Султан поневоле

                То, что я женат – скрывать не стану
                И могу признаться, не тая:
                У меня семь жён (под стать султану!) –
                Шесть чужих и плюс одна своя.

                М. Левин


До начала обеденного перерыва оставалось не более двух минут, и у Романа Степановича Мастеркова уже проснулся волчий аппетит, тем более, что его каптёрка находилась совсем рядом с кухней, и упоительные ароматы украинского борща и печени по-строгановски будоражили воображение и вызывали обильное слюноотделение. Его жена, при всей её красоте, уме и прочих талантах, совершенно не умела готовить. Разве что могла сварить слепленные самим же Степанычем пельмени. То ли дело их замечательный шеф-повар Василий Игнатьевич, который много лет работал в лучших ресторанах и даже заслужил мишленовскую звезду (но это не точно).
 
Но тут, как всегда не вовремя, зазвонил телефон. Почему-то телефоны всегда звонят не вовремя. Когда ждёшь важный звонок, телефон, словно обидевшись, молчит, испытывая твоё терпение. А когда не ждёшь, звонок всегда застигает тебя врасплох, словно ехидничая: «Вот ты где? Попался! Думал я про тебя забыл? Думал, я тебя здесь не достану? Как бы не так!»

Звонил не кто-нибудь, а сам Его превосходительство Чрезвычайный и полномочный посол Российской Федерации в государстве Ватикан. На простеньком телефонном аппарате не было определителя номера, но Степаныч и так узнал голос Николая Ивановича.
– Роман Степанович, зайдите, пожалуйста, ко мне, – вежливо попросил посол.

Когда такой человек вежливо просит зайти, это значит, что нужно всё бросить и бегом бежать в его кабинет. Мало ли, вдруг какое дело государственной важности. Здесь, в посольстве, Николай Иванович был царь и бог для всех, начиная от дипломатов и заканчивая обслугой и техническим персоналом, вроде Романа Степаныча. Уверенный и властный, строгий, но справедливый, умудрённый многолетним опытом дипломатической работы и вдохновляющий персонал посольства своим молодёжным задором. Посольские даже называли его за глаза султаном и под большим секретом, чтобы не сглазить, мечтали о тех временах, когда он станет министром иностранных дел или даже… Только представьте, какой была бы наша страна под руководством такого человека!

Степаныч проглотил голодную слюну и побежал наверх в кабинет посла.
Николай Иванович, одетый по парадному, стоял возле своего письменного стола и укладывал какие-то тонкие кожаные папки в свой дорогой портфель, украшенный золотым гербом.

– А, Степаныч! Ну, наконец-то ты пришёл, я тут тебя заждался, – сказал он, пожимая Роману Степановичу руку. Несмотря на относительную молодость Мастеркова, Николай Иванович звал его Степанычем, как, впрочем, и все другие сотрудники посольства, старые и молодые. Среди посольских ходили слухи, Мастеркова звали Степанычем, ещё когда он был маленьким мальчиком Ромкой.

«А ведь с момента звонка даже минуты не прошло» – подумал Степаныч. Но ничего не возразил, а приготовился слушать начальственные указания.
– Тут такое дело, Степаныч, нас практически всем составом посольства пригласили на ответственную встречу с местной администрацией, – сказал посол скороговоркой, – со мной поедут все советники и секретари посольства, кроме секретаря-референта. Так что, посольство оставляю на тебя.
 
– А разве Вольдемар Кузьмич не должен за вас оставаться? – удивился Степаныч, – он же ваш официальный заместитель.
– Глава дипмиссии тоже приглашён, едет с нами, – ответил Николай Иванович, застегивая портфель.

– Николай Иванович, а разве так можно по протоколу? У меня же нет дипломатического паспорта и иммунитета.
– А они тебе и не нужны. От тебя не требуется принимать никаких официальных решений, а в здании посольства тебя не арестуют, здесь у нас суверенная территория, так что, бояться нечего. Да и с чего бы вдруг местным властям тебя арестовывать, ты же весь из себя положительный и законопослушный. Как говорится, идеологически выдержан и морально устойчив. Твоя задача на сегодня приглядеть за техническим персоналом и решать сугубо технические вопросы. И, что особо важно, поддерживать производственную дисциплину. Это имеет решающее значение в свете последних указаний руководства Страны, особенно в условиях нагнетания напряженной международной обстановки.
 
Услышав про международную напряженность, Роман Степаныч и сам напрягся, даже вытянулся по стойке смирно, но Николай Иванович, положив ему руку на плечо, успокоил:
– Вас тут остаётся всего семеро. Кроме тебя, остальные шестеро женщины, народ спокойный и уравновешенный. Так что я тебя поздравляю, считай, Степаныч, что ты попал прямиком в райские кущи и временно стал кем-то вроде султана, окружённого женским вниманием.
– Мне уже и так ясно, что я попал, – прошептал себе под нос Степаныч, – ещё как попал.

Николай Иванович пошёл к выходу, но на секунду остановился в дверях и обернулся лицом к Степанычу.
– Да, вот что ещё. Сегодня из Женевы должны доставить антикварные напольные часы. Обошлись нам в целую кучу швейцарских франков. Но разведка сообщила, что они почему-то не ходят. Наверное, механизм сломался, или его там вообще нет. Но с этим ты в понедельник разберёшься. А на сегодня самое важное это трудовая дисциплина персонала. И следи, пожалуйста, за телефоном правительственной связи. Вдруг со Смоленской-Сенной позвонят, – Николай Иванович указал взглядом на стоящий на письменном столе старомодный цвета топлённого молока телефонный аппарат с золотым гербом России на диске и быстрым шагом вышел из кабинета. Его ждали государственные дела.

Степаныч так и не успел спросить, то ему делать, если зазвонит тот самый телефон. Он прошёлся по кабинету, прикидывая в уме, как бы он себя почувствовал, если бы вдруг стал Чрезвычайным и полномочным послом. Но ничего из того, что должен делать посол, или хотя бы глава дипломатической миссии, кроме вручения верительных грамот, ему на ум не приходило. Да и какой из него посол! У него даже дипломатического паспорта нет. Папы или дяди в МИД России у него тоже нет, да и в МГИМО он не учился. На работу в посольство он попал исключительно по рекомендации одного генерала, в благодарность за воскрешение из кучи металлолома разбитого генеральским сынком суперкара «Астон Мартин». А вот представить себя обычным султаном было очень простым делом.

Степаныч после мучительных размышлений всё-таки решился присесть на самый краешек посольского кресла.
Назойливые мысли о жизни султанов не давали ему покоя. Султанам дипломатическое образование ни к чему, для этого у них визири есть. Дело султанов – поддерживать дисциплину в рядах своих подданных и как можно дольше удерживать своё царственное положение, а на досуге этим самым положением наслаждаться.
 
Степаныч невольно представил, как бы он наслаждался, будь он султан. Для начала он уселся поглубже в посольском кресле. Власть, она как болото, засасывает попавшего в неё человека. Только в отличие от попадания в болото, человек, попавший во власть, сам не хочет из неё выбираться.
 
Немного поёрзав, комендант угнездился в посольском кресле покомфортнее, чтобы легче было мечтать о прелестях султанской жизни.
Он бы сидел на троне, а перед ним, бросая в его сторону томные взгляды огромных и блестящих как лал глаз, танцевали бы, бренча манистами, его многочисленные жёны и наложницы, одна другой красивее. Исполняли бы они, разумеется, танец живота, и услаждали его слух ангельским пением. А самая прекрасная из них, разумеется похожая на его Веронику, подносила бы ему изысканные яства, приготовленные личным султанским поваром Василием Игнатьевичем.
 
При мысли об яствах Степаныч вспомнил, что так и не успел сходить поесть в посольскую столовую.
«Раз уж я теперь султан, пусть принесут мне еду прямо сюда» – подумал он – «ведь приносят же они обед Николаю Ивановичу».
– Алло, Лерочка, будь так добра, если это тебя не затруднит, позвони, пожалуйста, на кухню, попроси их зайти в кабинет посла, – позвонил Роман Степаныч в приёмную секретарю-референту Валерии.

Он вальяжно развалился в посольском кресле, больше похожем на трон, и представил себе, как Василий Игнатьевич в белоснежной куртке с чёрными пуговицами и накрахмаленном до хруста высоком колпаке со сто одной складкой торжественно вплывет в кабинет, толкая перед собой тележку с закусками, столовыми приборами и главным блюдом под никелированной полусферой. А из-под этой блестящей полусферы, опережая шефа, будет выплывать волшебный аромат. А ещё на подносе будет запотевший серебряный тонкой работы кувшин с изысканным вином.
 
Впрочем, если б он на самом деле был султаном, ему было бы не положено пить вино. Кажется, Коран запрещает. Но, возможно, посольские юристы нашли бы для него какой-то легальный способ сделать персональное исключение, учитывая, что он крещённый. А православным и католикам пить вино разрешается, если в меру. Не говоря уже об атеистах, для них вообще никакой закон не писан, кроме морального кодекса строителя коммунизма – религии на современном историческом этапе уже не актуальной.

На этом месте ход мыслей Степаныча прервался, поскольку в широко распахнутую Лерой дверь посольского кабинета вкатилась повариха Анфиса. Вместо подноса с обедом у неё в руках были две набитые до краёв хозяйственные сумки. А вместо белоснежного халата и высокого белого колпака – шуба из меха нутрии и рыжая лисья шапка фасона «воронье гнездо», вышедшая из моды лет двадцать назад. Вся фигура Анфисы состояла исключительно из сфер и полушарий, если не считать тройного подбородка, превращавшего круглое лицо Анфисы в овал. Когда обтянутая в белый халат шестидесятого размера повариха стояла на раздаче, она походила на снежную бабу, но в огромной шубе из нутрии Анфиса напоминала большую медведицу. Только не ту, что на небе, а ту, что в цирке катается на велосипеде.

– Степаныч, а ты чего тут? Кто меня сюда вызывал? – ворчливо спросила повариха.
– Это я тебя вызывал, Анфиса. Николай Иванович меня за себя оставил, так что, сам я в столовую не мог спуститься, у меня тут дела государственной важности. Принеси мне, пожалуйста, обед прямо сюда, – очень деликатно, в стиле Николая Ивановича, попросил Степаныч и бросил выразительный взгляд на телефон с гербом.

– Рома, не борзей! Одно дело, Николай Иванович, он посол, а другое дело, ты, завхоз.
– Я, к твоему сведению, не завхоз, а комендант посольства. То есть, старший над всем техническим персоналом. А кушать, между прочим, всем хочется, не только послам.

– А вот кушать-то, Ромочка, у нас ничего и нету. Василий Игнатьевич ушёл пораньше. Он сегодня ничего лично для посла не готовил, раз уж тому на торжественный приём идти. А я всех наших покормила, и тоже вот домой собралась. Уже дома была бы, если б меня сюда не вызвали.
 
– Так, наверное, на кухне что-нибудь осталось с обеда? На мою долю, полагаю, тоже готовили, – с надеждой спросил Роман Степаныч.
– Что ты, Степаныч! У нас же на кухне сам знаешь какая санитария. Почище операционной! Как обед кончается, я все кастрюли до блеска отмываю. Василий Игнатьевич грязных кастрюль не терпит.

¬– Ну должно же было хоть что-то остаться?
– Всё, что осталось от обеда, мы утилизировали согласно инструкции Роспотребнадзора, – сказала Анфиса и, бросила мимолётный взгляд на свои сумки, наверное, чтобы убедиться, что Степаныч их не стянул:
– Надо было тебе, Рома, на обед вовремя приходить. Война войной, а обед по распорядку. Кто не успел, тот опоздал. Я вот из-за тебя тоже домой опаздываю, а мне ещё семью кормить.

Анфиса, собравшись уходить, взялась за свои сумки, но разочарованный вид измученного голодом тщедушного коменданта внезапно пробудил в ней дремавшие материнские чувства.
– Слушай, Рома, там в морозилке пельмени есть. Брось их в кипяток и все дела. Тоже вкусно, а главное, сытно. Вот только сметаны совсем не осталось, в Италии её не купишь, а из Москвы только завтра доставят, с дипломатической почтой. Но ты их с кетчупом или с горчичкой, тоже ничего...
Повариха повернулась и вышла из кабинета вместе со своими тяжеленными сумками.

«Наверняка в сумках продукты» – подумал Степаныч ¬– «вот ведь сколько уже лет человек в посольских ресторанах работает, половину европейских столиц объездила, а со своей столовской привычкой тащить с работы продукты не рассталась».

Степаныч снял трубку посольского телефона, того, что без герба, набрал по памяти номер и на беглом итальянском заказал себе пиццу с прошуто, куриной грудкой, креветками, белыми грибами, оливками, томатами, трюфельным маслом и тремя сортами сыра. Пиццерия была совсем рядом с посольством.
 
Через пять минут Степаныч услышал звук автомобиля, остановившегося под окнами посольского кабинета, и отодвинул штору. Для пиццы рановато, хорошую пиццу за пять минут не приготовишь и, тем более, не доставишь. Но это оказалась не пицца, а огромный картонный ящик, в каких перевозят холодильники. Вокруг ящика возилось несколько темнокожих грузчиков в синих комбинезонах.

– Охрана, что там у вас творится перед входом? Часом не теракт готовится? – спросил Степаныч, позвонив в службу охраны.
– Да нет, Степаныч, отбой, ложная тревога. Это дипломатический груз пришёл, часы антикварные из Женевы привезли, да только ящик грохнули при разгрузке. Надеюсь, сами часы уцелели. Я коробку не вскрывала. Для меня главное, что вализа цела, а ходят – не ходят, это уже твоя забота. Кстати, я вижу, ты из кабинета посла звонишь. И что это ты там делаешь? – строго спросила Дарья, заместитель начальника охраны. Сам начальник уехал сопровождать посла.

– Меня Николай Иванович назначил временно исполнять его обязанности, – не без пафоса ответил Степаныч, – вели этим раз… раздолбаям тащить часы в приёмную.
Раздолбаи с криками и ругательствами подняли короб с часами и потащили вверх по парадной лестнице.
– Вот ведь, ничего не умеют, ни работать, ни выругаться, как следует, – сказал Степаныч Валерии, выйдя в приёмную.
– А ты поучи их, поучи, с нашим матерком у них дела лучше пойдут, – пошутила Валерия.

«И кто её только на работу в посольство взял такую дурочку? За какие такие заслуги? Ну, симпатичная. Так тут у них здесь каждая вторая симпатичная. Ну, знает итальянский, французский и английский. Чай вкусно заваривает, со смородиновым листом. Но ведь дура-дурой. Или прикидывается? Может, их там в ФСБ специально обучают дурочками прикидываться?» – подумал Степаныч и вздохнул.

Он указал грузчикам место в приёмной, куда поставить часы, и осмотрел коробку со всех сторон. Картон был цел, но сильно помят сразу в двух местах. Степаныч на всякий случай сфотографировал повреждения (глупышка Лера сама догадалась подать ему фотоаппарат, который всегда лежал у неё в столе). Потом Мастерков проверил вализу, но не стал срывать её, инструкция не позволяла.

Грузчики были, судя по цвету кожи, мигрантами из стран Африки и говорили на малопонятном Степанычу диалекте итальянского языка. Степаныч, несмотря на своё неплохое знание итальянского и зачаточные познания в латыни, не смог разобрать и половины. Тогда старший из грузчиков, здоровенный мужик с квадратной чёрной бородой и дредами сунул Степанычу под нос планшет с помятой авианакладной. Степаныч сделал в накладной запись о получении товара с поврежденной упаковкой. Раздолбаи перешли с плохого итальянского на совершенно незнакомый Степанычу язык, скорее всего, требуя, чтобы он зачеркнул свою запись о повреждениях. Но Роман Степаныч был непреклонен, и как настоящий султан царственным жестом велел им удалиться. Им пришлось уйти, так и не получив на чай или что там у них принято пить в это время суток.

Через десять минут в приёмную заглянула статная девушка в тёмно-зелёной униформе.
Степаныч всегда относился к Дарье с симпатией, хотя все остальные сотрудники посольства, включая самого посла, её немного побаивались. Разумеется, кроме начальника охраны. Все знали, что она – девушка абсолютно бесстрашная и, если на неё косо посмотреть, может и в глаз дать. Причём, и кулаком, и ногой. До службы в посольстве она успела стать чемпионом Новосибирска по кикбоксингу.
– Степаныч, ты что ли пиццу заказывал? – спросила она, – тут пиццу принесли, я открыла коробку для досмотра, а там чего только нет: и ветчина, и грибы, и помидоры, и оливки. Так я сразу поняла, что это ты заказывал с голодухи, небось обед пропустил.

Степаныч взял у Дарьи плоскую коробку, открыл её и предложил:
– В другой раз, чтоб тебя не смущать, закажу кальсоне. Угощайся, Дарья, пока горячее.
– Спасибо, нас Анфиса сегодня на убой накормила, но кусочек возьму. Чисто из любопытства, таких пицц типа семь в одной я никогда не ела, – Дарья вытащила кусочек пиццы из коробки и ушла.
«Деловая! Тоже видно себя сегодня за начальника считает» – констатировал Степаныч и вышел в приёмную.

– Лера, хочешь кусочек пиццы? – спросил Степаныч у секретаря-референта, но та только фыркнула, как обиженная кошка.
– Это Дарье можно есть, сколько хочешь, она после работы спортзал посещает и сауну, вес сгоняет до второго полусреднего. А у меня фигура! Или вам, Роман Степанович, больше нравятся женщины в теле, такие как Анфиса? – ехидно спросила Валерия. Она, разумеется, прекрасно знала жену Степаныча Веронику и не скрывала своей зависти к её осиной талии.

– Ну и зря отказываешься, говорят, от пиццы не поправляются. Итальянки вон какие все стройные, если не считать толстушек, потому что питаются пиццей и пастой, – сказал Степаныч. А про себя подумал, что Лере, пожалуй, пошло бы на пользу прибавить килограммов пять-шесть, так сказать, для мягкости контуров, а то на манекенщицу похожа. Больно смотреть! Ему больше нравились женщины с чётко очерченными контурами и идеальными пропорциями: грудь, талия, бёдра, 92-57-88 (Степаныч во всём любил точность).

Он зашёл обратно в кабинет посла, сел на краешек гостевого дивана. За пару минут съел половину пиццы и волевым жестом отодвинул коробку в сторону.
В приёмной громко зазвенел телефон. Потом умолк, наверное, Валерия сняла трубку. А потом зазвонил телефон в кабинете посла, и Степаныч поспешил ответить.
– Комендант посольства Российской Федерации Мастерков Роман Степанович, – представился он по форме.

– Степаныч, это я, – раздался в трубке голос Леры, – вас тут супруга спрашивает. Соединять?
– Соединяй, конечно, – ответил Степаныч.
– Рома, ты когда дома будешь? Надеюсь, не забыл, что нас Лесковы в «Джиджетто» приглашали? – спросила Вероника.
«Джиджетто» это один из самых модных ресторанов Рима, а Василий Лесков – коллега Мастеркова из представительства Аэрофлота. А его жена – просто жена, нигде не работает.

– Ника, я сегодня никак не смогу, – тихо ответил Роман Степаныч.
– То есть, как не сможешь? Мы же собирались! Только вчера вечером договорились пойти. Вот всегда ты так! Я так и знала, что на тебя совсем нельзя положиться!
– Меня Николай Иванович за себя оставил, велел сидеть, пока он с приёма не вернётся, наверное, до полуночи. Представь себе, я с тобой, дорогая, разговариваю не откуда-нибудь, а прямо из кабинета Чрезвычайного и полномочного посла!
 
– Ничего себе! И что ты там делаешь? Ноты протеста сочиняешь или чем там у вас ещё дипломаты занимаются? – саркастически усмехнулась Вероника.
– Да, в общем и целом, ничего не делаю. Сижу тут, бездельничаю, как какой-нибудь султан.
– Эх, Рома, Рома… Горе мне с тобой, султан недоделанный! – только и сказала Вероника и повесила трубку.
 
Понимай, как знаешь. Хотя, чего там понимать-то? Расстроилась, что вечер пропал, обиделась и теперь три дня будет дуться. Или четыре.

В кабинет зашла Валерия и принесла ему свежезаваренный чай в стакане с серебряным подстаканником, на котором красовался золочённый герб с двуглавым орлом. Николай Иванович всегда пил чай только из такого, положение обязывало.
Вот ведь всё-таки приятно, когда рядом есть женщина, которая может о тебе позаботиться. Хотя обычно Лера вела себя с ним несколько надменно. Всё-таки, другая каста.

– Роман Степанович, я всю работу на сегодня выполнила, а кроме вас другого начальства не осталось. Можно я лично у вас отпрошусь, а то дома дел невпроворот? – спросила Валерия.
«Дура-дурой, а подход имеет. И чай подала, и просит уважительно. Хотя, конечно, могла бы подать чай и пораньше, когда я пиццей в сухомятку давился» – подумал Степаныч и ничего не ответил, а только с укором посмотрел на девушку.

– Роман Степанович, так я пойду? – ещё раз спросила Валерия, предпочитая не замечать его укоряющий взгляд.
– А что, если кто позвонит, будут спрашивать посла или главу дипмиссии? – спросил он.

– Никто не позвонит, сегодня же пятница, все уже гуляют. А жена твоя, то есть, ваша уже звонила. Я на всякий случай автоответчик включу. А если прямо со Смоленской-Сенной позвонят, так это всё равно, минуя меня, вон на тот телефон с гербом.
– Ну, иди тогда, если все дела уже переделала, – повелел Роман Степаныч по-султански, величественно качнул головой и сделал царственный жест рукой.

Валерия предпочла не реагировать на его инсинуации и оскорбительные намёки насчёт не доделанных дел и моментально растворилась в дверном проёме, словно её никогда и не было. Как говорится, с начальством лучше не спорить, если всё равно можно сделать по-своему.
 
Степаныч достал из шкафа шахматную доску и стал разбирать эндшпиль второй партии между Спасским и Фишером. Но его оторвал стук в дверь.

– Роман Степан, добрый вечер, – сказала зашедшая в кабинет немолодая странно одетая синьора, – меня пришёл за аванс. 
Это была Энрика из клининговой компании, главная над уборщицами. Она сносно говорила по-русски, чем очень гордилась. Правда, ей трудно давались рода, падежи и окончания. Кроме того, среди посольских бытовало мнение, что она слегка безумная. Не сильно, а так, чуть-чуть.

– Степаныч, – вежливо поправил её Мастерков.
– Романович Степанович, я брать аванс должен, – сказала Энрика.
– Берите, если найдёте кого-нибудь, кто вам выдаст деньги, но боюсь все уже ушли, – Степаныч развёл руками. Он мог бегло говорить по-итальянски, но у него было правило уважать собеседника и разговаривать с ним на том языке, на котором тому хочется объясняться.
– Мне глав бух-бух обещал, получать триста евро сегодня, – пыталась объяснить синьора Степанычу.
– Так я же ничего против не имею. Только денег я вам выдать никак не могу, я же не казначей и не бухгалтер.
– Мне Лера сказал, вы есть сегодня самый главный.

– Что правда, то правда! Я сегодня за посла, по хозяйственной части, – опять развёл руками Степаныч, – но ваших денег у меня нет. Утром надо было зайти, когда тут были люди с казёнными деньгами. А сейчас даже Лера ушла.
– Мне нужен очень деньги. Я никуда не уходить, пока вы не давай мне деньги. Давай-давай, триста, – настаивала Энрика.

«Вот беда с этими женщинами! Ты им подробно всё объясняешь, а они знай себе талдычат одно и то же!» – Степаныч полез в карман за портмоне и сказал:
– Триста дать не могу, у меня самого тут только двести пятнадцать евро, а больше наличности нет, даже на автобус, – сказал он.
– Давай-давай, как раз двести пятнадцать. Остальное будет ваш должок. Отдашь в понедельник.
– Ну, бери свои адвентициус пэкуниа, только напиши вот на этом листочке расписку, – сказал Степаныч.

Энрику не пришлось уговаривать. Она поставила на бумажке закорючку и сгребла свои адвентициус пэкуниа, то есть деньги из необычного источника, словно вытащила их из пасти банкомата. Две большие банкноты по сто евро положила в сумочку, а три маленькие по пять спрятала в лифчик.
– Романович Степанович, вы хороший есть человек, добрый, в понедельник отдашь восемьдесят пять, – сказала они и вышла из кабинета.
Хороший-то хороший, это и ежу понятно,но домой придётся идти пешком.

И вдруг у него зародилось опасение, что никто ему эти траты собственных денег может и не возместить, несмотря на наличие расписки. А ведь на эти деньги он хотел купить Веронике какую-нибудь модную вещицу. Она умеет ценить такие пустячные подарки, считая их налогом, который муж обязан уплачивать за её красоту.

Степаныч вышел в приёмную и забрал с журнального столика пачку глянцевых журналов. Полистал их, но ничего интересного для себя там не увидел: только ожерелья, мужские галстуки, престижные часы, спортивные автомобили, модные вечерние платья и бикини. Всё это не вызывало у него никакого интереса, даже загорелые девушки, на которых эти бикини были надеты. До Вероники им было как до Луны.

В дверь кабинета постучали.
– Войдите, – позволил Мастерков.
В кабинет решительно зашла корпулентная дама предпенсионного возраста в шикарном норковом палантине. Это была жена атташе по культуре Матрёшкина.
– А где Николай Иванович? – спросила она.
– Ядвига Брониславовна, добрый вечер, Николай Иванович и все дипломаты на приёме у местной администрации, – ответил Степаныч, встав по стойке смирно. Войди в кабинет сам Матрёшкин, Степаныч ограничился бы тем, что слегка оторвался от стула, чтобы подать ему руку. Но, Ядвиг Брониславовна - совсем другое дело.
– И мой Матрёшкин тоже там?
– Да, Руслан Елизарович тоже там, где же ему ещё быть.

– Вот об этом я и хотела тебя спросить. Видишь ли, Степаныч, последнее время мне кажется, что Матрёшкин мой стал посматривать налево. Не знаю уж, кому тут такое сокровище могло бы понадобиться, но, сам понимаешь, всякое может случиться. Вдруг он тут какую-нибудь Софи Лорен встретит или Орнеллу Мути и надумает развестись. Я, Степаныч, разумеется, очень сильно люблю нашу Родину, сильнее даже, чем обоих моих мужей, прошлого и нынешнего, вместе взятых, но возвращаться из Рима в родное Грязищево и жить на жалкие алименты мне пока как-то не с руки.
Она пытливо посмотрела в глаза Степанычу, словно пыталась понять, можно ли ему доверять, не расскажет ли он об этом разговоре самому Матрёшкину, и не осуждает ли он её за прагматизм.
Степаныч замер, как кролик под взглядом удава.

– Так что, скажи мне, Степаныч, не изменяет ли мне мой Матрёшкин? Ты же всё время тут, в курсе всех дел. И потом, я же у тебя не государственную тайну выведываю. Только смотри, не изворачивайся из ложной мужской солидарности. И не ври, у тебя это всё равно не получается.
– Ну, видите ли, Ядвига Брониславовна, я большую часть рабочего времени провожу в своей каптёрке на первом этаже, дипломатов вижу только в буфете. Поэтому к моему огромному сожалению, ничего определённого по интересующему вас вопросу ответить не могу. Я бы вам советовал обращаться за этой информацией к секретарю-референту, она у нас в курсе всех сплетен.
– Леру я уже спрашивала. Не колется. Но она ведь может и сама оказаться лицом заинтересованным. Так что, лучше ты мне ответь. Давай, отвечай чётко, по-военному: «так точно» или «никак нет»! – решительно скомандовала Матрёшкина. Она умела командовать, недаром её отец был крупным военачальником, не то генерал-лейтенантом, не то старшим прапорщиком.

– Не могу знать, – ответил Роман Степанович в соответствие с уставом и даже по-военному щёлкнул каблуками.
– Все вы, мужики, козлы. Сколько волка не корми, а он всё в чужой огород смотрит,  – Матрёшкина неодобрительно покачала головой и, не прощаясь, вышла из кабинета.
«Будь я султан, она бы так со мной разговаривать не посмела бы» – подумал Степаныч. Он-то прекрасно знал, что Матрёшкин – товарищ проверенный и серьёзный такими, глупостями не интересуется. Единственной страстью Руслана Елизаровича была исключительно патриотичная любовь к «Столичной».

Кстати, в кабинете посла был холодильник с початыми бутылками водки и виски. Николай Иванович не упрекнул бы Степаныча, если бы тот выпил что-нибудь, чтобы скоротать вечер. Но Роман Степаныч никогда не пил при исполнении.
   
«А ведь бездельничать-то совсем не интересно» – подумал он. У него руки чесались вскрыть короб с антикварными часами и посмотреть, что там приключилось с древним швейцарским механизмом, но он не решился самостоятельно вскрыть вализу. Всё-таки, дипломатический груз. А вдруг там вовсе и не часы, а какие-то секретные материалы государственной важности. Да и ящик с инструментами и часовая лупа остались в каптёрке на первом этаже, и отойти за ними он не мог. Вдруг позвонят оттуда, с Садовой-Сенной.

Эх, попросить бы кого-нибудь сходить за ними. Но кого? Лера ушла домой, Анфиса тоже, Дарья на посту, а просить безумную Энрику было бы безумством. Потом он вспомнил, что где-то там, в своей крошечной комнатке без окон должна сидеть шифровальщица Надежда. Вряд ли она ушла домой пораньше. С тех пор, как от неё ушёл муж, она домой не торопилась.
 
Степаныч решил позвонить Надежде. Он уже начал набирать её номер, когда она, собственной персоной появилась в дверях кабинета. Сразу после вероломного ухода мужа она сделала короткую стрижку и резко поменяла цвет волос на красный. Степаныч где-то читал, что женщины красят волосы в красный, когда выходят на охоту. Разумеется, не на кабана или зайца, а на подходящего мужчину. Или сразу на нескольких подходящих мужчин. Судя по всему, расстраиваться по поводу сбежавшего мужа она не собиралась. Тем более, что у них в посольстве столько видных мужчин, дипломатов. Правда, они все женатые, но ведь жена не стена, всегда можно подвинуть. Уж кто-кто, а она-то это прекрасно знала, её саму подвинули.  Так что Надежда не теряла надежды.

Войдя в кабинет, Надежда бросила на Степаныча плотоядный взгляд хищника, вышедшего на охоту и заметившего жертву.
– Надежда, ты моя последняя надежда. Ты-то мне и нужна. Я тебе как раз хотел позвонить...
– Замечательно, что ты наконец-то обо мне вспомнил. А что, Ромик, ты здесь один? Что домой не идёшь, Вероничка поди заждалась? – спросила она вкрадчиво.
– Нет, сегодня она меня уже не ждёт, – опрометчиво ответил он, имея в виду, что сегодня ему придётся сидеть в посольстве до полуночи, и домой он сможет вернуться только завтра.

Но Надежда, кажется, поняла его по-своему.
– Ромик, а не хочешь ли сходить к Джованни или ещё в какое-нибудь приличное место? А то я смотрю, ты тут пиццей питаешься. Это неправильно.
– Угощайся, отличная пицца семь в одном, правда уже холодная, – предложил Степаныч, чтобы уйти от неловкого разговора.

– Нет уж, большое спасибо! Я из тех девушек, которые любят погорячее. Я имела в виду, Ромочка, раз у тебя сегодня вечер свободный, ты мог бы, как освободишься, пойти со мной к Джованни. Не идти же мне туда одной, без мужчины. Туземцы могут принять меня за доступную женщину, а я не такая. Давай сходим, выпьем кьянти, потанцуем. Ты ведь любишь... танцевать? – спросила Надежда и, придвинувшись прямо к уху Степаныча, продолжила доверительным шёпотом:
– А я ведь совсем рядом с тратторией Джованни живу, далеко провожать не нужно, можем потом у меня чайку попить с клубничным вареньем. Говорят, ты любишь сладкое…

В этот момент дверь кабинета резко распахнулась и в проеме нарисовалась мускулистая фигура Дарьи.
– Степаныч, извини, если помешала, но я только хотела тебя предупредить, там к тебе Вероника пришла.
– Где там? – удивлённо спросил Степаныч.
– В твоей каптёрке, решила тебя там найти. А я сразу сюда, предупредить, а то как-бы у вас скандала не случилось, – сказала Дарья и бросила на Надежду неодобрительный взгляд.
Та ответила ей взглядом, изображавшим оскорблённую невинность.

И тут в кабинет посла зашла и сама Вероника.
– Привет, Надюша. А я вот решила зайти, Степаныча навестить, чтоб ему не скучно было на его дежурстве. А ему, как я вижу, совсем не скучно!
Роман Степаныч не нашёлся, что ответить, а только встал из кресла посла. Нехорошо мужчине, даже если он без пяти минут султан, сидеть, когда рядом женщина стоит. Тем более, сразу три женщины.

Некоторое время все стояли молча. Женщины смотрели на Степаныча, а он старался не фокусировать свой взгляд ни на одной из них во избежание недопонимания.

Дверь кабинета снова распахнулась, и в кабинет стремительной походкой вошёл сам посол.
– А, вот вы все где! А то я смотрю, Дарьи на посту нет, пришлось дверь своим ключом открывать. А ты, Степаныч, и впрямь совсем как султан. Вон сколько красавиц вокруг себя собрал.

– Я, между прочим, объект патрулировала, – сказала Дарья и вышла из кабинета, чеканя шаг.
– А я зашла спросить, не оставляли ли вы для меня шифровок, – сказала Надежда, – если шифровок сегодня больше не будет, я домой пойду. А вот зачем Дарья посторонних в посольство пускает, я не знаю.

Она бросила укоряющий взгляд сначала на Веронику, затем на Степаныча, раскланялась с Николаем Ивановичем и ушла охотиться в другом месте.
 
А Вероника ничего не сказала, а только обижено поджала губы.
– Часы привезли? Проверял, как работают? – спросил Его превосходительство у Степаныча.
– Привезли. Хотел проверить, но не решился вализу вскрывать, – ответил Степаныч.
– Это правильно, порядок есть порядок. Ладно, мне пора домой. И вы тоже идите, поздно уже, а часами, Роман Степаныч, займётесь в понедельник, – сказал Николай Иванович.
– До свидания, – тихо произнесла Вероника и вышла.
 
Степаныч рванулся было за ней, но Николай Иванович придержал его за рукав.
– Ну как, понравилось тебе быть султаном? – спросил он у Степаныча, пытливо заглядывая ему в глаза.

– Не сказать, чтоб очень, – вежливо ответил Мастерков, – если можно, пусть в другой раз кто-нибудь из дипломатов посултанит, с меня хватит.
И он побежал догонять Веронику, они ещё могли успеть в «Джиджетто».

(Отдельные персонажи вымышлены, всякие совпадения совершенно случайны. Некоторые реальные события изменены для большего драматического эффекта).