Стёпчик

Алёша, приезжая к бабушке в деревню, очень дружил с соседским котом Стёпчиком. Стёпчик был полосатый, матёрый весь в колтунах на густой шерсти. Алёшу он жаловал за то, что мальчишка, приезжая на лето, рыбачил и угощал кота свежей рыбкой, порой только-только засыпающей. Своих животных у бабушки не было, так как не-нет, а старая Акимовна уезжала на зиму то к одному сыну, то к другому. В городе у Алексея также живности не водилось: папа страдал аллергией на шерсть.

Потому мальчишка, сколько себя помнил, всегда, приезжая к бабуле, видел возле себя Стёпу.

Кот был вальяжно-важный. Еду не попрошайничал. Скорей наоборот – видя кого-то с бутербродом, Степан демонстративно отворачивался, подняв свой богатый хвост, показывая, что еда ему не интересна. Алёшу кот любил не потому, что у него были плохие хозяева. Хозяева Стёпчика были что надо. Пожилая пара, которым Степан был и сыном, и внуком, и всем на свете. С Алёшей было просто интересно. Забрести куда-то, на старый заброшенный сеновал, например, где мальчишка любил уединяться поиграть на скрипке.

Скрипку мальчик обожал. Правда, давались ему пока несложные пьесы и бабушка Акимовна, как только Лёша брал инструмент, ворчала, что опять он начинает раздражать её три оставшихся зуба. К Акимовне часто присоединялись ближайшие соседи. Так маленький скрипач привык уходить в сарай, чтоб там наиграться вдоволь. Степан шёл за ним. Сначала просто за компанию, а потом, прознав, что в сарае водится дичь, стал заправским охотником.
Правда, охотился кот только когда ходил с Алексеем. Всё остальное время Степан Котофеевич жил нога на ногу. Лишь иногда Лёша слышал, как другие соседи кричат, а то и бегут со швабрами в руках за ним. Мальчишка не понимал, за что так гоняют этого миролюбивого кота. Соседки жаловались то бабушке, то хозяевам Степана, но Лёша не вслушивался, считая, что кота с кем-то путают.

На девятое лето Лёшкиной жизни, приехав к бабушке, мальчишка не увидел Степана, хотя приехал с запасом крючков для летней рыбалки.  Прождав кота до вечера и не увидев, Лёша спросил у Бабушки:

– Бабуля, а где же Стёпчик?

– На облаке Степашка, – грустно с улыбкой сказала Акимовна. – Да ты не переживай, Лексей, все там будем, на облаках да на радуге.
Мальчик опешил и сидел тихо на диванчике с кружкой козьего молока, которое уже принесли соседи.

– Да как же так? Я ведь и крючки привёз, и папка червяков привозить по выходным будет. Как же я теперь без Стёпчика?

– Ну, кошек в деревне много, подружишься с кем-то, – вздохнула бабушка.

Расстроенный мальчик долго сидел с кружкой недопитого молока, вспоминая их прошлые годы с котом. Вспоминал, как кот встречал его, когда он только приезжал в деревню. Завидев мальчугана, Степан шёл важным неторопливым шагом, обязательно подняв свой богатырский хвост трубой. Подойдя к Алексею, кот благожелательно тёрся о ноги и мальчика и бабушки. На руки брать себя кот не давал. Не любил все эти нежности. Степан был хозяином, как он хотел показать благожелательность людям, так и показывал.

– Ты ступай спать, Лексей. Нечего тут сидеть. Полночь скоро уж. Молоко допил? Допивай и спатки, – приобняв мальчика за плечи, бабушка поцеловала его в макушку и, похлопав по спине, отправила спать.

Раздевшись и нырнув под пахнущее свежим воздухом одеяло, Лёша лежал, задумавшись. Взглянув на привезённые и стоящие в углу у шкафа спиннинги, Лёша грустно думал, что вряд ли сейчас пойдёт на рыбалку. Скучно отдавать рыбу первой попавшейся кошке. Да и на сеновал сейчас не с кем ходить. Ведь, встав на мягком запылившемся сене и прижав подбородком к плечу свою любимицу, и наигрывая в двадцатый раз что-то заунывное, но любимое, Лёша, бывал, как во сне. Ведь он творил музыку сам. Лишь иногда краем глаза замечал, что кот, пригнувшись, кого-то высматривает внизу. Или наоборот, выше оставшегося сена.

Через какое-то время кот приходил к Лёшке, садился напротив и с довольным видом начинал умываться. Умывшись, кот ненадолго ложился, поджав под себя лапы, в ногах мальчика и дремал, несмотря на скрипичные звуки. И казалось, тоже балдел от бесконечных Лешкиных трелей. Такие своеобразные музыкальные паузы у мальчика с котом бывали обычно недолго. Наигравшись, Алексей торопливо укладывал скрипку в футляр и соскакивал с сеновала. И уже снизу, крикнув:

– Стёпчик, домой! – бежал к дому.

Кот бежал следом, не выказывая недовольства прерванным отдыхом после приёма пищи.

Так продолжалось не одно лето. Куда шёл Лёша, туда шёл и кот. На рыбалку. На сеновал. В автолавку. Своих родных хозяев Стёпа, конечно, не забывал. Те его обожали. Хозяйка жила неделю в городе, а приезжала лишь на выходные или праздники, отпуска. Но Стёпе всегда привозила что-нибудь вкусное. Хозяин, с которым постоянно жил кот, души в нём не чаял.

Лёша лежал в темноте небольшой комнатки и вспоминал прошлые годы со Стёпчиком.

«Жаль, я книжек писать не умею, – грустно улыбнувшись самому себе, подумал Алексей. – Хотя что бы я написал? Ведь Степан со мной был один, а с другими людьми ну совсем-совсем другой. Жаль, я кошачьего языка не понимаю. Вот бы Стёпчик порассказывал о своей жизни...»

Лёша повернулся на левый бок, натянул одеяло почти с головой и стал засыпать.

Как не крути, а день сегодня был тяжёлый. Вначале быстрые сборы с утра, потом ожидание, пока папа приедет из гаража. Сама поездка к бабушке. Долгожданная встреча и с любимой бабулей и с деревней. Ожидание Стёпчика.
                * * *

Степан возлежал на мягком пушистом пуфе. Причём именно возлежал. Никогда в своей жизни Алексей не видел, чтобы кошки так сидели или лежали. Стёпчик сидел как человек, закинув лапу на лапу и блаженно дремал на тёплом ласковом солнышке.

Увидев Степку, Лёша радостно подбежал к пуфу, на котором лежал кот.

– Стёпчик! – воскликнул мальчик. –  Стёпчик! Так ты жив-здоров. Только решил куда-то свинтить от всех нас. Пошли быстрей домой, наглец. Бабуля говорит, дед Коля понурый ходит, как ты пропал. Не жалеешь и не любишь ты нас, – закончил уже обиженным тоном Лёша.

Кот взглянул на мальчика высокомерно и как на надоевшую мышь, которая не пойми откуда вновь объявилась в его царстве.

– Здравствуйте, – кот произнёс приветствие на понятном Лёше языке. – Я Степан. Попрошу так ко мне обращаться, – поучительным тоном добавил он. – Моё почтение, Алексей Семёнович, – кот слегка наклонил голову, здороваясь с Лёшей. – И никуда я больше не пойду. Я на своём месте, Алексей Семёнович. Здесь теперь всё моё хозяйство. С облако на облако попрыгать. Сравнить, где мягче, воздушнее. По радуге пробежаться, так сказать, физическая разминка. И снова на облако – отдыхать. Бабочек да ласточек вот ещё иногда погонять. Одни щебечут, другие сквозняк наводят. Дрёму прогоняют. Да ты ещё не пойми откуда явился, – совсем уж раздражённо закончил Степан.

Мальчик сидел на краю другого мягкого пуфа, при близком рассмотрении оказавшегося облаком.

– Стёп, но мы ведь тоскуем все без тебя. И дед Коля, и бабушка Валя. Как же ты их бросил? Пойдём домой. Дед Коля тебе колбасы нарежет. Своей копчёной. Он рассказывал мне по секрету, как кормил тебя без бабы Вали своим сервелатом, лишь бы ты по дворам не ходил.

Степан, не глядя на мальчика и прикрыв глаза, щурясь на ярком солнце, чуть заметно улыбнулся в свои густые усы.

– Дааа, с хозяином мы жили душа в душу ещё с младенчества моего, – мечтательным тоном протянул Степан. Мы с мамкой – кошкой Муркой в доме у хозяина жили. Спали на диване порой и на него забирались, чтоб погреть. Любил он нас дюже. Я с три года и не ходил никуда со двора. А зачем? Мамка здесь. Хозяин здесь. Чего ещё искать? – кот задремал, прикрыв глаза.

Лёша сидел и не мог отвезти глаз от кота. От того, кого любил и не помнил деревни без него.

– Потом, повзрослев захотел я посмотреть, что поблизости от нашего двора. Вначале пошёл за хозяином к приятелям его. Там хозяину были рады, за стол посадили, ну и мне досталось вкусноты.  Дорогу запомнил, стал захаживать в гости. Угощали. Пригласили и в соседние дома. Почему не зайти?  Познакомился с другими котами. Начали тусить вместе...

Заметив удивлённый взгляд Лёши, кот улыбнулся вновь своей лёгкой улыбкой в
густые усы:

– А что, ты думал, только, вы люди, тусите? Мы, коты, тоже не хуже вашего. Бывало, заберёмся на чей-нибудь сенник и давай разбираться, кто здесь главнее? Кто нашёл сей сенник? И драки бывали, а что ж мы, не мужчины, чтоб силой помериться? Приходил домой весь в сене, в репейниках, хозяин сильно расстраивался. Старался вытащить из моей шерсти всё до соломинки и до колючечки. И очистив, начинал уговаривать, чтоб я не ходил по дворам. Он-то думал, что блуждаю я из-за еды. И вот тогда – да. Тогда хозяин угощал меня своей колбасой. Не особо я её, честно говоря, любил. Ел, чтоб хозяина не обижать. 

– Слушай, Степан я всё понять не мог, почему за тобой часто соседи со швабрами бегали?  Деду Коле на тебя жаловались?

– Хм. Да тут понимаешь, какое дело, – Степан задумался. – Крутым хотелось стать. Как другие коты. Подраться и поскандалить – мало этого. Другие коты хвалились, что то одно у хозяев своих стащат, то другое. Кто-то и у соседей таскал. А мне деда Колю не хотелось расстраивать. Я решил выбрать, у кого можно что-то стащить, среди тех, кто наездами в деревню приезжал. Понадеялся, что не поймают меня, ну или к хозяину не пойдут жаловаться. Ходил я к тем людям. Угощали. Но только тем угощали, что уже сами есть не хотели. А какие ароматы возле дома их! Хозяева мои в огороде часто весной да летом. Ну я и решил, что не дойдёт до них моё хулиганство. Люди те наивные были. Ужас. Дверь в дом нараспашку. Хозяин с хозяйкой тоже где-то. А в сенцах рыба жареная стынет на тарелочке. Ну как мимо пройти? Зашёл. Съел всё, что на блюдечке было и отошёл на приличное расстояние себя в порядок привезти после приёма пищи. Соседка тех людей видела меня, ну и нажаловались хозяину. Тот не поверил, сказал, он сытый, воровать не станет.

Пронесло. Пошёл снова, а там опять сенцы нараспашку и хозяева где-то гуляют. Я в сенцы, а там… копчёным окороком пахнет. Не мог сразу разобрать, где он.

Осмотрелся: пакет висит на стене. Я прыгнул, пакет подо мной порвался. Не было времени доставать, схватил я зубами пакет и дёру. Увидели меня люди, хозяева. Да только сбежал я, спрятался. Ох и полакомился я тогда тем окороком! – Степан довольно улыбнулся и облизнулся. – На следующий день только домой пришёл. Хозяин меня не обижал. Просто погладил и, покачав головой, горько спросил: «Что ж ты, Стёпка, меня позоришь? Люди и-за границы окорок привезли, а ты его спёр. Никто
даже не попробовал».

 Что я мог ему ответить? Это ведь круто – съесть мне, коту, что везли из-за какой-то границы. Я так и не узнал, что это такое. После того окорока решил пока больше не испытывать судьбы. Сидел дома, к вам вот приходил. С год где-то сидел. Ну как дома. Дома, конечно не сидел, ходил к друзьям пообщаться, часто общения наши бывали шумными, с лапоприкладством. Ну так и что? Мы мужчины ведь...

 Алёша чуть заметно улыбнулся на Стёпино «Мы мужчины ведь».

– А следующей весной вновь понесло меня на подвиги кошачьи, – продолжил Стёпа. – Пошёл я снова к тому дому, где уже дважды удавалось полакомиться. Прихожу – хозяева, конечно вне дома. Дверь, надо признать, закрыта, а окно нараспашку. Ну и запах куриного супа из дома доносится. Я в окно впрыгнул – там на столе кастрюля с супом остывает. Я на стол. Крышку носом отбросил и достал большой кусок. Есть в доме не стал, выпрыгнул в окно, и в кусты. Наелся я того куска. Но жадность меня сгубила. Пошёл я назад к окну. И как я не услышал, что в доме уже есть хозяева. Сам не знаю. Окно по-прежнему открыто было. Я прыгнул, но до подоконника не долетел. Хозяйка как-то почувствовала, что я прыгаю, и закрыла его в процессе моего прыжка. И я заскользил лапами по стеклу. Попросту шлёпнулся на землю. Конечно, людям я виду не подал. Как бы успел соскочить, уцепившись передними лапами за раму окна. Перевёл дух и спрыгнул. Но удрать не успел, люди выскочили со швабрами. Попытался зашипеть, прикрикнуть на них, но видно, им уж больно курицу хотелось самим. Понеслись на меня, а я от них. Прибежал домой, еле дыша. Они за мною. Хозяин на лавочке сидит, я к нему. Люди прибежали, следом я, за деда Колю спрятался, они давай на меня жалобы катать. Дед Коля слушал-слушал и вынес приговор:

«Степана запру на неделю в погребе. А вы закрывайте свои дома. Сегодня кот к вам забрался, а через неделю, может кто на двух ногах и что – тоже со швабрами погоните?»

Кряхтя, вставая с лавки, дед Коля взял меня под мышку и понёс в дом.

«Раззявами не надо быть, – приговаривал он, входя в дом. – Тут не только кот, тут собака влезет. Ээ-эх, – дед Коля посадил мен на диван. Сам сел напротив на стул. – Ну что, Стёпка, надул снова городских? Надул. Правильно сделал, что надул, – дед Коля поглаживал меня по голове. – А сейчас, друг мой, отправляйся в погреб. Погоняй там мышей. Я тебе провиант приносить буду, но сидеть будешь на гауптвахте неделю, чтоб забылось всё. Понял? Пошли».

Вновь взяв меня на руки, хозяин отнёс меня в тёмный сырой погреб. Одно хорошо. Жара стояла летняя, а здесь получше, чем в тени. Так и отсидел я на гауптвахте. Не знаю, что означает это слово. Но я не сильно страдал от пребывания там. Хозяин еду приносил исправно, два раза в день. Гладил, разговаривал. К концу положенного срока мне и выходить не сильно хотелось. Мышей я построил. Пару-тройку прикусил для порядка. Чтоб знали: здесь теперь живёт Степан Котофеевич.
Вышел я на волю и не хотелось мне никаких больше тусовок и соревнований. Дед Коля, родной, дорогой, любимый, посиживал в тенёчке, ну и я с ним. Иногда вот к тебе заходил полакомиться свежей рыбкой.
Так и жили мы. Баба Валя привозила из города вкусности. Мне никуда и не хотелось аж до зимы. А зимой что делать? Дед Коля всё дома да дома, скучно ведь, ну стал порой я снова захаживать к моим приятелям. Постепенно тусы наши возобновились. А что ж мы, не живые что ли? Это у вас всякие телевизоры, да штуки какие-то в уши вставляете и с ними подпрыгиваете. Танцуете, значит. А нам, котам, что делать? Мы вот по-своему время проводим.

Помню, нарвался я здорово. Намяли мне бока вчерашние юнцы. Пришёл я к хозяину на вторые или третьи сутки, а перед тем отлёживался в сарае нашем с тобой, Лексей Семёнович. Пришёл на трёх лапах, со скатавшейся шерстью, с засохшей грязью на шубе. Но не жаловался. Ни в коем случае. Хозяин посмотрел на меня. Поесть дал, а после стал бабе Вале чего-то звонить. Та на следующий день приехала. Тоже глянула на меня. Что-то подозрительно они с дедой Колей переглянулись, кивнули друг дружке, и баба Валя занялась своими делами на кухне. А дед Коля, взяв большие ножницы, неведомо откуда взявшиеся, сел ко мне на диван и начал состригать мои кусочки слипшейся шерсти, приговаривая:
«Как же ты себя до такого состояния довёл, Степан Котофеевич? На тебя ведь сейчас ни одна дама не посмотрит». Я терпел. Тем более, было это почти приятно. Облегчил меня дед Коля. Зато от бабы Вали я подобного предательства не ожидал.

Когда дед Коля срезал всю слипшуюся и грязную шерсть, баба Валя, эта женщина, которую я любил и доверял ей, вынесла из кухни чан с горячей водой и, взяв меня под передние лапы, опустила в этот чан.

Я, конечно стал протестовать. Это что же такое? Обстригли, да ещё теперь мыть вздумали. Я что –сам плохо моюсь? Но баба Валя, не обращая внимания на мои протесты, одной рукой твёрдо держала меня в воде. Второй прямо ладонью смачивала меня полностью. Зачем? Зачем, хозяйка? Хозяин, помоги! Ну что же ты сидишь и лыбишься ещё? Твоя жена, видимо из ума выжила в своём городе! Но муки мои обливанием не закончились. Смочив меня всего, хозяйка взяла лежащий квадрат зелёного цвета и ужасно пахнущий и давай им по мне водить. От этого по мне пошла какая-то белая дурно пахнущая пена. Я закричал, взмолился:
«Хозяева, что ж вы делаете, родные мои? Вы что же меня, загубить хотите? Я ведь только пришёл немного испачкавшийся. Ну, состриг хозяин не понравившиеся ему пряди моей шерсти. Ну и довольно! Зачем в воду меня замачивать? Я ведь не простыня и не наволочка, чтоб меня намыливать и стирать, как делает баба Валя летом на озере, я видел. Я ведь кот!»

Но хозяева не замечали мои протесты. После того, как намылены были даже мои неподстриженные брыжи, хозяин, взяв меня под передние лапы, вынул из чана. Я вздохнул с облегчением. Да не тут-то было. Хозяйка вынесла воду, в которой меня намыливали и принесла пустой чан. Следом принесла из кухни кастрюлю с горячей водой и, разбавив её холодной из стоящего здесь же ведра, меня снова засадила в этот злосчастный чан. Я попытался сопротивляться сильнее. Да нет. Хозяин присоединился. Держал меня, а хозяйка ополаскивала мыло. Деду Коле я вцепился в руку, благо, свитер был закатан. Но тот даже не среагировал. Только приговаривал:

«Держись, Степан, так надо. Сам потом песни петь будешь на весь дом.»

И оказался прав дед Коля. После того, как вынули меня из чана, баба Валя завернула меня в старенькую махровую простыню. Меня промокали, обсушивали. Как это правда приятно. Расслабившись, я лежал и кайфовал на диване, пока баба Валя замазывала деду Коле следы моих когтей. А тот смеялся и подшучивал, что обстриги тебя, помой, а вместо благодарности –кровопускание. Хозяева не обижались и не сердились на мои подвиги никогда.

В этот раз, когда я высох, мне одели мечту всей моей кошачьей жизни. Красивейший ошейник, пусть даже с каким-то неприятным запахом, но такие ошейники я видел только у приезжающих из города котов. Они порой приходили к нам на тусовки, но вели себя как гордецы, приговаривая: «Да что с вами, с деревенщинами, общаться? Мы вот и ошейники имеем и вообще живём в квартирах, спим с хозяевами головами на подушках». Гордецы и зазнайки. Вот теперь у меня такой же ошейник. И раз, чтоб получить ошейник, нужно претерпеть эту муку – мытьё – что ж, я почти стоически выдержал. На следующий день я пошёл по деревне похвалиться, какой я сейчас красивый в ошейнике. Я слышал, как твоя бабушка, смеясь, говорила соседке:
«Степан чисто вымыт, выбрит, в ошейнике. Сейчас сама бы за него замуж пошла».

Мои хозяева любили меня без памяти. Ни один знакомый кот не рассказывал, чтобы у него хозяева прощения просили. Мой дед Коля однажды в темноте сеней наступил мне на лапу, я конечно взвизгнул, не столько от боли, сколько от неожиданности. А дедушка решил, что я сильно обиделся. Я, как всегда, ушёл на тусу, так хозяин ходил по деревне, искал меня. Спрашивал у людей. Ходил по дворам, звал и объяснял свою обеспокоенность:

«Да я на лапу ему наступил. Вот обиделся, домой не приходит. Стёпка, Стёпка, пупсик, где ты?»

Я пришёл вечером, как обычно. Не понимаю, почему хозяин так беспокоился? Ведь я всегда так приходил и уходил...

– Стёпка, почему же ты сейчас ушёл? Всех бросил, и хозяев своих, и меня? – грустно спросил Лёша.

– Эээ, парень, если бы никто на облака да на радуги не переселялся, мы бы все, и люди, и животные, себе подобных затоптали. Здесь просто другая страна, из которой нельзя вернуться. Но будут здесь абсолютно все. И мы все будем здесь счастливы. Посмотри на меня. Я выгляжу несчастливым?

Лёша с улыбкой покрутил головой.

– Ну вот и зря хозяин с хозяйкой так переживают. Я прожил с ними счастливую жизнь, просто сейчас место жительства изменил, –  кот потянулся, зевнул. – Пора мне небольшую пробежечку по радуге сделать. Видишь, как замахали крылышками цветнашки? – спросил кот, кивая на разноцветных бабочек, порхающих возле них с мальчиком. – Да и тебе пора уже к бабушке Акимовне. Скоро она тебя на ватрушки звать придёт. Так что прощай, Алексей. Пока прощай...
                * * *

– Лексей, Лексей! – трясла за плечо мальчика бабушка Акимовна. – Поднимайся, что-то ты сёдни разоспалси? Ну с дороги, ладнось. А так вон ватрушки твои любимые с черносливом уже остывают. Поди умывайся и к столу.
Лёша, непонимающе протирая глаза, смотрел на бабушку.

– Бабуля, а я Стёпчика видел. На облаке с ним сидел.

– Сон, чё ль? – бабушка нахмурилась.

– Наверное, – беззаботно сказал мальчик. – Но теперь я знаю, что написать в книге про Стёпчика. Так, где там ватрушки? – спросил Лёша, выходя в солнечно освещённый зал и подходя к накрытому бабушкой столу.

– Руки, – строго сказала бабушка.

Мальчишка, поняв серьёзность бабушки, помчался во двор к прибитому к забору умывальнику.

                *  *  *

– Пап, а пап, а ты про нашего Стёпчика свою первую книгу написал? – спрашивал, дёргая отца за футболку, шестилетний Семён.

– Нет, сынок. У меня был свой знакомый Стёпчик, – с улыбкой беря «под большое крыло» сына, говорил Алексей, а на коленях у него восседал серьёзный Котейшество Степан Котофеевич 2-й.