Проданная война. Записки на полях политики

 Ненависть. Это самое популярное понятие на войне. И не только "на передке", но и глубоко в тылу. Потому, что ненависть - это, пожалуй, самый эффективный мотиватор общества к уничтожению всех, кто против. Ненависть - это иррациональное чувство, какими бы рациональными инструментами она не питалась.

Мы зашли в эту войну без ненависти. Только холодная решимость покончить с теми, кто начал жить беззаконием. Грабежи, убийства, насилие. Всё это не казалось чем-то страшным, даже когда информация об этом полилась из каждого телевизора страны. Страшно это всё зазвучало вживую от каким-то неведомым чудом оставшихся в живых русских. Которые годами прятались в подвалах и на дачах.

Все эти люди, тихими и равнодушными голосами описывали то, что не в силах было представить нормальному человеку. Мы слушали все эти рассказы и просто не могли поверить в то, что на такое может быть способен нормальный человек.

Накануне массовых бандитских налётов на русские хутора Чечни, правоохранительные органы изымали всё охотничье оружие. А потом ночью производили налёты.

Чеченцы гор живут не законом, а древними адатами своих предков. И они, эти адаты, очень правильные и в большей части совпадают с воинскими заповедами древних русов. За одним немаловажным отличием. У воинов народа русь врагом считается тот, кто поднял оружие на тебя, твою семью и твою Родину. Вот только адаты горских чеченцев к концу восьмидесятых были уже густо отравлены ядом ваххабизма. Поэтому, для горского чеченца, любой нечеченец будет являться недочеловеком, скотом. Отсюда и такое скотское отношение к русским. Но, помимо прочего, горские чеченцы патологически мстительны, что выражено в традиции кровной мести, а потому будут испытывать глухую ненависть даже к далёким потомкам тех, кто их, в своё время, наказал или унизил. И ненависть эта будет тлеть десятками и сотнями лет. Пока кто-нибудь расчётливый не бросит на этот уголёк охапку сухих дров, дабы погреть руки. Тогда сразу же вспыхивает война и льётся кровь.

В горских адатах сказано, что настоящий чеченец или "нохчи" - это не тот, кто родился в семье чеченцев. Это объективно не так. Нохчи - это только тот, кто соблюдает адаты и кто соответствует званию "воин". Если чеченец не добился права называться "нохчи", то ему вряд ли откроют двери сильные семьи-тейпы в поисках жены или иного союза. Отсюда, конкуренция на это звание у чеченцев чрезвычайно высока. В условиях миролюбивого и интернационального Союза, эти настроения создавали внутреннее давление, но советская национальная политика позволяла осторожно заменять подобные национальные опасные потребности на мирную созидательную самореализацию. И равнинная Чечня стала примером того, чего может добиться небольшой по численности народ в одной большой семье. И именно это стремление умиротворить народ чеченцев легло в основу обвинений Союза и русских, как его представителей, в уничтожении "национальной и культурной идентичности".

А потом пришли эмиссары американских, английских, турецких и арабских спецслужб. И начали поливать угольки глухой злобы керосином. Каждому из них нужно было что-то своё. Кому полный контроль над чеченской нефтью, кому независимые торговые пути, кому хотелось реанимировать древнюю империю, а кому построить новый мусульманский рай на земле. Но каждый из них начал до отвала кормить страшного зверя - ваххабизм. А ваххабизм, однажды вырвавшийся на волю, невозможно просто затолкать в клетку. Многие чеченцы, на самом деле, плохо осознают, что "свобода от России", которую им обещали все эти люди, была той-хе природы, что и свобода для индейцев - смерть. Американцы просто залили бы горы Чечни напалмом, навсегда уничтожая само понятие "чеченец". Как они поступили со своими коренными народами, когда им понадобилась земля. Но кто слушает доводы разума, когда столько ртов обещает неограниченную власть и богатства. А для "простых" чеченцев  вожделенную смерть в джихаде против ненавистной "русьни". Так всё и начиналось. Пряник указан, цель определена, благословение духовных лидеров получено, возможность реализации внутрикультурных потребностей в достижении заветного звания "нохчи" осуществима.

Геноцид русских в Чечне начинался не сразу и не вдруг. Первые звоночки начались когда преступления против русских и других инородцев Чечни перестали расследоваться. Т.е., первый камень был вложен в руки МВД. Когда уголовная масть, при молчаливом одобрении остальных чеченцев, просекла этот момент, нападения участились лавинообразно. И если начиналось выдавливание инородцев из Чечни через кражи и грабежи последних, то потом перешли к изнасилованиям, похищениям, обращениям в рабство и убийствам. А кульминацией геноцида стали массовые убийства, совершаемые с особой жестокостью. Деяния маньяков с пожизненными сроками, сидящими в российских тюрьмах, покажутся просто детскими играми по сравнению с тем, что творили "кандидаты в нохчи", в основном - подростки. Для них не было вообще ничего святого или запретного. И что бы их остановило, интересно? Если всё, что они делали, получало поддержку в обществе.

В дачном посёлке загоняли группу боевиков, прыгнувших на нашу колонну и сразу же скрывшихся в зелени садов. Наткнулись на седую старуху, которая пряталась в глубине гнилого перекошенного дровенника. Вывели её на свет, напоили и покормили. А между делом послушали.

- Они пришли, когда все уже спали. Одного парнишку я узнала, он был моим учеником. Я спросила у него, как ему не стыдно, ведь он из такой хорошей, приличной семьи. Мальчик спрятал глаза и промолчал. Потом ко мне подошёл другой парень, постарше и сильно ударил автоматом в лицо. Я потеряла сознание, пришла в себя только утром, меня тормошила моя младшая дочь. Она тихо плакала и шёпотом умоляла меня проснуться. Когда я очнулась она указала дрожащей рукой на дверь спальни. Когда я зашла туда, у меня подкосились ноги. Там на кровати лежала моя старшая дочь, её грудь была отрезана и прибита гвоздями к изголовью, на резную спинку кровати, которую нам на свадьбу с покойным мужем подарил друг чеченец. Её живот был разрезан и все внутренности были вынуты и разложены рядом с телом. Всё было залито кровью. Младшая дочь потом рассказала, что её вытолкнул из окна на задний двор какой-то бородатый чеченец и приказал бежать и прятаться, иначе страшно умрёт, если останется - с трудом удерживая кружку с холодным кофе из фляжки, рассказывала старуха. Голос её был бесконечно усталым и... каким-то мёртвым, что-ли.
- А где сейчас ваша младшая дочь? - спросил я.
- Мы прятались с ней в погребе несколько дней и ночей. По ночам раздавались страшные крики, выстрелы и громкий хохот. Мы боялись выйти даже днём. Однажды я пробиралась рано утром к ручью за водой и на меня наткнулся маленький чеченский мальчик, лет 8-10-ти, не старше. Он улыбался и я поздоровалась с ним. А он спросил, где я живу, чтобы они знали, где они меня убивать будут. Потом утром пришёл какой-то человек и тихо звал меня по имени. Я боялась, но вышла. Моя дочь сказала, что это он, пока другие её не увидели, вытолкал её из дома через окно. Он сказал, что может вывести нас в Россию, но без вещей. Места в машине мало и сидеть нужно будет в багажнике. Я попросила, чтобы он увёз только дочь и дала ему адрес наших родственников в городе, куда он собирался ехать.
- А вы почему не поехали?
- Нет. Я с ней должна остаться - она кивнула в сторону едва заметного холмика меж двух яблонь. Не уберегла её при жизни, поберегу после.
- Сколько лет вашим дочерям?
- Младшей десять, старшей семнадцать.
- А вам?
- Тридцать шесть...

Ненависть. Это очень сильное чувство. Раньше я этого не понимал. Не умел его испытывать. Меня, вполне уже взрослого мужчину, научили этому чеченские мальчики. Которые так сильно стремились стать "нохчи", что заплатили за это своей человечностью.

Группу из пяти боевиков захватили в коротком бою недалеко от границ дачного массива. Их осталось трое. Они смеялись глядя в глаза и с издёвкой проговаривали, что уже через несколько дней их отпустят и они лично придут резать нас как баранов. Нет. Не придут. Больше никогда.