ДАртаньян и Железная Маска книга 2 - часть 5

Глава VI. Таинственный узник

На следующий день герцог д’Эпернон прибыл в Бастилию с приказом Короля.
— Господин де Сен-Мар! Добрый день. Я приехал для того, чтобы взять реванш! — высокомерно сказал герцог, входя в кабинет Сен-Мара, который ранее был кабинетом де Безмо.
— Мы разве были соперниками и в чём-то соревновались? — спросил Сен-Мар.
— Хочу напомнить вам, как вы не отдали мне своего узника Марчиали по приказу господина Кольбера, — сказал герцог, извлекая приказ Короля.
— Этот узник может быть выдан только по приказу, подписанному Королём, — невозмутимо ответил Сен-Мар.
— Вот этот приказ! — гордо ответил д’Эпернон, вручая приказ коменданту.
— Если вам угодно называть это реваншем, называйте это как хотите, — спокойно ответил Сен-Мар, изучая приказ. — Если бы вы предъявили подобный документ там, на острове Сен-Маргерит, вы получили бы этого узника. Если бы вы предъявили сейчас документ, подписанный только господином Кольбером, вы не получили бы его и сейчас. Я всегда точно выполняю приказы Короля, а также в точности исполняю приказы министра при условии, что они не противоречат приказам Короля. Итак, вы забираете Марчиали, а я забираю этот документ.
— Да, ведите его, — гордо сказал д’Эпернон и уселся в кресло Сен-Мара.
— Сию минуту, господин герцог, — ответил де Сен-Мар. — Должен предупредить вас о порядке содержания и провоза этого узника. Согласно приказу Его Величества, он должен перемещаться вне пределов крепости только имея на лице железную маску. В этой маске я его вам и приведу. Также, согласно приказу Его Величества, с этим узником запрещены всякие разговоры, кроме сообщений ему о регламенте его пребывания в крепости или регламенте его действий. Если же он начнёт что-либо говорить, следует это не слушать. В этом случае дозволительно затыкать уши или использовать кляп, дабы заткнуть ему рот. Во всех прочих отношениях с ним надлежит обращаться почтительно, называя его монсеньором.
— Вы прочитали, что этот узник поступает в полное моё распоряжение? — высокомерно спросил д’Эпернон.
— Да, сударь, я умею читать, — ответил Сен-Мар. — Я лишь сообщил вам инструкции, полученные ранее. Вы можете пренебрегать ими, за это я не несу никакой ответственности. Сию минуту вы получите узника.
Вскоре Сен-Мар вернулся в кабинет, ведя с собой узника в железной маске. Герцог невольно встал и подошёл к узнику, раздираемый любопытством.
— Итак, монсеньор, с этой минуты вы поступаете в распоряжение герцога д’Эпернона, — сказал Сен-Мар, обращаясь к узнику.
После этого де Сен-Мар сел в своё кресло с видом человека, полностью выполнившего свой долг.   
— Следуйте за мной, монсеньор, — сухо сказал герцог, обуреваемый многими чувствами, которые он тщательно старался подавить.
После этого д’Эпернон спустился по лестнице в тюремный двор, где его ожидала его собственная карета и восемь мушкетёров, выполняющих функции конвоя. В этот миг один из мушкетёров легко соскочил с коня, чтобы распахнуть перед герцогом и его узником дверцу кареты. Узник взглянул на мушкетёра и вздрогнул. Он узнал Франсуа, своего давнего врага. Этот человек был одним из тех, кто взял его в плен, одним из тех, кто виновен в том, что его заточили в крепость Пиньероль, а затем в Бастилию. Д’Эльсорте решил, что его повезли на казнь. Однако, он овладел собой и хладнокровно сел в карету, решив ничего никому не говорить и держаться до конца мужественно.
Франсуа, между тем, не был посвящён во все обстоятельства дела, он не обратил внимания на узника, спокойно закрыл дверцу кареты, вскочил на коня, и карета, сопровождаемая кортежем из восьми мушкетёров, выехала за ворота Бастилии и направилась в Лувр.
Д’Эпернон некоторое время ехал молча, надеясь, что сам узник нарушит молчание, однако, человек в маске ехал молча, созерцая сквозь полупрозрачные занавески улицы Парижа, которые, как он полагал, он видит в последний раз в своей жизни.
— Известно ли вам, монсеньор, куда я вас везу? — спросил, наконец, д’Эпернон, помня об обещании, которое он дал Жаннетте.
Узник молча отвел взгляд от окна и внимательно посмотрел на герцога.
«Если бы меня вели на казнь, едва ли для этого потребовался бы герцог д’Эпернон, — думал д’Эльсорте. — Кроме того, он также называет меня монсеньором, следовательно, он меня принимает за кого-то другого, чья судьба, быть может, не столь уж неприятна, как я думаю. Надо продолжать играть знатную особу!».
— К чем этот бессмысленный вопросы? — сказал д’Эльсорте настолько высокомерным тоном, каким он только мог. — Приказ был дан вам, значит, вы знаете, куда и зачем вы меня везёте. Если вы намерены мне сообщить цель поездки, говорите, если вы хотите узнать что-либо у меня, то вы, надеюсь, понимаете, что ответа на ваш вопрос я дать не могу. Если вы хотите узнать что-то другое, будьте любезны, формулировать ваш вопрос более чётко.
Д’Эпернон, который никак не мог ожидать такой смелости и дерзости, осёкся и дальше некоторое время молчал, подыскивая тактику дальнейшей беседы.
— Быть может, у вас имеется какое-то последнее желание? — спросил герцог, рассчитывая одновременно напугать своего узника и заставить его сменить свой высокомерный тон на тон просителя, чтобы разговор перешёл, наконец, на более откровенный и дружественный тон.
— Прежде я хотел бы услышать обвинение и приговор, — холодно отрезал узник.
— Разве вы не знаете своей вины? — удивился герцог.
— Это допрос? — спросил д’Эльсорте ещё более высокомерно, продолжая разыгрывать знатную персону, настолько знатную, что для неё даже герцог д’Эпернон не является чем-то особенным. 
После этих слов д’Эпернон прикусил язык и замолчал.
«Что же это за человек такой? — думал он. — Этот узник ведёт себя так, как будто бы он принц крови, по меньшей мере, внебрачный сын Короля, или что-то ещё более значительное! Он разговаривает со мной как с простым стражником, несмотря на то, что, по-видимому, знает меня! Любой мой вопрос он встречает в штыки и обращает против меня!»
Тем не менее, герцог решил сделать ещё одну попытку разговорить узника.
— Нет ли у вас претензий относительно вашего содержания в крепости? — спросил он, стараясь сочетать покровительственный тон с достаточной почтительностью.
— Никаких, — кратко ответил узник, после чего продолжать разговор не было решительно никакой возможности, в особенности, с учётом распоряжений Кольбера и инструкций от Сен-Мара.
«Чёрт подери эту Жаннетту! — подумал д’Эпернон. — Женщины заставляют нас совершать безумства и глупости! Зачем я вообще с ним заговорил! Глупые женские прихоти! Быть может, на обратном пути он будет более разговорчивым, а если нет, совру ей что-нибудь про него, и дело с концом!»
После этого узник и конвоир ехали в полном молчании до самого Лувра.
Поскольку Кольбер не распорядился о слежке за каретой, людям шевалье де Лоррена не удалось заметить никаких подозрительных лиц, кроме нескольких бродяг, которые смотрели на карету по привычке проявлять любопытство ко всему в надежде на случайную поживу.
Мушкетёры, провожающие карету, также не отметили ничего сомнительного, однако, намётанный глаз Франсуа приметил несколько шпионов Лоррена.

Когда герцог завёл узника в кабинет Короля, Людовик распорядился, чтобы руки узника были связаны за спинкой кресла, в которое он был посажен, после чего Король приказал оставить их одних.
 
Глава VII. Разговор

Когда двери закрылись, Людовик подошел к узнику и снял так хорошо знакомую ему маску.
— Итак, насколько я понимаю, вы – один из бывших гвардейцев? — спросил Король.
— Лейтенант гвардейского полка д’Эльсорте, Ваше Величество, — ответил узник.
— Я вас припоминаю, — сказал Король. — Отвечайте, как на духу вашему Королю. За какую провинность капитан мушкетёров д’Артаньян засадил вас в крепость?
— Только за то, что я выполнял распоряжение министра Кольбера, Ваше Величество! — ответил узник.
— В чём же состояло это распоряжение? — спросил Людовик.
— Нами командовал де Трабюсон, которого Кольбер через три звания назначил капитаном гвардейцев, — ответил д’Эльсорте. — Я не знаю всех тонкостей. Сначала мне казалось, что следует задержать капитана д’Артаньяна и узника, которого он вёз в крепость Пиньероль. Потом всё стало похоже на простую охоту на людей. Я понял, что нам поручено убить д’Артаньяна, а узника привезти Кольберу. Потом приказ изменился. Нам следовало убить обоих.
— Убить обоих, ты не ошибаешься? — спросил Король.
— Всё точно, — ответил д’Эльсорте. — У нас уже почти получилось. Жена дю Трабюсона выстрелила в голову узнику. Полагаю, она его убила. Оставалось убить только д’Артаньяна.
— Жена дю Трабюсона? — удивился Король. — С каких это пор женщины разъезжают на конях и стреляют из мушкетов?
— Она и на шпаге дерётся не хуже любого гвардейца! — ответил узник. — Не женщина – дьявол!
— Итак, значит, вы убили узника, — хмуро сказал Король.
Он вспомнил, что этим узником был он сам, и только счастливая случайность, эта самая железная маска, которая сейчас лежала перед ним, спасла его от верной смерти; на ней и сейчас был виден след от той пули, едва не ставшей для Людовика роковой.   
— Мадам Оливия убила узника, а я попытался убить капитана, — ответил д’Эльсорте. — Приказ есть приказ! Я ни в чём не виноват.
— Я не верю тебе, — ответил Король. — Я отлично знаю д’Артаньяна. В последние годы он стал чуть ли не пацифистом. Оставаясь прекрасным и храбрейшим военным, он избегал всякого бессмысленного кровопролития, почти избегал дуэлей, особенно, если соперник был слабее его, и жалел любого соотечественника. Он отпустил бы тебя после того, как тебе не удалось его убить. Он отпустил бы тебя под честное слово, потребовав с тебя обещание не препятствовать больше его миссии.
— Не смею лгать вам, Ваше Величество, так оно и было, — признался д’Эльсорте. — Он отпустил меня под честное слово дворянина, я обещал, что не подниму против него оружие.
— Тогда почему же ты оказался в плену, почему он засадил тебя в Бастилию? — удивился Король.
— Я не сдержал своего слова, — ответил д’Эльсорте. — Я попытался убить его при первой возможности.
— Ты не сдержал слово дворянина?! — удивился Король.
— У меня был приказ убить его, я попытался его выполнить, — ответил д’Эльсорте.
— В таком случае ты не должен был давать слова, — отрезал Король. — Если дворянин дал слово дворянина, это слово священно! Я, как глава всего французского дворянства, утверждаю приказ капитана д’Артаньяна о заключении тебя под стражу. Я лишаю тебя дворянства. Ты будешь возвращён в Бастилию. Раньше с тобой обращались как с дворянином, более того, ты занял место весьма достойного дворянина. С тобой обращались как с герцогом, почти как с принцем. Отныне с тобой будут обращаться как с обычным преступником. Есть у тебя последняя просьба ко мне?
— Ваше Величество! — воскликнул д’Эльсорте. — Я бы упал на колени перед вами, если бы я не был привязан к креслу! Прошу вас об одном. Не отнимайте дворянского звания у моих детей.
— У тебя есть дети? — спросил Король.
— Двое сыновей, — ответил д’Эльсорте.
— Хорошо, — согласился Король. — Они не виновны в твоём вероломстве. Они ничего не узнают о нём. Для них ты будешь числиться погибшим при выполнении приказа министра. То содержание, которое было назначено тебе, будет перечислено твоим детям как пенсия. Ты же будешь содержаться как простой преступник, в одиночной камере. Эту маску ты наденешь последний раз по дороге в Бастилию. Больше она тебе не понадобится. Я об этом распоряжусь. Но твоего лица всё равно никто больше не увидит, ибо лицо дворянина, запятнавшего свою честь, это не лучшее зрелище.
— Благодарю вас, Ваше Величество! — воскликнул д’Эльсорте. — Вы так великодушны! Если вам понадобится человек, который готов отдать жизнь за вас, знайте, что лейтенант д’Эльсорте в вашем распоряжении!
— Хорошо, голубчик, — ответил Король. — Возможно, я позволю тебе сражаться простым солдатом, и тогда, быть может, если ты своей отвагой вернёшь себе дворянское звание, я вспомню о тебе. А сейчас я не хочу больше тебя видеть. Тебя увезут обратно. Об изменении условий твоего содержания я распоряжусь позже. Тебя обратно повезут на той же самой карете, с тем же самым конвоем. Этим людям не обязательно знать о твоём позоре. Я разрешаю тебе держать себя с ними так, как будто бы ты – знатное лицо. Но это будет в последний раз. Ты хорошо всё понял?
— Благодарю вас, Ваше Величество! — ещё раз сказал д’Эльсорте и преклонил голову, поскольку его руки были связаны.
После этих слов Король вновь собственноручно надел на узника железную маску, затем позвонил в колокольчик, а вошедшему Юберу он сказал:
— Юбер, скажи герцогу д’Эпернону, что он может забирать узника и возвращать его обратно в Бастилию.

Глава VIII. Расследование Кольбера

Заинтригованный д’Эпернон вновь зашёл в Королю, увидел узника в той же маске, в том же положении. Развязав ему руки, он отвёл его в карету, после чего, сопровождаемый тем же конвоем, кортеж направился обратно в Бастилию. Казалось, узник ещё меньше был расположен к беседе и при этом сохранял чрезвычайно высокомерный вид.
— Теперь вам ясна ваша судьба? — спросил д’Эпернон.
— Вполне, — ответил узник, гордо подняв голову и закинув ногу на ногу.
— Вам объяснили вашу вину? — спросил д’Эпернон.
— По какому праву, сударь, вы задаёте мне этот вопрос? — гордо спросил д’Эльсорте, который извлекал особое удовольствие дерзить самому герцогу д’Эпернону, оставаясь под маской и изображая таинственного и неизвестного принца.
Герцог стушевался и более не посмел задавать ни одного вопроса.
Прибыв в Бастилию, карета вновь въехала в крепостной двор, герцог пригласил д’Эльсорте выйти и сопроводил его в кабинет де Сен-Мара.
— Я возвращаю вам вашего узника, господин де Сен-Мар, и прошу вернуть мне приказ Короля, как это следовало из самого приказа, — сказал он коменданту.
— Благодарю, господин герцог, — ответил комендант, окидывая взглядом узника. — Вот этот приказ.
— Счастливо оставаться, — сухо ответил герцог и покинул Бастилию.
— Куда теперь? — спросил кучер.
— К Кольберу! — решительно ответил герцог.

— Какие новости, господин герцог? — спросил Кольбер д’Эпернона, лучезарно улыбаясь.
— Я ничего не выяснил, кроме того, что этот узник – весьма значительное лицо, судя по всему – принц, но я не знаю его. Это никто из моих знакомых!
— Из чего вы сделали такой вывод? — спросил Кольбер.
— Из общения с ним, — ответил д’Эпернон.
— Простите? Что вы сказали? — изобразил крайнее удивление Кольбер. — Вы дерзнули общаться с ним, вопреки моему запрету?
— Я, собственно, не общался с ним, — ответил герцог, смутившись. — Пара фраз всего-то лишь. Я предложил ему сесть, и предложил ему выйти, когда карета прибыла к месту.
— И по этим фразам вы заключили, что он – знатная персона? — спросил Кольбер, пристально всматриваясь в лицо герцога.
— Здесь, скорее, сработала моя интуиция, — ответил герцог. — Уж я-то могу отличить знатную персону от обычного дворянина.
— Ну что ж, спасибо вам, герцог, — ответил Кольбер. — У меня, кажется, на рассмотрении был один из счетов для вас, что-то связанное с обмундированием для ваших гвардейцев.
— Я просил бы оплатить его как можно скорее, — сказал герцог.
— Разумеется, герцог, разумеется, — ответил Кольбер. — По-видимому, у вас предвидятся и другие расходы?
— Желательно заменить десяток коней, сёдла, мушкеты, у моего лейтенанта есть список, — ответил д’Эпернон.
— Пришлите его ко мне, я распоряжусь оплатить, — кивнул Кольбер, но, спохватившись, добавил, — если запрашиваемая сумма обоснована, в рамках отпущенных мне средств.
— Благодарю вас, господин министр, — с достоинством ответил д’Эпернон и покинул кабинет Кольбера.

Вечером в кабинете Кольбера появилась Жаннетта де Башеле.
— Жаннетта, девочка моя! — воскликнул Кольбер. — Какими сказками потчевал тебя твой Луи?
— Он наговорил с три короба! — расхохоталась Жаннетта. — Я сразу поняла, что он ничего не выяснил и насочинял историю про какого-то несчастного принца, которого забрали в тюрьму прямо со свадьбы!
— Даже так? — улыбнулся Кольбер. — Что-то я не слышал ни о каких свадьбах принцев, которые прервались арестом жениха!
— Принц этот вернулся из морского путешествия, во время которого по причине бури заехал на какой-то остров! Там он встречался с каким-то иностранным генералом, заключил тайный союз, после чего его арестовали прямо на свадьбе на следующий день после его прибытия, бросили в крепость на каком-то острове, затем перевезли в Бастилию в карете с зарешёченными окнами, надев на него железную маску. Этот принц и на этот раз был в железной маске, поэтому лица его мой Луи не видел. Были ещё какие-то подробности про таинственную восточную принцессу, про клад, запрятанный на необитаемом острове и даже про какого-то каторжника и убийцу, пытавшегося убить этого принца. Я устала слушать этот бред.
— Что ж, герцог обладает фантазией не хуже аббата Бурдейля! — воскликнул Кольбер. — Ему бы романы писать!
— Фи, я не стала бы их читать! — возразила Жаннетта. — Всё как-то сумбурно, нелогично, непоследовательно. В общем, он меня обманул.
— Вы очень помогли мне, Жаннетта, я весьма признателен вам, — ответил Кольбер. — Кошелёк с обещанной премией получите у Люсьена.

После Жаннетты Кольбер принял карлика Мартена Преваля.
— Дорогой Мартен, что ты мне расскажешь? — спросил Кольбер.
— Почти никакого разговора, — ответил Преваль. — По дороге туда он спросил, знает ли узник, куда его везут, знает ли он свою вину и будут ли у него последние желания. На все вопросы узник отвечал высокомерно и кратко. На обратном пути разговор был ещё короче.
— Замечательно, Преваль, но ты не мог бы рассказать подробнее? — спросил Кольбер. — Ведь у тебя отличная память!
 После этого Преваль пересказал почти дословно все диалоги, которые он услышал из-под сиденья кареты.
— Тебя никто не заметил, ты уверен? — спросил Кольбер.
— Ни одна душа! — ответил Преваль.
— Благодарю, друг мой! — сказал Кольбер с кивком. — Держи!
С этими словами Кольбер вручил Превалю кошелёк, который по весу, размеру и содержанию в точности соответствовал установленной между этими двумя таксе за подобные услуги.

(Продолжение следует)