Не королевское. Глава седьмая

НЕ КОРОЛЕВСКОЕ ЭТО ДЕЛО – ОТ ЛЮБИМЫХ ОТКАЗЫВАТЬСЯ.

Глава 7. КОГДА ЖЕЛАНИЯ НЕ СОВПАДАЮТ С ВОЗМОЖНОСТЯМИ.

Никак не сиделось шведскому королю Густаву II Адольфу на одном месте. Пообещав на рикстаге подружиться с Московским царем, он тут же ринулся исполнять обещанное. 1 марта король встретился в Средней Финляндии с возвращающимся из Выборга младшим братом. Более года не виделись. Карл Филипп заметно подрос и, в отрыве от материнской опеки, стал более самостоятельным.

- Ты много общался с ноугородцами, Карлуша, и как они тебе? – спросил старший брат.

- Беспокойные, - ответил младший. – И в то же время упертые. Посольство ноугородское об одном и том же готово месяцами твердить. Устал я от них.

- Значит, никаких обид, что Великим князем Ноугородского государства не дал тебе стать?

- Никаких, - заверил Карл Филипп и добавил рассудительно: – Я восхищаюсь Якобом Делагарди, как удается ему для Швеции этот город держать! Они совсем другие…

- Переменятся! – самоуверенно заверил младшего старший. – Я хочу Ноугород к нашему королевству присоединить, навечно шведской провинцией сделать.

Карл Филипп только сокрушенно вздохнул. Убеждать брата-короля, что это бессмысленная затея, что из раза в раз ноугородцы станут кивать на подписанный с Якобом Делагарди документ, по которому они являются шведским протекторатом, и никогда от мысли о независимом государстве не откажутся, у младшего королевича не было никакого желания. Потому как Густав II Адольф был упрямее любого ноугородца.

- Надо Новый Город быстро присоединить и Псков в придачу, - поделился король своим желанием с младшим братом. – Вот тогда я письмо царю Романову стану писать. Дружбу свою предлагать и мирные переговоры вести.

С тем и расстались король с королевичем. Герцог Сёдерманландский Карл Филипп продолжил путь в Стокгольм, а король шведский Густав II Адольф направился в небольшой городок Гельсингфорс (со временем станет финской столицей Хельсинки). Там он так сильно задумался о мире, что заключил договор с немецким генералом Иоганном Георгом фон Арним Бойценбургским. Король пообещал лично генералу заплатить тысячу серебряных далеров, и три тысячи его войску, да еще и корабль предоставить для переброски к русской крепости Кола. А Иоганну Георгу по договору следовало Колу захватить и стать в ней наместником шведского короля. А корабль вернуть королю, на всякий случай, чтобы желания сбежать из Заполярья не возникало.

(Крепость Кола или Кольский острог – это не написанная пока песня мужества русских людей. Еще король Карл IX мечтал «прибрать ее к своим рукам». В феврале 1611 года, возглавляемое губернатором провинции Вестербатен Бальтазаром Беком войско совершило тысячекилометровый марш на Кольский полуостров. С помощью подвижной башни им даже удалось ворваться в Кольский острог, однако стрельцы и рыбаки сумели выбить их за ворота, а потом и ответный бой шведам дали. И победили!

Из письма  воеводы Сумского острога Максима Лихарева: «В прошлом во 119 (1611) году писали к Москве, к бояром нашим и к воеводам из Колского острогу воеводы и дьяки да из Соловетцкаго монастыря игумен Антоней с братьею, что ваши неметцкие воинские люди приходили войною с снарядом под Колской острог и приступали накрепко, и хотели за щитом Колской острог взяти, и бог им того не подал».

 Затем, когда короля Карла IX не стало, уже Густав II Адольф озаботился покорением Колы. Уж больно удачно крепость располагалась на слиянии рек Туломы и Колы, мешала шведскому господству в Заполярье. Но! Кольский острог всегда оставался русским. Сказывали мне знающие люди, что вода в реке Кола имела целебные свойства. Однажды в Колу на излечение прибыл офицер американской армии Джон Пембертон. Чем его местные угощали доподлинно не известно, но что из этой поездки Пембертона получилось – знает весь мир).

Из Гельсингфорса король морем прибыл в Ругодив (Нарву), где его уже ждал Якоб Делагарди. Туда же подходили королевские войска. Туда же явились и два братца-барона: Хенрик Горн и Эверт Горн. Собрались все они обсудить предстоящую осаду Пскова. Нет-нет, ни о какой войне с русскими и речи не шло. Только вот Псков захватят и сразу о мире с московитами договариваться начнут. И вообще…

- Какого черта! – ворчал шведский король. – Мишка Романов младше меня и силенок в нем чуть. Пусть он мне и напишет первый. И мира попросит!

С Москвой? Мириться? Да как с ними вообще о чем-то договариваться можно, с коварными такими! Едва в марте Якоб Делагарди выехал из Новгорода в Ругодив, как тут же от новгородцев тайно был послан гонец в Торжок. А в Торжке с осени стояли царские войска. Ну, просто так стояли, надо же им где-то было стоять, почему бы и не на единственной дороге из Новгорода в Москву? Возглавляли то войско князь Трубецкой, да князь Мезецкий.

Князю Дмитрию Тимофеевичу Трубецкому, если помните, доверили скипетр подержать при коронации Михаила Федоровича Романова. До этого Лжедмитрий II ему боярский титул присвоил, потом он вместе с Прокопием Ляпуновым и Иваном Заруцким возглавлял Первое ополчение, а с Кузьмой Мининым и Дмитрием Пожарским руководил освобождением поляков от Москвы. А когда поляков из столицы изгнали, до самого избрания царем на Земском соборе отрока Романова, князь Трубецкой являлся выборным Правителем Московского государства! И именовали его москвичи не иначе, как «Спаситель Отечества»! Стоит ли удивляться, что Трубецкого бояре ближние «на всякий пожарный» подальше от Москвы отправили.

Вторым воеводой был князь Мезецкий Данила Иванович. Имел «поощрения» от всех последних московских царей: Борис Годунов его стольником объявил, затем кравчим сделал; Василий Шуйский в казначеи произвел, потом в окольничие. Осталось только боярином стать. (Станет при Михаиле Федоровиче Романове в 1617 году).

Не только иностранцы отмечали, что биться в поле русские не горазды. Похоже, что и воеводы князь Трубецкой и князь Мезецкий знали за своим войском эту слабость. Потому и послали 10 апреля впереди всего войска отряд стольника Семена Волынского. Сейчас бы этот отряд приписали к инженерным войскам. Да и состоял он в основном из ополченцев (служилые поместные люди), иные из которых топором куда как проворней владели, чем мечом. Семен Волынский добрался до селения Бронницы, что в пятнадцати верстах от Новгорода, и поставил рубленый острог и «всякие крепости поделал». Работали русские умело и споро, и когда 12 мая полковники Самюэль Коброн и Иоганн Мённиххофен привели из Новгорода к Броннице две тысячи мушкетеров, пикинеров и черкас (литвинов), отряд Волынского уже укрылся за частоколом. Мало того, они атаковали шведских полковников при переправе через реку Мсту и заставили отступить.

(Полковники шведские, вот только Коброн – шотландец, а Мённиххофен - немец. А черкас и литвинов следовало бы украинцами и белорусами сегодня называть, но мы оставим им летописные прозвания).

Полковники отошли за Мсту и расположились в поле. Самюэль Коброн в историю вошел, как специалист по шанцам. (Земляное фортификационное сооружение для защиты артиллерийских орудий). В Тихвине, как мы помним, только «осадный снаряд» русским у шведов удалось отбить, а полковые пушки те в Новгород вернули. Вот теперь этими пушками и командовал Коброн. И наглухо перекрыл дорогу на Новый Город. Другой переправы не было, в Броннице был единственный брод через реку Мсту.

Возможно, князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой слишком долго ждал в Торжке подкрепления. В Первом-то ополчении под их совместной с Прокопием Ляпуновым и Иваном Заруцким командой находилось до ста тысяч человек! Огромнейшее войско по тем временам! И Трубецкой верил в успех военной кампании только с многотысячным войском. А быть может перевозка «осадного снаряда» по топким землям новгородских пятин отняла много времени, но, когда они с князем Мезецким добрались до Бронницы, их встретил… Якоб Делагарди. Стремительно проскакав верхом на подменных от Ругодива до Новгорода, он забрал с собой всех рейтар и успел к решающей битве под Бронницей.

Сколько бы тщательно не выстраивал русское большое войско из стрельцов и ополченцев князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой, какие бы рисунки боя не чертил на столе перед бывалыми в боях казачьими атаманами князь Мезецкий Данила Иванович, - все едино, когда 13 июля (не в пятницу) до дела дошло, когда ополченцы пошли вброд через реку Мсту, то сбились огромной толпой и ринулись из воды с ревом в атаку. Но участок брода узкий, все подходы к нему за два месяца стояния полковник Коброн старательно пристрелял. А в низине под шанцем тех русских ополченцев, что прорвались сквозь огонь полковых пушек, встретили мушкетеры. Они поднимались из густых кустов поочередно шеренгами, давали с плеча дружный залп и вновь скрывались в кустах. А через несколько мгновений поднималась новая шеренга. И опять залп. И так без конца. Сколько мушкетерских шеренг было? Русским стрельцам казалось, что не менее десяти, шведы потом говорили, что всего пять. Но стрельцов и ополченцев к пушкам полковника Коброна они не пропустили. Тут бы и русским пушкам в бой вступить, расстрелять те мушкетерские шеренги картечью, да только ополченцев следовало с линии огня убрать. Стрельцы-то «обтекать» мушкетеров стали, а ополченцы – те напролом! Кто-то бы им правильную команду дал…

Казачья конница совместно с московскими дворянами, как и планировал князь Трубецкой, через брод не пошла и принялась выше по течению вплавь одолевать Мсту. Где не было пушек. Чтобы неожиданно с фланга шведов атаковать. Но на другом берегу стали верхами строиться и разругались, решая кому впереди быть, дворянам московским или казакам, и темп потеряли. Поэтому, когда в атаку пошли, наемники Делагарди их уже ждали. Короткий путь к шанцу перекрыли пикинеры с мушкетерами. Еще издали по русской коннице мушкетеры стрелять принялись. Более для острастки, но такие выводы стольники московских дворян сделали потом. А тогда, во время атаки, вооруженные пистолетами ближнего боя и палашами, (чтобы палаши в ход пустить, надо еще через длинные пики прорубиться), стольники враз приняли решение свернуть на соседнюю лесную просеку. И выйти в тыл батарее полковника Коброна. Откуда там узкая просека взялась? Думать было недосуг.
В той просеке русская конница и попала под залп скрытых пушек. Били картечью и с близкого расстояния. Из просеки сильно поредевшее соединение эскадронов выскочить не успело, потому как навстречу им уже мчались тяжелые рейтары. А закованные в броню рейтары – это как движущийся асфальтовый каток в узком проезде.

Долгий бой еще тлел отдельными очагами сопротивления, но все более и более русских людей бросались в Мсту и вброд возвращались на безопасный левый берег. Впрочем, вскоре и он стал небезопасен. «На плечах» отступающих русских переправились шведы, быстро построились в стреляющие шеренги и пошли сминать ополчение. Князьям Трубецкому и Мезецкому ничего не оставалось делать, как отступить вниз по течению Мсты. К вечеру шведы загнали их в болото.

При отступлении русские бомбардиры успели прихватить с собой более легкие полковые пушки, а многотонный «осадный снаряд» просто бросили. Помните про рубленный Семеном Волынским острог? Четыреста человек укрылись за его стенами, отстреливаться стали. Вот этот острог по приказу Якоба Делагарди полковник Самюэль Коброн и расстрелял из брошенного «снаряда». В упор бил. Выживших после расстрела служилых русских людей Делагарди приказал казнить. Всех до единого! В назидание другим.

Через два дня посланные князем Трубецким в разведку лесные охотники, из ополчения, доложили воеводе неутешительную весть, что других дорог через болота нет. Тем более с обозом. А без провианта пробираться в незнакомых полузатопленных местах они с князем Мезецким не решились. А рискнули на прорыв из окружения. Прорвались. Только уже тех русских, кто уцелел в последнем бою, мало осталось.

(Совсем нет цифр по численности воюющих сторон. Не верю, что князь Трубецкой Дмитрий Тимофеевич или князь Мезецкий Данила Иванович не знали, какое число служилых людей ведут на Новгород. Вероятно, численность русского войска в несколько раз превосходила силы шведских наемников, потому и скрыли в глубинах истории этот постыдный факт. Что же касается полного разгрома царского войска, то сужу по дальнейшим событиям: Якоб Делагарди вскоре после сражения под Бронницей отправил полковников Коброна и Мённиххофена с наемниками в помощь королю Густаву II Адольфу к Гдову. И «осадный снаряд» русского войска, что должен был стены Новгорода сокрушить, полковники с собой увезли. Уже в конце августа их инфантерия была у крепостных стен Гдова. А от Новгорода до Гдова более ста верст пути! Не будь Делагарди полностью уверен в разгроме царского войска, едва ли оставил Новгород без солидного прикрытия.

Боевые потери русских могли сообщить жители Бронницы, которым довелось хоронить несостоявшихся освободителей в братской могиле. Да рыбаки с Ильмень-озера, которых Делагарди отправил вылавливать из воды плавающие трупы.

Безрадостная картина.

Гдов попал в переплет потому, что стоял на пути шведского похода из Ругодива (Нарвы) в Псков. Не мог шведский король Густав II Адольф допустить, чтобы на пути переброски «осадного снаряда» и обозов с провиантом оставалась крепость с русским гарнизоном. А ведь немногим более года назад в Гдове был надежный шведский гарнизон. Но, подобно Тихвинскому Успенскому монастырю, получив подкрепление из Пскова, в начале лета 1613 году жители городка восстали и шведский гарнизон изгнали. Привести Гдов в покорность был направлен герцог Саксен-Лауэнбургский Юлий Генрих. В помощь ему и инфантерию полковников Коброна и Мённиххофена Яков Делагарди направил, и рейтар дал. Но не задалось тогда у герцога. Мало того, он еще в первых числах сентября и королевский «осадный снаряд» умудрился при отступлении потерять.

Читаем в Первой Псковской летописи: «и пришед псковские люди тайно во Гдов, искрадом немец побили и наряд поимали».

Эверт Горн получил от Делагарди приказ: срочно идти из Ругодива (Нарвы) на Гдов, а если понадобится, то и далее на Псков. Догнать в пути «королевский осадный снаряд» и отбить его у псковичей. Телеграф, как назло, не работал, а для шведских конных курьеров породу крылатых коней не вывели. Пока курьеры скакали туда-сюда, горячее время ушло. Только в начале октября Горн с рейтарами «бросился в погоню». К этому времени все тяжелые шведские пушки утащили в Псков. И даже ни одного ядра к ним не оставили.

В пути под Гдовом рейтар Эверта Горна атаковал отряд псковичей. Шведский полковник увяз в перестрелках. Когда к нему подошло подкрепление из той же инфантерии, попытался приступом взять Гдов. Без пушек. Без тяжелых пушек, полковые не в счет. Штурм провалился. Горн был полководец упертый, он бы все приданное ему войско под крепостными стенами положил, но в ноябре от Делагарди прибыл гонец с приказом полки Коброна и Мённиххофена вернуть в Новгород. Потому как под Торжком стали собирать царское войско князья Трубецкой и Мезецкий…

И вот восемь месяцев спустя в начале августа 1614 года полковник Эверт Карлссон Горн снова прибыл в Гдов, привел к стенам Гдовской крепости «всю королевскую рать», всех тех, кого король Густав II Адольф собирал в Ругодиве на реке Нарва. Надо сказать, что летом 1614 года штурм Гдовской крепости мог вообще не состояться, поскольку новый «королевский осадный снаряд», который должен был прибыть из Швеции морем, где-то задерживался, и вся осадная кампания стала возможна после победы под Бронницей. После захвата царской тяжелой артиллерии.

Нет, Горн не стал ждать «новгородских» полковников, опять пошел на приступ, и опять получил сполна. Правда, на этот раз псковского отряда не было, только гарнизон, и внезапной вылазки Эверт не особо опасался. А вскоре прибыл Самюэль Коброн со своим поредевшим пешим полком, и по его разметке инфантерия принялась копать землю для нового шанца. На новом месте и нахально близко: едва ли более четырехсот метров отделяло фортификацию от крепостной стены. Но гарнизон не стрелял. Шведы работали в сумерках и предутренней мгле, точность попадания была невелика, а пули следовало беречь. К тому же русский гарнизон не видел «осадного снаряда» и не совсем верно оценивал потенциальную угрозу.

Шведы работали старательно. Шанец укрепляли бревнами, за которыми предстояло укрываться пушкарям Коброна и Мённиххофена, прорывали ходы, ведущие к хранилищам пороха. Коброн учитывал все ошибки прошлого года. И вот 25 августа 1614 года в шведские осадные войска прибыл сам король Густав II Адольф. После победы под Бронницей, а это была первая крупная победа шведской армии при молодом короле, Густав II Адольф горел желанием одерживать все новые и новые победы. Едва уговорил его Эверт Горн потерпеть, дать полковнику Коброну завершить фортификационные работы. Едва убедил, что штурм в окружении высоченных драбантов, это конечно здорово, но только как постановочное действо.

Через несколько дней под охраной полковника Иоганна Мённиххофена прибыл огромный конный поезд, который доставил «русский осадный снаряд». Те самые 30 фунтовые осадные пушки, самая легкая из которых в собранном виде весила не менее трех тонн. Каждую повозку тянули двенадцать лошадей, запряженных цугом. В Гдове тревожно ударили в колокол, на крепостную стену стали поспешно поднимались стрельцы с пищалями, готовясь встретить «осадный снаряд» меткой стрельбой. Но и инфантерия полковника Коброна готовилась к этой встрече. Ее задачей было отвлечь русских стрельцов от расстрела лошадей, дать им возможность затянуть длинноствольные пушки на подготовленные позиции в шанце. Мушкетеры привычно выстроились шеренгами перед шанцем и, взяв на пять мушкетов каждую «убойную» бойницу, лишили стрельцов с пищалями возможности вести прицельную стрельбу по бомбардирам. Дремавшие в отдалении возницы вдруг вскинулись, подогнали застоявшиеся конные четверки с полковыми пушками, сноровисто развернули их напротив двух боковых башен, и уже через десяток минут самые умелые бомбардиры вели картечный огонь по открытым башенным площадкам, на которых русские пушкари из мортир пытались накрыть шанец.

Едва прозвучал удар колокола на звоннице, и Эверт Горн повел наемников на штурм соседней стены. Пикинеры тащили длинные лестницы, вскидывали их вверх, а черкасы с пистолетами сноровисто поднимались по перекладинам. Воевода русского гарнизона был вынужден отправить туда часть стрельцов, вооруженных европейскими ружьями с кремниевыми замками. А уже и к третьей стене пикинеры тащили лестницы, и там литвины начинали упрямо карабкаться вверх. И все громко кричали и стреляли. Воевода и туда отправил стрельцов с пищалями. На подмогу по стенам прибежали горожане, стали охотничьими рогатинами отталкивать лестницы, колоть нападающих. Но те упрямо лезли и лезли.

Часа два длился этот бой. Но вот затрещали шведские барабаны, и оставшиеся в живых черкасы и литвины дружно побежали прочь, на ходу выхватывая оружие из рук убитых наемников. Следом бежали пикинеры с лестницами. Возницы снова подогнали конные четверки и утащили полковые пушки за линию огня. Все. «Осадный снаряд» занял свои места в шанце, сверху огромные пушки прикрыли толстыми листами железа, бомбардиры и мушкетеры укрылись за толстыми бревнами. Попробуй теперь их атаковать.

 Утром следующего дня бомбардиры взялись за дело. Полковник Коброн приказал всеми стволами ударить в одно место крепостной стены. После короткой корректировки стрельбы чугунные ядра стали кучно ложиться в образовавшуюся трещину. Гарнизон со стены яростно расстреливал батарею тяжелых пушек. И хотя заряжающие все как один надели стальные кирасы, от пятидесятиграммовых пуль из пищалей они не защищали. Полковника Мённиххофена такая убила. Но Самюэля Коброна его смерть не испугала, а может в пылу боя просто не заметил. Раз за разом по его отмашке «осадный снаряд» посылал чугунные ядра в задрожавшую стену. И опять шведские мушкетеры выстроились шеренгами и «усеяли» свинцом бойницы, вынуждая укрыться ближних стрельцов. В этом бою никак не проявили себя немецкие рейтары и финские хаккапелиты, но у них была другая заруба. С подоспевшим конным отрядом из Пскова. Потери ни с той, ни с другой стороны не считали, но псковичей к шанцу не пропустили.

Вскоре пролом в стене стал угрожающим, и воевода русского гарнизона запросил переговоров. Условием сдачи крепости у русских было одно требование: пропустить без преследования гарнизон с личным оружием и горожан. Король шведский Густав II Адольф русскому воеводе дал слово. И сдержал!

(Вот время-то было! Короли давали слово! И все! Никаких тебе обещаний и многочасовых красований с телевизионных экранов, поручений правительству и слушаний в парламенте. Здесь и сейчас! И ведь верили королевскому слову! А как иначе? Только раз на поле боя соври, и впредь все другие крепости будут отстреливаться до последнего патрона! И еще король шведский желал, чтобы часть горожан осталась, тогда какой-никакой сервис новому гарнизону обеспечен будет.)

А в летописи по списку Оболенского читаем: «Паки же приде воеводка Евергорн с немцы и с нарядом, и разбил стен много, и много приступав ничтоже учини, множество же их побиево бысть; граждане же видевшие, яко несть им неоткуда помощи, ни испоручения, и глада ради предаша град поганым; они же отпустиша во Псков, и град прияша». 

Стрельцы и горожане ушли по дороге на Псков, а шведская армия отпраздновала победу. Вторую победу Густава II Адольфа. Сгоряча король приказал «русский осадный снаряд» на Псков тянуть, но тут его разочаровали. И кто бы вы думали? Самюэль Коброн. Дерзкий полковник заявил, что к «снаряду» нет ни ядер, ни пороха.

И опять королевский подарок Эббе Браге остался только в мечтах. И опять у Густава II Адольфа не было денег на продолжение войны. Если с полковником Коброном король расплатился финскими землями (точь-в-точь как цари московские земли дворянам в поместье отдавали), то для рядовых наемников требовалось «звенящее серебро». Его величество не нарушил обязательств, он только изящно извернулся, выдав полковникам три четверти обещанного и дав слово погасить все долги следующим летом.

(Король или его главнокомандующий всегда договаривались с полковниками. Полковники и воинов в свои отряды набирали, и «ратную работу» выполняли. На них же лежала обязанность оплатить труд живых и мертвых. С полковников, а не с короля, за отсутствием оплаты и спрос был: наемники люди безжалостные, могли и убить недавнего командира).

Задержке четвертой части обещанного наемникам серебра Густава II Адольфа в свое время еще король Карл IX научил. Ну очень сильный ход: не надо в рог трубить и в барабаны стучать, достаточно объявить, что в первых числах лета следующего года в Гдов привезут недостающие далеры. И всё. Можно быть уверенным, что явятся все наемники. И в поход на Псков они летом пойдут. Один вопрос: где серебро взять? Риксрод «зачерпнуть» из казны не позволит. Тот же канцлер Аксель Оксеншерна уже не просто зовет, а требует, чтобы король вернулся в Стокгольм, занялся-таки сугубо внутренними делами своего государства. Просить у Тайного совета? Чтобы обсмеяли и отказали? Глупо. Но! На то он и король из рода Ваза, чтобы добиваться своего!

После победы в октябре они собрались в Ругодиве, в Нарвском замке. Присутствовали: король шведский Густав II Адольф; член государственного совета барон Хенрик Горн; Ноугородский королевский наместник, барон и полковник Якоб Делагарди; королевский наместник в захваченных им крепостях Яме, Копорье и Ивангороде, барон и полковник Эверт Горн. Впрочем, внесем поправку: за прежние воинские заслуги и взятие крепости Гдов король присвоил Эверту Горну звание фельдмаршала. Странно, что Якоб Делагарди остался без награды. А все королевская досада за непокорный Ноугород, чью несговорчивость Густав II Адольф приписывал исключительно мягкости Делагарди. Главным вопросом совещания была предстоящая осада Пскова. Новоиспеченному фельдмаршалу предстояло возглавить осаду, а на Якоба Делагарди король возложил все войсковое обеспечение. За исключением поставки ядер и пороха.

Псков – это вам не Гдовская крепость. Когда «расписали» в предстоящей осаде сборные войска, оружие для них и провиант, а потом все на серебряные далеры перевели, даже привычный к большим цифрам Хенрик Горн вышел на улицу освежиться. А еще вдруг оказалось, что с прибывшим наконец-то в Ругодив «королевским осадным снарядом» нет и половины больших и малых ядер. И пороха недодали. Вот эту часть забот король на себя и взял.

Нет-нет, от мирных переговоров с царством Московским они совсем и не отказывались. И даже дата в истории сохранилась: 4 декабря 1614 года московским боярам из Ругодива (Нарвы) была доставлена грамота с предложением начать мирные переговоры; подписали ее Якоб Делагарди, Хенрик Горн и Эверт Горн. Король Густав II Адольф, естественно, эту грамоту не подписал, потому как негоже его величеству было к боярам обращаться. Опять-таки и не обманул никого с пожеланиями мира.

Из Ругодива король отправил Якоба Делагарди в его родной город Ревель (Таллин). Назначил главой над казначеями, прибывшими вести переговоры с иноземными купцами. Доверил Якобу от королевского имени подписать кабальные договора на получение кредитов от богатейших людей Европы, и кэш пересчитать. Займы могли быть и беспроцентные, взамен королевского согласия на беспошлинную торговлю во всех портах, контролируемых Швецией. Так у Густава II Адольфа появились деньги на ведение Псковской осады.

Надо сказать, что все серебро из Европы: аглицкие шиллинги, голландские талеры, крейцеры из германских княжеств, графств и герцогств, - все шло в переплав. Из полученного слитка чеканили «легкие» шведские далеры. На «легкие» перешли после того, как Дания по итогам Кальмарской войны выставила шведам контрибуцию на миллион далеров! Сказывают, десятую часть долга за счет похудения далеров шведы закрыли.

(Для понимания ситуации: годовой ВВП Швеции того времени оценивался в 600 тысяч далеров. Да тут еще король – воинственный транжира. Естественно, выплатить контрибуцию за указанные в договоре четыре года шведы не сумели. Заложенную (оккупированную) крепость Эльфборг датчане вернули шведам только в 1620 году).

В то время, как Делагарди в Ревеле «бодался» с купцами по каждому пункту договора, в Ноугород отправился Эверт Горн. Шведский король поставил перед фельдмаршалом конкретную задачу: присоединить Новый Город к своей короне. Делагарди не мог на ноугородцев давить, поскольку сам подписывал договор о протекторате Ноугородского государства; король Густав II Адольф также был связан по рукам и ногам обещаниями Карла IX, а вот Эверт Горн никому никаких обещаний не давал. И еще. Он был безмерно горд и счастлив. Сбылась заветная мечта Эверта Карлссона Горна! Король присвоил ему звание фельдмаршала!

(Эверт – потомственный военный. Отец его Карл Хенрикссон был фельдмаршалом; младший брат Густав Карлссон будет фельдмаршалом; многочисленные родственники дослужились до морских адмиралов, генералов и фельдмаршалов. Наконец, сын Эверта – Густав Эвертссон Горн – тоже станет фельдмаршалом!)

В Ноугороде Эверт Горн повел себя дерзко и вызывающе. Такого хамского отношения к себе новгородцы еще не знали. Горн приказал привести к себе всех состоятельных жителей города и угрозами пытался принудить их к признанию Ноугорода шведской провинцией. Для этого надо было заставить русских целовать крест Густаву II Адольфу, только и всего. Эверт Горн даже пообещал, что православия не тронет. Но ноугородцы привычно заупрямились: хотя королевич Карл Филипп и отказался от управления ими, ноугородцы со своей стороны от присяги королевичу не отступили и никогда не отступят, все равно Карл Филипп будет их великим князем, «а все включенные в договор 1611 года пункты должны выполняться твердо и неизменно». Вот потому Густаву II Адольфу королем «над ноугородцами не быти».

И грозному фельдмаршалу Эверту Горну не удалось сломить Новгород. Так и не стали Новгородские пятины землями шведской Ингерманландии. (Когда шведский король получит это известие, он будет долго ругаться и придираться ко всем и по всяким пустякам. Потом успокоится. А в мае 1615 года издаст указ о пожаловании барону Якобу Понтусону Делагарди титула графа).

В конце января 1615 года к Эверту Горну в Ноугород прибыл гонец из Москвы с ответом бояр на предложение мира. В начале весны эта грамота уже была в Стокгольме у короля Густава II Адольфа. Он показывал ее всем, он бил себя кулаком в грудь и требовал специально для него отлить золотой орден со словом «Миротворец». Для того, чтобы русские вдруг не передумали мириться, он заказал отлить сотни ядер и насыпать для них порох в бочонки. А на все вопросы отвечал заумной фразой из Сунь-цзы:

«Тот, кто благоразумен и ждет врага, которого нет, победит».

Опять весна, и опять старший сын ворвался в покои королевы-матери с громким криком:

- Я люблю ее, мама!

- Добрый день, ваше величество, – сказала Кристина и улыбнулась. – И кто же теперь ваша любовь?

- Абба, мама, Абба! Я люблю ее всем сердцем! И давай не будем говорить про принцесс, про выгодные партии и королевские обязательства. Я хочу жениться на Эббе Браге!

- Хорошо, ваше величество, оставим разговоры про принцесс на потом, – королева-мать была само радушие. – Я так понимаю, что вы уже и сватов к графу Магнусу Браге посылали?

- Не посылал, - признался Густав II Адольф и, приблизившись к матери, зашептал ей на ухо: – Я обещал Эббе сделать свадебный подарок – взять крепость Псков. Тогда и придет время сватовства.

Королева-мать какое-то время обдумывала сказанное старшим сыном, потом спросила, тоже шепотом:

- А как же мирные переговоры с московскими боярами?

- Будут переговоры мама. Вот Псков возьму, и пусть граф Делагарди садится с боярами о мире договариваться. Но это для всех тайна, мама. И никто не должен знать…

Кристина кивнула, погладила рыжую гриву королевских волос и сказала громко, для «любопытных стен»:

- Милый мой Густав, я желаю тебе удачи! Все королевство ждет окончания войны с Московским царством. И я надеюсь, что все у тебя получится.

А вечером королева-мать в сопровождении служанок отправилась в гости к садовнику Бастиану, чтобы поговорить о цветочных клумбах в саду замка Тре Крунур. И Бастиан подробно доложил Кристине о затеянных посадках. А потом они скрылись в домике садовника, и служанки дальнейшего их разговора и в этот раз не слышали.

- Вы не забыли про наш уговор, дорогой Бастиан? – спросила Кристина.

- Как можно, наша королева, - садовник смиренно склонился в поклоне. – Но его величество слишком подвижен и непредсказуем в своих передвижениях.

- Этим летом его величество… - сказала Кристина и замялась.

- Будут под Псковом, - закончил фразу Бастиан. – Мы успеем подготовиться.

Кристина удивленно выгнула брови. Сказала, несколько растерянно:

- Вы очень влиятельный человек, Бастиан! Вы и это знаете?

- Ваше величество, не переоценивайте меня, - садовник вновь склонил голову. – Королевский секрет, он только для королевства. Вся Европа с осени знает про предстоящую осаду Пскова. Свободные стрелки записываются в полки, а фельдмаршал Горн уже перекрыл все подъезды к крепости. Поговаривают, что осенью прошлого года, тогда еще барон Якоб Делагарди, брал в Ревеле большие кредиты на осаду Пскова. От имени короля Швеции брал. При желании можно и общую сумму займа узнать.

Королева нарушила этикет и тихонько присвистнула.

- Вот это да, Бастион! - воскликнула она потрясенно. – Если вдруг когда-нибудь я надумаю выпускать газету, с незамысловатым названием типа «Обычные почтовые известия», то обещаю вам постоянную колонку на первой странице.