На отшибе твоего города

ПРЕДИСЛОВИЕ:
В книге редко будет упоминаться «твоё» и родственное «ты», так что название, читающееся альтернативно, «На отшибе города».
Но официально «На отшибе твоего города».

ГЛАВА Первая:
Что там такое?
Дикий Запад, Соединенные Штаты Америки, XIX, мать его, век.
Играет орган – значит, у католиков идёт христианская служба. Храм стоит, был построен только тогда, когда сюда прибыли белые люди с менее белыми волосами.
Тогда и началась война на три фронта – между белыми, чёрными и красными. Ах да. Ещё и жёлтыми. Но они мечутся от белых к красным и наоборот.
Город мал, но гремит на всю территорию, малоосвоенную американцами. Она же – Оклахома. Почему-то никто не любит её. То ли за свою войну, то ли за красных, официально зовущихся «индейцами». Но здесь это название не будут принимать вплоть до 1912 года.
Несмотря на постоянные военные действия, они друг друга уважают. Есть за что. Различия в цвете привели к явлению, ранее неслыханному в США – к толерантности.
Раз в год, а иногда в десять, старейшины, которых четверо, собираются в центре города, пьют чай, попутно обсуждая возможности заключения мира.
В том же центре имеются «Дом Поэтов», «Дом Прозаиков» и, конечно, «Дом Алкоголиков». Что характерно, там, в «Доме Алкоголиков», всегда находятся лишь четверо – военные гении четырёх сторон. Но они просят всех и каждого это называть «Четырьмя Территориями». Кого? их, естественно. А кого ж ещё? Старейшин? Нет уж, простите, эти бородачи страдают аутизмом пять лет. Никуда не годны. Даже на выбрасывание мусора, который они боятся, как животные пламени.
Официально «Дом Алкоголиков» построил лишь один человек, не без помощи своего бывшего раба. Именно поэтому он и имеет второе (на)звание – «Дом Луи и Иди: строго для Нджгуна и Ширики».
Луи был тем, кому было суждено стать военным, ведь его предки, французы, назвали его в честь Людовика XIV-го, прославленного полководца времён Английской Революции XVII века.
Иди, как и половина чёрных в этом городе, был мусульманином. Причём, ибадитом, то есть, ни суннитом, ни шиитом. Отец – араб, мать – чёрная.
Что касается единственного жёлтого во всей четвёрке по имени Нджгун, то он пришёл в армию недавно, по сравнению с остальными трёмя, будучи ещё подростком и не до конца осознавая свою дальнейшую жизнь и связанную с ней навеки вечные судьбу.
А Ширики, стараясь не выделяться во всей компании, думал о чём-то своём – о семье, о детях, о любви, о романе, что он хотел написать с того момента, как на него упала книга  «Наказание, Преступление, Справедливость.»1, которую он ни разу не читал…
Вот пока что и всё на монологе, следующие – диалоги четырёх главных героев!
- Недавно я начал зачитывать «Утопию или последний шанс человечества»2. Впервые в своей жизни читаю странную и в то же время разностороннюю книгу. – сказал Луи, когда сидел в очередной раз в «Доме Алкоголиков». Он предпочитал читать литературу, которая отличается от прочих.
- «Утопию»? – переспросил Нджгун. – Я щас читаю другую книжонку, где 2/3 действия происходит на моей родине. Называется «КИТАЙСКАЯ ДЕМОКРАТИЯ»3, жестокая книга, но читать можно.
- Это ещё что! – встревает Иди. – Я начал читать «Бойню в Дар-эс-Саламе»4. Тоже жёсткая, но без расизма, как в твоей, Нджгун.
- У меня на твою похожа, Луи. Называется, вроде как, «Вперёд в, мать его, будущее!5». Сами понимаете, комедия. – начинает говорить неторопливо Ширики.
Тут опять началась перестрелка на улице. Перестрелка между Прозаиками и Поэтами. Это было жестоко и жёстко, но всем было уже наплевать на обстоятельства.
1 – отсылка к моей трилогии, которую я решил написать под влиянием от романа Достоевского «Преступление и наказание»;
2 – отсылка к моей первой книге, где действие происходит в будущем, после апокалипсиса;
3 – отсылка к книге, которую я пишу до сих пор. Действие, действительно, происходит, в основном, в Китае;
4 – отсылка к моей второй книге в жанре «Политический»;
5 – отсылка к моей первой фантастической комедии, название которой является, в свою очередь, отсылкой к «Назад в будущее».

Перестрелка перестрелкой, а сюрпризы новые.
При выходе Луи появились еврей и русский.
Еврей говорил по-русски, а русский – по-еврейски. Луи попросил остальных троих выйти, чтобы понять, что говорили русский еврей и еврейский русский.
Нджгун понимал и того, и другого. Они говорили про проблемы в сексуальном развитии.
- Ах ты, гад! – ругался еврей. – Если бы не твоя ненасытность, то все были бы довольны, включая этих граждан.
- Какие они граждане, Сэм? – возмущался русский. – Я, Мишаня, никогда о них не знал, ибо я, по твоим словам, «необразованный урод, который ещё и антисемит.»
- Я не согласен, Михаил, потому что, будь вы антисемитом, вы бы с ним не говорили. – Рассудил Нджгун.
- Не «Михаил», а «Мишаня». – Ответил тот. – Так написано в паспорте.
- Идиотизм… - Подумал Нджгун. – Никогда не хотел быть русофобом, но, значит, им стать придётся.
- Я не знаю, почему ты ко мне не обратился, русский? – сказал монотонно Сэм. – Я бы всё уладил, ты же знаешь, какие у меня связи.
- Я с евреями предпочитаю не общаться – ты ведь знаешь наше идиотское законодательство, по которому вы не имеете права селиться восточнее «черты оседлости».
- Значит – вы всё же поданные Российской Империи. – Подумал Луи, работавший официально юристом.
- Всё верно, французишка.  – Презрительно ответил Мишаня.
Луи аж подпрыгнул от неожиданности. Он никак не ожидал, что его мысли смогут прочесть. Притом и незнакомые люди. Он предпочёл взять с собой своих приятелей и пойти домой.
- Ага, струсил! – кричали те вдогонку им. После этого они испарились, как Коровьев из «Мастера и Маргариты».
День был сложный. Закат жарил город нещадно, неясно за что. Перестрелка продолжалась, продолжалась и ещё раз продолжалась до того момента, пока не наступила полночь, когда они вернулись в свои Дома и Дворцы.
Каждый из этой четвёрки думал о чём-то своем, о чём-то грустном, о чём-то возвышенном, но об о чём именно – знали лишь они.
После прихода в свой двор, где стояло только их четыре дома, они разошлись по ним.
Нджгун в первую очередь сделал чай, Ширики обнял свою жену и детей, Луи сначала заварил чай, а потом обнял близких, а Иди вышел молиться своим богам.
Часы показывали два часа ночи, когда все вчетвером они вновь собрались на улице. Несмотря на пятницу, часть из них собирались помочь пятому члену своей команды – невообразимой девушке, которая была родом из Индии и чьим питомцем будет, уже после её смерти, но в том же самом доме, Стивен6.
Её звали Маргарет, и она была действительно  неотразимой. По крайней мере, так казалось тем мужикам, которые не были женаты в свои тридцать с лишним лет.
- Я вас не ожидала сегодня увидеть, но ладно. – обрадовалась блондинка. – проходите, не стесняйтесь.
- Мы не надолго, Марго. – Сказал Луи. – у тебя есть, ммм, печатная машинка? нам надо просто – это важно.
- Щас посмотрю. – Вздохнула та. – Ага, вот и она.
Она принесла ржавую хреновину, которой, по-видимому, было лет сто, если не меньше.
Луи взял и, сказав «спасибо, Маргарет, я теперь твой должник!», ушёл. Она ему послала в ответ воздушный поцелуй, на который француз смутился, и его лицо стало похожим по цвету на лицо свиньи.
Иди посмотрел на них и хотел сказать, что-то укоризненное, но вместо этого лишь зевнул.
- Надо идти домой, ложиться спать. – Сказал он, и его все поддержали.
Луи отнёс печатную машинку к себе в кабинет и лёг спать. Ему завтра на работу, как и китайцу, за которым француз обычно заходит в половину восьмого.

- Семь утра, Луи! Вставай, а не то – проспишь! Вы тоже, дети! – кричала жена нашего главнейшего из главной четвёрки этого вестерна. Хотя он лидером никогда и не был.
Подняв свою жирную задницу, Луи отправился есть, поминутно смотря на часы. Он не любил опаздывать, когда заходил за китайцем + их ждал Иди и Ширики. Ширики вообще работал кучером, неудивительно – индеец же.
Иди иногда запаздывал. Неудивительно – один живёт, хотя буквально год или два назад был освобождён из плена в Мексике. Он – мексиканец, да. И никогда не был рабом. И именно поэтому устроился работать в школу учителем математики. Ему часто приходилось терпеть расистские шутки одного полного не по годам мальчика.
Нджгун вышел вовремя. Он опаздывал крайне редко, и то только из-за того, что долго искал ключи от дома. 
Когда он вышел, Людовик стоял недовольный. Он  не выспался ни хрена, как объяснился он позже, уже после работы. Он часто зевал.
Они сели в телегу. Там пахло всяким дерьмом, но Иди потом пересел вперёд, объясняя это тем, что «ученики не должны чуять, что я передвигаюсь в чём-то нехорошем или плохо пахнущим».
- Как будто мои клиенты должны. – Возразил Луи и тоже пересел вперёд.
- Там есть ещё одно место, Нджгун, если хочешь – можешь пересесть.
- Нет, спасибо, мне сегодня не до этого дерьма. – Отвечает тот. – Я всё равно с тобой весь день буду.
- Схренали?
- Потом объясню, когда останемся одни.
Через, примерно, полчаса Луи и Иди приехали на свои работы. Они находились достаточно близко – школа, в которой работал африканец, находилась напротив прокуратуры, где работал француз.
Людовик был профессиональным юристом. Поэтому он был очень ценен в этой, как он говорил, «конуре». Он не любил там работать:
- Я ненавижу это место, ребят, там воняет и босс мне не нравится.
Он давно хотел оттуда уволиться, но что-то заставляло там оставаться до поры до времени.
Пришед на работу, он вновь ощутил этот неприятный запах, заставлявший француза тратить духи, доставшиеся по наследству от отца.
- Что, как дела у вас, Людовик? – спросила его секретарша Хелен.
- Да всё плохо. Не выспался ни хрена, работать с трудом, наверно, смогу... – Пожаловался он ей.
- Нет времени расслабляться, французик! – вломился в дверь Перри, являвшийся вторым, после Хелен, кто отлично понимал Луи. – Сегодня, какой день недели?
- Четверг, вроде.
- Ну вот, завтра уже фактически выходной! Так что поработаем-ка сегодня хорошенько, чтобы отдохнуть завтра суперски!
Людовик вздохнул.
Когда он, будучи ребёнком, работал на отца, ему отец, тоже Людовик, постоянно говорил:
- Лучшие люди – трудоголики! Они больше всех зарабатывают и одновременно меньше всех тратятся. – Говорил он, попивая чай на веранде. – При этом, им для счастья нужна только одна вещь, способная заменить им любое – работа!
Когда Луи вырос, он понял, что под влиянием отца он и стал трудоголиком. Но он никогда не хотел этого, а теперь от этого уже не отвертишься...
Луи не любил свою работу. Его работа заключалась в одном – считать и отдавать другим людям деньги.
Да, он – банкир. Да, он, видимо, ненавидит деньги. Да, ему неприятно видеть людские рожи каждый день.
Но что его останавливает от ухода с работы? Во-первых, то, о чём говорилось ранее – трудоголизм. Во-вторых, его семья. Ведь он, с недавних пор, начал понимать, что семья его ценит лишь за то, что у него всегда есть деньги.
В этом плане его друзьям не нужен он. Он им нужен просто как человек. А не тот человек, у которого всегда есть деньги.
- Ладно, Перри, я согласен с тобой. Всего-то осталось поработать каких-то шесть часов. – Всё-таки сказал Луи.
- Вот этого человека я помню. И уважаю! – сказал Перри, возвращаясь обратно.
- Что-то не так, Людовик? – спросила Хелен, закуривая.
- Да всё не так. – Начал опять жаловаться тот. – Не та работа, не те люди, не та жизнь... Налей мне вина, пожалуйста.
- Да, секундочку. – Наклонилась та и начала вертеть перед ним своей задницей.
Луи не на шутку возбудился. Однако он вовремя вспомнил, что у неё есть парень, а у него – жена.
Проходит ещё три часа. Музыка такого композитора, как Фредерик Шопен, вскоре надоедает.
Вскоре ему звонит Иди.
- Луи, у меня проблемы.
- С чем?
- У меня ученики чё-то разбуянились. Это пипец какой-то, приезжай!
- Хелен, скажи я поехал на обед домой, постараюсь вернуться через час-другой.
- Хорошо, я скажу, постарайтесь максимально быстро, как вы можете!
- Ладно.