В мире высокой академической науки

...Все эти ученые усилия разъяснить варяжский вопрос я назвал явлениями патологии.   (В. О. Ключевский)
 
   Перенесемся в 1749 год, в стены Санкт-Петербургской академии наук и художеств. Если «Сочинение о варягах» Г. З. Байера не вызвало особого резонанса в научном мире Империи, то этого уж никак нельзя сказать о докладе Г. Ф. Миллера «О происхождении народа и имени российского», основные положения которого состояли в следующем:
 
   1) переселение славян с берегов Дуная в бассейн Днепра произошло не ранее времени правления византийского императора Юстиниана (527-565 гг.), а до этого страну населяли финны;
 
   2) если у Г. З. Байера варяги - это нарицательное, а не собственное племенное имя, то Г. Ф. Миллер однозначно считал их скандинавами;

   3) Г. Ф. Миллер отождествлял русь с варягами, из чего следовало, что государственность и государей России дали скандинавы.

     Кстати, хотя доклад Г. Ф. Миллера гораздо ближе к нам по времени, нежели «призвание», с обстоятельствами, при которых он «увидел свет», также очень много неясного. Согласно М. Я. Геллеру1, 6 сентября 1749 года Г. Ф. Миллер выступил с докладом на заседании Академии наук, но: «...едва он успел развить свою идею, как его прервали крики слушателей. Академик Н. И. Попов, астроном, объявил, что докладчик «бесчестит наш народ». Спор был представлен на рассмотрение императрицы Елизаветы Петровны, которая назначила комиссию для расследования. В комиссию вошел также знаменитый русский ученый Михаил Васильевич Ломоносов. Его мнение было однозначным: взгляды немцев «ночи подобны», работы Мюллера вредят интересам и славе российской империи»2.
 
   Совсем иначе описывает первое столкновение норманизма и антинорманизма П. П. Пекарский в своей «Истории Императорской Академии наук». По его версии, Г. Ф. Миллер, в соответствии с принятыми правилами, сначала произнес свою речь перед узким кругом академиков. И поскольку он не пожелал отступиться от своих основных положений, вызвавших критику со стороны коллег, то решающее слово осталось за президентом Академии К. Г. Разумовским. Тот перенес заседание на 26 ноября, а текст доклада был передан на рассмотрение тех академиков, которые считали себя компетентными в данном вопросе. Отзывы по большей части были негативными. Фактический руководитель Академии Г. Н. Теплов принял сторону большинства, отметив, что Г. Ф. Миллер «во всей речи ни одного случая не показал к славе российского народа, но только упомянул о том больше, что к бесславию служить может, а именно: как их многократно разбивали в сражениях, где грабежом, огнем и мечом пустошили и у царей их сокровища грабили. А напоследок удивления достойно, с какой неосторожностью употребил экспрессию, что скандинавы победоносным своим оружием благополучно себе всю Россию покорили»3. Споры продолжались вплоть до весны следующего года, и в итоге, основываясь на отрицательных отзывах С. П. Крашенинникова, М. В. Ломоносова и Н. И. Попова, Академическая канцелярия приняла решение: рукопись доклада уничтожить, «так как она предосудительная России»4.
 
   Согласно третьей версии, атаку на Г. Ф. Миллера начал находящийся с ним в неприязненных отношениях И. Шумахер, который предоставил доклад для прочтения другому недоброжелателю Г. Ф. Миллера - П. Н. Крекшину, а затем отправил отрицательный отзыв «вышестоящим инстанциям»5.

     При всех различиях этих версий лишь одно обстоятельство не вызывает сомнений: основным научным и идеологическим оппонентом немецкого историка был враждебно настроенный по отношению к нему М. В. Ломоносов. Надо сказать, что в лице Г. Миллера и М. В. Ломоносова столкнулись не просто неуживчивые, заносчивые, импульсивные люди с тяжелыми характерами, испытывавшие друг к другу личную неприязнь, но, прежде всего, два противоположных взгляда на историю и историков. Немецкий академик считал, что научная истина не должна зависеть от политических пристрастий и конъюнктуры6, в то время как его оппонент требовал, чтобы историк «был человек надежный и верный и для того нарочно присягнувший ... природный россиянин... чтоб не был склонен в своих исторических сочинениях ко шпынству и посмеянию»7. 

   Дискуссия изрядно обострялась столкновением характеров двух ее главных участников, каждый из которых приходил в храм науки не иначе как с палкой. «Каких же не было шумов, браней и почти драк! - вспоминал впоследствии Ломоносов. - Миллер заелся со всеми профессорами, многих ругал и бесчестил словесно и письменно, на иных замахивался палкою и бил ею по столу конферентскому.» Если учесть - что Ломоносов был тоже человек крутого нрава и ходил тоже с палкой, то нетрудно себе представить всю ожесточенность этих ученых баталий»8. (Рискнем высказать предположение, что это столкновение двух «я» и стало, возможно, причиной непримиримой борьбы двух научно-политических концепций. И не будь этой конфронтации, споры по поводу этнического происхождения русов могли бы и не выйти за пределы сообщества историков или, по крайней мере, не приобрести столь острого характера.) Некоторые из контрдоводов М. В. Ломоносова, используемых ним в полемике с Г. Ф. Миллером, могли бы послужить образцом для любого борца с космополитизмом9 в научном мире сталинского СССР:

   «1) ...Миллер полагает поселение славян на Днепре и в Новгороде уже после времен апостольских, а русская церковь ежегодно вспоминает хождение апостола Андрея Первозванного на Днепр и в Новгород к славянам, где крест его, и ныне высочайшим ее величества указом строится на том месте каменная церковь;
 
   2) если, как утверждает Миллер, хождение - это есть сказка, то что же сделать с орденом Андрея Первозванного?
 
   3) Байер и Миллер так рассуждают: варяги, т. е. русь, произошли от скандинавов, а имя - от финского племени. Значит, шведы нам дали князей, а чухна - имя?»10.
 
   Как легко убедиться, эти три довода М. В. Ломоносова - не что иное, как набор демагогических рассуждений, поскольку в них нет ни одного возражения оппоненту по существу вопроса. И ровно 200 лет спустя, с помощью практически тех же демагогических приемов велась атака на «норманизм», который идеологи империи рассматривали как одно из проявлений «безродного космополитизма» и «низкопоклонства перед Западом».

     Для примера приведем два пассажа из лекции доктора исторических наук В. В. Мавродина11, прочитанной им в 1949 году.
 
   1. «...Ученые» прислужники мировой реакции стремятся во что бы то ни стало опорочить, очернить историческое прошлое русского народа, принизить значение русской культуры на всех этапах ее развития. Они же «отказывают» русскому народу в инициативе создания своего государства.
 
   Все эти экскурсы в область русской истории имеют совершенно определенное политическое значение, они весьма далеки от объективного изучения материалов и фактов. Цель этих экскурсов - оклеветать русский народ, «доказать» его неспособность к высоким формам материальной и духовной культуры, социальной и политической жизни, уронить его престиж, подорвать авторитет. Вот почему так необходима активная борьба советских историков с идеологией буржуазного реакционного космополитизма, пытающейся исказить славное прошлое русского народа».
 
   2. «Политический вред «норманской теории» состоит в том, что она, в разительном противоречии с историческими фактами, отрицает способность славянских народов создать собственными силами самостоятельное государство, утверждая, что это могли сделать только пришлые, 'более культурные' народы Европы. Все это есть не что иное, как попытка лить воду на мельницу реакционных космополитических идей «теоретиков» из антидемократического империалистического лагеря»12.
 
   А вот другие положения М. В. Ломоносова представляют интерес именно с научной точки зрения. Весомым является, прежде всего, следующий его тезис, служащий и в настоящее время одним из основных аргументов в арсенале противников норманской теории:

     «Если бы варяги-русь были языком своим от славян так отменны, какую отмену должен иметь скандинавский, то бы от самих варяжских владетелей, от великого множества пришедшего с ними народа и от армей варяжских, которые до 20 и 30 тысяч простирались, от великой гвардии, каковую после Рурика и до Ярослава великие князи имели из варягов, должен бы российский язык иметь в себе великое множество слов скандинавских. Татара хотя никогда в российских городах столицы не имели, а следовательно ни гварнизонов, ни гвардии при себе не держали, но токмо посылали баскак или сборщиков, однако и поныне имеем мы в своем языке великое множество слов татарских. Посему быть не может, чтоб варяги-русь не имели языка славенского и говорили бы по-скандинавски, однако бы, преселившись к нам, не учинили знатной в славенском языке перемены»13.

     (Л. Н. Гумилев, считая русов норманнами, объяснял отсутствие заметного скандинавского следа в языке и культуре рожденного ими государства, а также их быструю ассимиляцию тем, что они приходили на Русь не как представители своего этноса, а как «свободные атомы»14. На это можно возразить, что «свободными атомами» можно считать лишь скандинавов, приходивших на Русь уже после основания государства в великокняжеское время. Либо в качестве нанимаемых наемников, либо в качестве одиноких искателей «места под солнцем».)

     Развивая мысль «первого антинорманиста», заметим, что совсем иную картину можно наблюдать на территориях, завоевание которых норманнами является неоспоримым историческим фактом: Англии, Шотландии, Нормандии. Там, в отличие от Руси, древнескандинавский язык оставил значительный след, оказав существенное влияние на формирование современных вариантов английского, шотландского и нормандского языков.
 
     Что же касается «научной» полемики М. В. Ломоносова и Г. Ф. Миллера, то она закончилась вполне предсказуемо, так как на свою беду «свежеиспеченный» русский (немец Г. Ф. Миллер принял российское подданство за два года до вышеупомянутого доклада) не учел политической конъюнктуры: Швеция, откуда согласно байеровско-миллеровскому варианту прочтения ПВЛ приплыл Рюрик, вплоть до начала XIX века являлась основным противником Империи на Балтике. Это обстоятельство и обусловило последующий образцово-показательный идеологический разгром, в результате которого немецкому академику впредь запрещалось заниматься древней русской историей, а его публикации по данной теме были конфискованы и уничтожены... Подобные коллизии не раз будут возникать в имперской (и, будем объективны, не только в имперской) исторической науке и в дальнейшем.
 
   К счастью для Г. Ф. Миллера, нравы при Елизавете были гораздо либеральнее, чем при Сталине, и единственным наказанием, которому подвергся немецкий историк, было наказание рублем - его разжаловали (да и то всего лишь на год!) из академиков в адъюнкты со значительным понижением жалованья. Однако полученный урок не прошел для Г. Ф. Миллера бесследно: поняв, что имперская историческая наука в качестве своих служителей предпочитает все же людей «надежных и верных», он сумел «исправиться», и, следуя каноническому в то время «Синопсису Киевскому», приписал основание русского государства «роксоланам»15. А нам остается только признать, что полемика вокруг доклада Г. Ф. Миллера, помимо своего научного значения, весьма любопытна и познавательна с точки зрения изучения отношений, царящих в XVIII веке в мире высокой исторической науки16. Впрочем, не только в XVIII...
 
   С тех пор прошло немало лет, но борьба норманистов с антинорманистами, то затухая, то обостряясь, продолжается. (Во времена периодических похолоданий в отношениях Империи с Западом приверженность той или иной теории становится своего рода лакмусовой бумажкой, определяющей «наличие патриотизма» или «его отсутствие» у историков17.) При этом обе теории успели побывать и в статусе «официальных», и в роли «гонимых», а за пределами Империи концепции норманизма и антинорманизма, как таковые, не существуют, поскольку признаются политизированными и ненаучными.


     1. Геллер М. Я. (1922-1997) - историк, литератор, профессор Сорбонны.
 
     2. Геллер М. Я. История Российской империи. URL:
   
   3. Пекарский П. П. История Императорской Академии наук. Санкт-Петербург: Издание Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук, 1870. Т. 1. С. 359-360.
 
     4. Там же. С. 360-361.
 
     5. ЦГАДА, ф. Портфели Миллера, тетр. 3, лл. 203-207.

     6. Пекарский П. П. История Императорской Академии наук. Санкт-Петербург: Издание Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук, 1870. Т. 1. С. 312.
 
     7. Ломоносов М. В. Полн. собр. соч. Москва; Ленинград: Изд-во Академии наук СССР, 1957. Т. 10. С. 148-149.
 
     8. Там же. С. 756, 280; Алпатов М. Л. Русская историческая мысль и Западная Европа (XVIII - первая половина XIX в.). Москва: Наука, 1985. С. 23.
 
     9. Космополитизм - зародившаяся в Древней Греции идеология мирового гражданства, согласно которой интересы человечества превалируют над интересами нации и государства, а человек рассматривается как свободный индивид - гражданин мира. В 1948-1954 годах в СССР проходила «борьба с космополитизмом» - политическая кампания, в ходе которой он был объявлен идеологией империалистической буржуазии.

     10. Цит. по: Ключевский В. О. Лекции по русской историографии. Собрание сочинений в 9-ти т. Т. VII. Москва: Мысль, 1989. С. 191-192.

     11. Мавродин В. В. (1908-1989) - ученик Б. Д. Грекова, доктор исторических наук, автор многих работ по истории Древней Руси.

     12. Мавродин В. В. Борьба с норманизмом в русской исторической науке. Стенограмма публичной лекции, прочитанной в 1949 году в Ленинграде. Ленинград, 1949.
 
     13. Ломоносов М. В. Полн. собр. соч. Москва; Ленинград: Изд-во Академии наук СССР, 1957. Т. 6. С. 34-35.

     14. См.: Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая степь. Москва: Товарищество Клышников, Комаров и Ко совместно с издательством 'Лорис', 1992. С. 145-146.


     15. Отметим, кавычки здесь присутствуют отнюдь не случайно. Мифические «роксоланы» из «Синопсиса», якобы состоящие из россов и алан, имеют очень мало общего с реальными роксоланами, кочевавшими в Северном Причерноморье с II века до н. э. по первую половину I тысячелетия н. э.

     16. Ключевский В. О. Лекции по русской историографии. Собрание сочинений в 9-ти т. Москва: Мысль, 1989. Т. VII. С. 192.
 
     17. Понятие «патриотизм» в сознании записных патриотов иногда принимает странные формы. И мы можем согласиться с А. А. Горским, высказавшим следующую на первый взгляд парадоксальную, но на самом деле вполне резонную мысль: 'Строго говоря, для исторического самосознания причастность к образованию государства скандинавских викингов, от которых в IX-XI вв. трепетала вся Европа, должна быть скорее престижна, чем оскорбительна. Вопрос о роли норманнов в формировании Руси несет в себе некоторый риск как раз не для русского, а для шведского исторического сознания: ведь если 'отнять' активную деятельность на Руси, «шведский вклад» в движение викингов окажется близким к нулю - в Западной Европе действовали почти исключительно датчане и норвежцы'. (Горский А. А. Русь: от славянского Расселения до Московского царства. Москва: Языки славянской культуры, 2004. С. 36.)