Плач тюремных стен

Делится историей старший сержант милиции Михаил Бабин. В 2018 году он охранял Витебскую психиатрическую больницу. Обходил двор и замечал в окнах измученные лица. Мужчины и женщины с тоской смотрели через решётки на улицу. Трудно найти отличия от заключённых.

В медицинских учреждениях для душевнобольных ты становишься свидетелем закрытой от внешнего мира жизни. Общаешься с санитарами, врачами. Невольно наслушаешься столько негатива, что возвращаться на дежурство не захочешь.

Например, во втором наблюдательном отделении разговаривать по телефону разрешается час в день. Один старый телефон на 36 пациентов. Родители бьются на линию в истерике и не понимают, почему их мальчишкам и девчонкам запрещено пользоваться личными мобильниками. Если с 19:00 до 20:00 кто-то не успел связаться с близкими, сеанс связи откладывается на следующий день.

Милиционер шагал под стенами здания ночью. Боковым зрением заметил прилипшую к стене забора фигурку и направил фонарик. На улице морозных градусов двадцать, а парнишка в клетчатой рубашке и тоненьких штанах пытался перелезть забор. Нарушитель силы рассчитал неверно. Тихо плачет, обнимая холодный бетон.

— Нет. Лучше застрели, — сказал беглец. — Я хочу домой, хочу фильмы смотреть, хочу гулять по улице.

Старший сержант выяснил, что дышать свежим воздухом — это привилегия избранных. Заслуживших доверие администрации больных выпускают из здания под конвоем два раза в неделю для уборки снега. Взаперти человек сходит с ума. Но как этот пациент самостоятельно покинул закрытое отделение — загадка. Не признаётся, грозится покончить с собой, если его не выпустит заведующая.

Миша обходил территорию и не мог понять, как люди спят с включённым светом, гасить который санитарам запрещалось. Когда услышал от медсестры про единственный туалет для парней и девушек без защёлки в первом корпусе, не поверил ушам.

Михаил провёл на этом посту два месяца и видел одну попытку побега. Сотрудники постарше разрушали планы нарушителей множество раз. Некоторым удавалось сбежать в глубинку города, но патрули возвращали всех.

Собрались врачи в «курилке» — место рядом с мусорными баками. Мужики под пятьдесят, семейные. Речь зашла о домашних заботах, работе. Сотрудник Департамента охраны присоединился к отравлению лёгких.

— Миша, есть дома какое-нибудь увлекательное чтиво? — поинтересовался врач. — Надо собрать библиотеку для пациентов. «Наверху» обещали книги доставить в больницу... Обещаниями закончилось. Здесь одна документалка пылится прошлой эпохи. Вчера одного парня от военкомата к нам направили с подозрением на тревожное расстройство. Ему мозг нужно чем-нибудь занимать, отвлекаться, пока на обследовании будет лежать три недели.

Старший сержант закашлялся. Хорошо государство заботится о психбольных! Ограничения свободы мало, поэтому оно экономит на книгах. Ни мобильного телефона, ни бумаги. Осмотр страдающих ребят раз в день. Учреждение точно выполняет свои обязанности?

— Поищу что-нибудь, у знакомых спрошу, — ответил милиционер. — Родные часто навещают больных?

— Смотря в каком отделении. Если брать второе наблюдательное, где нет книг, встречаются только в воскресенье. Такие правила.

Печально. До этого места дела нет никому. Прохожие видят издалека высокий забор с проволокой, копию СИЗО, и мысленно молятся Богу, чтобы их миновала страшная участь.

Из здания на улицу вырываются крики — это санитары связывают буйного. Рёв оглушительный, точно со дна озера огненного. Каждое дежурство в больнице сопровождается чувством безысходности, будто коварное невидимое существо высасывает из твоей души радость. Сейчас оно свяжет цепью и оставит в темнице навеки.

«Засыплю командира рапортами о переводе на другой пост. С меня хватит безумия. Если мне не по себе даже здесь, то какого приходится людям, которые лежат в дурке постоянно...», — подумал старший сержант, посмотрел на небо, с которого падали белые комки, и медленно набрал в лёгкие воздух.