ухо, включил и сказал:
    — Капитан, связь есть!
    Это раздалось по всей базе. Даже здесь, сквозь переборку и шум оборудования, стало слышно. Вскоре пришёл спокойный ответ капитана:
    — Паша, иди обедать! – и он добавил. – Только оставь гарнитуру там и выключи. Здесь даже твоё дыхание с сердцебиением слышно.
    — Хо-хорошо, что не слышно как зубы лязгают. – ответил, передёрнув плечами.
    Отключил и снял гарнитуру. Холод доставал нешуточно. В лёгком комбинезоне здесь долго не протянешь. Агрегатный отсек получает тепло только через переборку.
    Когда вернулся в тепло соседнего отсека и более тёплую часть кают-компании – кухонный угол, встающий из-за стола Вовчик хлопнул по спине:
    — Вместе с тобой это разогревать надо. На!
    Вовчик был серьёзен. Вероятно, устал. Сунул мне нераскрытый и холодный пищевой пакет из кладовой и добавил:
    — Этикетки нет. По-моему должна быть манная каша с клубникой.
    Я хмыкнул: каша с клубникой… Клубника с манкой была поощрительным десертом и попадала в меню не каждый день, тогда как пюре во всех видах оставило мозоли на языке. Привычно зарядил пакет кипятком, встряхнул, вставил в термопод и дождался сигнала.
    Вместо обетованной манки с клубникой в пакете оказалось надоевшее пюре с овощами. Вовчик всё-таки шутил.
    Дичь на вертеле с дымком виделась только в очень счастливых снах. Здесь, на планете, такое может случиться только через миллион лет, и то в лучшем случае. Сейчас планета – мёртвая пустыня.
    Сидеть за столом в условиях даже такой гравитации лучше, чем парить вокруг кухонного узла в невесомости. В обеденный комплект теперь могут попасть, бывшие запретными в невесомости, столовые приборы: ножи, вилки… Стоит здесь выпустить нож из руки, он не будет летать по кабине, создавая опасность.
    На станции прозвучал усталый голос капитана:
    — Внимание, колонисты! Всем, кто справился, готовиться ко сну и спать. Жить с этого момента начинаем по новому времени. Кончился первый сол, завтра встаём в десять вечера по Москве. Спокойной ночи, друзья!
    Вот так, теперь многое станет у нас инопланетным. Кроме времени, которое будет отсчитываться по Москве, корректируясь местными космическими условиями от восхода до заката.
    Инопланетные причёски тоже будут. Весь полёт мужчины брили головы. Теперь четыре месяца впереди на отращивание сбритого в полёте, используя при этом почти забытые расчёски и шампуни. Впрочем, возможность шампуней предполагала добычу из грунта в достаточных масштабах воды. Коротко стриженная Тефтелька всегда носила на голове, скрывающую волосы, синюю шапочку, подписанную белыми буквами «РОСКОСМОС». Мы почти забыли, что светлые волосы у неё тёплого рыжего оттенка.
    Жилой модуль больше пятнадцати метров в длину, но при заполнении экипажем, казался палаткой.
    Бытовая часть модуля – четыре независимых отсека. Один общий – так называемую кают-компанию, где можно обсуждать различные вопросы, работать, питаться и проводить такое важное мероприятие, как беседу с Землёй.
    Второй отсек был личной каютой капитана Трофимова, третий – Тефтельки, единственной женщины в экипаже. В четвёртом ютились оставшиеся четверо.

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ ПОЛЁТОМ
    В Москве апрельский полдень. На улице солнечно, чуть прохладно, голуби, прогуливаясь по газону обходят тонкий лёд на лужах. Пять Цельсия. Помещения ЦУПа подогреты до двадцати трёх. Сейчас здесь жарко.
    Информационный отдел, получив сообщение Трофимова об отдыхе экипажа, специально извещать об этом СМИшников посчитал лишним, записав в бюллетене: «Экипаж отдыхает». А сотрудники Центра занялись своими делами, стараясь игнорировать путающихся под ногами репортёров с порхающей вокруг аппаратурой.
    — Чем вы сейчас заняты? – обозреватель интернет-издания «Немыслимая Суть» Павлюков спросил у сидящего без бейджика и видимых занятий сотрудника в синем жилете Роскосмоса.
    — Бездельничаю! – буркнул ведущий специалист проекта «ДальСвязь» Самшитов. – У меня перерыв. – это он чтобы только репортёр отстал. На самом деле ведущий следил и ждал главного события на данный момент. Ждал ассоциации всей околомарсианской спутниковой системы в единую сеть Земля-Марс, которая позволит безотрывно связываться в любой момент времени с колонистами.
    Он жалел, что спутниковую систему не удалось запустить раньше посадки пилотируемого челнока. Историческое событие прошло без контроля Земли. Всё осталось где-то в памяти передового отряда. Тем ценнее будет это всё, когда вернутся.
    — А что у вас за цифры? – продолжал стоять над душой Павлюков, заглядывая в планшет. Он считал себя качественным обозревателем и не мог сорвать пассивностью начавшуюся беседу. При хорошей работе обозревателя респондент должен открыться, довериться ему как собственному хроникёру.
    — Цифры? Я так общаюсь со своим кругом.
    Павлюков широко распахнул глаза:
    — Это же не общение. Тут что-то программное.
    — Вот видите, вы тоже в цифрах разбираетесь! – подколол Самшитов.
    — Разбираюсь, но у вас неясно что…
    Самшитов внимательно посмотрел в глаза обозревателю.
    — У вас, кстати, какое образование, если не секрет?
    Павлюков взглянул на собеседника гордо:
    — Никаких секретов! Ломоносовский универ в Москве и универ Амстердама, факультет общественных наук… Я в журналистике уже больше десяти лет.
    — То есть гуманитарий, технически безграмотный, – заметил Самшитов. И потому решил просто подтрунить. – И как там, в Амстердаме знаменитый квартал Красных Фонарей?
    — Ну, это вы… – слово «зря!» он сказать не успел.
    — Нет, там меня не было. – Самшитов окончательно отрезал обозревателя.
    Доверительная беседа у того к большому сожалению срывалась! Но «совсем ничего не вышло» – это окончательный приговор. Павлюков срочно меняет направление:
    — Простите за грубость. Я должен был представиться! Егор Борисович Павлюков, обозреватель издания «Немыслимая Суть». А кто вы, уважаемый?
    — Простите и меня, Егор Борисович! Сейчас не время отвлекаться: устанавливается связь с Марсом… Просто сидите тихо и не мешайте! Поговорим потом! – и тихо добавил: – Если получится…
    А на планшете Самшитова цифирки складывались в строгую структуру, подтверждённую окончательными звёздочками во всех разрядах. Пришёл сигнал с последнего экваториального микроспутника ФиТ и появилась звезда, характеризующая постоянство сигнала. Приём с базы Южный Компас был теперь уверенным. «Зевс» на дальней орбите Марса будет беспрерывно принимать и передавать суммирующую информацию.
    Неодушевлённый интеллект ЦУПа спросил Самшитова: «Нужны ли дублирования?»
    Ведущий скинул: «нет», вздохнул облегчённо и тут же передал информацию дежурному ЦУПа, сопроводив восклицанием: «Всё отлично!»
    Видя довольное лицо Самшитова, Павлюков оживился:
    — От Марса было хорошее сообщение?
    — Да, немножко… – бормотнул Самшитов. Это не ответ, сказал только для себя. Но Егор Павлюков был бы негодным к своей профессии, если бы не услыхал.
    — Так поделитесь, мои подписчики будут только благодарны. –  попросил обозреватель.
    Но ведущий отфутболил нахала:
    — Думаю вам лучше обратится к ресурсу ЦУП, там всё будет сейчас опубликовано! От себя могу добавить лишь одно: всё, что не секретно, будет там!
    — А что секретно? – хитро прищурился Павлюков, ожидая озарений.
    — То там публиковаться не будет. – безжалостно отрезал Самшитов.

МАРС. ПАВЕЛ. ПЕРВОЕ УТРО НА ПЛАНЕТЕ
    Звон ворвался в сон и сразу же вернул всю математику сознания. Девять утра на планете, пора начинать. На этот день большие планы: расконсервация, зарядка всего флота роверов, прокладка маршрута к «Зое». Прежде чем пытаться перебросить к месту старта челнок, необходимо проложить безопасный маршрут.
    Ещё должно быть глубокое бурение в нескольких сотнях точек в определённых Землёй местах. И определить возможность добывать местную подповерхностную воду в приемлемых количествах. Вода – необходимость. Если найдём, то отработаем на планете с пользой, ну а нет, тогда и разговор короткий: не справились. Вода в этой экспедиции, пожалуй, важнее всего.
    После этого планетология станет пунктом и начнётся с исследования кратера Южный Компас. Здесь специалисты с Земли определили богатое месторождение тяжёлых металлов и редкоземельных элементов. Потому и определили точку посадки в этом районе. Для поселенцев настанут дни планетологии. Но капитан Трофимов один имеет право определять первоочерёдность и порядок выполнения. Здесь мы от него зависим больше, чем в полёте. Капитан сказал:
    — Сегодня абсолютно все… – он сделал паузу, оглядел лица и продолжил: – работают на комплексе. Никаких сторонних работ! Техники Кузяев и Земнухов занимаются расконсервацией оборудования на посадочных платформах, в первую очередь средств передвижения, проверяют состояние, перегоняют к жилому модулю, заряжают... Технолог Ремизов с помощью Петровича обустраивает территорию лагеря, ставят ограждения энергоцентра, проводят дороги, отбрасывая крупные камни на край и ставят предусмотренные знаки. А я с Евгенией Александровной работаю по расконсервации и обустройству здесь, в жилом модуле. Всем, кто снаружи, камеры на скафандрах не выключать. Буду иногда контролировать! Вопросы есть?
    — Есть! – отозвался бывший пилот Тихон (теперь же технолог Ремизов). – Вчера Центр Управления просил краткое видео со всем экипажем…
    — В Москве будет ночь. – тут же отозвался Вовчик. – Можно снять вечером. Эффект тот же!
    — Отставить! – это капитан. – Сделаем запись сейчас. Вечером повторим, если будет о чём.
    Беседовать со своими земными собеседниками, как в ближнем космосе, нельзя. При полёте на «Зевсе» уже на второй неделе, когда вопрос и ответ разделяли минуты, мы собирались в одном отсеке, весело болтали о том, о сём, пока сигнал шёл туда и обратно, потом отвечали на вопросы землян.
    Теперь и это потеряло смысл. Чтобы краткое интервью не тянулось часами, мы и Земля высылаем своё видео, а получая встречное, можем обсудить план следующего.
    Когда улыбки закончились и мы закрыли эфир нашей беседы, пришла запись оттуда. Земля сеанс начала синхронно с нами.
    — Здравствуйте колонисты!

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ ПОЛЁТОМ
    Ведущая Марина Корнилова:
    — Настроение здесь в Центре Управления боевое. Смена провела сеанс видеосвязи с Марсом и мы теперь знаем, что они с трудностями умеют справляться. Впереди у них долгие четыре месяца жизни на планете. Они должны приспособиться к непривычным и жёстким бытовым условиям. Я уверена, колонисты, как теперь называют экипаж, с честью пройдут этот нелёгкий путь и вернутся победителями! Для беседы я пригласила одного из руководителей этого полёта, ответственного за программу исследований, Лебедева, назовём его БэБэ. Сам Лебедев не рекомендовал расшифровывать инициалы, но его подчинённые зовут босса Бор Борыч. Итак, уважаемый, чем вы можете поделиться в вопросе реализации исследовательской программы…
    — Ареологические исследования на планете подразумевают поиск на Марсе таких полезных ископаемых, как тяжёлые и лёгкие металлы, редкие химические элементы, источники воды…
    — Вы сказали – воды. – перебила Корнилова. – Это у нас на Земле хоть и ценится, но необходимости доставки с Марса пока нет…
    — Доставки – нет, это точно! – каламбуром остановил Корнилову Лебедев. – На нашу планету возить воду с Марса – убыточное мероприятие. Но требований колонистов никто не отменял, а они как и здесь нуждаются в питье, дыхании…
    — Вода для дыхания? – съязвила корреспондент.
    — Да. – согласился работник «Роскосмоса». – В космосе без воды никто дышать не может. Вода – основа жизни!
    — Неужели же снаряжение экспедиции такое слабое? Снабжаем наши орбитальные группировки, снабжаем Луну, а для Марса не смогли отправить достаточный запас.
    — И околоземные орбитальные объекты и Луна Землёй обеспечиваются по минимуму. Там работает инфраструктура, добывающая воду на месте. На Марсе такого ещё нет. И задача первой экспедиции отработать методы такой работы. По сравнению с Луной воды на Марсе много, но только не в атмосфере и не на поверхности. И океанов подземных там давно нет. Есть шапки льда на полюсах, вода оттуда будет колонистам надолго, но пока недостижима. Им придётся обходиться тем, что под руками… в смысле, под ногами. Воду планируем добывать бурением из-под поверхности.
    — Как нефть?
    — Почти. Главное отличие – там вода летуча и из твёрдого почти сразу переходит в газообразное состояние. Поэтому полученный продукт нуждается в конденсации, фильтрации и обогащении. Надо только найти область с достаточным содержанием подповерхностной воды. У нас есть расчётное местоположение таких районов. Надеемся, что не ошиблись и колонисты смогут себя обеспечить…
    Корнилова:
    — И мы все надеемся на это… Что?.. Мне подсказывают, что на Солнце недавно произошла вспышка. И на этом чудесном месте мы… Мне снова подсказали, что есть вероятность прохождения потока солнечной плазмы вблизи Земли. Я надеюсь, что никто из землян от этого не пострадает. Репортаж вела Марина Корнилова.

МАРС. ПАВЕЛ. РАБОТА
    Базу назвали по общему решению сотрудников Национального Космического Центра базой Южный Компас по имени кратера, центральная горка которого, протянувшаяся с севера на юг, при утреннем восходе визуально напоминала короткую стрелку компаса. Экватор проходит чуть севернее кратера, значит у нас это Компас Южный!
    Тридцать лет назад в центре этого кратера было обнаружено богатое месторождение редких элементов. Туда и направились вместе с буровой, техник Кузяев с планетологом. Сдержать Тефтельку, рвущуюся в бой, уже невозможно.
    Работы в кратере много, не на одну неделю, а запасы воды в лагере при всей экономии тают быстро, поэтому капитан ограничил работы с планетологом двумя днями, значит тогда и начнём искать воду.
    С Вовчиком и Тихоном на двух тяжёлых роверах прокладываю путь через дюны, для доставки челнока к реверсной ступени с целью подготовки к возвращению. По этому поводу Вовчик сказал: «Зевс будет ждать, он обещал».
    Мы с Вовчиком выравниваем путь катками и отвалом, а Тихон за нами тяжёлым вибратором повышает плотность хайвея. Когда всё это пройдём, на перевозку «Зои» по идеальной дороге уйдёт всего шесть-семь часов. Капитан предложил уложить сверху термобетонное покрытие, чтобы избежать провалов. Но материала на термобетон у нас всего одна тонна, если что, использовать будем только в ответственных местах. Надо закончить всё за день, но путь только первые два километра ровер шёл легко. Когда начались каменные джунгли, объём передвигаемого грунта вырос в разы. Одного ровера с ковшом стало не хватать. К вечеру прибыла помощь, нам взялся помогать сам капитан на среднем ровере.

Глава 4. НЕБЕСНЫЕ ЯВЛЕНИЯ НЕ ВОДА

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ
    Ведущая Марина Корнилова:
    — Вчерашний взрыв на Солнце, как мне объяснили, землянам никакой опасности не несёт. Кратковременное повышение солнечной радиации было и прошло безболезненно. А коронарный выброс, названный быстрым, после вспышки минует нас в шестнадцати миллионах километров за орбитой Луны. Это большое расстояние. Зато астрономы с нетерпением ожидают реакцию следующей цели, кометы, которая возможно пересечётся с траекторией движения быстрого коронарного выброса в астрономической единице за орбитой Земли. Наблюдать такое у нас не случалось ещё никогда. Вероятно смогут наблюдать это в вечерние часы и наши колонисты на Марсе. Что ж, ждём и будем следить с интересом!

МАРС. ПАВЕЛ. СВОБОДНОЕ ВРЕМЯ
    Ещё этой ночью в небе над восточным горизонтом возникла разлапистая серебристая комета. Несколько минут, пока капитан не прогнал спать, снимал это небесное явление с восточного крыла модуля на профессиональную камеру. Вживую никогда раньше такого не видел. Вместе со снятым сегодня, завтра скину весь собранный материал из папки «для Мясищева».

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ
    Ведущая Марина Корнилова:
    — Я пригласила к беседе действительного члена академии наук Бодова Константина Павловича, специалиста по эволюции звёзд. Скажите, выброс такой силы на солнце — это явление нормальное? Потребители нашего интернет-ресурса спрашивают: не является ли такая вспышка свидетельством того, что наше Солнце, отработав своё, переходит в другое, более активное состояние, после которого начнётся рост размеров звезды с захватом ближних планет.
    — Волнения напрасны. Ваши потребители могут спать спокойно. Ничего катастрофического не случилось, активность Солнца вполне обычна. Вспышки такого характера бывали и раньше, и мощнее…
    — Хотите сказать, выбросы более тысячи километров в секунду были раньше?
    — В двадцатом веке были зафиксированы быстрые выбросы со скоростью плазмы до двух тысяч. Это около семи процентов от скорости света!
    — Что же было бы с Землёй?
    — Попаданий таких выбросов мы ещё не фиксировали. Но магнитосфера планеты выдержит без сомнения и Земля не пострадает. Только объекты на орбите и Луне…
    — Да, нам повезло, что этот поток прошёл в миллионах километров от нас и инфраструктуру планеты не задел. И, если, Константин Павлович, можете рассказать о вероятной встрече потока с кометой, поделитесь!
    — Встречи солнечной плазмы с кометами уже фиксировались со сдуванием их хвоста. Сейчас на комету Чжен-два будут нацелены все мыслимые астрономические инструменты на орбитах Земли и на Луне. Я тоже очень надеюсь на любопытное зрелище. Подобного события с возможностью детальной фиксации мы не ждали, но готовы встретить во всеоружии. Редкое везение!
    — Известно, когда оно произойдёт?
    — Да, достаточно точно. Если расчёты верны, это случится послезавтра от четверти до полпервого ночи по Гринвичу.
    — Всей нашей миллиардной аудитории от души желаю увидеть всё на нашем канале. Всегда с вами специальный корреспондент в Национальном Космическом Центре Марина Корнилова.

МАРС. ПАВЕЛ. ТРАНСПОРТИРОВКА ЧЕРЕЗ МЁРТВЫЕ ЗЕМЛИ
    Меня, как главного специалиста-дорожника поставили везти «Зою» на двух сочленённых тяжёлых роверах. Конструкция получилась хлипкой. Земные инженеры не предусматривали такой дальней и трудной дороги. Буду трогаться, поворачивать и тормозить с нежностью. Второй тяжёлый ровер беспилотный. Будет идти со мной в связке, мощности одного не хватит.
    Ещё два средних с мощной конструкцией для снятия-установки будут работать в начале, конце и при возможном опрокидывании в пути. Давление внутри челнока я предварительно поднял до двух пунктов. Это аксиома!
    После загрузки тронуться с места вышло с шестой попытки. Если придётся останавливать на подъёме, которых по трассе аж восемь штук и составляют значительную часть пути, перевозка сильно затянется.
    В район дюн мы всей кавалькадой въехали через час. Впереди на лёгком ровере капитан, за ним мои тяжеловесы, с челноком на хребте, замыкают колонну Тихон и Вовчик на каботажниках с кранами. Безопасность прежде всего!
    Адам с Тефтелькой последний день бурят в кратере Южного Компаса. Все при деле.
    Время для перевозки выбрали с утра, чтобы избежать затенения грузом солнечных батарей роверов. Но всё равно, к первому кратеру подошли с половинной зарядкой. Капитан предложил заряжать на ходу от своих батарей, которые в полдень будут выдавать максимум. Но в полдень мои тяжеловесы шли без остановки и я отказался. Заряд падал до 30, потом до 20… Когда стал только 10, я перед спуском остановил. Заряжать меня подъехали все. Я сам вошёл в скафандр, вылез из кабины, достал из агрегатного отделения ровера зеркальную плёнку, развернул её на освещённой дюне для подсветки своих батарей и пошёл руководить зарядкой.
    Солнышко здесь слабое. До половины заряжались два часа и в пять пополудни двинулись опять. На спуске мои роверы синхронно тронулись с первого раза, хорошо разогнались и следующий подъём взяли легко. Надо будет вспомнить об этом на следующей связи и поблагодарить конструкторов. Летела пыль и «Зоя» очень устойчиво плыла над проложенной трассой. Последний километр прошли перед закатом. Стыковать челнок со ступенью в темноте опасно, да и роверы разряжены. Начнём завтра, на сегодня всё!

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ
    Ведущая Марина Корнилова:
    — У нас на Земле сейчас столько вбросов про выстрел магнитным облаком по комете, что некоторые стали забывать про Марс. Напоминаю, сейчас на Марсе начала работать экспедиция Роскосмоса в составе шести космонавтов под руководством капитана Звёздного десанта Игоря Трофимова. Мы подготовили материал, и сейчас намерены представить его вашему вниманию!
    Это была заставка, снятая Мариной в МКЦ для перехода к ежедневной рубрике, названной «Три-четыре», часть первая «Сильное звено».
    — Всё начнётся со знакомства с проектом, и подготовки экспедиции, начиная со времени первого осмысления идеи, до момента старта буксира с лунной орбиты. Углублённые испытания всех компонентов оборудования, разработка последнего поколения ядерных буксиров для полёта к Марсу, подбор экипажа и обеспечение связи. Ежедневно, и только у нас, будут встречи с теми, кто подготовил этот рывок в будущее, с конструкторами, разработчиками и исполнителями. И конечно же с теми, кто решился на этот полёт и работу так далеко от дома, отчего у меня даже дух захватывает! С людьми, первыми вышедшими на поверхность иной планеты! Итак, дальнее будущее настаёт сегодня на нашем канале!
    Когда камера вернулась на ладонь Корниловой, подошедший генерал-майор космодесантных войск с бейджиком «г-м Ванин З.Ю. генеральный инспектор», внезапно сказал:
    — Ух, как же у вас всё это предсказуемо и пошло! Если бы я привлекал к работе людей вашими методами, в космос летали бы только актёры в красиво-виртуальных «как будто» кораблях…
    — Но по счастью у нас с вами разные цели и способы… Вы хотите мне возразить?
    — Нет, я соглашусь с вами. У нас с вами всё слишком разное! Ваша система плодит идиотов интересующихся всем и безразличных к важному, а мне нужны только умные, способные творить и отвечать за своё творение.
    — И всё-таки мы работаем вместе и на одно дело.
    — И цели у нас разные! – игнорируя Корнилову, выдал Ванин. – Вы желаете приукрасить действительность, а нам важно сохранить всё как есть, во всех мелочах.
    — Смотреть такое никто не будет… – высказала свою правду Корнилова.
    — Вы даже не пробовали это показать!
    — Ещё как пробовали! Вот у вас, генерал, челнок «Зоя» не попал в расчётную точку на поверхности и наши зрители узнали об этом первыми…
    — И вы тут же начали всё приукрашать. Зритель теперь решит, что это был ваш рекламный ход, чтобы захватить внимание.
    — Ну да, немного было! А что бы вы сделали, чтобы не потерять аудиторию?
    — Я своих не теряю. Загружаю расследование, все данные в реальном времени снимаются с борта. Расследует не только супермашинный интеллект, главное – команда специалистов в различных областях… Впрочем, это я о своём. У вас не будет данных, пока с ними работают мои спецы.
    — Вот видите! Сначала разбираются спецы, а зрители потом получат всё тщательно пережёванным и отутюженным. Почему бы вам, генерал, не поделиться с более широкой аудиторией? Ведь знание сложности и опасности обостряет ощущения. И гениями не рождаются, ими становятся! Всякое интересное решение, пришедшее в голову зрителю, имеет право на существование.
    — Меня больше интересует мнение своей команды. Ладно, Марина Сергеевна, вы меня почти убедили. Но первыми данные всё равно получат мои. А ваши будут довольствоваться промежуточными результатами, и только через меня. Как там у вас говорят… законы жанра!

МАРС. ПАВЕЛ. ИСТОЧНИК ЖИЗНИ
    За эти два сола красноватый цвет пейзажа перестал быть основным и стал отмечаться как фоновый. Интересует объехать россыпь угловатых зелёных камней, сосредотачиваешься на них и всё другое уже не замечаешь.
    Когда нашли посреди дюн оплавленную железку, тоже объехали. Вовчик сказал:
    — Это империя Маска сюда что-то сбрасывала в двадцать первом веке. И хорошо, что атмосфера мёртвая, иначе бы всё заплесневело земными инфекциями.
    Мы с ним, со штурманом, катили на буровом вслед за малым ровером с Тихоном и Тефтелькой. Они отыскивают нужное место, мы забуриваем шурф и ставим водоуловители. Следующий сегодня будет уже седьмым. Предыдущие оказались малорасходными. Теперь подбираемся к самой нижней точке котловины, где ожидается более богатое месторождение воды с дебитом хотя бы полкуба в сол. Нам такого расхода будет достаточно. А когда будем уходить, законсервируем и следующие ребята будут получать требуемое уже как в квартире с подачей воды.
    Буровой ровер – единственное транспортное средство, работающее на термоядерной энергии. Восьмитонный реактор тяжелее остального оборудования, поэтому находится в центре масс, сразу за большой кислородной кабиной. Зарядке его реактора тоже нужна вода.
    — Пробуем здесь! – слышу говорит Тефтелька.
    Малый ровер останавливается. Тихон за пультом добавляет:
    — Становись, Зем, у правого борта. Площадку видишь?
    Подхожу куда указано. Вовчик ждущий в скафандре, выходит через шлюз. Шлюзом, как и реактором машина также уникальна, остальные наши роверы работают, как и «Зоя», с полной разгерметизацией при выходе и входе, поэтому возят большие запасы кислорода. Работать на них трудно. Надо накачивать и подогревать воздух каждый раз, возвращаясь «с прогулки».
    Выпустив смерч из воздушного конденсата, наружу выходят Тихон с планетологом, для просвечивания грунта выносят переносной мультисенсор. И начинают колдовать, определяя место, куда необходимо погрузиться буром. Тихон с Вовчиком поочерёдно работают гидромолотом, не заглублённый до конца сенсор, выдаст ложные данные, соврёт.
    — Тычь своим буром хоть куда! – выдал Вовчик в конце. – Здесь везде вода.
    Сделали за полчаса обычную, двадцатиметровую скважину, туман был, но сенсор бура показал ноль. Продолжили бурить и уткнулись в плотную скалу, с которой бились час на максимуме мощности реактора. Зато когда прошли, из шнека пошла богатая струя холодного пара. Капитан нас поздравил, а Вовчик предложил:
    — Назовём это: источник Зиминой! – а я уж забыл что у планетолога Тефтельки такая фамилия.
    Но это действительно праздник! Последние сутки, чтобы не останавливать роверы, стали экономить воду даже в еде. В пакеты заливали только три четверти необходимого. Еда от этого была суховатой, но никто не жаловался, даже Тефтелька.
    Теперь все сложности позади, мы нашли воду для жизни!
    Когда из котловины, скачав небольшое количество отфильтрованной воды, вернулись в лагерь, комета на востоке была видна ещё до заката. А когда прошли в жилые отсеки, нас ждал праздник, организованный оставшимися дежурить капитаном и инженер-технологом Кузяевым. На столе в кают-компании стояли четыре полных стакана с водой – наша премия. Это даже слишком шикарно!

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ
    Дежурный смены Коротаев на утреннем докладе Ванину:
    — Ночь прошла спокойно. Колонисты нашли в окрестностях лагеря воду и сейчас отдыхают. Погода спокойная, температура, по-видимому в связи с кометой, стала на градус ниже. В шестистах километрах на северо-западе со спутников зафиксированы множащиеся пылевые вихри высотой до тридцати метров. Это ветер. Если сдвига ветра не случится, через сутки смерчи достигнут кратера Южный Компас. Прогноз, что ветер со временем ослабнет, оспаривается многими, единого мнения нет. Ещё по комете: коронарный выброс задержался и достигнет кометы через шесть часов. Прогнозируется воздействие на кометное ядро. По неподтверждённым данным, осколки, если столкновение случится, могут, достичь и Марса. Виртуальное подтверждение может прийти через час-полтора.
    Ванин:
    — Грозит ли это чем-то колонистам? – Коротаев пожал плечами. – То есть, не знаем. – констатировал Ванин. – А теперь, вы знаете что с расследованием посадки?
    — Нет.
    — Так поинтересуйтесь. И потом изложите кратко версию для Корниловой. Скажете, это от меня!

МАРС. ПАВЕЛ. СВЯЗЬ С ЗЕМЛЁЙ
    А после щедрого ужина с радостным чоканьем и водопитием капитан организовал сеанс связи. Вчера мы этого не делали, но сегодня славный повод!
    Правда Вовчик не выдержал до конца. Когда уже надо было прощаться и помахать Земле ручкой, голова его упала на плечо Адама и он блаженно всхрапнул. Да, сегодня ему досталось! И побегал, и потаскал тяжёлый гидромолот. Хотя мог бы сам справиться с буровой, но работал у меня подсобным.

Глава 5. ВЗРЫВ

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ
    — Мариночка, подойдите сейчас к кабинету РУП…
    Связь сработала, когда готовилась снова заслать в эфир вечерний выпуск.
    РУП – это руководитель управления полётом, Захар Юрасович Ванин, генерал-майор. Он самая большая власть здесь. Мне не прийти когда он поманит пальцем, значило попрощаться с дальнейшей карьерой.
    Горстью из саквояжа захватила сразу несколько заряженных камер, и к нему. Что там нового придумал?
    Дверь с табличкой «РУП» закрыта, у двери никого. Запустила, развернув к себе, камеру, поправила причёску и провела бейджиком рядом с электронным секретарём. Дверь открылась и я вошла.
    Людей в кабинете бездна, не протолкнуться! Но Захар Юрасович со своего места машет рукой. Пробираюсь, стараясь не лишиться в этой обстановке чувства собственного достоинства.
    Кто-то по дороге поймал скользящую в воздухе и по-прежнему нацеленную на моё лицо камеру, умело отключил и сунул мне в ладонь. Как у них сегодня всё строго!
    — Марина Сергеевна, помните, я обещал подключать к нашей работе вашу аудиторию? – я кивнула. – Так вот… мы решили, что с сегодняшнего дня вы будете получать информацию из первых рук. Не вижу у вас улыбки!
    Тут же создала на лице подходящее выражение. Типа: улыбаюсь, но не всё понятно!
    — Теперь о делах. Полчаса назад на Марсе был взрыв…
    Всё в голове понеслось в каком-то бешенном ускорении. Взрыв на Марсе – этого без людей бы не произошло… Что там у них могло взорваться? Бессознательно в голову пришло: у них там два атомных реактора и ракета, заряженная топливом… Что из этого могло рвануть?
    В таких случаях значит, они не вернутся…

МАРС. ПАВЕЛ. КОГДА НЕ ЖДЁШЬ ПРИКЛЮЧЕНИЙ
    Посреди ночи разбудила сирена. Точнее, сильный толчок и последовавший вой. Мы вчетвером выскочили из своего отсека и бросились в кают-компанию к мониторам. Оказалось, снаружи был взрыв. Ударная волна через грунт встряхнула даже жилой модуль, стоящий на поглощающих колебания мешках. Нас оглушило и всё ещё покачивает. Наружные камеры показали туман из пыли. Адам Кузяев и Вовчик кинулись в скаф-отсек, желая немедленно выйти наружу, но появившийся следом капитан глянул на экраны и приказал:
    — Никому не выходить!
    Мы с лёгким удивлением смотрели на него. Выйти сейчас всем казалось лучшим из зол. По крайней мере это что-то бы да прояснило, но капитан, предлагая бездействовать, постарался успокоить:
    — Адам, проверь состояние реактора! Вольдемар, сделай снимок лагеря с ближних орбит…
    Он предлагал какие-то мелкие, частично проясняющие действия с ненадёжным эффектом, вместо быстрых и верных. Его взрыв рядом с нами, не оставил бы камня на камне, а снимок с орбиты в инфракрасном диапазоне покажет примерно то, что и наши камеры, то есть, практически ничего.
    — Паша, – капитан обратился уже ко мне. – проверь все наружные конструкции: где и в каком состоянии. Обрати особое внимание на оставленный в ложбине буровой ровер и «Зою».
    — Сделаю. – взял дежурный планшет, сел между Адамом и Вовчиком, стал смотреть и проверять. Все роверы, включая и бурового оставались там, где их вчера оставили, заряженные и готовые к работе. «Зоя», состыкованая со своей возвратной ступенью, не дозаряжена. 72 процента аккумуляторы и 34 кислород для дыхания. Остаток топлива 25%. Всё осталось как прилетели!
    А вот грузовые платформы… С первой, стоящей в полукилометре, связи не было вообще. Может рыжая пыль, богатая железом, экранирует? Вторая платформа, здесь, возле жилого модуля жила какой-то странной жизнью: половина датчиков на ней была отключена, остальные почти в нерабочем состоянии. Оставшийся после посадки в баках кислород катастрофически убывает, одна из опор подломилась и остатки оборудования скатились на грунт. Пожалуй, неверно было отстёгивать всё с расчалок. Но мы готовились завтра выезжать для работы в Южном Компасе и приготовили для этого всё, а тут такое…
    Капитан на нас посмотрел, и первым стал отчитываться энергетик Кузяев:
    — В энергохозяйстве никаких обрывов, замыканий, повреждений не наблюдается. Температура рабочего тела реактора триста пятьдесят, на радиаторе – плюс сорок два. Съём – сто десять киловатт. Никаких замечаний! – он как всегда краток и точен.
    — У меня есть замечания! – моё было более важным и я не стал ждать Вовчика. – Платформа два потеряла устойчивость и накренилась, кислородный бак пробит, газ утекает. «Зоя» в порядке, все рабочие роверы откликаются. А платформа один молчит. Надо смотреть, возможно снесло антенны, или питание отключилось. – и повторил. – Надо смотреть!
    Капитан вздохнул, покачал головой и спросил:
    — Это у платформы два был взрыв кислородной ёмкости?
    — Бак просто пробит. Если бы разорвало, давления бы не стало.
    Капитан:
    — Что же взорвалось?
    Руки в стороны, ответа нет.
    — Тогда идём! – капитан кивнул на скаф-отсек. И добавил: – Остальные сидят, ждут.
    — Пыль садится. – нам в спину сказала Тефтелька.
    Оказалось, она тоже вышла из своей каюты и стояла, контролировала мониторы.
    — Пыль садится, значит ветра нет. – пробормотал капитан, залезая в свой скафандр.
    — И значит был большой взрыв… – добавил я.
    — И могут быть осколки… – продолжил капитан.
    Из кают-компании за нами послышался голос Вовчика:
    — Получен снимок в хорошем качестве! Платформы один больше нет.
    И мы с капитаном, не выходя из скафандров, вернулись. Скинутое с ФиТа изображение было пугающим. Небольшую северную часть этой нашей площадки занимал очищенный круг с центром в том месте, где раньше стояла платформа. Её осколки разбросаны в стороны, а в центре – ровная площадка, грунт с неё взрывом разметало.
    Грунтом засыпаны по самый-самый и роверы, и платформа два! Перед накренившейся пустой и покорёженной платформой бархан. Жилой модуль оказался совершенно не тронутым из-за того, что всё приняла на себя платформа два. Тридцатиметровая красавица «Зоя», укрывшись от точки взрыва за утёсом в центре беспилотного космодрома, тоже оставалась нетронутой. По крайней мере так виделось с орбиты.
    Капитан повернулся и пошёл в скаф-отсек снимать скафандр. Когда вернулся, посмотрел на меня:
    — Решил не снимать? Молодец! Съездишь к скважине, заберёшь воду. И по дороге сходи, поснимай «Зою». Не дай всевышний, что-то покалечено и нельзя ремонтировать. На связи с тобой останется Зимина. – повернулся к экипажу. – Остальным спать до восхода!
    Малый ровер у шлюза остался самым не засыпанным. Смахнул перчаткой с прозрачного фонаря пыль, отключил зарядку и полез внутрь. Здесь вчера командовал Тихон. Когда уходил, тряпочкой протёр весь пульт. Его типичный порядок!
    Застегнул вход и открыл воздушный кран. Давление в кабине поднялось быстро. Даже появился иней на бронестекле. Прогрел обстановку, но решил не вылезать из скафа.
    Управление: два джойстика и педаль под любую ногу на три положения. Производители сделали всё для удобства работы в скафандре. Но в большинстве случаев удобней было выходить и работать голыми руками.
    Сел, включил подсветку, тронулся. Новые барханы, усами расходящиеся от последней платформы, оказались сыпучими, в них можно утонуть. Пришлось делать петлю, объезжать. Площадка, взрывом очищенная от грунта непривычно звенела под колёсами.
    Вот лежит чёрный топливный бак из-под первой платформы. Следов взрыва никаких, всё целое будто с завода. Но при взрыве в одном из четырёх баков, остальные были бы в клочья разорваны, так как продолжали хранить давление. Достал камеру, вышел и тщательно отснял. Рядом лежит согнутая рифлёная площадка с большой дырой. Снял это тоже, пусть кто-нибудь из головастых поразмыслит почему пробоина есть, а чёрный бак целый.
    Вокруг ночная тьма, только от прожекторов спереди немного света. До вчерашней водяной скважины ехал не спеша. Даже Тефтелька не выдержала, вызвала:
    — Павел Петрович, алё! У вас всё в порядке? Вы молчите и молчите…
    — Пока только проехал место взрыва, Евгения Александровна. – Тефтелька обратилась по имени-отчеству, ответил тем же. Обращаясь обычно, мы довольствовались только именами. – До месторождения воды ещё не добрался. Хвастаться нечем.
    — Как там? Ясно что взорвалось?
    — Насчёт взрыва не уверен… Но я снял что здесь лежит, сейчас отошлю! – камерой снимать удобно и в скафандре, но чтобы отсылать снятое, лучше иметь пальцы без перчатки. Потыкал мягкими кончиками перчаток, ничего не получил и вслух добавил об истинном положении: – В скафандре не выходит, так что когда поеду обратно…
    Волны сметённого грунта мельчали и, когда доехал до месторождения, кончились вообще. Дебит был по-прежнему богатый, за шесть часов с нашего отъезда, в трёхкубовой подогреваемой ёмкости скопилось уже литров семьсот. Подключился к ёмкости и отфильтрованное залил на борт. Теперь можно дня два сюда не ездить. При заполнении накопителя скважина запрётся сама, а в семистах литрах мы теперь купаться можем!

ЗЕМЛЯ. КОРНИЛОВА. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ
    — Марина, не всё, что будет здесь сказано подлежит публикации. Но вы до сих пор вели себя достойно и честно. И мы решили выдавать через вас больше. Это моё личное решение и те, кто здесь собрался, в большинстве его поддерживают. Теперь о том, что произошло на Марсе…
    Ванин поводил глазами, нашёл нужного и продолжил:
    — Вам об этом доложит дежурный смены Коротаев! Олег Витальевич, прошу!
    Дежурный смены кивнул и пробрался ближе к Корниловой. Здесь по-видимому все были осведомлены, и речь Ванина предназначались только для меня.
    — В восемнадцать двадцать по Москве в районе марсианской базы произошла вспышка, свечение длилось тридцать пять секунд. Яркость вспышки превышала восемьсот тысяч кандел в эпицентре. Это много, но явно недостаточно для полного выгорания топлива возвращаемой ступени. Спектр говорит о неядерном характере вспышки…
    Мне как-то полегче стало. Хотела спросить, что говорят колонисты, но решила подождать, послушать.
    — Когда после вспышки оптика спутника адаптировалась, мы получили такой снимок. – Коротаев открыл планшет и, потыкав пальцем, перевёл изображение на стену.
    Там на нечётком пятнистом сером фоне светились яркие красные точки с подписями: «ЧЗ», «РЛ», «БР», «ЖМ» и другими, настолько же непонятными.
    — Простите, это интеллект начал разбирать. – дежурный смены смутился. – Сейчас найду первичное изображение…
    Коротаев снова уткнулся в планшет. Народ стал высказываться критически:
    — Не было что ли времени приготовиться?..
    — Как же ты так…
    Генерал-майор утихомирил растущее недовольство:
    — Успокоились!
    И гомон послушно стих. Наконец Коротаев нашёл, что искал.
    — Это база, здесь стоят пять роверов возле модуля «Вигвам». – изображение было более чётким, чем предыдущий вариант. – Шестого я не нашёл, но это не важно… Вот это пятно – грузовой беспилотник. С него всё снято, по крайней мере на платформе пусто. Второго грузового не видно. Он должен был стоять вот здесь, в центре этой окружности. – по изображению бегал курсор, кругами выделяя озвученные точки. – Так что вспышка произошла здесь.
    — А где челнок? – спросил кто-то из присутствующих. – И ещё шестой ровер где?
    — Челнок? – повторил докладчик. – А вот, на самом краю изображения… А ровера я тоже не вижу, но это оттого, что ночное поле зрения у спутников маленькое. Надеюсь, колонисты его для своих нужд увели куда-то…
    — А что говорят сами колонисты? – наконец включилась Марина.
    — Связь… – начал Коротаев.
    Но его перебили:
    — Они ещё спят. Вы же видите, там ночь…
    — Не думаю, что спят. – возразил дежурный. – Там работает связь и наверняка при вспышке проснулись. Но мы не должны им мешать! Они живы, позже сами расскажут…

МАРС. ПАВЕЛ. РЕШЕНИЕ ЛИ
    «Зоя» стоит как мы оставили вчера утром. Челнок и его нижнюю ступень взрыв не задел. Но пыли вокруг прибавилось. Вчерашние следы скрыты, засыпаны песком. Продолжая снимать, заглянул под корпус к двигателям. И тут фонарь на камере погас. Более неприятного момента трудно ожидать. Тьма навалилась и замкнулась.
    Пока нащупывал на рукаве выключатель прожектора случилась вспышка не связанная ни с одним источником света. Долю секунды тень скафандра росла на насадке сопла.
    Обернулся, но никакого света не обнаружил. То ли кто-то шутит, то ли произошло нечто неожиданное. Молнии при здешней атмосфере не исключены, но для этого необходимы напряжения разряда трудновоспроизводимые. Вспышка произошла в стороне от лагеря, что исключает человеческий фактор…
    Щёлкнул выключатель и свет залил ближние окрестности.
    — Что за вспышка? – раздался голос Тефтельки.
    Совсем забыл, что камера включена в локальную сеть, как мы её назвали: «Планета.нэт», и всё, что видит объектив, сеть заливает и в жилой модуль.
    — Не знаю. – ответил. – Что-то за спиной сверкнуло.
    — Метеорит?
    — Очень может быть!
    — Как думаешь, следует будить капитана?
    Будить капитана… В этом что-то было! Но настолько ли опасна создавшаяся ситуация с единичным метеоритом? Да, платформы один больше нет, мелкие камушки от взрыва до сих пор могут падать. И виной всему по-видимому вчерашняя комета. Её пылевой хвост атакует планету со стороны подлёта…
    — Минуту, Женя!.. – предупредил Тефтельку. Знаю способ определить траектории встречи космических гостей с планетой.
    — Внимание! Вызываю Зевс четыре-один! – это опять же способ беседы с искусственным интеллектом.
    С орбиты ответ пришёл через секунду:
    — Зевс четыре-один, слушаю!
    — Рассчитать траекторию движения частиц хвоста кометы по отношению к точке Икс на планете. Время выпадения на поверхность и период вероятных воздействий. Ответ устный!
    Точка Икс – код места нашего лагеря. При этом не нужно сообщать никаких координат. Все координаты прочно зашиты в мозгу интеллекта, как и движения планеты в пространстве. Комета со своим хвостом уж точно известно как пересекает эклиптику в этом районе. Только сможет ли чудовищный интеллект-модератор ядерного буксира просчитать влияние гравитации планеты на частицы хвоста?
    — Для полного расчёта необходимо два часа, сорок две минуты, одиннадцать секунд. Будете ждать?
    Вот уж на фиг!
    — Сократим расчёт до десяти точек по всей длине хвоста!
    — Сокращённый отчёт готов. Сегодня единственная дата выпадения частиц в точке Икс. С часу пятидесяти трёх, до восьми часов, ноль двух минут. И с двадцати двух часов, тридцати семи минут, до двадцати трёх часов, пятнадцати минут.
    — Спасибо, Зевс четыре-один! – после этой фразы Зевс обязан отключаться. Дальше обращаюсь к Тефтельке: – Женя, думаю капитана надо разбудить. Я буду через десять минут.
    Сейчас на часах половина шестого и два с половиной часа будет сохраняться опасность падения частиц кометы.
    Когда влезал в ровер, оглянулся на горизонт, где вчера видел комету. Но комета теперь сияла высоко в небе. Первый раз увидел её так близко!
    И с ней что-то происходило. По крайней мере два хвоста были отделены от комы, головы кометы. Но это всё мелочи… По инерции прошёл в кабину, сел за пульт…
    Но мысли продолжали беспокоить. В конце концов, всё что происходит сейчас, супернеобычно, и под понятие «мелочи» никак не подходит.
    Да, это не мелочи! С кометой вообще происходит что-то необычное. Снова поднялся и выглянул за люк. Камера как прежде в руке, нацелил на комету, включил запись с координатами и примагнитил камеру на верхнюю плоскость фонаря, пусть сама следит за точкой в небе! Залез обратно и тронулся, не закрываясь.
    Снова огибание двухсотметрового «уса» и установка ровера к зарядке у шлюза.
    Когда возникал из гибкой воронки, в шлюзе встретил капитана:
    — Объясни, что случилось? Евгения говорит ты запрашивал интеллект-модератор «Зевса». Это так?
    Начинать с последнего я не собирался:
    — Видел куски платформы-раз. Чёрный бак целый, а рифлёный лист платформы пробит…
    — Не понял!
    Пришлось объяснять:
    — Четыре бака крестом, два с топливом, два с окислителем. Любой бак взрывается и все остальные в клочки!
    — Ну?
    — Должны быть в клочки, но один целый.
    — Ведь взрыв был!
    — Баки... разрушены... метеоритом…
    — Но целый остался…
    — Метеорит вскрыл бак без разрыва оболочки и целый чёрный отброшен потоком газа. Но это не всё! Мы сейчас в потоке метеоритов из хвоста кометы. До восьми ноль двух дождь не прекратится. И потом будет повторение с двадцати двух часов, тридцати семи, до двадцати трёх, пятнадцати.
    — Про метеоритный дождь сведения откуда? С Земли такого не сообщали.
    Пришлось объяснять дальше:
    — Когда рассматривал двигатель нижней ступени корабля, сзади была вспышка…
    — Где-то зафиксировал?
    — Но когда предложил «Зевсу» просчитать выпадение частиц на эту точку, он и выдал эти периоды. По крайней мере платформа поражена не внутренними проблемами…
    — Вот тут ты ничего не докажешь! Взрыв бака сложный процесс…
    — А мнение интеллекта?..
    — Сложная система имеет право на ошибки!
    — А вспышка?
    — Могла произойти в тысячах километров. ФиТ, например, вышел из-за горизонта и сверкнул на солнце. А ты всё под одно… Поэтому иди спать, до утра у тебя ещё есть время.
    — Но комета?..
    — Беру всю ответственность на себя!

Глава 6. НОВЫЕ ВРЕМЕНА

ЗЕМЛЯ. КОРНИЛОВА. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ
    Марина:
    Сирена в Центре звучала впервые. Корреспонденты глядели вокруг удивлёнными глазами. Персонал, знакомый с правилами, но не встречавшийся с этим, тоже был не готов к такому развитию событий.
    Я, лучше всех ориентировавшаяся в местных лабиринтах информации, сразу же устремилась к знакомому кабинету на сорок девятом этаже. Туда же кинулось множество сотрудников, проходящих в кабинет без размахивания бейджиком.
    Попытавшись проскользнуть между ними, получила неожиданный отпор. Коротко вякнула система защиты и на секретаре входа зажёгся красный сигнал. То есть, мне нельзя!
    Шедшие следом, меня сдвинули к стене, и прошли без задержки. За последним дверь закрылась. Бегать, что-то выяснять в такой обстановке бессмысленно. Захар Юрасович пригласит и сам всё расскажет!
    Но дверь за двадцать минут не открылась ни разу. Когда ещё через пять минут оттуда вышел сотрудник и отправился по своим делам, дверь снова закрылась. Нервничать рано, вздохнула и вновь прижалась к стене.

МАРС. ПАВЕЛ. НОВЫЕ ВРЕМЕНА
    Утром даже капитан не стал готовить улыбки для Земли. У нас всё плохо. Первая платформа со всем оборудованием погибла, со второй взрыв смёл остатки железа, нужного нам сегодня. Придётся откапывать оставленные под напором песка роверы.
    А утреннее сообщение от Центра Управления вскрыло правду, которую я ночью пытался донести капитану. А аналитики Земли ещё добавили жару, который касался того, что я видел, но не успел осознать всей опасности виденного. Земной супервайзер успокаивал:
    — Держитесь, колонисты, вы не одни, Земля вас не оставит! Пришли трудные времена, и солнечный выброс, и его встреча с кометой у орбиты Марса никто не ожидал. – он сгоряча назвал планету по имени. – Рассчитать такое стечение событий в долгосрочной перспективе пока невозможно, с подобным человечество ещё не сталкивалось. Но вероятные последствия произошедшего мы анализируем. Столкновение ударного фронта с ядром кометы вызвало разрушение ядра и изменение параметров его орбиты. Теперь крупные осколки ядра массой до двух миллионов тонн пройдут вблизи планеты и гравитационное их разрушение вызовет значительный метеорный дождь. Падения обломков распределятся в экваториальном поясе планеты. – он не стал напоминать, что Жемчужная земля, где мы сейчас, тоже находится в экваториальном поясе. Но супервайзер тут же смягчился: – Особенно достанется равнине Амазония, на неё выпадет около семидесяти процентов осколков. Падение будет длиться несколько суток и точки падения, и интенсивность дождя не прогнозируются – дело случая. Как себя вести решайте сами, но лучше будет вам находиться вместе и в скафандрах, если это возможно. И нежелательно садиться в челнок и стартовать. Космос там мусорный…
    Утешил, называется! Сидите и не рыпайтесь, вас всё равно чем-нибудь прихлопнет…
    Капитан, как всегда, спокоен. И принимает всегда решения самостоятельно. Советы землян может выслушать, а сделает всё по-своему!
    — У кого какие замечания я выслушаю позже. – моё предвидение сбывалось. – Но сейчас хочу извиниться перед Павлом! Надо было вчера тебя послушать. Показалось, ты придумываешь. Прости, Паша!
    Я кивнул. Не ожидал от него такого!
    — Теперь, что касается режима работы. –  он продолжил. – Первые осколки будут здесь только послезавтра вечером. До этого будем заниматься по обычному расписанию…
    И мы занялись обычным расписанием. Никто не возражал.
    Когда к обеду мы с Тихоном раскопали и вывели из песка средний ровер, тот оказался покалеченным. Многослойное стекло фонаря пршито. Отверстие с кулак и мелкие трещины паутиной. Заплатки у нас были только от пулевых пробоин, ими такое не залатать. Но мощный движок ровера помог в раскопке остальных. Поставили ковш и за полчаса разгребли остальные машины.
    На двух роверах, среднем и тяжёлом буровом, Вовчик, Адам Кузяев и Женя снова уехали к месторождениям Южного Компаса. Капитан на моём вчерашнем малом, оставленном заряжаться у шлюза, укатил к «Зое», заряжать её для экстренного старта. Вот кислорода для челнока пока нет, воду мы только нашли, теперь нужно время для производства.
    Приспосабливаемся к новым условиям… Голубоватое солнце привычно висит в зените. Когда оглядывал сияющий горизонт, привлекла внимание вспышка в юго-восточном направлении. Потом там над горизонтом стало подниматься облако. Несмотря на обещанную паузу, падения продолжались. Замеченная вспышка при полуденном сиянии говорила что это не пыль или мелкие камушки хвоста, с неба упал порядочный кус кометы.
    Камера скафандра имеет широкий угол обзора, поэтому такие дальние события различить трудно. Капитан сегодня показал, что не во всём доверяет мне, но мне это безразлично. Позвал его:
    — Капитан!
    Эфир молчал какое-то время, потом откликнулся:
    — Да, Паша!
    — Метеоритный дождь продолжается! Видел на горизонте вспышку.
    Капитан вздохнул. Отменять свои решения он не привык. Ответил просто:
    — Понял!
    Тихон тронул за рукав:
    — Где вспышка? – он оставшийся малый ровер пытался разблокировать из сыпучего плена, поэтому не заметил куда я смотрел.
    — Там! – я указал.
    Облако на севере до сих пор росло. И тут почва под ногами вздрогнула.
    — Что это? – спросили одновременно Тихон с капитаном.
    — Планетотрясение. – вздохнул я. Вовчика, чтобы шутить, с нами нет, пришлось справляться самому.

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ
    — Марина, мне интересно именно ваше мнение. Как вы это оцените? Как будете подавать своей аудитории? – похоже, Ванин решил поработать с медиа серьёзно. – Сейчас я вас познакомлю со свежими данными. Два разных события, как вы знаете, привели к распаду недалеко от планеты кометного тела и разрушению его ядра…
    — Про ядро слышу первый раз! У нас говорили…
    — Я знаю что у вас говорили раньше, теперь буду говорить я! Так вот, разрушение ядра пошло по неожиданному сценарию. Трёхсотметровое тело, которое почти не имело вращения, получило в результате прецессию… скажем так, закрутку. От этого ядро рассыпается. И теперь к Марсу приближается большой кулак: мириады мелких обломков и больше сотни крупных…
    — Так они должны бежать! – задохнулась Корнилова от того как ослепительно и ясно открылись глаза. – Так вот что вы обсуждали!
    — Нет! Мы обсуждали другое. Бежать им нельзя, на орбите до сих пор остаётся хвост кометы, который будет осыпаться в атмосферу ещё долго. Мы приняли решение запретить вылет челнока.  Но это было ещё вчера вечером. Сегодня всё усугубилось и им нельзя оставаться на планете!
    — Так пусть бегут!
    — Такое же самоубийство, только коллективное и произойдёт неизбежно! Шанс останется, только если они успеют создать укрытие.
    — Какое укрытие?
    — Да, Марина! Это глубоко зарытое в склон свободное пространство для жизни.
    — Шахта?
    — На шахту ни оборудования, ни времени у колонистов нет. Будет грот в глубине горы…
    — Ух ты!
    — Времени почти не осталось, но земляне должны получить более позитивную картинку с вашей помощью. Давайте обсудим.

МАРС. ПАВЕЛ. ПРОГРАММА СПАСЕНИЯ
    Всё рабочее проходческое, что оставалось, уже привезли в кратер. Здесь развёртывалась борьба со временем и обстоятельствами.
    Женя-Тефтелька просчитала, что выработка пойдёт быстрее в кольцеобразном отвале образованном падением породообразующего тела. И мы бросили все силы на отвал. Никаких проёмов и туннелей в отвале не нашлось, грунт вынимали и укладывали у нового проёма, укрепляли стены образованной ниши сохранённым термобетоном.
    Скоро в проём можно загнать тяжёлый буровой ровер. Колонистам, которые здесь будут спасаться, энергия его реактора просто необходима. Для жизни здесь только не хватало кислород-генератора. Единственный, годный к перевозке, питал жилой модуль. Запасной остался на платформе-один и теперь обитал разобранным в пыль где-то в окрестностях точки взрыва. Искать-чинить некому, капитан принял решение привезти генератор из жилого модуля в условно безопасное место… Если прилетит что-то тяжёлое, никакие норы не спасут, но от мелких осколков двадцатиметровая защита должна спасти.
    Время ещё было, но падения продолжались и усиливались. Одна из ясно различимых вспышек была утром где-то за стрелкой Компаса. И осколки этого удара сыпались ещё полчаса. Мы даже реагировать на них перестали. Падают, и пусть падают!
    За генератором отправились Тихон с Вовчиком на заклеенном, но всё равно негерметичном среднем ровере. Помочь им поспешил и Адам. Вдвоём эту махину вытащить через аварийный шлюз нереально, втроём должно получиться. И с этого времени жилой модуль перестанет быть жилым!

ЗЕМЛЯ. КОРНИЛОВА. ПОПЫТКА ПОДДЕРЖАТЬ
    Кто не верит, что поддержка родных в тяжёлую минуту должна помочь, тот либо робот, либо просто по молодости не знает жизни. Те ребята, которых забросило так далеко от дома, должны продолжать верить что о них помнят, любят и ждут.
    Марина, приехав в Новосибирск и ещё из космопорта Толмачёва созвонилась с семьёй капитана экипажа:
    — Вас беспокоит ведущая программы «Космос. Прорывные технологии» Корнилова Марина Сергеевна. Можете ли вы, Шарлотта Ивановна, уделить мне немного вашего времени?
    — Вы по поводу Игоря? Боюсь, сегодня ничего не получится. Я не в том настроении.
    — Настроении?.. – удивилась Марина. – Ваш муж находится…
    Сигнал, означающий конец связи пришёл, когда она не успела договорить. Марина набрала снова. Но Шарлотту Ивановну голыми руками не взять:
    — Господи, как вы мне надоели! – и снова «отбой».
    Да что же это! Из-за десятка слов пролетела тысячи километров почти через космос, а мне отказали даже в такой мелочи, как сочувствие и поддержка?
    Такси сел на посадочную площадку на крыше дома через двадцать минут. Закинув на плечо саквояж и подойдя к домофону Корнилова сказала: «Квартира Трофимовых», и, подумав, добавила: «Семьсот шестнадцать».
    «Кто?». – внимательно выслушав, спросил домофон.
    — Космос, прорывные технологии, Корнилова. – ответила она.
    Тут же прорвался голос хозяйки:
    — Корнилова, я же объяснила, что не готова…
    — Всего лишь хочу услышать от вас слова поддержки.
    — Какой?.. А, ладно, заходи! – и замок щёлкнул.
    Когда против лифта начала сдвигаться дверь, Марина была уже готова. Камера незаметно парила у правого виска, звуковой модулятор работал на полную.
    — Здравствуйте! – глубоким загадочным голосом произнесла ведущая.
    И хозяйка, приоткрыв в удивлении рот, широко распахнутыми глазами смотрела, боясь что-то пропустить.
    «Пожалуй, – подумала Марина, – немножко с модуляцией перемудрила» Но эффект оказался сильным и продолжительным! Хозяйка позволила войти, продолжая следить за гостьей в немом восхищении…

МАРС. ПАВЕЛ. УДАР С НЕБЕС
    Небесная конъюнктура жёстко диктовала свои условия. «Дождь» усилился, прямого удара по жилому модулю никто не ожидал. Только одновременно у нас троих связь с ним пропала. Искусственный интеллект скафандра сообщал об этом каждому.
    — Что за чёрт! – это капитан.
    — Что случилось? – Женя.
    Они двое не успели осознать, что туда отправились и уже работали наши, Ремизов, Петрович и кинувшийся с ними в ровер Кузяев.
    — Тихон, Вовчик, Адам, откликнитесь! – рявкнул я, заглушая остальных. В ответ тишина.
    — Женечка, оставайся здесь, мы с Павликом, чтобы помочь… – капитан оставался капитаном.
    И мы оседлали последний средний ровер и, не закрыв люк, рванули следом за ребятами. Когда стали спускаться с кольцевого вала, равнина кипела. Рыжая пыль затянула всё, скрыв рельеф точки Икс. Падение кометных останков не прекращалось. Время от времени над пыльным туманом вскипали фонтаны осколков.
    С востока летели яркие стрелы, оставляя за собой тонкий дымный след. Я не мог отключиться от обстановки, сосредоточился только на дороге, а капитан меня подгонял:
    — Давай, давай!..
    И я давал!
    Несколько раз мы слетали с колеи, но я по памяти возвращал ровер на дорогу. С продвижением вперёд серая пелена густела. Ориентировка по радиосигналу невозможна, для запуска надо останавливаться. След ровера почти незаметен, так как быстро укрывался пылью.
    — Это ненадолго. – говорит капитан. – Пыль сядет и будет хорошая видимость.
    Он на боковом сиденьи и смотрит вперёд из-за моего плеча и дорогу впереди не видит, но пелену различает хорошо.
    Когда теперь будет хорошая видимость? Мы как в мясорубке! И чем дальше, тем хуже… Но пока везёт. И я думаю, чтобы попасть в наш, на максимальной скорости летящий экипаж, природе очень даже придётся постараться. Лишь бы мы сами не наткнулись.
    Уже окончательно потерян след среднего ровера, когда впереди его корма возникла из тумана. Резко сворачиваю, торможу, опасаясь сбить кого-нибудь. Подъезжать сбоку не стал, придвинулся до полуметра к корме, и мы с капитаном выскочили на грунт.
    В ровере никого, рядом тоже. Идём в направлении жилого модуля, а модуля нет! Есть чёрное полотно, укрывающее конструкции базы из двух потерявших зависимость половинок с большой ямой перед ними. Капитан пошёл обходить яму справа, а я к агрегатному отсеку. Все трое оказались там. Вовчик, стоя на коленях, держался за разбитый генератор. Большой осколок камня воткнулся ему в стекло. Адам, запрокинув голову на краю ямы, засыпан камнями. Его шлем вообще без стекла. То есть, оба безнадёжны…
    — Они здесь! – крикнул капитану.
    Один Тихон, мог оставаться живым. Его скафандр целый, укрыт чёрным полотном. Ухватил его за рукав,и потянул наружу. Поднять конструкцию одному невозможно, а за ямой мне стал помогать капитан. Донесли до нашего ровера и положили беднягу в кабину. Теперь нужно взять туда остальных и, даже если дело безнадёжно, пытаться всех спасти.
    Мы подъехали за пять минут, как настоящая скорая помощь! Занялись переноской тел, Женя ничего не спрашивает, не мешает разговорами, но наверняка на связи. По крайней мере, на рукаве её флажок мигает.
    Затащили в тесную кабину последнего Адама, я запер люк, стал заполнять объём кислородом. Через минуту мы прямо у водительского кресла избавились от своих скафандров и стали распаковывать Тихона.
    Теперь в кабине не повернуться! Три пустых, два скафандра с телами и трое без скафандров, при норме в четыре места с водителем. Капитан растолкал всё, чтобы не мешало, и, в отсутствие дефибриллятора, стал умело приводить в сознание Тихона, качать сердце руками. Я пробрался к голове, примкнул ко рту Тихона ручной насос из аварийного НЗ и стал помогать, прокачивая кислородом лёгкие.
    Проходили минуты, но датчик на шее молчит, зрачки Степана Михайловича безжизненно огромные. Мы с капитаном несколько раз менялись, решив, что доведём дело до конца, чего бы это ни стоило!
    Удар по роверу мы за своими занятиями пропустили…
    Внезапно зашипело и воздух затуманился, я повернул голову, увидел глаза капитана и понял всё. Надеть скафандр в этой давке не успеем. Пробоина хорошая, воздух уходит быстро. Теперь уже всё!!!
    Понимая безнадежность этого, мы продолжали заниматься Ремизовым. Капитан на автомате надавливал на грудь, я пытался качать грушу, но воздух уже кончался…
    В кабине стало холодно, затуманенный воздух скручивался воронкой и исчезал, а мы зарыты среди скафандров и ничего не можем…
    Спокойным голосом капитан сказал:
    — Как говорили моряки: рубим швартовы, снимаемся с якоря!.. Но мы… были одними из первых… Паша… Ты молодец… я горжусь…
    Давление упало, капитан говорил глуше. Стихал и гул уходящего в пробоину воздуха. И не было никакой причины не верить, что это и есть судьбина в чистом виде, настигнувшая нас внезапно и в такой неподходящий момент!
    Надежда на хорошее, конечно, должна быть, но бедная Тефтелька теперь одна...
    Пока сознание не мерцает, продолжаю существовать. Это вроде последнего самоконтроля. Окончательного...
    Вакуум крепчает. Звуки стихли. Уже не ответить капитану. Чтобы попрощаться, нащупал его руку и сжал, и капитан ответил…

ЗЕМЛЯ. КОРНИЛОВА. И ВСЁ ЖЕ ПОДДЕРЖКА
    Марина Корнилова:
    — Что бы вы хотели передать своему мужу на Марсе?
    Сниженная мощность модулятора играла теперь в минус. Восхищение хозяйки коченело на глазах.
    — Вы про кого? Про Игоря? Не напоминайте больше про него! Бросил меня одну… Вы знаете как трудно одной?..
    — Но Роскосмос по-прежнему вас поддерживает! – я интересовалась состоянием семей космонавтов. Средства помощи выделялись порядочные даже по сравнению со мной, которая имеет возможность за свой счёт мотаться не только по всей Земле, но и в ближнем космосе.
    — Поддерживает… Даже на хлеб не хватает! – заявила гражданка и оглядела спецкора, как личного врага, с головы до ног.
    В это время из кухни за спиной хозяйки вышел мужчина в мокрой майке и скрылся за дверью в санузел. На хлеб денег нет, а на сантехника есть. Впрочем, не моё это дело.
    — Это вы зря! – сказала Корнилова и прибавила выход модулятора. – Зря! – повторила уже голосом прокурора. – Там ребята погибают за всю Землю. А ты, кого он кормит…
    И поняла, что сказала лишнее и очень непрофессиональное, можно сказать, грубое, бытовое, житейское. Закрыла рот, повернулась и вышла за оставленную открытой дверь. Лифт ещё ждал и принял снова.
    Кто теперь следующий? Придётся как-то отрабатывать коллапс с женой командира Трофимова.

Глава 7. ОДНА СЕКУНДА ОТ ВЕЧНОСТИ

МАРС. ПЛАНЕТОЛОГ ЕВГЕНИЯ. ГДЕ-ТО НА ПОВЕРХНОСТИ
    Женя ждать, когда с ребятами что-то случится, не могла. Она единственная, кто не сможет без них. Земля далеко и ей помочь некому.
    Как водить ровер инструкторы показывали ещё на Земле, но тогда в голове мало что осталось. Большую часть знаний получила от Тихона, как зовут его все. Наблюдала, как он с нежностью относился к этим рычажкам, кнопочкам, джойстикам, как умело и точно мог водить по узким кривым путям.
    Забралась в кабинку малого ровера, закинула на пассажирское сиденье медицинскую сумку на всякий пожарный, и попробовала ехать. Рычаг, который за это отвечал у Тихона, оказался мёртвым, то есть ровер с Женей не хотел работать.
    Немножко взбесилась. Но ведь это уже не поможет! Успокоилась, рассмотрела пульт, там был вопрос: «Оставить люк открытым?» Ну конечно, забыла закрыть. Закрыла и со второй попытки ровер тронулся и поплыл прямо на скалу. Что за бегемот неуклюжий!.. Тут же мысленно исправилась: «Нашей лапочке досталась неумеха!». Схватилась за джойстик и шевельнула, ровер послушно скалу объехал.
    Огляделась куда надо двигаться и туда направила джойстик.
    В горку машинка скользила легко. Надо было только двигаться вслед за оставившим свежий след ровером. В скафандре джойстик слушается плохо, пальцы почти не чувствуют сопротивляющуюся рукоятку. Но снимать скафандр нет времени. Так и ехала. След с расстоянием стал покрываться телесного цвета налётом, но всё ещё был различим и никто его не пересекал до тех пор, пока не встряхнуло. Справа что-то большое взвилось в небо и заплясала пыль. Стекло укрылось словно туманом.
    Как это делал Ремизов, включила очистку стекла, под струями сжатого воздуха стёкла очистились, но видимость осталась плохой, следы ровера исчезли. Можно было просто катиться вперёд, ожидая продолжения следа. Но это теперь ненадёжно! Надёжней запустить автопилот…
    Вспомнилось, автопилот на Земле инструктор использовал несколько раз. Как там?.. Кнопочка «АВТ», надавила… На пульте вопрос, с возможными ответами: «Куда? По координатам. По источникам. По прежнему маршруту». Выбрала второе, снова вопросы: «Радиоисточник? Источник ионизирующий?» Выбрала первое и дальше шёл список всех бывших в памяти источников в зависимости от расстояния. Два первых были недалеко и почти совпадали с третьим, мерцающим как отключенный. Мне туда! Выбрала: «Исполнять». Умный медвежонок тронулся, остановился, немного повернул и тронулся опять…
    Как хорошо, что вспомнила! И через минуту увидела сквозь пыльную пелену аварийные огни. Мигающий синий, если что-то случалось, включается автоматом. Значит что-то случилось…
    Остановка! Вышла на приступку и перескочила на их борт. Какой же у них внутри беспорядок из-за наваленных скафандров. И никакого движения.
    Вспомнила про связь, включила и позвала:
    — Ребята, где вы?
    Никто не откликнулся, и скафандры не шевельнулись. Пересчитала, их было не меньше четырёх. Один лежит спиной вверх, открыт и пуст. Но никого без скафандра не видно. Стараясь разглядеть, сделала несколько шагов и увидела дыру. Дыра была сквозной, вставленный палец перчатки показался с той стороны. Раздумывать некогда, там нет воздуха! Аварийно вскрыла люк на ровере и стала выкидывать пустые скафандры. Бросала под колёса, чтобы не мешали. Два попались с людьми… Сдвинула их и увидела сразу троих без скафандров. Капитана Трофимов, Павел Земнухов и Степан. У Ремизова во рту гофрированная трубка пневмнасоса. Два первых спасали его, пока не случилась дыра.
    Первым схватила капитана, но не смогла развести сцепившуюся руку с Земнуховым. Выволокла наружу обоих, подпряглась и утащила в малый ровер. У ровера люк тоже маленький, кое-как затащила обоих. Замкнула люк и открыла воздух с подогревом. Пока кабина заполнялась, взяла медицинский инвентарь, готовясь реанимировать. Что и как надо делать с остановившимся сердцем меня учили…

ЗЕМЛЯ. КОРНИЛОВА. НЕ ВСЁ ТАК ПЛОХО
    Богашёво, космопорт имени Николая Камова, город Томск. Температура здесь около пяти, идёт дождь со снегом, сильный ветер, погода нелётная, добраться можно только по земле в скоростном метро.
    Семья Ремизовых живёт в коттеджном посёлке, в получасе езды. На всякий случай такси задержала на полчаса. Водитель понятливый, как увидел мою карточку, сразу кивнул: «Иди, подожду!»
    На входе меня встретил какой-то дедок, открыл дверь и жестом пригласил войти. Вся семья в гостиной, смотрит три монитора, где передают срочное сообщение Роскосмоса. Сама я этого не видела, поэтому встала у двери, стала смотреть со всеми.
    Моя сменщица, Чуднова, говорит:
    — …но это предварительные данные, связи с экспедицией по-прежнему нет. Дежурная смена в ЦУПе считает, что им некогда отвлекаться от работ. Со спутников хорошо видно, что челнок невредимый стоит на месте, а остальная часть лагеря скрыта пылью, так называемый дождь из мелких осколков идёт почти не переставая. Повторяю, от экспедиции никаких сообщений пока не поступало…
    Дедок из прихожей притащил стул, поставил за мной и за плечи усадил. Настроенный модулятор отключила, здесь была совсем другая погода.
    Немолодая женщина, сидящая дальше всех, оглянулась, увидала меня, встала и поспешила подойти. Я поднялась навстречу.
    — Мариночка, как я рада вас видеть! – прошептала она мне как своей знакомой. – Вы пришли что-то сказать про Стёпу?
    Я взяла в ладони её руку. Это по-видимому мама Степана Михайловича, Алина Фёдоровна.
    — Нет! Я готовлю материал для поддержки экспедиции. Нужно, чтобы они почувствовали тепло родного дома, которое им так необходимо!
    Вся семья, все восемь человек, сидящие в комнате, при этом встали и придвинулись. Похоже, я случайно включила модулятор и не заметила этого. Сунула в сумочку руку, нет, выключен. Просто эта семья знает и любит мои передачи, ждёт новостей.

МАРС. ПАВЕЛ. ГДЕ-ТО ТАМ...
    Дальнейшее исчезло из сознания. Последнее что помню, рука капитана дёрнулась и всё залил синий свет… Холод, отсутствие воздуха и больше ничего. Пришёл последний срок.
    И... Противно жужжит у уха пчела… Какие тут, к чёрту, пчёлы? Откуда?.. Но противный звук не прекращался. И тут удар!!! Сердце пронзила невыносимая, разрывающая боль! Сознание мигнуло, но вернулось… Разве так умирают, разве не должен прийти вечный покой?
    Жгло лёгкие и я втянул воздух распахнутым ртом. Воздух суховат, но сразу приятным подарком протёк в замёрзшие лёгкие. И те с болью и хрустом стали оттаивать. Вдохнул ещё и закрыл рот. Теперь ничего не мешает забыться.
    Отдать швартовы!..

ЗЕМЛЯ. КОРНИЛОВА. ПОДДЕРЖКА ПРОДОЛЖАЕТСЯ
    Из Томска могла двинуться обратно в Москву. Там живёт семья гражданского пилота, летевшего с Трофимовым на Марс в качестве бортинженера, Земнухова Павла. Он, как видно, непревзойдённый летучий инженер.
    Но почему-то меня потянуло махнуть до Питера. Там ещё более гражданская личность, планетолог от бога, Евгения Александровна Зимина. Я мечтала создать видеоряд о планетологе с помощью работавших с ней людей Роскосмоса.
    Семья, а именно родители Евгении Александровны, оба преподавали в Горном институте. На неделе с утра они работают, а вечером, когда прилетает в Пулковский хаб суборбитальный лайнер из Западной Сибири, они дома.
    Уже в полёте Марина узнала, что связи с базой на Марсе по-прежнему нет, спутники отмечают продолжающееся буйство стихий, а Роскосмос с Росатомом готовят один из лунных буксиров для миссии спасения.
    — Наконец-то. – пробормотала Марина.
    Эти когда-то незнакомые шесть человек, попавшие в такую катавасию, для неё стали ближе родных. Она уже так много знала о каждом, слышала разговоры работавших с ними инструкторов Роскосмоса, знакомилась с семьями героев, интересовалась биографиями. Чтобы не потерять эти связи, на карте Марса разместила оживающие снимки экипажа. И теперь каждое утро начинала беседовать: открывала на стене оживалку и здоровалась: «Доброго времени, Игорь Ильич!» Командир экипажа весело подмигивал, «Как жизнь, Степан Михайлович?», пилот молча кивал. Штурман Вольдемар улыбался, энергетик Адам Анатольевич сквозь открытую улыбку цокал зубами. А великая Евгения Александровна и замечательный Павел Петрович почему-то не отвечали на приветствие. Но всё равно они были своими в её команде.

МАРС. ПЛАНЕТОЛОГ ЕВГЕНИЯ. У РАЗБИТОГО ЛАГЕРЯ
    Время возможного спасения ушло безвозвратно, капитан лежал и леденел. Да и дефибриллятор садился. Евгения ломать капитану рёбра не хотела, но пришлось. Капитан Трофимов единственный относился к ней словно к дочке. Остальные большей частью хихикали, обзывали Тефтелькой…
    Павел – единственный оживший и важно было уж эту жизнь сохранить во что бы то ни стало. Но как? На двоих в маленьком ровере посреди заносимой песком и камнями красной пустыни, только один скафандр. И воздуха здесь, в ровере, осталось лишь на несколько часов.
    В большом ровере, оставшемся в кратере, воздуха больше, но чтобы туда попасть, кому-то придётся делать это без скафандра и ни у кого это не получится.
    Чтобы второй встал и мог идти, думаю, воздуха здесь не хватит, так что придётся самой в скафандре его тащить… и потом снова пытаться оживлять. Справится он или не справится, думать не хотела. Снова села на своё место и нажала «АВТ». Надо выбрать старый маршрут, который вернёт нас в кратер Южный Компас…
    Стоп! А скафандр?.. У Павла был с номером 13 и я его первым сбросила под колёса их ровера. Надо принести. На это у меня только секунды…

ЗЕМЛЯ. РЕЛАКСАЦИЯ
    Марина Корнилова:
    После всех этих бешенных перелётов решила немного отдохнуть в МКЦ. Там был мой собственный кабинет на 29-м этаже. На двери табличка: «Космос. Прорывные технологии». Это теперь кабинет сменщицы, но ключ по-прежнему у меня. Открыла дверь, прошла и закрылсь. Свет включился сам. Температура и запахи те же, как настроила для себя.
    Кресло релаксации из светло-синего амазонита у окна, полчаса и больше ничего не надо. Снова буду как огурчик!
    Полчаса ещё не прошли, а в дверь кабинета ввалилась зарёванная Чуднова, причитая:
    — Издеваются… они все надо мной издеваются! – она даже не обратила внимания, что дверь кто-то открывал и включённый свет заливает комнату.
    Через несколько шагов она обнаружила неожиданного посетителя, замерла, стараясь смахнуть с лица слёзы.
    — Что случилось, Лидочка? – пришлось отключить релаксатор и встать.
    — А, это ты!
    Лида искала на себе платок, но так и не нашла. Я протянула салфетку со своего стола.
    — Рассказывай! – и за локоть повела Чуднову к своему амазонитовому креслу.

МАРС. ПРОШЛИ ВЕКА
    После смерти прошли века… Но я по-прежнему чувствовал разные вещи… Это было совершенно дико, не лезло ни в какие рамки. Чувствовал воздух и холод покрытия, на котором лежу, чувствовал живое тепло чьих-то рук, плотно укутывающих меня, словно ребёнка. Попробовал осмотреться и глаза открылись. Передо мной возникло размытое лицо.
    — Алёнка? – показалось, сестра пришла посмотреть на меня, но та незнакомо качнула головой, чужим строгим голосом велела: «Молчи!» и укрыла с головой.
    Снова закрыл глаза, но думать про смерть больше не хотел. Я жив! Я… жив… Живу и буду жить. И потом с друзьями, когда расскажу, будем вместе хохотать о прошедших веках и как после беспамятства посчитал планетолога Женю своей сестрой…
    А друзья… Тут вспомнил всё, что случилось накануне вечности. Про убитых взрывом Вовчика, Адама и Тихона, которого оглушило, а мы с капитаном так и не спасли. И ещё о капитане… Но тут снова хрустнуло, зашипело и смолкло. Когда выдохнул через рот всё что было и от дуновения ткань взлетела вверх, увидел скафандр №8 с выходящей наружу Тефтелькой… Воздух ушёл стремительно, кожа натянулась до боли и лёгкие снова сохли. При попытке вскочить понял, что плотно укутан и подняться не выйдет. Глаза выпучились и вновь накрыла благодать беспамятства…
    Увидел капитана, он сказал: «Всё нормально, Паша! Это, как у всех…». Когда я отвернулся и пошёл, меня догнал Тихон и пожал руку. Я чувствовал рукой его крепкую ладонь… Потом кто-то смеялся и зелёные листья шуршали на ветру. И мальчик с моим лицом сказал серьёзным взрослым голосом: «Бесконечность конечна, всё только кажется!» И стал зло толкать…
    Потом куда-то повёз на лодке и меня, лежащего, катало из стороны в сторону по плоскому дну и било о какие-то крюки. Поднялся и меня качало уже стоя. Потом резкая остановка, удержался, и голос Жени выкрикнул:
    — Зачем встал, несчастье моё? Скорее сядь…
    Открыл глаза. Стою в малом ровере, сон уходил. Вокруг воздух. Выходит, Тефтелька не вышла, мне привиделось. А она смотрит и молчит. Что не так? Хотел спросить, открыл рот и закашлялся, лёгкие сухие и холодные. Воздух в кабине подогрет, вдыхаю с тяжёлым наслаждением.
    — Ну сядь! – просит Женя.
    — Зачем?
    — Боюсь, упадёшь.
    Я этого не боялся, но послушно сел и огляделся. Сразу начались открытия. В том месте, куда я мог бы упасть, на полу неподвижно лежит капитан, а у люка два скафандра, номер восемь и мой, номер тринадцать…
    Всё было совсем не так, как я себе представлял. Реальность встала во всём своём грязном обличьи. Остались только мы двое, остальных, с кем минуту назад говорил, уже нет. Последним нас покинул капитан, Женя спасала нас обоих, откачивала, и я вернулся, а он не смог. Потом чтобы достать мой скафандр, снова выходила и откачивала второй раз. Вероятно вручную, слева на груди ныли рёбра.
    — Спасибо, Женечка! – прохрипел. – Я твой должник.
    — Это не горит!
    И Женя села на водительское место, мы тронулись снова.
    — Куда мы? – спросил.
    — В Компас! – ответила.
    Едем к месту, где в вырытой нише кратера спрятан тяжёлый буровой ровер. Меня это не волновало. Поэтому поинтересовался:
    — И что там?
    — Там можно прожить несколько суток. Там воздух и энергия.
    — Зачем?
    — Что зачем? – оторопела Женя. И бессознательно остановила ровер.
    — Едем к «Зое»! – потребовал.
    В это время встрепенулся грунт и окрестности заволокло красной дымкой, послышался близкий удар. По стеклу затрещал песок. Вселенная продолжала бой и была уже близка к победе, остались только двое, несколько попаданий и всё будет кончено! Нельзя предоставить ей такой возможности.
    — Но у меня уже настроен софт возвращения в Компас. – планетолог осталась планетологом: в кратер и больше никуда! Она не отдавала себе отчёт в серьёзности нашего положения. Если не спасём «Зою», долго не протянем. Только несколько суток, пока есть кислород.
    Придвинулся к ней так, чтобы у планетолога не возникло мысли не уступить. Как только встала, я сел за пульт.
    — А остальные? – она сразу поняла, что к «Зое» мы едем только с одной целью – бежать.
    — Мы никому не поможем, если погибнем сами. Сядь и держись! - и притопил.
    Автопилот мог бы помочь, безошибочно найдя ракету. Но я быстрее ориентировался на этом маленьком полигоне – точке Икс, я здесь, как у себя дома. Поэтому автопилот выключил, стал работать сам. Благо был без скафандра, руки свободны. Ни разу не позволил разбитым окрестностям сбросить себя с пути.

ЗЕМЛЯ. КОРНИЛОВА. ТОЛЬКО СЛУХИ
    Сидя на кресле, Лида продолжала рыдать, размазывая по лицу парфюмерию. Отчего стала похожа на закамуфлированного боевика.
    — Они всё от меня скрывают. Собираются там в кабинете этого инспектора и шушукаются… А меня посылают! Представляешь?
    — Со мной тоже первое время так было! – вставила Корнилова.
    — Да? А потом?
    Слёзы сразу высохли.
    — А вот так! – Марина подняла к плечам расставленные ладони, будто подчёркивая своё запоминающееся лицо. – Теперь доверяют, и скрывают только то, что нам с тобой лучше и не знать!
    — Ух ты! – всплеснув руками, восхитилась Чуднова.
    — Надо просто перетерпеть и всё придёт. Всё у тебя ещё будет! А сейчас сходи, прими холодный душ. И расскажи, с чего все бежали к генерал-майору.
    — Я только по слухам… Кто-то сказал, что экспедиция погибла.

МАРС. ПАВЕЛ. ДЕЛО РУК УТОПАЮЩИХ
    — По скафандрам! – надавил тормоз и ровер встал.
    — А где? – Женя, пытаясь разглядеть хоть стойку от шасси, вглядывалась в скрытые пылью окрестности.
    Я тоже мало что видел, но знал, что эти несколько метров лучше, не боднув ракету, пройти пешком.
    Песчаный шторм налетал порывами. А с неба продолжало лупить так, что почва вздрагивала. Труднее всех было теперь капитану. Игорь Ильич без скафандра, замотанный только тонким пластиком термоизоляции, лежал у меня на плече, ему это уже безразлично. Но я, чисто инстинктивно, старался укрывать его от пыльного смерча своим скафандром.
    Вот и лестница. Поудобней переложил капитана и стал подниматься первым, Женя за мной. Когда добрались до кабины, пыль внизу стала успокаиваться. Бомбардировка, как видно, стала стихать.
    Люк послушно открылся, приглашая войти. Я кое-как протиснулся с капитаном внутрь.
    — А как же я? – с лестницы спросила Женя. – Я должна залезать раньше.
    — Ничего! – успокоил я. – Будешь бортинженером, я сегодня – пилот!
    Ссадил с плеча Трофимыча на его же штатный ложемент, закрепил ремнями и добавил:
    — Капитан не возражает!

ЗЕМЛЯ. КОРНИЛОВА. ЕСТЬ НАДЕЖДА?
    Генерал-майор Ванин меня ждал. Когда вошла, сразу спросил:
    — Как наши дела? – собрать поддержку родственников, друзей, это его идея.
    — Почти все! – ответила. – Только одна заартачилась.
    — Это кто? – нахмурился Захар Юрасович.
    — Жена Трофимова.
    — Ну, она и в те годы не была подарком! Ладно, всё пока отставь, у нас неприятные новости.
    — Экспедиция погибла? – вспомнила слова Чудновой.
    — Что за разговорчики? Что значит погибла?..
    — Сплетни такие… А что на самом деле?
    — На самом деле?.. На самом деле готовим спасательную экспедицию, без этого они уже не вернутся. Последние снимки с «Зевса» показали, что ракеты нет и «Вигвам» разрушен… Но это ничего не значит! Они были предупреждены за сутки и начали спасательную операцию в Южном Компасе. Я уверен, с ними ничего не случилось, просто зарылись в скалу…
    — И молчат! – догадалась я.
    — Да, боюсь со связью сейчас у них не очень хорошо. Два широкополосника на челноке и «Вигваме» больше не общаются, а из восьми орбитальных ФиТов два замолкли. Поймать в этих условиях станции скафандров почти нереально. Да и прячутся они пока в недоступном для связи подземелье. А сверху такое творится, не пожелать лютому врагу.

Глава 8. ПОРА ДОМОЙ

МАРС. ПАВЕЛ. СИЛЬНОЕ ЗВЕНО.
    Пока вымучивал расконсервацию с пульта пилота, Женя правильно выполнила все операции и герметично заперла входной люк. А топливная система после разблокировки дала сбой, пришлось повторять.
    Когда башня ракеты дрогнула от близкого удара, взглянул на Женю. Тефтелька была вполне адекватна, будто ничего не происходит, следила за бортинженерским пультом и даже чем-то щёлкала. Её этому никто не учил, но критически ошибиться трудно, искусственный интеллект контролирует всё. И вскоре на пульте пилота появился значок «Готовность к старту – 98%». Всё, что превышало 77% касалось только систем пилотирования. Выходило, это только мои системы держали нас на планете. Стартовать при недовыясненности причин сбоя было также опасно, как и оставаться на поверхности под расстрельной бомбардировкой.
    Выключил автопилот, перевёл на ручное. Восклицательный значок остался на краю поля с системами. При этом сказал обязательное:
    — Ручное управление. – и завершил: – Старт по готовности.
    Как и должно быть, восклицательный значок погас и на его месте пошёл отсчёт. Взвыли турбины первой ступени, готовая к рывку, «Зоя» оживала. Когда отсчёт кончится, пройдёт отстрел посадочных стоек, лестницы с площадкой, тяга станет полной. Ноль! Турбины выдали полную тягу и подарком навалилась растущая тяжесть. Мы сошли с поверхности, летим!
    Нижняя камера показывала сияние пыли в точке фокуса тяги. Движки работают без замечаний. На высоте километра пришёл запрос о параметрах будущей орбиты. Задал и оглянулся на экипаж. За стеклом было видно плохо, но похоже Женя не радовалась. Спросил:
    — Женя, как ты?
    — Нормально. – ответила она бесцветным голосом и шмыгнула носом. Плачет что ли?
    — Посмотри на меня.
    — Не буду!
    Точно плачет и не хочет этим огорчать.
    — Ты молодец! Я не ожидал, что из Тефтельки когда-нибудь получится такая боевая. Мы с тобой через такое прошли, что не каждой по силам! Сможем ли спастись и вернуться на Землю ещё вопрос, но я знаю на кого могу положиться полностью. Ты – сильное звено!
    — Не надо, Павел, я уже спокойна. – Женя всё поняла правильно.
    Чтобы не расстраивать вновь, решил не интересоваться отчего плакала. Сейчас не время…

ЗЕМЛЯ. КОРНИЛОВА. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ
    — Я вашу подругу предупреждал, только она кроме себя никого не слышит! – Ванин смотрел на меня сочувственно. – Так что берите, Марина, всё в свои руки и тщательно готовьте свои включения. Я в вас верю!
    — Да, конечно! Но Захар Юрасович, как я могу готовить включения, когда три дня получала только пережёванное. Сначала последнее просею через себя и только потом… Включение вечером пусть будет за Чудновой.
    — Принято! Я дам человека, кто поможет…

ОРБИТА МАРСА. ИНТЕЛЛЕКТ-МОДЕРАТОР ЗЕВС-4.1
    «Наружные антенны устойчиво наблюдают за объектами и ждут. В случае сближения с включается программа расхождения.
    Молчит Марс, молчит Земля, активны только спутники ФиТ с первого по второй и с пятого по восьмой, они сами могут маневрировать, уходя от столкновений, после чего просят корректировку. Рассчитываю и задаю импульсы. Когда возвращаются на прежнюю позицию, связь прерывается.
    Общий опрос о потерях: ФиТ-3 и -4 вероятно потеряны, обращения остаются без ответа.
    Жилые отсеки на борту в режиме ожидания. Когда вернутся люди, всё будет активировано. Реактор, пока нет экипажа, в холостом режиме. Двенадцать панелей радиаторов потеряли герметичность, это на два процента снизит максимум мощности, что допустимо. Программа переключений обеспечила обвод повреждённого.
    Семьсот двадцать восемь ядер из тысячи двадцати четырёх интеллектуального центра продолжают работать. Для холостого режима достаточно двадцати восьми. Они обеспечают все параметры работы буксира.
    Несколько суток как в окружении появилось большое количество неотмеченных объектов с большими скоростями. Уклонение невозможно. Защита справляется.
    Регулярный отчёт составил интеллект-модератор Зевс-4.1»
    Это последняя страница регулярного отчёта, ей больше суток, нового ещё нет.

ОРБИТА МАРСА. ПАВЕЛ. ЧЕЛНОК «ЗОЯ»
    На низкую орбиту вышли уже через три минуты и двигатель благополучно отключился. Теперь нужно определить положение Зевса и рассчитать траекторию сближения. Трасса должна учитывать безумную пляску частиц на орбите. На мониторах в оптическом диапазоне что-то посверкивает, но в радиодиапазоне рисовалась возобновляемая и быстро тающая сетка летящих частиц различного цвета. Цвета от синего до красного говорят о размерах, а цифры, сопровождающие красные траектории, говорят о том, насколько объект опасен.
    Сбивать летящий навстречу кусок материи позволяла многозарядная система защиты. Но количество зарядов ограничено. Причём, заряды могли воздействовать только на лёгкие частицы. При схождении с тяжёлыми мог улететь весь боезапас. Поэтому, махнув рукой, увеличил размер опасных частиц до килограмма, и на мониторе всё успокоилось.
    Антенны беспрерывно сканируют окрестности, не отвлекаясь на такие излучающие тела, как буксир. В таких условиях ждать с ним встречи можно вечно. Поэтому каждые десять минут на секунды менял режим сканирования. И Зевс нашёлся через полчаса. Он выходил из-за горизонта, мы нагоняли его по быстрой низкой орбите.
    Через двадцать минут «Зоя» вышла к точке коррекции и, успешно отработав, изменила орбиту. Зевс приближался заметно, а наша скорость падала и к точке встречи мы приходили с уже разными скоростями. Без ещё одной корректировки, «Зоя» снова уйдёт в нижнюю точку, так как остатки топлива первой ступени кончились и на последующий разгон всего тандема его не было. Поэтому первую ступень на полпути к Зевсу отстрелил. Топлива «Зои» для стыковки достаточно.
    Весь защитный боезапас ко времени второго импульса иссяк. Звон мелких частиц по корпусу доносился постоянным рефреном. Мысленно видел сорванные листы обшивки, вспоротый бак топлива и разваленную кабину. Но о таком лучше не думать!
    К Зевсу вышли в паре километров перед буксиром, после разгона дистанция возросла до сорока, но ушли выше и через полвитка мы оказались точно в тридцати метрах от стыковочного узла. Световые сигналы на штанге отсутствовали. Попытка связаться с интеллект-модераторомом для стыковки не дала результата. Мне в такой обстановке не хватает опыта Тихона, чтобы перейти на буксир.

ЗЕМЛЯ. КОРНИЛОВА. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ
    Что Зевс на орбите Марса потерял связь я узнала раньше всех. Мы с генералом обсуждали свои шаги по выходу из информационного тупика, что случился после разрушения кометы, как в кабинет вбежал специалист по связи Самшитов и кто-то из дежурных смены. Не обращая на меня внимания, оба затараторили, перебивая друг друга:
    — Невозможно контролировать…
    — Вообще вылетел ФиТ…
    — …связь только через РИФ-сеть…
    — …и модератор Зевса перестал отвечать!
    — Замолчали оба! – прервал их Ванин и посмотрел на меня.
    Я кивнула и вышла. Такие пироги! Теперь надо найти Лидочку и мягко объяснить ей, что ожидается информационная бомба.
    Умытая и снова накрашенная Чуднова была на галёрке в командном зале. Она справилась со своими проблемами и уже вела вечернюю трансляцию. Развешенные в воздухе три камеры держали её в своём фокусе, а она, слишком активно жестикулируя, говорила:
    — …как в древние времена в Колизее патриции вместе с рядовыми римлянами определяли конец представления: палец вверх или палец вниз!
    Я встала перед лицом Чудновой и взмахнула двумя пальцами: 2 слова, пожалуйста!
    — И под конец приглашаю включиться в обсуждение вашу любимую Марину Корнилову. Прошу!
    Камеры живо отыскали объект и перенастроились. Я, поправив ближнюю, сказала:
    — У меня только немного информации для следящих за судьбой наших исследователей на Марсе. В ночном включении ожидаются новости! Всем доброго времени!..
    Прощаясь, подняла открытую ладонь.

ОРБИТА МАРСА. ПАВЕЛ. ЧЕЛНОК «ЗОЯ», ЗЕВС-4.1
    Связи нет, но вынудить Зевса принять стыковку можно и принудительно, несильно толкнув его стыковочный узел своим. Настроил стыковочные условия, поменял параметры позиционирования, совместив стыковочные, и дал тихий импульс сближения.
    Держать челнок в створках нелегко, к тому же лёгкая «Зоя» всё время пытается уйти с траектории сближения. И хорошо, что воздействия на корпус «Зои» стихли у борта буксира. Исподволь космос стыковку одобрил.
    Но на последнем до касания моменте, что-то ударило, метка на люке поплыла, стала уходить. Остатки топлива «Зои» не позволяли долго целиться, поэтому дал полный импульс. Вошли в контакт почти безукоризненно. Небольшая болтанка после захвата и щелчки стыковки, говорящие о попадании. Стягивание и гул слияния люков…
    Наконец захват манипуляторами и встраивание «Зои» в конструкцию буксира. Теперь можно переходить. Планетолог отстёгивается и взлетает, я протискиваюсь мимо капитана и хватаю её за руку. Советую, имея в виду люк:
    — Открывай.
    Но открывать пришлось самому. Женя не понимала как без опоры, в невесомости, можно открыть.
    Стыковочный шлюз за люком был заполнен воздухом лишь на 12 процентов, это немного выше давления на поверхности планеты. Что могло быть причиной этого, не суть важно. Воздух мог уйти и при грубой стыковке. В конце концов сейчас для нас можно было бы принудительно вскрыть люк шлюза, даже разгерметизировав жилой сектор. Но я всё же обратился к модератору:
    — Внимание! Вызываю Зевс четыре-один!
    — Зевс четыре-один, слушаю! – ответил Зевс. Связь в шлюзе была.
    — Открыть стыковочный шлюз для прохода в жилой отсек!
    — Не понял!
    Мы с Женей переглянулись. Как это он не понял?
    — Экипаж ждёт в шлюзе! – добавил отсебятину.
    — В шлюзе никого нет. – заявил Зевс.
    Это запредельно! Мы здесь, а он не видит и проходу противится.
    — Зевс четыре-один, проверь камеру в шлюзе и у стыковочного узла снаружи. «Зоя» состыкована, а в шлюзе ждут два космонавта. Открыть шлюз!
    — Ничего не вижу. – возразил интеллект-модератор.
    Ждать пока Зевс увидит, времени нет и я у люка набрал аварийный код: семь «пятёрок» и вслух добавил подтверждение:
    — Миллениум. – а Женю предупредил: – Держись за что-нибудь.
    Это всё было придумано для таких глупых ситуаций, и против этого у интеллекта ничего не было, люк стал наконец открываться. Мы схватились за поручни в шлюзе, но потоков воздуха с борта не последовало, нас даже качнуло немного обратно. Свет зажёгся и мы проникли на борт.
    — Женечка, подожди здесь, слетаю посмотрю разрушения. – попросил я.
    — Я с тобой! – тут же заявила она.
    — Сколько у тебя ещё кислорода?
    У самого в скафандре осталось чуть больше четверти, у неё должно оставаться меньше.
    — Двадцать восемь процентов. – ответила Женя.
    — Ладно, идём вместе.
    И мы пропутешествовали по отсекам и не нашли ничего деструктивного. Всё выглядело идеально, как и оставляли. Правда воздуха не было, мне придётся лезть в жуткий лабиринт агрегатного отсека, в лежбище интеллекта Зевса и систем жизнеобеспечения.
    В камере хвостового шлюза мы вдвоём не помещались, включил фонарь на плече и предупредил Женю:
    — Пройдём туда, защёлкни шлюз входа!
    Если открою воздушный канал, жилой отсек не должен выбрасывать наружу бесценный дыхательный воздух.
    Второй шлюз в кормовой части жилого отсека прошли быстро, на его заполнение воздуха нет. И сразу увидели разрушения. Думать о том успею ли починить, некогда. Скверно, что внешний склад, в котором еда и вода, вскрыт так, будто специально в него целились. Сразу же пробрался к кислородным баллонам. Из тридцати шариков как минимум треть вспорота ударами снаружи. Защита целых баллонов оставила выход в канал заблокированным. Прошёлся по всему пути до отсеков, перепуская воздух по дублирующим магистралям. В общем-то всё сделал быстро, за три часа. Воздуха в скафандре при этом не осталось. Женя снова спасла, предупредив об этом. Чтобы остаться живыми пришлось спешно возвращаться. Система обеспечения воздухом помещений не готова, где-то была повторно нарушена, но для скафандра зарядное устройство уже работает.
    Мы доплыли до скаф-отсека, пристыковались к заправке, всё включилось, зарядка пошла, а я расслабленно выключился и уже ничего не воспринимал.

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ
    Герман Борисович Третьяк на закрытом совещании в НКЦ:
    — Уже три спутника ФиТ разрушены. Что же там такое творится? Как могут при этом выжить колонисты? Как они смогут вернуться, если будет окончательно разбит на высокой орбите буксир? Впрочем, до буксира не добраться, от челнока на планете ничего не осталось!.. И буксир близок к этому, вокруг Марса рассыпано облако кометного материала и время существования буксира теперь исчисляется даже не сутками, часами. Он, в виде мишени, существует в тире, в котором стреляют со всех шести сторон…
    — Почему же не со всех ста?.. – с иронией вставил Ванин.
    — Нюансы… – Герман Борисович даже не задумался. – Трёхмерное пространство подразумевает удвоенность направлений. Значит, с шести...
    — Ладно, с буксиром понятно! – Ванин махнул рукой, – Когда можно будет подходить к Марсу другому буксиру? Можно ли посчитать когда тир утихнет?
    — Ну-у…
    — Примерно через пару месяцев! – вставил своё Лебедев, ответственный за программу исследований, о которой теперь приходилось забыть.
    — Как минимум через год! – исправил коллегу Третьяк. – И к этому сроку буксир ещё не будет готов!
    — Они смогут столько продержаться? Запасов хватит? – спросил консультант Симак.
    — Вряд ли! – не сговариваясь, вместе ответили Лебедев и Третьяк.
    — Кто у нас от корпорации «КосмоАтом»? – Ванин оглядел контингент, сидящий за столом. – Никого? – и тут же обратился к электронному секретарю: – Езерского, генерального директора «КосмоАтом»!
    Через секунду изображение Езерского повисло над столом.
    — Да, Захар Юрасович, что ты хотел? – отвлекаясь от своих дел, повернулся Езерский в сторону генерала.
    — Я же просил, ты почему никого не прислал?
    — А некого! У меня не миллиард сотрудников, а только триста пятьдесят тысяч сто восемьдесят три, вместе со мной. И все заняты, работают в четыре смены… Я могу прислать из группы дизайна, но ты сам от этого не в восторге!
    — Ладно. Тогда сам ответь на вопрос. Когда 4.2 будет готов?
    — Точную дату даже всевышний не знает.
    — Я уверен, ты знаешь приблизительную!
    — Июнь будущего года! Такое устроит?
    — Самое позднее – январь!
    — Шутник! Росатом ещё только начал отливать реактор…
    — Потом мы с тобой побеседуем, но на всякий случай для себя запиши: январь и не позже!
    Изображение Езерского растаяло в воздухе.
    — Все свободны! – выдохнул Ванин и, отпуская, махнул рукой. Но пока все поднимались, добавил: – Кому там ближе, пришлите ко мне Корнилову…

ОРБИТА МАРСА. ПАВЕЛ. ЗЕВС-4.1
    Мы давно брели по унылой бесцветной пустыне. Может сутки, а может и год. И Солнце, белое как снег Солнце, всё время сияло в вышине на чёрном, без звёзд, небе. Высох язык, хотел пить, где-то у горизонта тонкой ниткой стояла среди белых берегов чёрная, бесконечно глубокая вода. Но туда не дойти. А так хочется пить!
    И кружка с холодной водой где-то недалеко, за тем скафандром… хочу скафандр оттолкнуть в сторону, но он смотрит на меня из-за стекла живыми глазами Вовчика… Это так нереально. Вовчик умер и не может из-за стекла...
    Раскрыл глаза, синие полоски на стене и тень моего скафандра. Это же скаф-отсек! Сплю прямо здесь, будто негде больше… И реальность вернулась, сплю во время зарядки своего Альбатроса-МК13, с номером тоже 13. Сколько ещё заряжать? Приподнял левую руку, на сгибе прочитал: «Зарядка полная: Кислород 100%, Энергия 100%, Вода 100%», нажал на «Отключить» и поплыл от толчка остаточным давлением. Оглянулся, ища планетолога, но её нет, ушла.
    А я выспался, хотя с начала зарядки прошло лишь два часа. Пойду найду Женю и надо заканчивать с воздухом и запускать ход. Пора домой!

Глава 9. ПОЛЁТ В НИКУДА

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ
    Марина Корнилова шла по коридору в командный зал, готовилась к утреннему эфиру, когда незнакомый сотрудник в куртке «Роскосмос» остановил.
    — Вы ведь Корнилова? Вас Захар Юрасович просит!
    Шепнула в микрофон менеджеру:
    — Что-то срочное. Зовёт генерал. – и свернула к лифту.
    На 49-м вышла и двинулась к хорошо знакомой двери. Генерал ждал.
    — Марина Сергеевна, у нас сейчас не очень хорошее состояние дел, и… понимаете... результаты будут не такими, как хотим.
    У неё брови вопросительно взлетели.
    — Объясняю. Над Марсом шторм. Будь такое над Землёй, мы бы за неделю лишились всех станций и спутников на орбите. И не смогли бы поддерживать базы на Луне. Земная атмосфера фильтровала бы мелкие фрагменты, но и она не смогла бы остановить крупные. А представьте теперь, что там, на Марсе, где атмосфера в сто пятьдесят раз менее плотная. Там не дождь из обломков, там ливень…
    — Но ведь они в укрытии! – возразила Марина.
    — Да, должны быть. Но пока связи нет. Ни подтвердить, ни опровергнуть…
    — Но вы что-нибудь для этого придумаете?
    — Вряд ли!
    — Неужели ничего?..
    — Пока там штормит, мы ничего не можем…
    — Но ведь там же люди!
    — Да, конечно! И мы делаем всё для того, чтобы они пережили и смогли вернуться. Теперь, Марина Сергеевна, слушайте, это ещё не всё. Спутники наблюдения и связи тоже оказались не вечными. По крайней мере, из восьми пять уже ушли. Оставшихся надолго не хватит.
    — Но ведь там остался, как у вас называется…
    — Буксир? Так вот, он сегодня перестал отвечать на запросы! И улучшения ситуации мы не планируем.
    — Они что, там останутся навсегда? – наконец поняла Марина.
    — Не навсегда, но надолго! Поэтому передайте своему начальству, что воспевание героев космоса, по крайней мере, откладывается на неопределённое время. Впереди, как минимум, два года…
    — А что потом?
    — За ними отправится спасательная экспедиция, которая сможет вернуть.
    — Им два года жить в пустыне?
    — Без риска трудно что-то сделать. Все они знали на что идут и чем рискуют. И фанфары, если будут, то не скоро.
    — Захар Юрасович, а что если спасательная экспедиция живых не найдёт?
    — Вы, Марина, каркаете! Человек, он очень живучий продукт! Но если так и случится, то они сделали достаточно, чтобы следующим было легче и их потеря не сказалась на освоении Красной планеты. Их имена будут носить ещё не названные объекты других планет. Но опять же, раньше времени не будем отпевать.

ОРБИТА МАРСА. ПАВЕЛ. ЗЕВС-4.1
    Женю нашёл в агрегатном отсеке. Решиться выйти в почти открытый космос без опытного напарника и фала могла только она. Женя по схемам большого кондиционера, как мы называли эту систему, сама разобралась в путанице трубок.
    — По-моему здесь должен быть холодильный насос! – встретила меня вопросом.
    — Да. – согласился я, – Только его там уже нет. И запасного нет тоже.
    — Как же быть?
    — Есть резервный воздушный автомат, – успокоил я, – он немного слабее, только надо переключиться, сделать это можно из жилого отсека. Идём обратно! – взял её перчатку и потянул за собой.
    Пролезли обратно, закрыли за собой все люки. На кормовой стенке спортивного зала небольшая ниша, закрытая сдвигающейся панелью. За панелью и находился переключатель. Оттуда же можно было контролировать всю работу воздушной системы. Я запустил её и вместе со скафандром стал отплывать от решёток вентиляции, появились потоки воздуха. Полчаса шло заполнение объёма, давление росло, за отработавшим насосом включился и кондиционер, стала расти температура, пространство буксира стало оживать.
    Когда температура поднялась до плюс десяти, мы оставили скафандры на зарядке и уплыли в командный пост. В адекватности искусственного интеллекта у меня закрались сомнения, поэтому расчёт траектории и запуск ходовых произвёл вручную.
    На буксире травмированы и вышли из строя без малого половина находящихся в наружном вакууме радиаторов, поэтому пришлось на треть сократить выходную мощность реактора. Зевс двинулся. Ожидалось, скоро выйдет из опасной круговерти планеты Марс…
    До посадки, между собой мы весь полёт называли небесное тело только планетой. Это суеверие без какой-либо хиромантии, эпатажа и выпендрёжа. Традиции в содружестве космонавтов вещь священная. И я впервые с момента старта с Луны назвал планету именем римского бога войны. Слишком дорого стоила эта экспедиция! И имя Марс обрело теперь болезненно кровавое звучание, как след массового убийства наших друзей…

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ
    — Срочное сообщение. По сведеньям с индийского радиотелескопа, работающего в точке Лагранж-1, некое тело с работающими плазменными двигателями обнаружено в облаке пыли у планеты Марс, и в данный момент оно пересекает орбиту спутника Деймос, уходя с орбиты. На вопрос: «Можно ли считать это тело ядерным буксиром возвращающим экипаж?» специалисты «Роскосмоса» только пожимают плечами. Добиться внятных объяснений не получилось.
    Однако точно известно, что буксир несколько дней назад получил существенные повреждения и перестал отвечать на запросы Земли. Также остаётся загадкой судьба его экипажа, оставшегося на Марсе. Связь нарушена по причине рассыпания вблизи Марса ядра кометы Чжен-два и выпадения на поверхность планеты твёрдого материала.
    Расследование вела спецкор Лидия Чуднова, канал «Космос. Прорывные технологии».

ЗЕВС-4.1 В ПОЛЁТЕ. ПАВЕЛ
    Мы с Женей больше суток ничего не ели и питьевая вода в скафандрах кончилась давным-давно. Поэтому полчаса отводили душу в невесомости нашей согретой кухни. Пили, сколько хотелось, а ели совсем немного…
    Нам предстоит очень долгий путь, как минимум, больше полугода, и даже если когда-то меню было составлено на шесть персон, благодаря комете к концу путешествия вряд ли останется хоть что-то.
    Женя спросила почему нам так долго? Объяснил, что реактор не может выдать достаточную мощность. Убедительного хода не будет…
    — Так надо об этом сообщить в ЦУП!
    — Надо. – согласился. – Только связи нет, интеллект-модератор Зевса отказал. А настроить диполи без него невозможно!
    — Но ты же можешь всё!!!
    Это меня сразило наповал. Я обычный, как все. И если умею немножко больше среднего уровня, то это отнюдь не всё! Переубеждать не стал, согласился:
    — Ладно, попробую!
    Мы решили, пока опасность разгерметизации от поражения кометным материалом высока, спать будем по очереди в скафандрах, а скаф-отсек держать постоянно открытым. И теперь, когда Женя уходила спать, старался отыскать в электронных документах что-нибудь о настройке связи и модератора.
    Оказалось, что без ВКД, то есть без «ВнеКорабельных Действий», справиться не выйдет. Вся связная электроника там.
    Но сперва стоит убедился, что питание туда приходит и какое-то потребление при этом есть. Уже завтра полезу в кормовой шлюз.

ЗЕМЛЯ. КОРНИЛОВА. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ
    Пока была у генерал-майора, подруга-конкурент Чуднова записала спорный репортаж. Я поняла так, что Лидочка делает себе имя, чего бы это ни стоило мне! Но репортаж принят и уже шла трансляция. Менять что-либо поздно.
    Пошла к знакомому Коротаеву, оставленному Ваниным после его дежурной ночи, и спросила:
    — Что за данные об индийском радиотелескопе?
    Он вздохнул и сказал:
    — Проверяем!
    Я не отставала.
    — Но всё-таки!..
    — Всё-таки?.. Если это так, Марина Сергеевна, то через четыре месяца команда будет на Земле. Или… – дежурный нахмурился. – «Зевс» запустил реактор и стпл уходить сам, без экипажа.
    — А это возможно?
    — Защита от метеоритов записана в каждой лётной программе, исключения только для устройств, рассчитанных на такое столкновение. Буксир может уходить от опасных тел и потом возвращаться на прежнюю орбиту не спрашивая человека.
    — И чтобы определить это мы надеемся сейчас только на индийский телескоп?
    — Нет, конечно. На Луне есть наша апертура, но сейчас она Марс не видит, оборот Луны вокруг оси длится почти месяц. Из одиннадцати действующих только одна сейчас в Лагранже 1 может работать по Марсу… Завтра уже таких будет шесть, а послезавтра – девять.
    — Но сегодня только одна? И вы никак не ожидали, что буксир может ожить и следить за ним до завтрашнего дня не стоит?..
    — Ой-ой-ой, даже не знаю стоит ли на это отвечать? Вы построили вопросы так, что отвечай-не отвечай всё равно мы виноваты. Зачем же так? Бывают всякие ситуации. Прогнозировать всё на свете невозможно. Семь лет назад никто не мог прогнозировать такую ситуацию. Но всё вот так разложилось. Даже в кошмарном сне такое предположить…
    — Невозможно?.. Но раз случилось там встретиться комете с солнечным плазмоидом, я бы всех на уши поставила…
    — Даже позавчера, когда всё началось, было непонятно, к чему приведёт! – раздался голос за моей спиной.
    Повернулась, там генерал Ванин.
    — Всё идёт по самому плохому сценарию… – и он исправился: – по наихудшему из плохих. Предвидеть такое никто из нас не мог даже при желании. Безмерного исторического опыта создателя у нас нет и вряд ли будет...

ЗЕВС-4.1 В ПОЛЁТЕ. ПАВЕЛ
    Она, эта планета до самой посадки казалась загадкой. Тогда виделили всё это иначе. Великолепная красная планета со знакомыми с детства очертаниями пятен, гор и кратеров, она ждала своих первопроходцев. Завораживающе красивая…
    И вот наконец этот кровавый пузырь на фоне звёзд постепенно сдувался, мельчал. Несмотря на слабую тягу, Зевс уходил от планеты.
    Женечка уснула, а я опять заглушил бустеры второго поколения и полез в кормовой шлюз, обязательно закрывая люки. Снаружи было не так удобно как на земных станциях. Там стоит закрепиться при выходе за поручень и умный страховочный карабин будет сам переходить с поручня на поручень, если надо, удлиняя трос. В конструкции Зевса ничего подобного не предусмотрено, цеплялся руками и ногами, специальных поручней нет, а цеплять карабин за непроверенное нельзя. Проверять нет времени.
    Антенная пирамида на Зевсе в двадцати метрах от реактора казалась целой. Но при тщательном осмотре выяснилось: осколок застрял при вводе питающих кабелей и там обрыв. Восстановление – работа не на один выход!
    Застрявший камень выдернул и сунул в боковую сумку-карман. Потом заснял конструкцию со всех сторон. И уже собирался вернуться, когда увидел восход звезды из-за корпуса. Такие явления говорят о неустойчивости позиционирования. Лишённый тяги Зевс получал непредусмотренную прецессию и двигался бесконтрольно. Это вносит не предусмотренный дисбаланс! Стал с плеча снимать весь трёхсотметровый корпус буксира, огибая его вдоль силового шпангоута за жилым сектором. Надо определить, какое из устройств участвует в хаосе и постараться это устранить.
    Когда вернулся на борт, Женя ещё спала. В скафандре пролетел до командного поста. Пилотажный компьютер, отключенный от ненадёжного модератора, уже отметил уход буксира с прежних параметров и запрашивал разрешение на возврат к прежнему курсу.
    Когда ушёл ставить на зарядку скафандр, Женя проснулась и спросила:
    — Как дела?
    — Нормально! – ответил.
    Действительно, по сравнению с предшествующим периодом, всё теперь нормально.
    — Я пойду принесу капитана. – заявила Женя, отстыковывая скафандр от гнезда.
    — Женечка, это ни к чему. Игорь Ильич на своём капитанском месте и челнок больше никуда не летит, в кабине «Зои» вакуум. Холодильники Зевса не для него. Давай будем уважать его покой… Пока рейс не закончен, только он у нас настоящий капитан!
    — Вы, Павел, просто поэт! – в словах планетолога сверкнула ирония. Но смеяться не стал.
    — Нет! Поэт это тот, кто умеет красиво сочинять. Я не умею. Всё, что с нами происходит, это бытовая проза. И кажется, нас впереди ждёт разбирательство… – махнул рукой в сторону воображаемой Земли. – …почему вывезли одного и бросили остальных.
    — А это надо? – удивилась она. – Разве там не понимают?
    — На нашей Земле, Женечка, люди этого не знают, не видели. И они всякие...
    — А я бы посмотрела как эти всякие сами смогут!..
    — Спасибо! – сказал Жене. Ведь она тогда смогла, вернула жизнь. В небе это не требует благодарности, спасать других – святая обязанность. Вместе с нами все, кто тогда погиб, выполняли именно эту миссию – спасение!
    Женя удивилась:
    — За что спасибо? Я должна была как-то спасать себя и сразу пошла за вами. И мне везло наверное миллион раз...
    — А мне повезло только однажды, что в экипаже был планетолог.
    Женя смутилась. И, чтобы только сменить тему, сказала:
    — Мне кажется надо готовить обед. Я такая голодная.
    — А знаешь, мы на этой твоей планете всё-таки насорили! – я тоже менял тему.
    — Как? – удивилась она.
    — Там остался светофильтр капитана. – не стал вспоминать про скафандр, который там остался весь.
    Женя молчала и ожидать можно было всего на свете. Какой будет реакция на такое опасное заявление, я не знал. Неожиданно она рассмеялась! Первый раз слышал как смеётся над моей шуткой. Вздохнул облегчённо.
    Обед Женя принесла в командный пост и мы, успевшие отвыкнуть от этого, снова питались вместе. Я запустил на главном мониторе своё внебортовое видео.
    Просмотр занял много времени. Напарница первой увидела как трепещет звёздочка над дальними радиаторами ядерного сердца буксира. Явная утечка. Запросил пилотажный компьютер о потерях теплоносителя. Ответ пришёл неожиданный: «Потери в пределах допустимого. Последние сутки 15 миллиграмм. Запас достаточный».
    За сутки 15 миллиграмм? Такое вряд ли может сдвинуть тяжёлый буксир и заставить трепетать звезду.
    Женя обожглась горячим напитком и отодвинула от себя «стакан», который остался висеть в воздухе.
    — А что делает программа после разгерметизации горячих трубок? – она, как видно, хотела выяснить кое-что из процессов работы реактора.
    По привычке стал доходчиво объяснять:
    — Теплоноситель должен понизить свою температуру до возвращения в горячую зону. Около восьмидесяти радиаторов излучают тепло в пространство. Если вскрыть трубку одного, система перекроет сразу оба канала на этот радиатор. Если этого не сделать, реактор без теплоносителя придётся глушить.
    — А сколько в наружных трубках может оставаться теплоносителя?
    — Сколько?.. – до меня дошло. – Там реактивной тяги хватает! – и похвалил за идею. – Ты супер молодец!
    Вот что значит гениальная женщина! Мне такое и в голову не могло прийти. Любое отверстие вызывает перекрытие участка. И вся находящаяся в нём жидкая фракция будет истекать из пробоины, создавая реактивную тягу, пока не иссякнет. Пятьдесят килограмм через трещинку сделают смещение заметным! Отсечённый участок системой не учитывается. Защита работает быстро.
    Тоже отодвинул от себя пакет с пюре, вытерся салфеткой и произнёс:
    — Компьютер! Увеличить тягу на десять процентов.
    Это немного, но всё равно поможет.
    — Зачем? – удивилась Женя.
    — Мы до сих пор находимся в кометном облаке, осколки продолжают пробивать радиаторы. Надо ускорить выход. К сожалению полную тягу не вытянуть, спалим реактор. Но ускориться можно.

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ
    — Но всё-таки есть нечто, что должно исправить.
    Странный он какой-то, генерал Ванин. Шёл за мной, чтобы сказать только это.
    Вероятней всего они не могут справиться с ситуацией и обратили серьёзное внимание на то, как будут выглядеть в глазах землян. Выходит, вся поддержка, встречи с семьями колонистов, просто рекламный ход, чтобы скрыть свою немощность…
    Нет-нет, верить такому не хочу. Я, в конце уонцов, делала это по своим понятиям.
    Верю или не верю, никто помешает начать расследование. Просто для себя. Что делать в первую очередь? Здесь в Москве мне доступно узнавать всё из первоисточника, кроме того, что закрыто. Надо самой залезть к индусам, а также определить какие шесть станций уже завтра могут работать по Марсу. Или они все могут и генерал заведомо лжёт?
    Центр по связям работает на шестом. По пути забежала в свой кабинет, сказать Чудновой, что ей доверяю вести весь сегодняшний эфир и снова в лифт.
    Шестой этаж. ОКСС – отдел кооперации со смежниками. Там меня знают.
    — Здравствуйте, Марина Сергеевна! – перехватила меня менеджер по связям. – Чем могу помочь?
    — Вы, Ирочка, поможете если подскажете как связаться с нашими радиоастрономическими обсерваториями! У вас есть на примете специалист, следящий за всеми такими объектами?
    Ирочка развела руками, но тут же, ойкнув, подняла, большой палец:
    — Есть один!
    Речь шла о блоге «Звёздная Радиоволна-2155», основанном в прошлом году «маньяком и проходимцем от науки» Борщовым. Тут же поинтересовалась в Народной Энциклопедии. Маньяк и проходимец оказался научным сотрудником, трудящимся в данное время на Луне в ЦЗЛ. Связь с Луной требовала ожидания, заказала связь и отправилась обратно в свой офис на 29-й.
    — Луна-главная на связи! – раздалось ещё в лифте. Голос молодой женщины.
    — Нужен Борщов Вениамин Терентьевич с ЦЗЛ! – тщательно выговорила я.
    — Как вас представить? – вернулось с Луны.
    Называть себя, как привыкла, со всеми достоинствами не стала, сказала просто:
    — Сотрудник НКЦ Корнилова.
    — Марина Сергеевна — это правда вы? – голос с Луны-главной сорвался, она меня узнала.
    И сразу перед браслетом сформировалось её изображение. Голос без лица был призван делать общение деловым и коротким. Но Марина привыкла к повышенному вниманию к себе. Это уже не радовало, как раньше, но и ещё не раздражало.
    — Мне нужен Вениамин Терентьевич Борщов с ЦЗЛ. – повторила спокойно.
    — Ой, я не забыла, я разыскиваю Борщова. Только он возможно спит, иначе бы откликнулся. – на лице «голоса» сочувствующая тревога. – У них только закончилась суточная смена.
    — Как вас зовут? – глупо о чём-то просить незнакомого.
    — Я, как и вы, тоже Марина!
    — Так вот, Мариночка, постарайтесь сделать так, чтобы Вениамин Терентьевич не забыл связаться со мной.
    — Да... конечно... обязательно…

ЗЕВС-4.1 В ПОЛЁТЕ. ПАВЕЛ
    Снижать мощность плазменных бустеров, затягивая наше, близкое к аварийному, состояние, не стал. Сутки такого бегства должны выгнать Зевс из облака.
    Сел, стал заниматься со снимком радио-пирамиды. На изображении перебит кабель и место среза просмотрел при большом увеличении. Десять мощных оптических пучков требовали недельной работы по восстановлению. Если не найду целый.
    Компьютер откликнулся с задержкой, ответ отрицательный: «Не найден».
    Пойду займусь кислородной машиной. Воды мало, но есть, кислород быстро кончается…

Глава 10. ИНДИЙСКИЙ ФЕНОМЕН

ЛУНА. ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ЗАЛИВ
    Наглый зуммер тревожил и не давал досмотреть увлекательный сон.
    — Борщов, слушаю… – отозвался.
    — Веничка, тут тобой из Москвы интересуются…
    Опять! Как надоели эти любители правды. Отослать, кто бы ни был!
    — Всё, я сплю!..
    — Тебя разыскивает Корнилова! – для Марины с Луны Центральной Корнилова – звехда.
    — Ну, и?..
    — Хочет поговорить.
    — Пусть на Луну полает…
    — Ты дурак! Она сейчас лает по Марсу.
    — А я причём?
    — Ты ей нужен!.. Давай облейся холодной водой и я соединю.
    — Ты соображение потеряла, такой сон перебила!..
    — Пёс твои сны пусть смотрит. Давай, просыпайся!
    После того, как мне закрыли все источники информации, Корнилова может оказаться удачей, за которую стоит бороться!
    Через минуту, когда более-менее привёл себя в порядок и окончательно проснулся, сказал:
    — Давай свою Корнилову, я готов!
    Можно было не так торопиться, Корнилова в пространстве связи возникла только минут через десять.
    — Вениамин Терентьевич?
    — Да, он! – ответил.
    Звук туда-оттуда секунды три, неудобная, но и неустранимая задержка! Ожидаю.
    — Мне представили вас, как специалиста радиоастрономии. Так ответьте, что у нас сейчас может работать по Марсу?
    Не люблю таких, которые сразу всё вываливают!
    — А вас, Корнилова, как зовут? – несмотря на задержку затягиваю беседу. Узнав всё уйдёт, а мне отпускать, не высказав своё, глупо.
    — Марина Сергеевна. – ответила она.
    — Точно? – схамил откровенно, если она выйдет из себя, разговаривать не буду! Мне она нужна послушная.
    — Меня ваша Марина с Луны-главной узнала, она подтвердит. – ответила спокойно.
    — Хвала богу! Вы спросили кто отсюда видит Марс? Записывайте: Лук Реюньон – раз, Эстрейас Церканас – два, Северный на Памире – три, Большой китайский океанский интерферометр – четыре…
    Она перебила:
    — Секунду, Вениамин, мне нужны только видящие Марс сейчас! – по-видимому Корнилова уточняла, когда я только начал перечислять.
    Ответил:
    — Большой интерферометр может видеть всегда и всё, что не загораживает Солнце и планеты!
    — А, прошу простить, остальные?
    — Прощаю! С остальными сложный вопрос. Вам, Корнилова, это зачем?
    Корнилова молчит, ответная пауза затягивается, она решает как ответить. Жду и ответ приходит:
    — Индийский спутник в Лагранже-один заметил отражённый пылью сигнал марсианского буксира Зевс. Мне надо определить, что там сейчас . Понимаете?
    — А что там? – усмешка была тихой, Корнилова, если и заметила, наверняка не поняла к чему. Я добавил: –  Я, например, мысленно уже попрощался с Павликом, Володей, Игорем… со всеми! Спастись невозможно! Таких везений не бывает… Только отъявленные оптимисты могут продолжать верить в какой-то счастливый исход.
    Честно говоря, опять хамил потому, что кое-что знаю и продолжаю надеяться, несмотря на сказанное.
    — Веня, – Корнилова обратилась по-свойски, – вы сейчас говорите с оптимистом в четвёртом поколении. Я отъявленная и очень хочу проследить за буксиром. Неужели вы откажетесь помочь?
    Тут уже задумался сам. Узнай заказчик, что настройка задерживается из-за того, что неделю слежу за экспедицией, полной оплаты не увижу…
    — Марина Сергеевна, видите ли какое интересное обстоятельство. Если скажу и это окажется на вашем канале, мне придётся за это дорого платить. Но конфиденциально сказать могу. – промолчал ровно столько, чтобы Корниловой поневоле пришлось отвечать.
    — О неразглашении поняла, сделаю всё!
    Приятно иметь дело с понятливыми.
    — Только вам! Я знаю что там происходит… – и снова замолк.
    Корнилова нетерпеливо:
    — Ну же!
    Рассказал про свои наблюдения:
    — Зевс медленно движется к Земле! – и добавил: – Вы, Марина Сергеевна, теперь должны помочь мне!

ЗЕВС-4.1 В ПОЛЁТЕ. ПАВЕЛ
    Кислород-мастера запустил. Из воды теперь будет извлекаться кислород, которым мы будем дышать. Жизнь налаживается?
    Реактор уже двое суток гоню вразнос, температура радиаторов выросла до запредельной, сегодня выскочил ещё один. Поневоле пришлось, чтобы не расплавить реактор, немного приглушить. Как мне не хватает Адама Кузяева! Кручу энергоустановку на грани допустимого, наплевав на защиту. Тяга пока достаточная, похоже, из облака выходим. Нам угрожать теперь может только точность наведения. Калибровку по звёздам не проводил, да и не знаю как это делать на звёздном бегемоте. Уже важна связь…
    Летим домой, но как несправедливо обошлась судьба. Остальные всю жизнь готовились совершить этот подвиг, открыть для землян планету и теперь они там, а мы, случайные их попутчики здесь… Меня до последнего дня будет мучать память, что бросил, а мёртвого капитана запер в мёртвой же «Зое». Только чтобы оправдаться сказал Жене про его капитанское место.
    Связь нужна, но с ней, или без неё, буксир будет обнаружен уже без нас.
    Пора делать дело, глушу ход, теперь в скафандр и к пирамиде!
    Женя опять спит, её скаф заперт. Вхожу в свой, просовываю ноги, руки, защёлкиваю люк ранца за спиной и отстыковываюсь. Скафандр сам начинает гудеть, в нос бьёт первая порция сухого воздуха.
    Когда уже работал с кабелем, Женя проснулась и позвала:
    — Павлик, ты где? –  стала звать Павликом.
    — Занимаюсь связью. – ответил.
    — Ты для этого ход остановил?
    — Нам без связи плохо будет. Если не починю, нас не встретят и не найдут. А самостоятельно выйти на орбиту Земли не сумеем. Трофимов с Ремизовым проходили подготовку по межпланетным перелётам, а я только то, что в общем курсе. Там думали, двое – много, теперь оказалось – мало! Интеллект-модератор Зевса нарушен, семьсот двадцать восемь ядер неизвестно куда ушли, только в отдельных узлах остались его элементы. Если бы и этого не было…
    Продолжаю работать руками, заполняю пространство голосом. Женя обычно делала так же. Меняла фильтры, готовила еду, занималась отчётом о прделанной на Марсе работе, рассказывала при этом о происхождении звёзд, планет, о геологии, селенологии и ареологии. Я только просил не напоминать о кометах…
    С Женей мои знания геологии возросли, отвечал на её вопросы почти квалифицированно. Я же для неё озвучивал только свои мысли, как нам сейчас плохо, что Тефтелька отлично понимала и без меня.
    Разговоров о жизни там, на Земле, избегали, но мысли об этом были с каждым из нас, напоминали об оставленом там, о том, что никогда больше не увидим.
    — Да, Зевсу досталось… – Женя заполнила паузу, оставленную мной. – А почему всё-таки эта часть с нами не пострадала? – по-видимому, подразумевала бытовой блок Зевса.
    — Причин много. – меня снова вернули к разговору. – Первая, это броня.
    — Броня?.. – удивлённым голосом спросила Женя. Конструкторы такое в курс подготовки не включали. – Здесь, в космосе?
    Бронёй строение обшивки назвали сами разработчики. Я лишь использовал принятый у нас термин. Для планетолога пришлось пояснять:
    — Конечно броня! Только от военных понятий древности двадцатого века пора уходить, в двадцать первом броня — это лёгкая, объёмная, многослойная структура, способная уберечь внутреннюю обшивку от ударного воздействия тел даже с космическими скоростями. При этом целость большинства слоёв не сохраняется, их задача – рассеять энергию столкновения. Ты, Женя, когда подходили к Зевсу, обратила внимания на обшивку? Там места живого нет, решето. Возможности рассеивания теперь минимальны. Уходим вовремя.
    — Понятно! Но всё же разгерметизация была…
    — Да, это недоработка, которая могла проявиться только в таких условиях. Авария кондиционера. Кислородные баллоны и узлы разводки защищены, а магистраль подачи – нет. Мы это объясним потом…
    Следовало бы добавить «на Земле», но это не должно звучать. Чтобы сменить тему, сказал:
    — Сны какие-нибудь снились?
    — Не спрашивай… – попросила.
    — Опять плохое?
    Несколько раз во сне Женя вскрикивала. До этого дня старался не спрашивать отчего, но сегодня пришла пора задать такой вопрос:
    — Если снится одно и то же, расскажи, сними с себя печаль.
    Нам, когда готовили долго работать в небольшом коллективе, объясняли как это делать и что будет, если не делать ничего.
    — Всё-таки не буду! – Женя оставляла свои мысли недоступными.
    — Плохо. Тогда поговори сама с собой, успокой вторую себя, скажи, что это обязательно пройдёт. Вечного в этом мире ничего.
    Ссылаться на подспудную часть сознания учил большой теоретик психологии с непонятной кличкой Апулей.
    — Хорошо, Павлик! А что снится тебе? – она обратила моё оружие против меня.
    — Греки снятся. – сны не помню, сказал, просто чтобы отстала, но пояснил: – Сны не запоминаю. Прошёл и прошёл. – но тут же я вспомнил: – Один запомнился: участвую во взятии Берлина, скачу на коне по разрушенной улице, а мне навстречу мальчишка с фаустпатроном…
    — Бедный! – неизвестно кого пожалела Тефтелька.
    — Да нет! У парня что-то заело и мы проскакали мимо…
    — Кони твоё любимое?
    — Да, всегда любил этих красивых зверей. Когда учился в Можайке, огорчился, узнав что скафандров для них ещё не придумали. К тому же сердце крепкого коня не вынесет невесомости. Поэтому конь для меня — это кусочек... того...
    Она меня вынудила, я едва удержался от названия дома.
    — Скучаешь?
    Хватит об этом! Вытягивание перебитых линий прошло легко. Склеивание оптоволокон специальным пистолетом почти завершил, оставалась интересная операция – восстановление оптической изоляции. Доделаю, буду проверять заработает ли связь.
    Но заряда пистолета для изоляции, которая загоняла мощность в волокно не хватило. Вся эта распушенная конструкция при включении сияла как ёлочная игрушка на новогоднем празднике. Мощность рассеивалась не доходя до излучателя. Как восстанавливать изоляцию при отсутствии реагента никто подсказать не может. Так что связи нет.

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ
    Продолжать работать самостоятельно Чудновой хватит. В прошлый раз в ночном эфире после моей рекламы она ничего не сказала об отсутствии на орбите Марса буксира, что обещала нашей публике я. Все семьсот секунд перемалывала всем известное. И теперь я всё подготовлю сама и буду в эфире рассказывать то, что узнала.
    Вот мой пятиминутный эфир:
    — Здравствуйте мои дорогие. Всем вам доброго времени! У меня есть несколько интересных новостей, но мне по-прежнему подсказывают о рекламе. Позволю себе не согласиться! У меня достаточно оснований для этого. Сейчас на Марсе настали самые тяжёлые дни, в месте основания земной колонии идёт смертельная бомбардировка метеоритами. Комета Чжен-два, разрушенная солнечным плазмоидом, высыпала свой боезапас на планету. Последствия этого будут сказываться ещё долго и земные колонисты от этого могли пострадать, но… – постаралась затянуть паузу дольше, – …есть достаточно оснований считать, что они в данный момент находятся на корабле «Зевс», который движется по неожиданной траектории к Земле. А теперь реклама!
    — Ты обалдела! Какая реклама? Надо было давить до последнего. – шептал в ухо менеджер. – Если вырулишь, даю рупь за сто, ты станешь непробиваемой звездой!
    Он в своём кабинете не представляет, что его реклама дала звёздности больше. Пока шла реклама, я собиралась с мыслями. Своё время надо закончить ещё одной вишенкой.
    — Сейчас и здесь тоже нелёгкие дни. Весь Центр управления трудится не покладая рук. Нам надо молиться что всё у них получится и миссия на планету Марс будет спасена, несмотря на столь неблагоприятные внешние условия. – подходя к главной теме, начала с известного всем. – Прошло двадцать часов, как радиотелескоп индийского космического центра Сатиша Дхавана обнаружил чёткую отметку работающих двигателей ядерного буксира недалеко от Марса. Но несмотря на многочисленные попытки связаться, ответа нет. У некоторых даже создаётся впечатление, что буксир необитаем и идёт не к Земле, а по случайно выбранному пути. Нет, я уверена, это не так! Когда стало известно, что челнок на поверхности планеты больше не наблюдается, у всех был тяжёлый шок: вот и всё, они не вернутся! Никто не подумал, что челнок стартовал, а экипаж вернулся к буксиру. И вот теперь появились сигналы о работе двигателей буксира Зевс. Именно пилоты запустили программу возвращения. Мне интересно, что на это скажут те, кто уже решил хоронить экспедицию? Кто был рад, что освоение Марса откладывается и все последующие годы человечество не будет высовываться со своей земной колыбели… – и закончила: – Желаю вам только приятных новостей на нашем канале! Вела репортаж Марина Корнилова.

ЗЕВС-4.1 В ПОЛЁТЕ. ПАВЕЛ
    Калибровку по звёздам проводили с Женей вместе. Рассогласование с предыдущим большое, выходим не к Земле, а где-то ближе к орбите Венеры.
    Женя, когда увидела лазерный отметчик дальномера, спросила:
    — Зачем он?
    Объяснил:
    — При подходе к пилотируемым объектам позволяет определять расстояния с точностью до микрона, что важно…
    — А до Земли сможет? – перебила Женя.
    — На больших расстояниях с точностью до микрона не сможет, до планет с атмосферами вообще…
    — На планете без атмосферы смогут его увидеть?
    Так вот к чему этот разговор! Идея, конечно, интересная, но Земля с Луной обращены к нам дневной стороной. На таком расстоянии свет лазера можно разглядеть только в полной темноте и если знаешь точно куда направить телескоп.
    — Нет, боюсь это невозможно даже теоретически.
    — А другие планеты, где есть земные научные приборы?
    — Интересная идея. Только к чему это? Показать, что живы и летим?.. Ни ответить нам, ни определить где находимся…
    Женя вздохнула:
    — Надо подумать. Но должен же быть какой-то способ попросить о помощи… А что у тебя в сумке?
    Сумкой Женя назвала карман скафандра на ноге.
    — А что там? – уже не помню что вложил. Полез перчаткой, нащупал: камень. Тот, что выдернул из оптического кабеля пирамиды. Поиграл им в руке, тяжёлый, и размахнулся, чтобы отправить в свободный полёт.
    — Постой! – крикнула Женя. – Броском нарушишь ориентацию Зевса. Дай лучше мне!
    Ну да, планетологу всё межпланетное интересно. Когда вернулись в жилую часть и вышли из скафандров, она закрепилась в кухне у стола и стала рассматривать камень. Предупредил её:
    — Не пугайся, если включу ход! – и ушёл в командный пост.
    Теперь скорость можно оценивать отсюда, из поста, ошибок не будет. Рассчитал, нужен шестнадцатичасовой импульс коррекции. Маневровыми перенацелил Зевса, проверил системы и включил ход. Отдохнувший реактор легко выдал полную мощность. Он за шестнадцать часов сгореть не успеет.

ЗЕМЛЯ. ОРГАНИЗАЦИЯ ОБЪЕДИНЁННЫХ НАЦИЙ. КОМИТЕТ КОСМИЧЕСКОГО КОНТРОЛЯ
    Постоянный представитель России при Организации Объединённых Наций Дефисов Ангел Альфредович:
    — В пятой статье Договора о принципах деятельности по исследованию и использованию космического пространства упоминается всемерная помощь в случае аварии или бедствия, произошедших в космосе. Происходящее на планете Марс, иначе как бедствием не назвать. Шестеро космонавтов, посланцев Земли в тяжёлых условиях космической катастрофы оказались отрезаны от земной цивилизации. Связь, которую обеспечивали выведенные на экваториальную орбиту аппараты, теперь отсутствует. Почти все оставшиеся орбитальные спутники различных стран получили тяжёлые повреждения или же уничтожены. А на поверхности в это время происходит нечто напоминающее ковровые бомбардировки. Объекты с космическими скоростями разрушают поверхность. Последние снимки не смогли показать различимых деталей поверхности на всём экваториальном поясе Марса. Место основания земной колонии тоже там. Космонавты должны были укрыться в складках рельефа. Госкорпорация Роскосмос готовит спасательную экспедицию к Марсу в начале следующего, 2157 года и просит всех, от кого это зависит, оказать помощь не только в подготовке спасательной экспедиции, но и в налаживании связи с планетой Марс через оставшиеся орбитальные трансиверы. На поверхности остались только рации в скафандрах, имеющие незначительную мощность в коротковолновом диапазоне от ста пятидесяти до ста восьмидесяти мегагерц.

ЗЕМЛЯ. КОРНИЛОВА. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ
    Сказочная работа кончилась. Теперь это и буднями не назовёшь. Весь Центр, включая самого РУП, генерал-майора Ванина, совершенно перестал общаться с прессой. Куда делся любимчик публики Коротаев, без которого вообще ничего не происходило. Да и я сама в том же положении. Тема провала экспедиции перешла к ток-шоуменам, выискивающим кого бы найти виновными, чтоб припечатать.
    А Борщов Вениамин Терентьевич, получив возможность выступить со своей идеей на первом канале, выступил, потом сдал свою работу на Луне, получил деньги и найти его теперь практически невозможно. А так хочется чтобы кто-то небезразличный следил за этим уголком пространства и, хоть иногда, обнадёживал, что всё будет хорошо.
    Но всё плохо. Дождь кометных останков на Марсе продолжается, связи с буксиром нет и буксир признаков жизни не подаёт. Как же там эта удивительная женщина, космический планетолог, согласилась лететь так далеко, на какую-то маленькую неосвоенную планету? Ей сейчас ох как трудно! Надеюсь, ребята защищают и оберегают её!
    Какими же мы раньше были наивными! Казалось, лучше подготовленной экспедиции ещё не было и всё делается для того, чтобы этот успех закрепил и усилил наши позиции в космосе. Какая же это была ошибка! Всего две совпавшие космические случайности вывели из строя всё и поставили колонистов на грань выживания.
    Дошло до того, что представитель России выступил в ООН с просьбой о помощи… Я хохотала до икоты! Хотя больше подошло бы плакать. Неужели мы настолько беспомощны?
    Но в своих редких уже репортажах я по-прежнему светла и лучезарна: «Будьте уверены, космонавты с достоинством справляются с выпавшими трудностями. Надеются на скорейшее разрешение ситуации и мечтают вернуться домой победителями…» Самой от этого тошно!
    Вчера Ванин единственный раз за последнее время снова пригласил к себе. Он сказал:
    — Комиссия по расследованию причин сбоя при посадке на Марс нашла воздействие внешнего фактора, связанного со вспышкой на Солнце. Энергия вспышки вызвала большой поток излучения, задевший до посадки челнок… Не буду излагать всех технических подробностей, просто добавлю, что, падая, пилоты успели переключиться в ручной режим и посадку произвели сами. За пультом тогда был Ремизов Степан Михайлович, пилот свыше!
    Ванин немного помолчал и некстати, переводя беседу в другую плоскость, добавил:
    — Индийские астрономы отказались подтвердить что наблюдали работу двигателей Зевса. Они наблюдают за солнечной короной.
    — А другие тоже за короной наблюдают и ничего не видят? – спросила с возмущением. Борщов просил его частные наблюдения скрывать и я не стала упоминать о том, что мне известно.
    — А кто другие? Никакого сигнала не было и нет. Про тех, кто говорит обратное, у меня большое сомнение. Не думаю, что здесь есть что скрывать… – Ванин врёт даже не напрягаясь.
    Мои догадки подтверждаются. Генерал-майор хочет скрыть истинное положение вещей.
    Есть множество причин снова оставить эфир Чудновой, а самой продолжить расследование.

ЗЕМЛЯ. МОСКВА. ДЕПУТАТ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ БРАСЛАВЕЦ
    Когда генерал Ванин выступал в Госдуме с отчётом о неудачной попытке создать земную колонию на Марсе, я встал и спросил:
    — Уважаемый Захар Юрасович, почему к Марсу была послана только наша экспедиция, почему другие государства не стали участвовать в первой попытке освоения планеты, при всём своём нынешнем совершенстве космической техники, развитии космических технологий и космических производств. Хотя объявили готовность принять участие.
    — Готовность не предполагает немедленно начать. Каждая страна исходит из своих возможностей. У нас была такая возможность и мы отправили нашу экспедицию.
    — И оказалось, что экспедиция совершенно неподготовлена.
    — Глядя в прошлое всегда так кажется. Мы оценивали возможность работы исходя из имеющихся на тот момент сведений.  Мы исходили из самых жёстких условий, но предвидеть системный катаклизм невозможно. Того, что сейчас происходит на Марсе, история не помнит.
    — Пытаетесь скрыть свои ошибки, которые были…
    — Да? – удивился хитрый лис. – Напомните мне.
    И я стал перечислять:
    — Первое: когда челнок садился на планету, и сутки после связь была недоступной. Второе: при посадке корабль промахнулся километров на двадцать и экспедиции пришлось идти до заката пешком. А про комету я уже не говорю. Неужели нельзя было рассчитать время без комет у Марса?
    — Вот вы и определили круг проблем, без решения которых мы ничего не умеем. Я не буду говорить о технологических проблемах, связанных с подготовкой и реализацией проекта, но цивилизация от этого сильно зависит. Не буду говорить о самом экипаже, у которого на экспедицию только одна жизнь. А всё остальное связано с кометой и солнечной вспышкой. Не совпади эти два явления, всё было бы надёжно. Излучение вспышки привело электронику челнока к необходимости перезагрузиться в самый неподходящий момент. Перезагрузка задержала запуск двигателей посадки, экипажу пришлось сажать челнок в ручном режиме. И промах обеспечила автоматика, а не экипаж, за секунды сумевший оценить внезапно возникшую ситуацию и справиться с последствиями.
    Послышались даже аплодисменты. Депутаты Думы мне высказали этим своё недоверие.

Глава 11. ЧЁРНОЕ ПЯТНО

ЗЕВС-4.1 В ПОЛЁТЕ. ПАВЕЛ
    — Интересная, Павлик, картинка. Это отнюдь не минерал!
    Женя впорхнула в командный пост, продолжая держать в руке тот осколок.
    — И что не так? – отвлёкся от вычислений и повернулся к ней.
    — А вот, посмотри!
    Во время выхода в вакуум разглядывать тёмный кусок не было времени. Осколок в её руке действительно выглядел необычно. Такого я никогда не видел, а у меня, поверьте, большой геологический опыт ещё до Женинвх лекций. Камень был чёрным настолько, что даже не отражал свет, сколько мы камень ни крутили у светильника.
    — Ты сказала не минерал?.. – вспомнилась её фраза.
    — Его поцарапать невозможно.
    — Твёрже алмаза?! – в моих понятиях только на алмазе нечем сделать царапину.
    — Нет, алмазом не пробовала, но любой твёрдый предмет проникает под поверхность и тут же выскальзывает наружу не нарушая поверхности.
    — Но поверхности не вижу. Как определить что без царапин?
    — Я хотела сделать царапину, чтобы заглянуть под чёрный слой, а он не сцарапывается. Павлик, а ты уверен, что это не кусок от Зевса?
    — Ну нет! Я таких материалов не знаю. Что-то неземное…
    Я взял камень и сразу отметил большой вес. Ускорение маленькое, но руке пришлось напрячься.
    — Женя, ты массу определила?
    — Да, плотность чрезвычайная. Но ты даже не заметил, когда носил в скафандре.
    — Скафандр сам много весит, – пытался оправдаться, – в нём трудно заметить, но сейчас вижу что тяжёлый.
    — Что с этим будем делать?
    — Это ты теперь внепланетный планетолог, тебе самой и определять.
    — Перестань смеяться, я серьёзно.
    — Если серьёзно, займись сама. У меня к материалам отношение только с практической точки зрения. И сейчас волнует состояние Зевса, сможем ли дойти до Земли. Но если тебе нужна будет помощь, всегда готов…
    — Хорошо, попробую разобраться, и от помощи не откажусь.

ЗЕМЛЯ. КОРНИЛОВА. ОТЛЁТ ИЗ МОСКВЫ
    Не просто оказалось подобрать скафандр, потребовалось сперва изложить детали своей фигуры, потом сгибать и разгибать всё, что во мне сгибается. Робот наконец сказал: «Достаточно». Уже готовый и заряженный Альбатрос-МК7.3 ждал в соседнем помещении. И перед «вхождением», как здесь называют надевание этого устройства, прослушала краткий инструктаж.
    Там я буду по-прежнему та же Корнилова, ведущая программы «Космос. Прорывные технологии», которой необходимо встретиться с Ариэлем Аларконом, частным детективом, специализирующимся на мелких делах с ввозом на Землю незадекларированных грузов.
    О том, что от него надо, пожалуй, разглашать пока не буду. Рано. Сперва требуется выяснить, сможет, и захочет ли мне помочь этот неземной товарищ.
    Скафандр заставили надеть, простите, заставили «войти», и поработать в нём несколько минут. Вышло неплохо. Только пальцы работают с задержкой, пока ИИ определяет усилия.
    Когда «вышла», пустой скафандр упаковали и отправили на Чкаловский космодром ждать когда разделаюсь со своими земными делами и буду готова вознестись.
    Менеджеру сказала, пойду собирать материал для работы, Лидочке передала дела в ЦУПе. Как принято, попрощалась с роднёй, в смысле пообщалась с этим бывшим моим парнем, одна прогулялась по хорошо знакомым местам на берегу Протвы, большей частью из-за того, что в Верее работает хороший мастер порхающей фотоники. Купила у него две камеры с отличным разрешением и прогрой для безгравитационного полёта. Вот, пожалуй, и всё.
    Справилась за три часа и в пять вечера была на космодроме. Времени больше ни на что другое не осталось, мне привезли скафандр, вошла и в нём меня отвезли к лайнеру и загрузили. Сервис на высшем уровне. Никаких задержек и неприятных ощущений. Всё супер! Подвезли к месту, пристегнули, подключили к системам и дальше обычный старт…
    Ещё до выхода из стратосферы, на высоте 39, началось нечто непривычное: небольшая болтанка, какие-то щелчки и завывания. Движки стали громче. При обычных гиперзвуковых полётах ничего такого не происходит, ни болтанки, ни грома. Просто взмываем почти до космоса, и, опускаясь, плавно переходим в нужную точку координат.
    При последнем манёвре на высоте двухсот решилась сама поработать рукой, определив чётко, что низ теперь у меня за спиной, как бы лежу. Здесь на интерфейсе для рук нечто из каменного века: джойстик! Его нужно крутить, чтобы найти и вывести на монитор информацию. Пока не приспособилась, было плохо. Но интеллект ко мне приспособился первым, стал пропускать мою неуклюжесть. И я стала получать всё из первых рук. Высота полёта, расстояние до объекта стыковки, время в любом поясе и фамилии ведущего экипажа. Потом решила выяснить как добраться до Ариэля Аларкона. Ответ был неожиданным: «Аларкон А. возвратится из ЦЗЛ завтра в 23.20 по Гринвичу.»
    Остаётся больше суток! Надо же как ошиблась. Но в Центре Управления меня убеждали, что Ариэль сейчас у себя в каюте Верхнего Новгорода. Шеститысячетонная орбитальная платформа с гостиницей и космопортом, такое лет двести назад называли орбитальной станцией. Висит на высоте пятисот пятидесяти, в очищяемой от мусора, безопасной сфере ближнего космоса – жизненной лагуне у Земли.
    Встретиться с этим типом возможно только здесь. На все звонки он не отвечал, и я оплатила все затраты по подготовке и доставке себя на платформуу. Что сделало меня почти нищей. Один только скафандр стоил 60 мегачасов, что с точки зрения абсолютного большинства моих поклонников и почитательниц заоблачная сумма.
    Теперь придётся ещё платить за гостиницу…

ЗЕВС-4.1 В ПОЛЁТЕ. ПЛАНЕТОЛОГ ЕВГЕНИЯ
    Последний сон, в той ещё жизни, был сразу как мы обосновались там, внизу в большой надувной палатке. Снилось что-то детское, давно забытое… Мама везёт меня к бабушке в Гатчину… Меня обнюхивает её пёс Буфон… птицы порхают по комнате и, неожиданно, грозит мне пальцем из портрета капитан Трофимов. Тогда засмеялась и проснулась.
    После того сны кончились. Реальные события и без того были фантасмагорическими: хождение по Марсу в скафандре, сияющая комета на незнакомом ночном небосводе, вспышки падений метеоритов, торопливая резка ниши, взрывы, спасение Павлика и бегство от преследующего ужаса. И вся та реальность стала снится на Зевсе. Снова боюсь остаться одной, еду на ровере за ребятами и вижу их убитые тела... Но сегодня пришёл странный сон. С чёрным камнем, где-то в орбитальной гостинице вблизи Земли.
    Проснулась в скафандре, потянулась, влажной губкой протёрла лицо. Моргнула, скаф, из которого не вылезла, растаял и я уже там…

ВЕРХНИЙ НОВГОРОД. КОРНИЛОВА
    Вопреки прогнозу, Ариэль Аларкон был в своей каюте, как и обещали в Москве. Здесь, на платформе, никаких домофонов у дверей. Когда по двери шлёпнула ладошкой, та тут же сдвинулась, утонув в перегородке. Хозяин, находившийся у дальней стены, бросил на меня незаинтересованный взор и снова уткнулся в коммуникатор. На моё «Здравствуйте!» – даже головы не повернул.
    Магнитного пола здесь в каюте нет и я осталась висеть у входа. Но летела совсем для другого, поэтому перешла на испанский:
    — Оля, Ариэль! – тоже никакой реакции.
    Голыми руками меня не взять. Активная осада всегда приносит результат.
    — На вас наложено заклятье? – я шутила, но от этого Аларкон вздрогнул и вполне осознанно посмотрел мне в глаза. Я обнадёжила собеседника, чуть шевельнув настройку модулятора: – Снимаю с вас это заклятье!
    Вышло убедительно, но ответ был нежданным:
    — Марина, подождите несколько минут и после я весь ваш! Жду важную информацию. – пояснил и вновь взгляд в коммуникатор.
    Новая неожиданность в том, что Ариэль хорошо знал кто к нему должен прийти и ждал Марину Корнилову. И ещё очень даже неплохо говорил по-русски.
    Ждать теперь моя очередь. Огляделась. Три перегородки в этой каюте Аларкона, назовём их стенами, выглядели как музей. Нет, картин, скульптур, икон или другого культурного наследия здесь нет. Но камни, срезы камней и плоские сосуды с разноцветным песком крепились с трёх сторон. Здесь сотни различных образцов. Всё это великолепие сверкает, переливается радугой между настенными поручнями. И только одно место притянуло взор. Оно пряталось за спиной испанца и, когда тот двигался, большим контрастным пятном мерцало. Словно бездонная дыра в стене, и взгляд в её черноту провалися.
    — Вас это тоже заинтересовало? – Ариэль спрятал коммуникатор и, распрямившись, загородил пятно.
    — Что это? – я достаточно профессионально оттолкнулась от входа и, успев схватиться за потолочный поручень, почти налетела на хозяина.
    — Сам не знаю. Нашёл у одного… – он, подчёркивая недоверие сказанному, кашлянул, и закончил: – селенолога. А откуда получил не сказал. Я потом сдам экспертам, пусть разберутся с этим явлением.
    И Аларкон уступил мне своё место перед пятном. Я спросила:
    — Трогать можно?
    — Си, сеньора! – величественно разрешил детектив.
    Пятно оказалось объёмным, как и другие камни, но продолжало казаться плоским пятном из-за своего глубокого чёрного цвета. Высказалась:
    — Да, это интересно. Так должна выглядеть чёрная дыра…
    — Нет, это исключено!.. Хотя, может, внешне…
    — Внешней формы не имеет совсем. Только полный цвет, без полутонов.
    — Как вы сказали? Без полутонов? Вот я глупец! – и шлёпнул ладонью по лбу так, что я зажмурилась.
    — А что? – я чего-то не поняла про глупца.
    Но когда открыла глаза, пятно и вся художественная каюта Аларкона пропали. Вместо них перед глазами появилась какая-то стенка… Подняла руку, хотела протереть глаза, но не смогла, я была в скафандре. Хотя помню как снимала и запирала свой в приёмном отсеке. Вытянула руку вперёд, она угодила в стену, стена загудела. А скафандр совсем не мой, у моего нет таких жёстких, готовых сопротивляться качанию головы, амортизаторов. Да и обводка стекла красная, а не чёрная. За такой с меня спросили бы не меньше двухсот-трёхсот эм-часов. Шестидесятичасовый был просто единственным доступным для меня…
    Позвала:
    — Ариэль, где вы?
    Нужно выяснить, что происходит и Ариэль – единственный ориентир, существовавший рядом до закрытия глаз.
    Звуки голоса ударили по ушам чужими нотками. Да и такого глубокого вдоха для разговора мне не нужно. Что-то случилось и теперь... Это точно не я!
    Мысль пришла и застряла в голове. Если я не я, то кто же я? Игра слов вызвала улыбку, которая тоже не была моей. Сопротивляясь, натянулись мышцы лица.
    «Я сплю, надо успокоиться! Проснусь – всё пройдёт.»
    Закрыла глаза от этих синих полосок стены и заставила себя расслабиться и дышать ровно.
    — Женя, ты звала? – голос в наушниках.
    Голос чужой. Это точно не Ариэль.
    Надо же какие у меня сны! Я не Женя, Марина. Отвечать потустороннему голосу, сующемуся в мой сон, не буду. Вздохнула и вновь расслабилась…
    И тут в почти разгруженной голове всплыла часть интервью о скафандре с Германом Борисовичем Третьяком: «В скафандре можно спать…» – он говорил это про Альбатрос-МК13, в котором группа Трофимова ушла к Марсу.
    Надпись, выдавленная с этой стороны стекла гласит: «Альбатрос-МК13 № 08». Ух, ты! Я сплю в марсианском скафандре. Марс снится? Вот и нет! Снится невесомость, значит, это не Марс. Снится как лечу на Марс в жилом отсеке буксира…
    Новая мысль: Женя – это Евгения Александровна, выдающийся планетолог… А кто ищет Женю. Может стоит открыть глаза и побеседовать. Это же сон. И я мечтала это видеть после их возвращения…
    Открываю глаз. Картинка та же. Ничего не меняется, стена, полосы, стекло, надпись. Но так у меня не бывает во снах. Всегда новые сюжеты, никаких возвратов и повторов. Значит, на сон не похоже!
    Но верить в реальность происходящего страшно по-настоящему, это отнюдь не самый безопасный вариант. Продолжать прикидываться спящей уже желания нет. Меня запаковали в скафандр, тот самый Альбатрос-МК13. Не знаю как выбираются из этого шедевра технической мысли. И консультантов нет. Решила оттолкнуться от стены и поискать автомат отпирания, упёрлась руками и ногами в стенку с синими полосками, но как ни старалась, оттолкнуться не вышло… Что-то держит и ломать нельзя – цена заоблачная! Стала руками отыскивать кнопку на месте стыковки стены со скафандром и не нашла. Скафандр примыкал вплотную без зазора, будто приклеенный.
    Снова голос:
    — Тебе помочь?
    Попыталась вертеть головой и ничего не вышло, шлем в скафандре не поворачивается и кроме стены перед глазами только рукав с перчаткой. Пытаясь опознать говорившего по голосу, стала мысленно перебирать мужчин экспедиции: Ремизов, Петрович, или, в конце концов, Земнухов, но не Трофимов или Кузяев, двое с особенными голосами.
    Услышала шорох и почувствовала толчок. Спина провалилась назад, и я не выпала только потому, что не пустил затылок. Пригнула голову, выплыла, свои руки из рукавов легко вышли и я попала в чужие.
    — Ты себя плохо чувствуешь? – Земнухов, а это оказался он, взял мою руку и помог достать ноги.
    Ответила:
    — Вроде нет.
    — А что с тобой? Из скафандра сама не смогла выйти и говоришь как-то необычно.
    — Как необычно? – надо же что-то отвечать.
    — Да вот, как сейчас. Я с трудом тебя понимаю.
    Пустыми разговорами я оттягивала момент окончательного выхода в эту невозможную реальность. Здесь всё напоминало реальный мир, даже слишком. И при этом было чужим! Знакомые имена, голоса, даже сюжет знакомый… Но не моей реальности.
    И это не сон, что особенно страшно! Не согласна хоронить свою творческую карьеру и становиться выдающимся планетологом. До сих пор не знаю чем они там должны заниматься. И теперь надо договориться с этим парнем, как его?..
    — Павел Петрович! – вспомнила как зовут Земнухова. – Вы только не волнуйтесь, но я не Евгения Зимина.
    Высказалась, стало проще.
    — Оба-на! – выдал Павел Петрович. – А кто?
    На лице внимательное и сочувствующее выражение. А теперь посмотрим каким оно станет сейчас. Представилась:
    — Корнилова Марина Сергеевна, собкор и ведущая программы «Космос. Прорывные технологии».
    — Неожиданно, очень неожиданно. И давно? – выражение лица у него прежнее.
    — Минут пять… Я только подошла к камню за спиной Аларкона, моргнула и уже в скафандре Евгении Александровны. Сперва думала, сплю…

ПЕРЕХОД. ПЛАНЕТОЛОГ ЕВГЕНИЯ
    Тот камень прятала, как и Павлик, в большой левой сумке скафандра. Засовывать непроверенного состава камень внутрь скафандра не решилась. Планировала сканировать ИК-лазером, если Павлик поможет. Но это потом. Думала, посплю полчаса и за работу. Тем более, что разбираться с материалом это моё профессиональное. В последнее время даже надежд на какие-либо геологические работы не осталось. Как ушли с Марса, бросив собранную коллекцию в тяжёлом буровом ровере, описание осталось незавершённым и образцы утрачены.
    Когда проснулась, была уже без скафандра в каком-то внеземном помещении. Рядом в воздухе застыл мужчина, внимательно наблюдающий за мной. Невесомость полная, я ухватилась рукой за хромированный поручень на стене и перед собой увидела такого же вида камень. Этот был больше и, если такое возможно, чернее. Я погладила рукой «поверхность». Такая же упругая и неподатливая.
    — Сеньора? – по-испански ко мне обратился мужчина.
    Языка не знаю, надо попытаться избежать перевода. Выдала:
    — Вы по-русски говорите?
    — Немножечко умею. – усмехнулся он.
    Немножечко, это всё, что может потребоваться. Задекларировала:
    — Так будет удобней. Вы что-то хотели спросить? – он назвал меня сеньорой не просто так.
    — Думаю, это вы пришли спрашивать!
    В мыслях такого не было. Но вопрос уже вертелся на языке, ждал только толчка:
    — Мне интересен камень. Он у вас давно?
    — Повторить, или вы уже вспомнили? – собеседник попытался сбить смысл вопроса.
    Вежливо возразила:
    — Если не трудно, повторите!
    — Хорошо! Повторяю. Камень у меня недавно. Я говорил, что нашёл у вселенского транспортного жулика. А откуда тот взял никто не знает. Ещё я сказал, что потом сдам экспертам, пусть разберутся.
    — С вашим жуликом поговорить можно?
    — Пожалуй, н-нет! – с подчёркнутой растяжкой сказал испанец.
    — Хоть что-нибудь, имя, кличка, где бывает. – очень стоило выяснить хоть что-нибудь про этот необычный минерал. Терять след не хотела.
    — Не просите, сеньора! – отмахнулся испанец.
    — Вы что, с жуликом заодно?
    — Не надо обо мне думать плохо. Просто такая у меня работа. Я, как вы знаете, частный детектив. И своих источников никому не собираюсь выдавать.
    Играю ва-банк. Говорю:
    — Вы знаете кто я?
    — Естественно! – сказал он с уверенностью.
    Самоуверенный тип! Моя личность не имеет особых ссылок и привязок кроме древней лондонской «фирмы». Но это я нигде не афиширую. Хорошо знают те, с кем работаю и работала. Роскосмос меня, кроме как в экипаже Трофимова, представить не мог, при репортажах в экспедиции старалась не высовываться. Да и лицо без особых отличительных черт, среднее и плохо узнаваемое.
    — Вряд ли! – выДАла результат. И представилась так, как представлял меня экипажу генерал Ванин: – Дама Ордена Британской империи, доктор наук, Евгения Александровна Зимина.

ЗЕВС-4.1. КОРНИЛОВА В ЕСТЕСТВЕ ЗИМИНОЙ
    Земнухов слушал этот бред спокойно, с подчёркнутым вниманием. Собственно как и должен слушать выдающегося учёного-планетолога современности. Но планетологом, к сожалению, я не была.
    — Павел Петрович, только честно, вы мне верите? – а голос чужой, звучит без эмоций.
    Земнухов склонил голову к плечу, думает. На лице ничего не пишется. Человек сам по себе не лживый, но склонный доверять… Нас учили определять состояние и контролировать мысли того, с кем работаем. Вот эти признаки работы мысли: движения головы, ушей, бровей и губ были основными. А положение головы, состояние и подвижность лица говорят о более глубоком, заложенном в сознании. По крайней мере, меня так учили.
    Я ему рассказала невозможное. Интересно, поверит ли этому склонный доверять?
    — Честно говоря, думал, это шутка.
    И это всё что он смог сказать? Ответил бы, что не верит... И я продолжила:
    — К сожалению, не шутка! Скорее это волшебная сказка с плохим концом. А где же остальные? – вопросы о шутке и вере незаметно растворились.
    — Кто?
    — Ну, остальной экипаж: Трофимов, Кузяев, Ремизов, Петрович. Почему мы здесь вдвоём?
    — Как вы сказали вас зовут?
    — Корнилова Марина...
    Не дослушав, Земнухов начал:
    — Так вот, Мариночка, вдвоём мы с Женей и остались. Ещё мы вывезли с планеты тело капитана, но Женя это знала точно… Идём, я буду знакомить с Громовержцем.
    Полное ощущение, всё, что сейчас происходит, для него обыденность, рутина. Я же ошарашена до предела, но взяла предложенную руку и мы по стеночке поплыли к распахнутому люку и покинули отсек с полосатыми стенами.

ВЕРХНИЙ НОВГОРОД. ЕВГЕНИЯ
    Испанец от сказанного захлебнулся и, взметнув брови, захохотал с повизгиванием. Смеялся он с чувством и долго, пока сквозь слёзы не разглядел моё презрение. Вытирая глаза, спросил:
    — Вы что, серьёзно?
    — Успокоились? Тогда рассказывайте! Хочу знать всё про жулика.
    Он отрицательно покачал головой и сказал:
    — Вы шутите! – при этом снова стал задыхаться от приступов хохота.
    Из нас двоих точно один невменяемый шутник, хохочущий над собственными шутками.
    — Прекратите хихикать! И извинитесь. Такого хамства ещё не слыхала!
    Он постепенно успокаивался.
    — А я от вас, Марина, этого не ожидал! Вы прекрасный актёр и держите роль профессионально. Простите, что смеялся. Это нервное!
    Какая Марина? У него не только с нервами проблема, глаза проверять надо.
    — Вы сказали, Марина?..
    — Хватит уже, хватит, я вам поверил. Не разочаровывайте!
    Ну почему он так? Чтобы поправить шапочку, подняла руку, да так и застыла.
    Никогда не носила браслетов, цепочек, серёжек и другой ерунды. Но на руке висел белый браслет с алыми буквами на звеньях. Поворачивая руку, прочла: Л-О-В-А-К-О-Р-Н-И. Какие-такие корни? Все буквы заглавные, звенья одинаковы, точек и пропусков нет. Как же это читать?
    Попробовала читать с другой буквы и тут дошло: Корнилова! Эту фамилию носила та красотка, что весь полёт доносила до экипажа новости с Земли. И имя у неё Марина. Марина Корнилова. Вот так повезло!
    Интересно, как я в новом образе выгляжу? Зеркал у испанца нет. Оглядела комнату и только повернувшись, в закрытой зеркальной двери увидела отражение этой девочки. Хорошо уложенные волосы венчали наряд этого совершенства. Фигурка на зависть, одета как богиня, даже носочки под цвет золота с рубинами. Вот так! А теперь разберёмся с испанцем. Такая внешность должна помочь.
    — Не буду разочаровывать, сразу скажу, в моей передаче вы будете, как говорят, сильным звеном, если сейчас передадите мне чёрный кристалл.
    — Сильное звено — это излишне! Длинную передачу мне не оплатить. Просто сделайте намёк на грозу таможни Ариэля Аларкона, готового честно защищать всех своих клиентов. И камень, Марина, уже ваш!
    В подтверждение сказанного гроза таможни снял со стены камень, отлепив от него магнит и вложил мне в руку тяжёлое чёрное пятно. Раз игрушка в руке, пора делать ноги! Точнее, руки. Незанятой рукой дотянулась до потолочного поручня и свободно поплыла к двери. По пути вспомнила единственное испанское слово, которое говорил отец, уходя на работу. Повернула голову к Аларкону:
    — Адьёс, Ариэль! – и усмехнулась его восхищённым глазам.

ЗЕВС-4.1. КОРНИЛОВА
    Конечно Зимина была выдающимся учёным, но почему так неудобно работали её выдающиеся руки. Всякому движению предшествовало определение соразмерности усилий. Рукой поймать поручень не всегда получалось с первого раза, так что здешняя невесомость оказалась коварной. И магнитных дорожек здесь не было совсем. Передвигаться приходилось исключительно на руках.
    Как выглядит кухня в таких местах знала только из чужих съёмок, за 28 лет первый раз оказалась так далеко в космосе. Впрочем, что это я? Настолько далеко от Земли до меня были лишь шестеро первых. А я сейчас и шестая, и седьмая. А ещё один из этих первых, Павел Петрович, привёл меня в конце путешествия на кухню своего Громовержца.
    — Не знаю как ты, но мы с Женей должны немного заправиться.
    Он достал из ящика два пакета, профессионально заправил водой и сунул в термоподы. При этом иногда бросал взгляды в мою сторону. Точнее сказать, в сторону Зиминой.
    Даже не знаю с интересом он на неё смотрит или с безразличием. По лицу определить трудно, никаких эмоций. Или безразличен, или профессиональный актёр, умеет держать себя в руках.
    Ёмкость воды с зеркальной плоскостью оболочки. Сперва не хотела смотреться, опасаясь разочарования, но потом взглянула. Да, для данной ситуации мы с ней выглядим неплохо. Мне, чтобы не выглядеть на платформе мочалкой, пришлось профессионально уложить волосы. Женя же носила синюю шапочку с красными буквами. Поправила выбившийся из-под синего жёлтый завиток и улыбнулась отражению: «Привет, первая женщина Марса!»
    И тут вспомнила о своей профессии. Я здесь так и не узнала ничего. Это даже не плохо, а очень-очень плохо. Повернулась к Земнухову, а перед лицом застыл протянутый мне пакет. Взяла, сказала: «Спасибо!» И внутри тут же появилась пустота, требующая немедленного заполнения. И это было точно не моё, это всё Евгения Александровна Зимина, великий планетолог хочет есть.
    Когда скромный обед, или что там было, закончился, я вокруг всё увидела другими глазами. В смысле, своими собственными.
    Я реально на буксире Зевс-4.1 в этом никаких сомнений. Из шести летевших осваивать Марс, осталось двое: я и Земнухов… в смысле Зимина и Земнухов. И сразу же возникли вопросы: почему двое? где остальные? что было там на Марсе? как удалось выжить и спастись? в каком состоянии Зевс? почему отказались от связи? И ещё, что хотели бы передать Земле?
    Ведь если сумею вернуться, то стану единственной, кто знает всё.
    Когда Павел Петрович складывал пустые упаковки в контейнер переработки, я начала:
    — Надо поговорить.
    Тот, салфеткой вытирая руки, кивнул. Значит согласен. А мне тут же пришла новая мысль, и я её озвучила:
    — Почему Зимина… – начала я.
    — Женя. – уточнил Земнухов.
    — Почему Женя была в скафандре? – тут же вернула себе инициативу.
    Меня стало это волновать, когда решила, что скафандр – способ защиты. Зимина решила, что Земнухов опасен и защитилась от него, спрятавшись в скафандр. Очень даже реальная версия!
    — А ты как думаешь? – проницательно посмотрел на меня он.
    — Как я думаю – другой вопрос. Сначала хочу слышать вашу версию.
    — Мою версию... – повторил он и поморщился. – Это у меня не версии, а факты. Ещё на орбите планеты буксир потерял свою броню, также значительную часть радиаторов охлаждения реактора, половину запасов кислорода для дыхания и весь электронный интеллект. У нас до сих пор не получается запитать антенну и связаться с Землёй. Спать на этом аварийном судне безопасно только в скафандре. И мы спим по очереди… Годится версия?
    Ух ты! Я действительно неправильно ставила вопрос. Просто не подумала. Но и новый вопрос появился не от большого ума:
    — Что, всё так плохо?
    — Нет, есть кое-что гораздо хуже. Запасов воды почти нет. Мы можем остаться без кислорода дней через сто, если дотянем. Потому что еды, при всей экономии, осталось ещё меньше.
    Только тут поняла, чем Земнухов отличается от своего изображения, полученного при старте экспедиции. Эта картинка экипажа у меня с тех пор на рабочем столе. Ввалившиеся щёки, потемневшие мешки под глазами. Снова взглянула на собственное отражение на зеркальном баке. Они с Зиминой явно недоедали и недосыпали. Много работали чтобы довести до Земли этого увечного монстра.
    Я кожей почувствовала, как торпедами проносились мимо мириады камней, каждый из которых способен вскрыть потерявшую защиту оболочку, внутри убив всё живое. Мысль об интервью испарилась.
    — Я могу чем-то помочь?
    — Как думаешь, Марина, где сейчас Женя? – Павел Петрович следовал своим мыслям.
    Вопрос озадачил.
    — Женя?..
    Не знаю куда махнула душа планетолога. Следить за ней не могла, прыгнула сюда сама не знаю как и почему. И выдала более реальное резюме:
    — Возможно там, где была я.
    — А ты была?.. – глянул на меня Земнухов.
    — Над Землёй, на платформе Верхний Новгород.
    — Вот даже как... – он опустил глаза.
    — Я там была в каюте детектива, смотрела камни…
    — Детектив камни собирает? – вяло удивился Земнухов.
    — Он ловит нелегальных грузоотправителей. Камни – это от них. Один у него без полутонов, такой чёрный…
    — Какой чёрный? – Павел очнулся и стал смотреть напряжённо.
    — Чернее не бывает! – заставив его слушать себя, радовалась. Своё профессиональное всё-таки не спрячешь.
    — Одну минуту!..
    Он оттолкнулся от стены и проплыл в сторону оставленного открытым люка, откуда мы пришли для осмотра его Громовержца. Я за ним.

ВЕРХНИЙ НОВГОРОД. ЧУДЕСНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ
    Говорящий браслет привёл в отсек с бесконечным множеством дверей, стоящих вплотную. Навстречу попался мужчина с сияющими глазами.
    — Без вас, Марина, стало скучно. Возвращайтесь скорей! – как-то странно отдал честь и не оглянувшись исчез за закрывающимся люком.
    Передразнила:
    — Возвращайтесь… – и спросила пустоту: – А как?
    «Шкаф ноль, ноль, ноль, три, семь». – ответ в ухе.
    Пошла искать указанный шкаф, если это и есть путь к возвращению.
    Вот он шкаф три нуля тридцать семь. На стрелке, направленной на выступающую ручку, стилизованный папиллярный узор, значит сканер отпечатка пальца. Берусь за ручку и дверь, разламываясь, отплывает. Внутри, сиреневого цвета с чёрными полосками лёгкий прогулочный скафандр. Вытакскиваю, придётся надевать. Ставлю перед собой на металл дорожки, у него тоже магниты на подошвах, и с ног начинаю вхождение. Камень пока не мешает. Просовываю правую руку и голову внутрь, а левой заношу камень перед собой и отпускаю чтобы вставить левую в рукав.
    Камень перед стеклом, взять легче лёгкого! По ощущениям слежу как пальцы входят в перчатку. Когда вставила, облегчённо выдохнула и тянусь к камню, а он куда-то уплыл. Глаза открываю, передо мной Павлик. Моя левая рука без перчатки у него перед лицом.
    — Я, Марина, тогда не ответил, но поверил сразу. Прости, задержал. – так он истолковал своё возникновение.
    — Да ну! – меня это ошеломило.
    Но больше поразило что голос в ухе не обманул. Как и обещал, вернул...

ЗЕВС-4.1 – ВЕРХНИЙ НОВГОРОД. КОРНИЛОВА
    Когда Павел прошёл в люк и поплыл к скафандрам, я за ним. Земнухов начал обыск. Шарил в скафандрах. Из кармана ближнего вытянул что-то чёрное. Я подплыла и разглядела в руке маленький аналог камня Ариэля.
    — Такой? – Павел протянул мне и я взяла.
    — Тот больше. А зачем он?
    Павел смотрит не моргая и молчит. Я в пальцах не удержала, камень выскользнул и поплыл. Мы вдвоём кинулись ловить и стукнулись лбами. Вместе сказали: «Прости!» – и я рассмеялась.
    — Это явление природы, и оно неподвластно нашим желаниям. – видимо он ответил на вопрос «зачем».
    Но у меня ещё куча других вопросов.
    — Тогда к вопросу о доверии. Я спросила: «Вы мне верите?» и вы ничего не сказали.
    Был ещё вопрос о трассе полёта, гораздо более важный. Но спросить не успела. Снова очнулась в скафандре. На этот раз в своём, с чёрной обводкой стекла. Значит я вернулась и снова в Верхнем Новгороде. Цифры на левом запястьи отсчитывали время до ближайшего рейса на Чкаловский. Всего осталось 6 часов, 11 минут с секундами. На посадку надо прийти за полчаса до отправления. Так что у меня вагон времени, чтобы уговорить Аларкона отдать тот удивительный камень.
    Когда рука опускалась, то что-то тяжёлое, висевшее в воздухе, задела. Я обомлела. Большое чёрное пятно плавало у ноги. Теперь никуда ходить не надо, камень смогла забрать у Ариэля моя космическая сменщица. Какая же умница эта Женя!
    И теперь шестичасовая пауза в моём полном распоряжении. Мне срочно надо связаться с руководством Роскосмоса и менеджером канала чтобы донести информацию об экипаже до землян. Связь с платформы на Землю идёт через толпу орбитальных трансиверов и стоит каких-то не маленьких часов. Поэтому двинулась в сторону пассажирского терминала, достала из саквояжа пару новых камер, развесила в воздухе, настроила и стала писать черновой вариант:
    — Доброго времени всем! С вами снова Марина Корнилова. Есть эксклюзивная информация о колонистах Марса. Всем внимание! Там на Марсе живых не осталось, но двоим удалось спастись. Сейчас они на израненном буксире Зевс вырываются из расползающегося кометного облака и находятся где-то в космосе без связи, без воды, кислорода и еды. Если никто не поможет, они обречены. Простите меня за плохие новости. Но это правда! С вами всегда Корнилова Марина.
    Вспомнила о несчастных и на глаза не к месту навернулась слеза. На черновик это не попало, успела отключить, но сказать важное успела. Чтобы не разговаривать с менеджером вхолостую, отправила запись на канал с бесплатным интернетом. Пусть она звонит за свой счёт. Или РУП, генерал-майор, тоже. Времени в денежном выражении совсем не осталось.

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ. ВАНИН
    Когда пресс-адъютант показал последнее выступление Корниловой попавшее в эфир, чуть не сделалось плохо. Что же она себе позволяет? Это откровенная провокация! Начнутся запросы, волнения, звонки… Хоть бы позвонила, спросила. Мы для неё открыли всё, работали вместе…
    Сказанное является бредом, никаких сомнений. Сочинила и тут же на канал! Неужели думала, что пролезет?
    — Послала с платформы Верхний Новгород. – пресс-адъютант говорил быстро, почти не делая пауз. – По запросу, через два часа челнок будет над Чкаловским.
    — Там у нас кто-нибудь есть?
    — Можно запросить транспортную прокуратуру. Они организуют встречу и привезут к нам.
    — Всё под твою ответственность. – поручил исполнять и подстегнул: – Давай! Как приедут, сразу ко мне.

Глава 12. КРОВАВАЯ ПЛАНЕТА

ЗЕВС-4.1. ПАВЕЛ
    — Да ну! – невпопад воскликнула Марина, с удивлением оглядывая пространство скаф-отсека.
    При этом в ней что-то неуловимо изменилось. Пригляделся и по выражению лица понял, что это Женя. Женя вернулась. Даже дышать стало легче. Этой корреспондентки «Космос и так далее», здесь уже нет.
    — Женя, как же рад слышать тебя снова! Ну и как там, у Земли?
    — Ты успел познакомиться с земной красоткой? – она знает даже с кем менялась.
    — Я рад, что ты вернулась, Тефтелька!
    Подхватил плавающий рядом камень и, как презент, протянул ей.
    — У нас ещё столько работы, Павлик. Убери его подальше, меняться больше не хочу.
    — То есть и ты считаешь, что переход был из-за камня?
    — Из-за камней! – исправила она.
    — Конечно из-за камней. Маленький здесь, большой там. И оба в каком-то измерении связаны…
    — Как связаны?.. – не поняла она. И тут же ответила: – Но это только твоя гипотеза. Мы бессильны, всё происходит так, что нечем проверить.
    — Но результат есть… был… Этот переход.
    — Ты, знаешь, Павел, хочу исследовать состав, но у меня здесь ничего нет.
    — Там, на Земле, это сделают без нас…

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ. ВАНИН
    Эта Корнилова зашла в кабинет так, будто всё нормально и ничего такого не сделала и сразу полезла в конфликт:
    — Наконец-то! Генерал-майор меня ждёт, а ещё недавно не хотел разговаривать.
    Пресс-адъютант нёс за Корниловой какой-то тяжёлый пакет.
    — Что там? – спросил у него стараясь игнорировать выскочку.
    — Какой-то камень.
    — Да? – не поверила Корнилова. – Ну-ну…
    — Открой! – приказал адъютанту.
    — И поосторожней! – выскочка и тут постаралась вставить слово.
    Камень, упакованный в стандартный роскосмосовский фольгированный пакет с глубоким карманом, наконец извлечён.
    — И зачем он здесь? – снова спросил адъютанта.
    — Отказалась оставить в камере хранения! – выдал тот.
    — Это моя собственность, имеющая значение и для вас, генерал!
    — Она так заявила! – кивнул адъютант. – Сказала, генерал-майор будет рад.
    — Ладно, тогда пусть говорит! А камешек убери отсюда от греха… Пусть проверят на ВВ!
    — Не трогать! – внезапно крикнула Корнилова.
    — Здесь только я могу приказывать и кричать! – спокойно объяснил ей.
    — Мне что, выйти за камнем, чтобы и меня проверяли?
    Пожалуй, она права. Но признавать, что немножко перегнул, не стал.
    — Это успеется. – сказал обоим и махнул рукой адъютанту, чтобы камень оставил. И снова к Корниловой: – Помнится вы, милая, заслали фальшивку в свой эфир! Давайте, отвечайте, я вас внимательно слушаю.
    — Вы то, что я пережила, назвали фальшивкой. Как вы это, интересно, определили? По случайному взгляду в окно? Или высосали из пальца…
    — Говорим конкретно! Никаких унизительных замечаний! – голос пришлось повысить.
    Но и она спуску не дала:
    — Конкретно говорить буду только тет-а-тет! – явно намекала на лишнего адъютанта.
    Не хотелось, но лейтенанта отпустил и, когда ушёл, сказал:
    — Продолжай. – с провокационным намёком.
    Она не оценила и опять начала с камня:
    — Эти камни, мой и тот, что оказался у Зиминой, осуществляют обмен сознаний. Я, когда подошла к камню тут же оказалась в буксире Зевс…
    — Что ли такой телепорт?
    — Там я оказалась третье, вселилась в Евгению Александровну, а она в это же время оказалась у Ариэля Аларкона в Верхнем Новгороде.
    — Она вам так сказала? – усмехнулся. Хотелось поймать её за язык и привести в адекватное состояние. Болтовнёй она провоцировала к подстреканию.
    — Мы не общались, но она смогла забрать этот камень... – показала на лежащее на столе, – …у Аларкона. Когда я вернулась, он плавал рядом со скафандром... – поморщилась, на миг закрыла глаза и продолжила о другом: – Захар Юрасович, воспринимайте что говорю, без иронии. Это меня сбивает, а я хочу вспомнить всё.
    — Хорошо, пока вспоминаете, обещаю вопросов не задавать.
    Пообещал не вполне искренне, но стараться буду пока не собьётся на вранье.
    — Там у Аларкона я только глаза прикрыла и сразу оказалась в скафандре, но не своём, а Зиминой. Слышу, кто-то окликает Женю. Думаю, всё во сне, откликаться не буду. Открыла глаза, а впереди только стена с синими полосками и что происходит вокруг не вижу. Стала крутиться, пытаясь оторвать себя от стены, ничего не получилось. Потом подошёл Павел Петрович и помог, открыл люк в скафандре.
    Меня прямо разрывало задавать вопросы, которые уже смогли бы уличить, но неожиданно вспомнил, что в отсеке хранения скафандров Зевса-4.1 действительно стену для заправки скафандров собрали полосами белого и тёмно-синего пластика. Вопрос был как их ставить, вертикально или горизонтально и Трофимов решил, что лучше горизонтально. Не знаю показывали это в репортажах с буксира. Но пока она не ошиблась.
    — Вылезла, а Павел говорит, что они вдвоём остались.
    — Кто? – всё-таки не удержался я.
    Корнилова глянула недовольно, но ответила:
    — С Зиминой! И ещё где-то на буксире везут капитана… то есть Трофимова Игоря Ильича. Он тоже погиб, остальные остались там, на Марсе. Я действительно никого больше не видела, только Земнухова... – она вздохнула, – и отражение Зиминой…
    Я покачал головой. Корнилова продолжала:
    — Зевс сильно покалечен. Защита у Марса была разбита, запасы кислорода и воды на исходе, радиаторы охлаждения реактора частично пробиты и интеллект-модератор с антенной отказали. Опасаясь разгерметизации они спят по очереди в скафандрах, экономят и воду, и пищу. И у них есть от силы сто дней, больше не протянут…
    Пожалуй для заготовленного сценария она рассказала много. Но всё-таки из всех цифр назвала только сто дней. Да, кроме мелких и недоказуемых ошибок, изложила верно. Решил, надо поменять приоритеты и пусть Корнилова крутится.
    — Опиши Земнухова. Как он выглядит?
    — Плохо. Голодный, невыспавшийся, усталый…
    — Это понятно. Но это не главное. Одежда, ранения, как ходит…
    — Никак на ходит, там невесомость! А руки у него крепкие, одет в чистое, ран не видела, но он долго думает прежде чем ответить. И совсем не улыбается.
    — А он не спрашивал кто ты?
    — Нет, я сразу сказала, что не Зимина.
    — И он?..
    — Сказал что верит.
    — Почему он так сказал?
    — Почему сказал или почему верит? Я этого не знаю.
    — А я, Марина, слишком давно с тобой знаком, ты определяешь всё это легко, не напрягаясь, с первого взгляда.
    В ответ ей пришлось крутиться:
    — Лицо у Павла вообще ничего не выражает, вроде маски. Я с таким ещё не сталкивалась. Возможно он не вполне адекватен, хочет спать или от недоедания тормозится. Но говорит при этом логично и понятно.
    — А что он сказал про тех, кого оставил на Марсе?
    — Когда спросила про остальных, он отвечать не стал, повёл знакомить с буксиром. Так что я точно не знаю что там произошло, но догадываюсь, что эти ребята не просто бежали, а ушли только когда остальных спасти не могли.
    — А капитан Трофимов?
    — Не знаю, я его не видела. Но его вывезли. – ответила и тут же напала: – Генерал, что будете делать, чтобы их спасти?
    Для меня такой вопрос был неожиданным. Я подбираю слова, чтобы вывести Корнилову на чистую воду, а она в это время успевает нападать. Такую поневоле зауважаешь. Боец до мозга костей!
    — Марина, с вашей интересной информацией я ознакомлен, теперь требуется найти подтверждение чтобы начать что-то разрабатывать. Вы же понимаете, маленькая ошибка и всё посыплется…
    — Но у нас только сто дней. Долететь, спасти. Уже надо бегать, а вы сидите!
    Я надавил сигнал к охране, в кабинет вбежали двое младших и за ними пресс-адъютант. Я обратился к нему:
    — Лейтенант, поселите эту гражданку в нашем люксе и охраняйте, чтобы никуда не ушла. Это не арест, наоборот, такой сервис. Обеспечить всем, но связь заблокировать.
    — Что?!. – чуть не задохнулась от возмущения Корнилова.
    — Ясно! – ответил пресс-адъютант.
    Он подошёл к Корниловой и протянул руку:
    — Ваш браслет!
    — Вы, генерал, соображаете что творите? – Корнилова кипела от избытка чувств. – Они же погибнут!.. Да не толкайте меня! И камень, камень... – это она уже, когда выводили, стала шуметь.
    Когда принцессу увели без камня, подошёл рассмотреть. Интересное явление! Чем Корнилова его красила? Ни отражений, ни бликов. Матово чёрный, как провал в ад!

ЗЕВС-4.1. ПАВЕЛ
    Снова и снова пытаюсь найти чем можно запитать пирамиду. Вскрыл нижнюю поверхность и прошёлся по всей линии питания. Нашёл-таки место, где оптическая мощность питания антенн преобразовывалась, и там были точки подключения электропитания. Проверил с изменением световой нагрузки на пирамиду – всё нормально, можно этот разъём запитать. Запросил складской интеллект и такой кабель был найден. Прошёл через шлюз за кабелем и когда возвращался, зазвучал тревожный сигнал. Это я уже давно, после выхода из облака решил  снова включить оповещение о приближении осколков. Сирена завыла и Зевс начал маневр уклонения. За пять минут до события, сирена завыла.
    Кинулся в командный пост чтобы узнать какая опасность ждёт. Тело массой никак не меньше трёхсот грамм, пришло на встречных курсах, коснулось и ушло. Момент касания не почувствовал, но сирена смолкла. Результат увидел только при выходе в агрегатный отсек. Квадрат пирамиды больше не затмевал звёзды, пирамиды на корпусе больше не было.
    Если бы остался и начал подключение, Женя дальше летела бы одна.

ЗЕМЛЯ. КОРНИЛОВА. ЛЮКС!
    Новое явление природы – Серый арест. Заперли в гостиничном люксе Роскосмоса, но это не самый плохой момент. Хуже, я осталась без связи, адъютант забрал браслет и унёс, теперь его не слышу. Ни с продюсером, ни даже с Чудновой, связи нет. Меня как бы тоже ушли...
    И так хочется есть! Последний раз ела в компании с Земнуховым. Впрочем, мы тогда кормили выдающегося планетолога, также голодную как сами. Как они там, бедолаги потерянные.
    А этот, ать-два, генерал! Разве ж на него можно было полагаться? Хорошо, что успела скинуть монолог продюсеру. Она человек пробивной, вставит поперёк рекламы и начнут меня искать.
    И феноменальный камень, артефакт «Чёрная дыра» остался у генерала. Уж лучше бы заперла его в камере космопорта, чтобы на взрывчатку не стали проверять. Сломают и никакой надежды на связь с приютом в дальнем космосе!
    Если бы хватило сил, вышибла шикарную резную дверь в этом люксе. Но лейтенант предупредил, что у них всегда наготове порция успокоительного. Надо ему посоветовать уосадить порцией успокоительного своего бешеного генерала…

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ. ВАНИН
Детектив был нашим человеком. В его информации сомнений не было. Связался по своей линии.
    — Она пыталась изображать… как её… учёную, Зимину. Но я же не осёл! А под конец, да, я Корнилова, дай кристалл и я тебя прославлю!
    — Так прямо и сказала?
    — Что-то такое, уже не помню.
    — Говорили на испанском?
    — Зачем?.. Больше по-русски, но она испанский кастельяно понимает… Мне интересно, зачем ей камень?
    — Что за камень? – прощупывал погоду.
    — Марина назвала: кристалл. Я подобрал его у одного жука. Он скулил что последний, но я ему не верю.
    — Найти твоего жука можно?
    — Не рекомендую. У него ни слова правды. Будет только за нос водить. Я же говорю: жучара!

ЗЕВС-4.1. ЗИМИНА, ПЛАНЕТОЛОГ
    Павлик вернулся после выхода расстроенный. Сказал, что связи не будет, ударом снесло пирамидку. Приготовила для него чай, успокоила:
    — Вот разберётся твоя красотка с большим камнем, будет связь почище пирамидки. Всё к лучшему. Не кори, не огорчай себя попусту.
    — Как там у твоей красотки мы не знаем. Вот если бы удалось по радиоканалу связаться с ЦУПом, всё стало бы надёжней. – переубедить его дело сложное.
    Успокоила:
    — Быстро всё не бывает. Нужно потерпеть.
    — Ладно, Женечка, всё уже случилось. Плакать не будем! Ты нашла как включается камень?
    Сразу видно – инженер. Будет искать кнопочки...
    — Я этого и не искала. Всё произошло случайно и ненаучно. И я никогда бы не поверила, что сознание может существовать где-то далеко от тела. В этом что-то от религии, всё ненаучно! Память каждого имеет огромный объём. Как его можно перекинуть за миллионы километров…
    — Вот-вот! На скорость света и объём информации искренне наплёвано... – Павлик оставался техником.
    — Да, принципы Эйнштейна нарушены. Мы участвуем в какой-то небывальщине.
    Павел начал:
    — Хочу повторить…
    Я перебила:
    — Павлик, я помню что ты сказал про оба камня. Но это тоже ненаучно. Даже не знаю…
    — Не знаешь, я подскажу. – в этот раз он прервал мою попытку предположения. – Ты права, поэтому далеко от камня не уходи, камень выбрал тебя и Марину не просто так. Вы смогли ужиться друг в друге по какому-то внутреннему альянсу. Вы обе уникальны.
    — И мне что, существовать теперь возле камня?..
    И он, неожиданно и окончательно перейдя на мою сторону, ответил:
    — Женечка, если есть возможность связаться, то нам необходима эта связь. Случилось раз, случится снова. Пойдёшь спать, клади камень в карман, находишься здесь, держи при себе. С работами по кораблю я справлюсь сам, но возможность связи упускать нельзя.

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ. ВАНИН
    Для выяснения подробностей пришлось навестить наш «люкс». Корнилова ни на что не жаловалась. Её кормили, за ней убирали, как и положено в люксе. Когда начал разговор о камне Марина Сергеевна включилась:
    — Что вы, генерал, сделали с ним?
    — Не беспокойтесь, камень ваш целый. – и тут же перевёл разговор в деловое русло: – Где вы, Марина, изучали испанский?
    — В личную жизнь лезть не надо! Вам от этого легче не будет, генерал.
    — И всё-таки! – но она молчала, пришлось немного раскрыться: – Я думаю вам помогал друг из Испании…
    Корнилова отвернулась к окну, показывая что не желает участвовать в разговоре. Пришлось попробовать «пряник»:
    — Хотите, принесу сюда ваш камень? – впрочем это было главным сейчас.
    — Когда принесёте, тогда и поговорим!
    То есть, на пряник среагировала. Сержант с камнем ждал за дверью, когда его впустил, он поставил переносной сейф на стол и вышел.
    — Вот, принёс! – объявил.
    Корнилова повернулась, глянула на сейф и снова в окно. Помолчав, сказала:
    — Не вижу!
    Достал ключ, снял блокировку и распахнул.
    — Вот он, ваш камень.
    Он был таким же безмерно глубоким в своей черноте.
    Корнилова встала, глянув в сейф.
    — Его-то за что арестовали?
    Чтобы нельзя было извлечь, камень накрест опоясывался двумя цепочками на замках. Пояснил:
    — Это для надёжности, чтобы никто не покалечился. Знаете, Марина Сергеевна, сколько он весит? Я удивился, когда узнал: шестьдесят восемь килограмм. Его плотность не уступает самым плотным элементам. Но радиоактивности, как у них, нет. Из чего состоит непонятно. Я пригласил больших специалистов. Они устным объяснениям не верят.
    — Пока экспедиция не найдена, не подпущу к камню никого. Так что посылайте всех катиться обратно, генерал. И давайте с вами достанем его из оков.
    — Не спешим!.. – остановил торопыгу.
    — Это вы не желаете спешить! А я, боюсь, уже опоздала. Там Зимина с Земнуховым, ваши космонавты, гибнут, этот камень последняя их надежда! А я уже сутки в люксе без связи и без камня…
    — И слава богу! Дай вам связь, вы Роскосмос в расход пустите.
    — Не надо путать себя и Роскосмос. Я во славу Роскосмоса пущу в расход генерала Ванина!
    Дерзит откровенно!
    — Ладно, поговорили и хватит! – снова достал ключ, запер, открыл дверь, кивнул сержанту.
    — Верните браслет, убийца... – выпалила в спину Корнилова.

ЗЕВС-4.1. ЗИМИНА, ПЛАНЕТОЛОГ
    Павел решил заняться ремонтом радиаторов реактора. В единственном тяжёлом скафе, оставшемся на борту и принадлежавшем когда-то Адаму Кузяеву, он уходил к корме буксира заваривать пробитые трубки. Приходил почти никакой. Приходилось как матери отпаивать его сладкой горячей водой и отсылать высыпаться в скаф-отсек. Дозы, что он получал были не предельными, но всё равно при многократных выходах суммарная доза обещала убить.
    Поэтому после трёх таких визитов, как ни уговаривал, запретила идти в четвёртый раз и весь день контролировала чтобы к тяжёлому скафандру не приближался. А когда сама уснула, он всё-таки улизнул и часа два ремонтировал. Потом в скафандре прошёл в командный пост, разблокировал три отремонтированных радиатора, заправил и запустил в работу.
    Когда проснулась и обнаружила отсутствие скафандра Адама, вернулась в свой и собралась выходить спасать. Хорошо, что сперва заглянула в командный пост, Павел плавал там. Ухватилась за карабин на его поясе и потащила к заправочной точке в скаф-отсек. Павлик даже не проснулся. Пришлось самой вылезать и вытаскивать его из костюмчика. Дала немного тёплой воды и мы вместе поели один пакет манной каши с клубникой. Паша первый раз за эти дни улыбнулся:
    — Помню Вовчик мне пытался такое дать там на Красной планете… – вспомнил и снова погрустнел. То ли от воспоминаний о Вовчике, то ли о Красной планете.
    Сама в этот момент вспомнила что забыла в сумке скафандра камень, который должна держать при себе и махнула туда. Прошло всего двадцать минут, но за это время всё могло быть. Взяла в руку и уже спокойно вернулась в командный отсек к Павлику.

Глава 13. ОТДЫХ НА МОРЕ

ЗЕМЛЯ. КОРНИЛОВА. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ
    Свободу обрела только после двух суток серого ареста. Побеспокоились менеджеры и заставили Ванина отпустить. И он отпустил только с обещанием об этом не вспоминать. Обещание дала, но тут же устремилась к генералу. Повезло, он в кабинете был один.
    — Захар Юрасович, дорогой! Давайте возьмём и освободим пленника! – это про камень в сейфе.
    — Марина, лучше не начинай! – он, после «убийцы» решил перейти на «ты».
    — Пытаюсь выполнять то, что должны делать твои, генерал, люди. При том, что и возможностей у меня меньше, и разные-всякие если что мешают и лишают свободы. Давай сделаем хоть что-нибудь правильно! – решила разговаривать аналогично.
    — При том, что ты делаешь всё наоборот?
    — Встречный упрёк! Это не я сама камень у себя отняла и закрылась в кутузке. Это всё твои штучки.
    Война так война! Не я её начинала, но буду вести теперь до победного конца. Не успокоюсь пока не заставлю спасать остаток экипажа на ядерном буксире. Никому не позволю называть их именами неназванные до сих пор детали рельефа этой кроваво-красной планеты.
    — Генерал, где камень? – он отрицательно качает головой. Предупредила: – Через полчаса я в эфире и всё о камне будет звучать там. Ты этого хочешь?
    — Хочешь сказать, что о кристалле попытаешься информировать население? – смотрит хитрыми глазками. – Ну-ну!
    — Ни о каких кристаллах не слыхала, я говорю о чёрном камне, который ты запер в сейфе.
    — Это ты назвала его кристаллом! Мне всё рассказал Аларкон. Сказал, ты пыталась подкупить его, чтобы кристалл забрать.
    Надо же! Я даже рассмеялась. Какая молодец Женя!
    — Что, готова признать? – среагировал на смех Ванин.
    — Нет! – сказала твёрдо. – Врать не буду. Это Женя забрала камень. И наобещала чего-то там Ариэлю. Я была в это время на Зевсе. Это и Земнухов подтвердит.
    — С ума меня сведёшь своей упёртостью!
    — Снова будем спорить? – хотела ответить тем же, но передумала. Все споры с генералом он заканчивал моим поражением. Надо по-другому поступать. Вернула обычное вежливое обращение: – Давайте, господин генерал, откроем камень и попробуем!

ЗЕВС-4.1. ЗИМИНА, ПЛАНЕТОЛОГ
    Когда хотела схватиться за поручень, тяжёлый камень выскользнул из пальцев и поплыл в сторону Павлика. Он всё такой же грустный не успел увернуться, камень ткнулся в затылок. Сразу же извинилась:
    — Прости, случайно вышло!
    — Ох ты! – сказал Павлик и вытянул перед собой руки, разглядывая растопыренные пальцы.
    Я прибрала висящий в воздухе камень, спросила:
    — Что?
    Павлик как-то странно повернулся и стал разглядывать меня, будто не узнавал. Я веером пальцев помахала перед его лицом. Сказала:
    — Это я!
    На лице у него было безмерное удивление.
    — Эй! – я покачала его за плечо.
    С парнем что-то творилось непонятное. Надо привести его в чувство. Стала вспоминать где на борту аптечка с медикаментами.
    — Женя? – вроде он стал приходить в себя.
    — Это я! Сейчас Павлик я воды дам.
    — Не надо воды, я в порядке. Где тут, чёрт возьми, зеркало?
    — Эй! – снова толкнула его в плечо. При мне он никогда не ругался. Может со мной что-то не так. Но он перестал быть собой… стал каким-то другим. Спросила конкретно:
    — Павлик?
    Он медленно покачал головой из стороны в сторону: нет!
    — Марина?
    Снова качает.
    — А кто ты?
    Он медленно жевал губами пока не решился сказать:
    — Захар... – пришелец оттуда немного помолчал, – Ванин… Руководитель управления полётами… Как эта хренотень случилась? Эта выскочка… В общем, я ничего не пойму… Кто мне объяснит, что здесь происходит?
    Да, это очень могло быть! Голос Павлика звучал так, будто он пародирует этого большого начальника.
    — Всё нормально, Захар Юрасович! Вы сейчас попали на борт Зевса-4.1…
    — Этого не может быть! Я не верю! Где здесь Корнилова?.. Я спрашиваю, где зеркало?..
    Подумала, как же Павлик встретил Марину Корнилову с моим лицом. Тоже наверное пришлось успокаивать красотку.
    — Верите вы или нет, но это буксир Зевс-4.1. Вам что, не докладывали, что экспедиция провалилась, мы ничего сделать не успели, начался метеоритный дождь и мы стали погибать один за другим... – снова на глаза навернулась слёза, горло перехватило, пришлось продлевать и продлевать паузу, пока не разрыдалась окончательно. При Павлике я себе такого не позволила бы никогда. Но тут человек был другой, не такой сильный, почти посторонний и меня прорвало.
    Свободно горевала только во сне, когда никто не мог этого видеть. Сны демонстрировали как задыхаются в скафандрах и без скафандров эти лучшие из лучших. А я упрекала себя, что медленно еду. Боялась снова не успеть…

ЗЕМЛЯ. КОРНИЛОВА. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ
    Генерал остался неприступным:
    — И что, я сразу поверю в эту дичь?
    Мне кажется он искал для себя оправдание тому, что позволил мне избавиться от ареста. Одну из камер, которые незаметно запустила у входа, я настроила на его лицо. И все его перемены от белого к чёрному потом смогу рассмотреть детально.
    Миролюбиво объяснила:
    — С непонятным когда-то сталкиваются все, мы с вами не исключение. Верим или не верим, тут совершенно не важно. Главное смотреть на всё открытыми глазами. Я, как и вы, не верила, но смотрела и видела как плохо им там сейчас. Этот камень…
    — Кристалл!..
    — Да… вместе со мной он последняя надежда для этих ребят. Давайте сделаем правильный ход. Здесь, при вас, я постою у камня пока не случится связь… ну хотя бы десять минут. Я так же как и вы хочу спасти их вместе с добрым именем Роскосмоса…
    Похоже, я добилась своего. Ванин начал понемногу оттаивать. Только бы ничего не испортить!
    — То есть стоишь, никаких щелчков пальцами, хлопков… И думаешь, что эта чёрная конструкция будет тебе аплодировать?
    Подстрекает. Не буду на это ловиться.
    — Что в камне происходит не знает никто. Но связь должна быть. Это не я придумала…
    — Вот, не поверишь, мне хочется верить, но ты такая лиса… Ладно, рискнём. Только в присутствии ещё двух свидетелей.
    Я пропустила когда он нажал кнопку. Но в кабинете материализовались два громилы из его охраны. Они встали по сторонам возле меня. Вошедший за ними лейтенант тут же отловил все три камеры, отключил их и положил передо мной на стол. Зря он это сделал при Ванине.
    — Вот чувствовал я, что-то ты, Марина, замыслила! – среагировал на это генерал.
    — И что, я снова арестована? – я оглянулась на охрану.
    — Нет! Я же обещал. Это просто свидетели. – он кивнул лейтенанту и тот вышел. Потом скомандовал свидетелям: – Сейф на стол!
    Когда выполнили и снова встали по сторонам, генерал, усмехаясь, открыл сейф, встал передо мной и сказал:
    — Никаких, деточка, лишних жестов! Просто стоишь и смотришь. Это для твоей же безопасности.
    — А достать камень оттуда можно? – мне казалось это имеет большое значение, чтобы камень со мной был в одном пространстве, без железных перегородок.
    — Понимаю, не хочешь кланяться сейфу. Но доставать не будем, поступим проще.
    Он с одним из свидетелей переставил сейф на боковую стенку. И этим открыл чёрное пятно.
    Чтобы проверить хорошо ли мне видно, Ванин, наклонившись, заглянул в сейф. Потом резко распрямился, приложил к затылку руку и сказал:
    — Ой!
    Свидетель справа на всякий случай взялся за мой локоть, готовый завернуть руку за спину. А генерал повернулся, посмотрел на меня и спросил:
    — Марина? – в этом было столько смешного удивления, я едва не покатилась.
    — Так точно, товарищ генерал! – бодро отрапортовала, стряхивая со своего локтя пальцы охранника.
    Что именно произошло, стало понятно с первой секунды. Кто-то из «марсиан» попал в генерала. Теперь важным было не испортить всё какой-нибудь своей неудачной фразой. Свидетели были лишними, ситуацию надо было исправлять.
    — Я на Земле. – и обновлённый генерал топнул ногой и закачался.
    Пришелец не осознавал в какую ситуацию попал. Теперь оба свидетеля готовились схватить меня за руки. Я спросила пришельца:
    — Может отпустим охрану? – и это хороший вариант.
    — Охрану? Да, конечно! – он помолчал, глядя на застывших сержантов. И добавил: – Вы свободны!
    Это было не так убедительно, поэтому правый задержался дольше, продолжая хвататься за локоть. Но всё же решил тоже уйти. Козырнул генералу и, не оглядываясь, протопал к двери.
    Когда ушли, я спросила:
    — Павел Петрович? – мне в роли генерала виделся почему-то он.
    — Что здесь происходит? – не отвечая, спросил пришелец.
    — Произошёл переход. – констатировала я. – Генерал Ванин сейчас на буксире, а вы в Центре управления на Мясищева, в кабинете РУП. И только что освободили меня от конвоя.
    — Почему я? Всё же было настроено на Женю.
    Сказать такое мог только Земнухов. Я подхватила со стола камеры, включила, повесила в воздухе и настроила на него все три. И началось интервью:
    — Павел Петрович, прошу, отвечайте глядя на меня! – показала куда смотреть и продолжила: – Представьтесь пожалуйста!
    Как и на буксире Земнухов тормозил. Но я молча дождалась когда назовётся:
    — Исполняющий обязанности капитана буксира Зевс-4.1, Земнухов Павел Петрович. Участник экспедиции на Марс, двадцать один пятьдесят шесть.
    Сказал всё, что я готовилась спросить дополнительно. Но я оставалась спецкором и задала вопрос из категории Б:
    — Павел Петрович, скажите что произошло на Марсе?
    — На планете выпали осколки кометного облака. Падало до двухсот осколков в час на территорию в тридцать квадратных километров. От этого получили повреждения роверы в количестве трёх. Были уничтожены жилой модуль с кислородным генератором и одна беспилотная платформа. Погибли в жилом модуле Адам Кузяев и Вольдемар Петрович. Степан Михайлович Ремизов был в коме. Мы с капитаном Трофимовым пытались его реанимировать, но в это время наш ровер получил разгерметизацию. Меня спасла Евгения Александровна и мы с ней поехали к челноку пока его не тронула стихия. Взлетели, состыковались с буксиром и двинулись в сторону Земли. Хотели... очень хотели вернуться.
    Полностью исчерпав тему, замолчал. Меня от его: «Хотели вернуться» в прошедшем времени покоробило. Не прерываясь, спросила про буксир:
    — В каком состоянии Зевс?
    — Громовержец живёт последние дни. После ремонта радиаторов реактор расплавил урановую сборку в зоне второго контура и вышел из-под контроля. Мощность понемногу разгоняется, температура растёт. Я поставил запрет глушить, для нас это жизненно важно. Через некоторое время расплавятся радиаторы и горячая зона будет залита аварийным расплавом. Тогда задействую аккумуляторы. Если не пить, воды хватит на сто дней. Запасов еды до этого времени не будет. Мы, экипаж, живём ещё две недели при самом благоприятном стечении...
    Были ещё вопросы, показавшиеся теперь неважными. Спросила о том, что болело:
    — Чем в этих условиях вам может помочь Земля?
    — Наверное уже ничем. – и замолк, продолжая по-Земнуховски смотреть на меня и не моргать.
    Я тоже молчала, стараясь пережить одновременную вспышку жалости и ненависти. Ненавидела себя, генерала Ванина, и непонятно за что Ариэля Аларкона. И безмерно жалела всю экспедицию Роскосмоса и каждого из космонавтов, ушедших без возможности вернутся.

ЗЕВС-4.1. ГЕНЕРАЛ-МАЙОР ВАНИН
    Мир перевернулся и застыл в этом глупом и неустойчивом положении. Выходило, чёрный кристалл опасен. Он более опасен, чем термоядерный заряд, который точно известно отчего сработает. И если бы я сразу поверил Корниловой ничего этого бы не случилось…
    Теперь эта Зимина своими всхлипами только пытается разжалобить. Зря. Но надо как-то её утихомирить.
    — Евгения Александровна! – произнёс с укором. – Раньше мне казалось вы более устойчивы. Ну нельзя же так себя распускать!
    Вроде подействовало. Рукавом промокнула капли воды с глаз и ладонями потёрла щёки. Спросил её о важном:
    — Расскажите, что с буксиром, куда летит и в какой точке его можно встретить.
    Эдак удивлённо посмотрела на меня и даже головой покачала.
    — Я не пилот. Это вы место пилота заняли. Так что сами разбирайтесь! – и отвернулась.
    — Ладно, разберусь сам. – по крайней мере, на виртуальном тренажёре-4.1 сам разбирался неплохо.
    Но на тренажёре работало всё. Здесь же общий монитор был мёртвым. Все его функции распределялись по локальным каналам, где их раздельно можно было просмотреть. Совместная подстройка не работает.
    Хуже всего шли дела с силовой установкой. Реактор замер в устойчивом и нерегулируемом состоянии. Оба контура с одинаковыми сборками где-то перекосило. Проверил раздельно, нашёл дефектную половину и заглушил. Регулировка заработала, но мощность упала.
    Зимина стояла и смотрела, придерживая рукой кристалл. Спросил:
    — А со связью что?
    — Ничего! Антенный комплекс унесло, аппаратный интеллект с самой стыковки не работает.
    — Вот же блин! Без них и положение не определить… Или определить?.. Если перенастроить метеорный сканер… Он-то хоть работает?
    Евгения промолчала. Пришлось смотреть самому. Сканер буксира даже до Марса не добивал, сигнал был слабым, не модулируемым, работал на трёх частотах, веером лучей сканируя пространство с полярных точек корпуса. Все три частоты имели нулевое загрязненение, то есть такими частотами в космосе не пользовались для связи, работы радаров, телескопов и сигнализации, были слабыми и не засоряли эфир.
    Но был у сканера ещё режим аварийный, когда частоты сдвигались, сканирование шло медленным импульсным шагом и выходная мощность повышалась на порядок. Объяснять это для экипажей было бессмысленно, все аварийные ситуации всегда контролировались искусственным интеллектом кораблей. И такая система в космонавтике до сих пор считалась самой надёжной. Сказал:
    — Попробуем!
    Закрепился у пульта и полез в дебри программного обеспечения.

ЗЕМЛЯ. КОРНИЛОВА. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ
    Земнухов, в какой-то момент записи репортажа, вдруг сел и спокойно огляделся… Когда поняла, что вернулся Ванин, захотелось его убить. Порвать в клочки, испепелить…
    А он, как ни в чём не бывало, заняв своё место Генерального инспектора, повелел электронному секретарю:
    — Весь руководящий состав немедленно ко мне!
    Сейчас опять начнётся: «Будем обсуждать без прессы». Лучше уйду сама, без намёков! Встала, спрятала камеры в саквояж, застегнула его и молча двинулась к двери.
    — Куда торопимся, если не секрет?
    Повернулась, желая высказать всё, что заслужил этот генерал! Но он опередил:
    — Сядь! Уйдёшь, когда всё закончим.
    Что-то в голове этого человека изменилось или мне это только кажется? На всякий случай села в уголок.
    Народ повалил через пару минут. Лица все знакомые. Коротаев Олег, проходя мимо, поздоровался:
    — Здравствуйте Марина Сергеевна! Давно вас не видел.
    Пошутила ему в спину:
    — Решила на время скрыться. В прятки играла.
    — Внимание! – оглушительно рявкнул Ванин. Не знала, что он так может. Покрикивать покрикивал, но это же сирена! Когда настала тишина, продолжил: – Ситуация с экспедицией кардинально изменилась! Прошу всех внимательно выслушать реального свидетеля. Марина Сергеевна, вам слово!
    Я не верила своим ушам. Генерал вопреки всему, что было раньше, решил, что правда на моей стороне. На автомате, не вставая, произнесла:
    — Не знаю даже... – но собралась и решила говорить как есть: – Буксир Зевс в аварийном состоянии движется в сторону Земли. На борту два живых человека: Зимина и Земнухов, уставшие, голодные. И мёртвый капитан. Связь, интеллект, ничего не работает. Еда, вода кончаются. Реактор без контроля. Если к ним за сто дней не подойдёт спасение, они погибнут…
    — Сто дней – это слишком много! – возразил Ванин. – Там всё закритично! Спасибо Марина Сергеевна! – я кивнула. А Ванин продолжил: – Экипаж перестроил метеорный сканер, сейчас он выдаёт аварийный сигнал. Нужно срочно засечь эту точку и подготовить что-нибудь скоростное и лёгкое, способное причалить к буксиру, забрать экипаж.

ЗЕВС-4.1. ЗИМИНА, ПЛАНЕТОЛОГ
    Никогда этим чиновником не восхищалась. Говорили про него разное, и хорошее и плохое. Пропускала мимо ушей и то и другое. Он был против планетолога в экипаже, но не смог противиться обстоятельствам. Я благодарна ему только за это неумение.
    Генерал долго не мог перешагнуть свой шок от перехода. Тормозил…
    Правда, когда пришёл в себя, он стал заниматься полезным. Подрегулировал реактор и смог переключить метеорный сканер в режим маяка. Нас теперь хоть смогут заметить.
    А потом захотел вернуться. И я дала ему этот камень. Сказала:
    — Только глаза, генерал, закройте.
    — Почему?
    — Не знаю, но у меня только так было!
    — Хорошо! – согласился.
    Повесил камень у себя перед лицом, вдохнул, закрыл глаза и неподвижно замер.
    Его неподвижность длилось долго. Спросила:
    — Ну как? – он молчит.
    — Захар Юрасович? – тронула за плечо и он от прикосновения стал заваливаться навзничь. Медленно. Когда поняла, что это обморок, кинулась за водой. Там, на кухне сообразила, что обморок от голода. Последнюю неделю мы делились одним пакетом еды на весь день. Никаких сухариков, никакого сока, только то, что оставалось в шкафчике кухни. Достала один из трёх оставшихся, заправила водой, воткнула в термопод. Когда согрелся, справилась с внутренним приступом, отнесла в командный пост, прижала тубус к его губам и надавила.
    Тот инстинктивно сглотнул и открыл глаза.
    — Женечка! – сказал, освободив горло. Это был уже Павлик.

ЗЕМЛЯ. КОРНИЛОВА. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ
    Когда после совещания все расходились, генерал посмотрел на меня:
    — А вас, Марина Сергевна, прошу, останьтесь!
    Возмутилась:
    — Какой от меня прок? После люкса вашего неделю на море отдыхать нужно!
    — На море могу, только там ещё снег. – очевидно, генерал с серьёзным лицом шутил, имея в виду свою базу на море Лаптевых, где проходят первичную подготовку специалисты для Луны.
    — Я серьёзно! – добавил он. – И вам это полезно будет, и у меня будет повод вам заплатить за честную работу.
    — Сожалею, Захар Юрасович, но у меня своё начальство. Да и работала я на вашем поле не за часы и минуты, делала это для себя и за свой счёт…
    — И ещё, вероятно, для экипажа Зевса-4.1? – дополнил короткий список генерал.
    — Да, и для них тоже! – ответила с вызовом.
    — А теперь послушайте, я не собираюсь вас подкупать. И вы как были собкором, так и останетесь. По крайней мере, я постараюсь договориться с вашим начальством, чтобы вашей следующей командировкой стала экспедиция по спасению вашего экипажа. – заметив моё желание вставить свои мысли по этому поводу, жестом запретил перебивать. – Я не всё сказал, потерпите! Сегодня до полуночи вы отправитесь в Тикси, там вас будет ждать наш экипаж. Вас встретят и отвезут на базу «Море Лаптевых».
    Это был конечно пряник! Лететь в командировку встречать своих. Но у меня проблемы:
    — Захар Юрасович, у меня совсем нет средств. И мой скафандр остался на Чкаловском…
    — Успокойся, Марина Сергеевна! Это всё проблемы решаемые. Скафандр прогулочный тебе там не понадобится и мы своих людей перебрасываем бесплатно. Так что давай, иди. Желаю приятного отдыха на море! – в этот раз генерал шутил.

Глава 14. СВОБОДНОЕ ПАДЕНИЕ

ЗЕВС-4.1. ЗИМИНА, ПЛАНЕТОЛОГ
    Как-то странно… Мы поругались из-за еды. До сих пор мы легко приходили к общему знаменателю. Решили сократить рацион – никто не возражал. А тут…
    — Поешь ещё! – уговаривала я, помня его обморок.
    Но Павлик отказывался. Сделав только один глоток, стал отталкивать пакет и огрызнулся:
    — Наелся, сама поешь!
    — У тебя же обморок был. Поешь ты!..
    — Это я от усталости. В первый раз бродил сознанием. Очень непривычные ощущения.
    — Хорошо, устал… Перекуси и отдыхай.
    — Ешь сама! Ты чего ко мне привязалась? Я же сказал что не хочу.
    — Пожалуйста!
    Павлик отвернулся и замолчал. У меня прямо всё оборвалось! И чего ссорится? Поел бы, успокоил меня.

ЗЕМЛЯ. КОРНИЛОВА. КОСМОПОРТ ТИКСИ
    На снимке из-под облаков, город Тикси выглядел как брошенная на снег огромная серая снежинка. Выше третьего этажа здесь ничего не строят и жилища со всей инфраструктурой города объединены крытыми галереями на всех уровнях. Это узнала ещё в полёте и удивилась, насколько верно описано. Зрелище незабываемое!
    Как же здесь холодно! Скоро апрель, а температура за бортом минус двадцать два. В Москве было плюс двенадцать, я взяла с собой только лёгкий пуховик. Пилотам пришлось дать в аренду меховые варежки и унты. Я названий таких не знала.
    В космопорте меня должен дожидаться беспилот и с ним один сопровождающий.
    — Добро пожаловать, курсант! Вижу, готовы к испытаниям. – приветствовал меня улыбкой парень, одетый во что-то, напоминающее мой прогулочный скафандр без шлема.
    — Я Влад! – протянул он руку.
    — Марина. – ответила на рукопожатие.
    — Должен извиниться, Марина, – сказал он, – в гостинице свободных номеров нет. Вчера заселили большую партию, сто двадцать геологов из Днепропетровска. Так что вам придётся жить в кабинете одного начальника, который сейчас в отпуске. Но это ведь ненадолго, послезавтра экипаж уже летит к Луне. Эти два дня постараюсь чтобы вам было удобно. – я кивнула.
    «Новую Славянку» готовят к спасательному рейсу от космопорта Луна-РТ-85, построенному французами в прошлом столетии и брошенном через двадцать лет. Десять лет назад Китай выкупил права и обустроил космопорт по последнему слову. Ванин, воспользовался возможностью, послал туда техников, они уже в пути. Буксир, после максимального облегчения, отправится спасать своего собрата Зевса.

ЗЕВС-4.1. ПАВЕЛ
    Запасы подошли к концу. Воды питьевой три литра, еды – пакет. Есть ещё конденсат от кондиционера, его тоже можно пить, но мы его после очистки используем для производства кислорода. Пока хватает.
    Жалко смотреть на похудевшую Женечку. И успокоить её нечем. Говорить, что в Ленинграде в блокаду было хуже глупо. Хуже чем у нас нет сейчас нигде.
    Впрочем есть смысл поискать на месте разрушенного хранилища. При манёврах Зевса всё оттуда унесло. Но что-то где-то могло задержаться и сохраниться.
    Грустная Женя была на кухне, но не ела. Смотрела на закреплённый на столе одинокий пакет. Думаю, тоже хочет, но не будет есть ни за что.
    — Женя! Я пойду поищу снаружи. Может что-то застряло в конструкциях…
    — Ты же сказал, что там всё унесло.
    — На месте внешнего склада ничего не осталось, но в других местах я не искал.
    — Только иди в тяжёлом скафандре, там опасно.
    Я кивнул, пошёл в скаф-отсек, вошёл в тяжёлый скафандр и поплыл к кормовому шлюзу.

ЗЕМЛЯ. КОРНИЛОВА. «МОРЕ ЛАПТЕВЫХ»
    Море задерживалось у горизонта. Вопрос с гостиницей отпал. Всё поменяла погода. Температура падала, усиливался ветер. Космодром Тикси закрыли по всем параметрам на 24 часа. Наш московский борт был последним, его отвезли в ангар до конца непогоды.
    Улететь на испытательную базу из города не вышло. Мела злая позёмка и беспилоты прятали в ангар. С базы за нами выслали вездеход и нам пришлось ждать его прихода.
    Несмотря на небольшой объём памяти, что смогла взять с собой, какие-то сто терабайт, гуляла по городу и снимала свой первый репортаж. Влад, обещавший следить за мной, ни на шаг не отпускал и, когда пришла пора отправляться на рейсовую станцию, сказал:
    — Заканчиваем разговоры! Нам нельзя опоздывать… – для него мой репортаж был лишь разговором.
    Вместе со снежным вихрем внешне неуклюжий транспорт проскользнул в ворота станции и встал перед группой желающих перебраться на базу. Нас набралось не меньше десятка. С борта откинули лесенку и мы все поднялись на вездеход. С Владом мы сели вместе на первом ряду. Здесь сиденья стояли так же как в широкофюзеляжном стратере. Три ряда по четыре кресла. Все расселись с комфортом, не заполнив и половины салона.
    Влад сразу пошёл сказать что-то водителю. Тот в ответ только кивал. Когда мой сопровождающий вернулся, спросила:
    — Что вы ему сказали?
    — У нас принято новичкам демонстрировать полное бездорожье, особенно в такую погоду. Хоть территория здесь ровная, но была устроена специальная трасса для испытаний техники и наш транспорт можно гнать через это бездорожье. Я сказал, что с нами почётная гостья – Марина Корнилова и он обещал везти аккуратно.
    — Так я гость или курсант?
    — Вы и то, и другое и у нас меньше двух дней, чтобы первое и второе осталось в прошлом. Работы много, поэтому и спешим.
    Мне указано моё положение и я уже готовилась в эти два дня показать всё, на что была способна, чтобы не возникла задержка по моей вине. Там мои Павлик с Женечкой должны меня дождаться.

ОРБИТА ЛУНЫ. «НОВАЯ СЛАВЯНКА».
    Важнее всего было загрузить на буксир достаточное количество рабочего тела. Для этого даже вырезали грузовую и стыковочную часть буксира и сняли часть брони. Для хорошего хода вместо четырёх плазменников, поставили шесть. «Новая Славянка» могла разгоняться всё время полёта. С такими скоростями в космосе не ходил ещё никто.
    Справились с конструктивным переустройством за считанные часы до прибытия к Луне экипажа. Мы прямо с челнока стали через разгерметизированный атмосферный шлюз загружать привезённое с собой, готовясь немедленно уйти в пространство. С внутренним обустройством жилой части пришлось справляться уже в полёте. Медицинские боксы со своими системами жизнеобеспечения, операционный блок компьютерной нанохирургии, всевозможные рабочие приборы. Их семеро: трое пилотов, способных провести буксир от лунной орбиты до встречи с Зевсом-4.1, двое ремонтников, способных справиться с любой аварийной ситуацией, один специалист оперблока и спецкор Марина Корнилова, прошедшая подготовку к работе в открытом космосе.
    Шестнадцать часов подготовки и вот буксир отходит от узла космопорта Луна-РТ-85.
    Отойдя на малом ходу на сто километров «Новая Славянка» сориентировалась и запустила все бустеры на полную мощность. Шесть точек на корме ослепительно засияли.

КОРНИЛОВА. «НОВАЯ СЛАВЯНКА»
    Влад оказался тоже членом команды буксира. Подозревать это стала, когда увидела его скафандр рядом со своим новым. Скафандры выполнены по новой технологии и с новыми обозначениями. Нет, номера не отменили, но на левом плече теперь должно красоваться имя владельца. На моём было пришито: «Корнилова М. С.», без того, что я спецкор. Стала чувствовать себя настоящим членом экипажа!
    И пальцы рук в этом скафандре работали много быстрее, чем в том, старом. Можно было легко взять из воздуха пушинку. И обводка стекла была как в Женином, ярко-красной.
    На базе меня научили фиксироваться, работать без гравитации, управлять скафандром без посторонней помощи, самой оказывать любую помощь. До совершенства в этих вопросах далеко, но справляться на автомате научилась. Были четыре обязательных часа скалодрома. Теперь знаю как без страховки перебираться с борта на борт, когда надо, опираться на других или подставлять свои руки.
    Со схемой расположения всех важных мест буксира Земнухов меня познакомил. Но на Новой Славянке всё изменили. В задней части жилого отсека, где на Зевсе-4.1 был пустой спортивный зал, собрали боксы реанимации. Блок микрокают для экипажа ликвидировали. Нам придётся спать, как и Жене с Павликом, внутри скафандров. Это, кроме прочего, сделано потому, что броня ослаблена и от пробития обшивки мы не застрахованы.
    Когда загрузились, запустили двигатели, Новая Славянка двинулась к расчётной точке встречи. Ощущений движения не было. Тяжёлый и мощный буксир шёл плавно, как большой океанский лайнер. Ускорение хорошее. Теперь до встречи осталось девять дней и несколько часов. Надеюсь, что не опоздаем.
    Когда прошла в командный пост, на большом мониторе увидела анимированные буксиры, и рядом таблица расстояний, скоростей и координат. Скорость нашей Новой Славянки растёт, расстояние сокращается. На пост меня не приглашали, но и не гнали с поста. Пора знакомиться со своими спутниками. Дежуный пилот, с бейджиком на груди: «Сабуров Игнатий Игоревич». Начала с простого вопроса:
    — Вы, Игнатий Игоревич, встречались раньше с кем-нибудь из экипажа Зевса-4.1?
    — Зачем вам это? – неожиданно ответил он.
    Чтобы не ввязываться в ненужные разборки, пояснила:
    — Интервью. Если вы против, больше спрашивать не буду. – провоцирую, чтобы исключить дальнейшие отказы
    — Нет, что вы. Просто не привык давать интервью. – и ое уже весь мой.
    Но на первый вопрос всё-таки не ответил. От меня так просто отмахнуться нельзя!
    — Вы давно работаете в пространстве? – меня учили на снежном морском курорте не использовали слово «космос». Для них местом работы всегда было пространство.
    — Два года и семь месяцев. – по-военному лаконично ответил он.
    — И за это время ни с кем из них не встречались? – продолжила атаку.
    Игнатий с усмешкой покачал головой. У меня за спиной появился, услышавший вопрос, другой пилот:
    — Встречался он… Это сын капитана Трофимова!
    Будто обухом… Но тут же нашла несоответствие:
    — Но фамилия Сабуров...
    — У него фамилия бабушки… Ну что ты молчишь? Ведь не меня спросили!
    Я стала извиняться:
    — Простите, Игнатий Игоревич, я этого не знала!
    — Да ничего! – махнул рукой молодой пилот.
    — А Шарлотта Ивановна – ваша мама? – вспомнила своё неудачное интервью.
    — Моя. – согласился он. – Но мы с ней как чужие. Меня отец с бабушкой воспитывал.
    — Тогда почему не Трофимов?
    Казалось глупым не носить такую прославленную фамилию легендарного отца.
    — Бабушка у меня из древней дворянской семьи и она последний носитель своей фамилии. Я сам так решил, буду Сабуровым, и отец не возражал.
    Чтобы не уходить от темы:
    — В эту экспедицию как попали?.. – сумела сосредоточиться на главном, выборе экипажа.
    — Благодаря вам.
    — То есть?
    — Мне сказали, Корнилова знает, что Трофимов сейчас на Зевсе и я попросил... Марина, вы правда его видели?
    Как всё перевралось! Слухи, недомолвки...
    — Нет, не видела, но мне сказали, что он там.
    — Сказали?
    Получалось, это у меня берут интервью. Надо менять ситуацию.
    — В этом мне верит только один человек. Так что сказки рассказывать не буду, и разочаровывать тоже. Игнатий Игоревич, давайте побеседуем о другом.
    — Я всё-таки хочу узнать больше об отце. – не соглашался он. – Расскажите что знаете!
    Рассказывать о камне и переносе сознания можно было только при определённом уровне доверия. Но и уходить от беседы не решилась. Поэтому ответила так:
    — Мне сказали, только это пока не для всех. Пообещайте, что никто из вас не скажет про это ни слова.
    Они переглянулись, один кивнул, второй пожал плечами.
    — Пообещайте вслух! Для меня это важно. – камеры работали и на записи должно остаться звуковое подтверждение.
    — Обещаю, что никто об этом не узнает. – сказал второй.
    — Да, конечно, и я тоже. – сказал сын Трофимова.
    На браслете выбрала голос Земнухова. Изображение показывать не стоит. Земнухов снова стал описывать трагедию на Марсе:
    «…Были уничтожены жилой модуль с кислородным генератором и одна беспилотная платформа. Погибли в жилом модуле Адам Кузяев и Вольдемар Петрович. Степан Михайлович Ремизов был в коме. Мы с капитаном Трофимовым пытались его спасти, но в это время наш ровер получил разгерметизацию. Меня спасла Евгения Александровна и мы с ней поехали к челноку пока его не тронула стихия. Взлетели, состыковались с буксиром и двинулись в сторону Земли. Хотели вернуться».
    — Кто это? – спросил Сабуров, наверняка знакомый со всем экипажем.
    — Бортинженер Земнухов. – ответила.
    — Это не он.
    — Да. Земнухов сейчас на Зевсе и всё-таки говорил он!
    — Я не верю! Покажите картинку.
    Молодой человек был крепким орешком. Давил, не отпускал. У него это, вероятно, от отца.
    — Картинка не разуверит.
    Вздохнула, но видео запустила.
    Ванин представился в несвойственной ему манере лёгкого безразличия:
    — Исполняющий обязанности капитана буксира Зевс-4.1, Земнухов Павел Петрович, участник экспедиции на Марс двадцать один пятьдесят шесть…
    Второй протянул в шоке:
    — Ничего!.. – и спросил про генерала: – Как это он так?
    — Сам Ванин в это время спасал от взрыва реактор на Зевсе-4.1.

ЗЕМЛЯ. НАЦИОНАЛЬНЫЙ КОСМИЧЕСКИЙ ЦЕНТР. ГЕНЕРАЛ ВАНИН
    Спасение фактически оставшейся миссии стало основной задачей Роскосмоса. Шёл непрерывный контроль за положением и скоростью аппаратов, уточнялось время встречи и условия сближения.
    Переносной сейф с чёрным камнем стоит до сих пор в углу кабинета Генерального инспектора. Заглядывать в него Захар заклялся и он, словно покойник флагом, стоял укрытый ковриком Роскосмоса.
    На третий день с момента старта «Новой Славянки», генерал принял трудное решение: артефакт сдать в архив. Он вызвал сотрудника архива с тележкой и снял с сейфа коврик. Где-то в глубине души хотел открыть и узнать, если совпадёт, как там у них. Но это могло затянуться, нельзя надолго бросать работу. С катастрофы у Марса проблемы сыпались как из рога изобилия. Шло расследование случившегося, подведение промежуточных итогов, перенастройка работы со старых, нереализованных планов на новые, требующие быстрой реализации.
    Сотрудники архива пришли вдвоём и без тележки.
    — Что архивируем? – поинтересовался у генерального старший.
    — Сдаю на хранение артефакт. – ответил он и указал на сейф.
    — Как запишем?
    — Запишите слово артефакт и сегодняшнюю дату.
    — Он без сейфа опасен?
    — Хранить только в сейфе!
    — Нельзя ничего опасного для хранения! У нас всё-таки архив.
    — Для архива это не опасно. Опасно… – Ванин сам почувствовал нелепость того, что хотел сказать. Без экспертизы указывать причину опасности не решился. – Уверяю, всё достаточно безопасно, но хранить только в сейфе.
    — Дайте ключ, я должен убедиться.
    Хоть это было и опрометчиво, но ключ дал. Архивист сейф открыл, посмотрел, отчаянно потрогал, снова закрыл и махнул рукой помощнику:
    — Забирай!
    Инспектора немного удивило, что ничего при этом не произошло.

КОРНИЛОВА. «НОВАЯ СЛАВЯНКА»
    Оба пилота смотрели на Марину с одинаковыми лицами, лишёнными кредита доверия. Корнилова продолжила:
    — Ванин на Зевсе переключил метеорный сканер в аварийный режим, поэтому вы сейчас идёте по пеленгу.
    — Невозможно! – сказал Сабуров.
    — Никогда бы не подумал, что генерал может так шутить! – улыбнулся второй.
    — Вот-вот, это шутка! – Игнатий сделал свой вывод.
    — Шутка? Для чего? – воскликнула Марина. – Вы не верите в то, чего никогда не видели, не могли пощупать руками…
    — В детстве и я в сказки верил. – второй засмеялся. – Но с тех пор много чего видел.
    — Я тоже была там, на Зевсе!
    По слухам, частичная связь была и двое участвовали в этом, но ни имён, ни званий, ни технологии...
    Сабуров:
    — Чем можете это подтвердить?
    Чем я могла подтвердить? Но когда причалили к Зевсу, по прказу Ванина, первой на борт запустили меня. Спасатели ворчали, но приказ требовал однозначного выполнения. Остальные зашли только после моего разрешения.

 ТРИ МЕСЯЦА СПУСТЯ. ЗЕМЛЯ. КОРНИЛОВА.
    До сих пор ругаю себя, всё раньше делала неверно. Тратила время на ерунду, не смогла сразу убедить Ванина ускорить спасательную экспедицию. Жалеть об этом теперь поздно.
    Лидочка Чуднова на канале не удержалась, не смогла воспользоваться шансом. Вероятно, её не приняли мои фанаты. Она теперь ищет новую площадку для продвижения.
    Но я тоже ушла с канала, правда, не насовсем. Ванин предложил вернуться в Роскосмос, сказала что подумаю. А пока решила обустроить свою жизнь. Когда при возвращении Новой Славянки к Земле, мы переходили на челнок, я задержала Сабурова у переходного тамбура и обратилась:
    — Игнатий Игоревич!
    — Отец меня называл Ганя. – перебил меня и сбил с мысли. Пришлось, позволив себе некоторую вольность, начинать сначала:
    — Хорошо, Ганя, я хочу извиниться за моё участие во всём этом...
    Но он снова перебил:
    — Это я должен просить прощения, что тогда не знал, сколько вы сделали для спасения экспедиции, доброго имени экипажа и моего отца. Вы молодец! А сейчас нам лучше перейти на челнок. До времени выхода к точке расхождения всего-ничего.
    Расхождение случилось где-то над Испанией. Когда мы, упакованные в скафандры, уже спускались, Ганя спросил:
    — Кому принадлежало то, что вы, Марина, забрали с Зевса?
    Единственное, что я не смогла оставить – чёрный камень, за который вместе держались перчатками Зимина и Земнухов. Видно, до последнего надеялись связаться хоть с кем-нибудь. Спасателям они оставили текстовое сообщение:
    «Благодарим Ванина и Корнилову за помощь. Прощайте! Решили, что уйдём вместе. Были есть и будем всегда ваши: Трофимов, Ремизов, Кузяев, Петрович, Земнухов и Зимина. Экипаж Зевса»
    У меня, когда прочитала, выступили слёзы. Они вдвоём продолжали представлять весь экипаж до последнего человека, прошедших через ад на планете и почти сумевших вернуться. Им не хватило совсем немного...

ЛЕГЕНДА
    Вот вроде бы и всё. Надо лишь кое-что добавить.
    Осуществившие фантастический обмен сознаниями осколки неотражающего материала, предварительно экспертами названного трансгресситом, будут исследованы на предмет гиперсветового перехода сознания через пространство и время. Ещё не определено кому это достанется. Ничего подобного на Землю ещё не попадало.
    Буксир Зевс-4.1 своим ходом после расставания со Славянкой, ушёл в зону Горячего Солнца и сгорел в солнечной короне.
    А его последний экипаж... Спасатели решили вернуть отважных исследователей домой. Те заслужили Землю. Три скафандра с Зевса стали музейными экспонатами.
    Оставшаяся на Марсе часть экипажа будет ждать возвращения ещё три года. И им всем на Красной планете будет нетронутым оставлен необычный памятник – вся территория со следами экспедиции, включая кратер Южный Компас, считать историческим заповедником «Зоя».