Минские истории, детские

Ёхан Леверда
-------------------------

Минские истории , детские.

Тара.

Старые Еврейское кладбище, на Сухой, к середине шестидесятых заросло. Некому ходить на могилки.  Кусты. Деревья стояли стеною. Современных магистралей  ещё не существовало и это был во истину тихий, забытый  б-гом уголок старого Минска.
Вокруг было несколько десятков небольших предприятий. И частный сектор. Жизнь тут текла по своим патриаршим устоям.  Паслись коровы. В будках гавкали собаки. В сараях хрюкали свиноматки. Овечки стригли лужайки.
После войны евреи вернулись и осели в районе Заславской.
Было ещё живы старые минчане. Злые на советскую власть.
Но все мы и их потомки дружились, бились.
Порою доходило  и до убивства.  Но это редко.
Район наш был как монолит. И с другими анклавами Минска держался обособленно.
Татарские огороды были с нами. Что выше Немиги - не наши люди.
Пока в пятидесятых - шестидесятых не поперли специалисты  со всего СССР и простые деревенские, в поисках лучшей доли.

В пять лет я уже знал.
Что бутылку пустую можно отнести в соседний дом, на Республиканскую.  В Гастрономе, в правый торец, спуститься в подвал по высоким ступенькам и оказавшись перед прилавком , отдать в руки толстого дядьки найденную на старом еврейском кладбище бутылку из под вина или пива.
Старый татарин, Кузьмич, в кожаном фартуке , быстрым движением  толстых пальцев проводил по ободку горлышка, бросал бутылку в отдельный ящик и произносил одно слово.
Брак. Спорить было бесполезно. В подвальном помещении стоял острый  запах от пустых бутылок - кислого вина, прогорклого подсолнечного масла, и непонятно чего ещё.

Мы с товарищами подымались наверх. Мороженого сегодня не предвиделось.
12 копеек за бутылку. Не ахти какие деньги.  Грустно брели  в свой двор, за железные ворота. Качались на шикарных качелях, которые соорудил для нас дядя Ваня Курейчик, местный сантехник.
И потом отправлялись на охоту , на кладбище. В надежде. 
После смены, на заводах , возле старых могил с непонятными надписями, оставалось множество пустых бутылок.  Но нам составляли конкуренцию несколько старых бабок, которые реактивно шастали между могил , не стесняясь забирать бутылки из рук выпивающих. Кстати,  никто бутылки и  не разбивал.
Выпивающие понимали круговорот бутылок в жизни шантропы. И бабушек. И тишину умершего кладбища.
Удача все же иногда   светила нам. Особенно после футбола на стадионе Динамо.
И тогда мы устраивали пир. Покупался лимонад , печенье. Пацаны постарше - курили Приму. Мы пинали во дворе полусдутый мячик. Такая жизнь, мне казалось, будет продолжаться вечно...

Приемный пункт стеклотары в какой-то момент закрыли  и мы все лишились хоть и не большого, но заработка .  А ходить в чужой квартал - себе дороже.

Через много лет я узнал причину.
Когда Кузьмич в очередной раз сказал: брак!
Пацан,батька которого не вернулся с корейской войны, пацан с Второго Обувного переулка,  крикнул, как так, как так? тридцать второй раз, брак??!
И выхватив бутылку из рук изумлённого Кузьмича,  хватил ею об прилавок и  таки воткнул розочку Кузьмичу прямо в горло.