Сквозь толщу веков Глава 6

На снимке древняя деревня Каякей. Возможно в этом особняке жил Керим бей.

              Лишь на третью ночь очнулась Велиока.  Осмотрелась: место незнакомое, крыша есть, стены, вход ничем не закрыт. Звёздочки на небе мерцают, ветерок прохладный веет. Рядом женщина спит.
Пить хочется, слабость в теле и голова тяжёлая.  «Где я? Как попала сюда?» думает. Вспоминает медленно, как из тумана картинки возникают.

         …Вот корабль к берегу причалил. Долгое путешествие по морю, наконец, закончилось. К капитану важный турок пришёл, торопливо так, шажками мелкими.  Всех невольников выстроили в ряд.  Турок вдоль вереницы прохаживается, смотрит внимательно на каждого, всех трогает, потом ладони свои большим, шёлковым платком вытирает.  Они с капитаном о чём-то долго говорят, руками машут, спорят. Торгуются.  Капитан доволен: большой кошель с деньгами получил.  А турок  пленников осматривает, языком цокает, где одобрительно, а где  и недовольно.
        Выгрузили невольников, повели женщин в одну сторону, мужчин в другую. Взглянула Велиока на братика своего, Мстислава, взглядом с ним попрощалась.  «Увидимся ли ещё когда?» – подумала.
       …Прямо у порта рынок невольничий. Мужчин и мальчиков чуть поодаль продают. Невольников много привезли и покупателей много. Ходят, осматривают, торгуются. Как  рабочий скот выбирают.
      Женщины все в плащах, кто  с закрытыми лицами, а кто нет. Есть вообще нагие, сидят на подстилках прямо на земле, руками грудь стараются прикрыть.  Турки их рассматривают, толстыми своими пальцами грудь мнут, все срамные места трогают, в зубы заглядывают.  У одной женщины,  дочку малолетнюю отобрали, отдельно турку жирному продали.  Убивается бедная мать,  и девочка криком исходит, рвёт душу плачем своим, а сделать ничего не может. Увезли малютку. У Велиоки в глазах помутилось. Плохо ей было после странствия морского, а тут и вовсе худо сделалось. Прижимает к себе Бажену, а в глазах всё плывёт, ноги не держат, ум мутится, нездоровится.

      Тут подбегают к веренице невольниц два турка. Один повыше, другой низкорослый и залепетали по-своему, кричат гортанно, ругаются,  если б ещё понять что говорят, какая судьба девушкам уготована?

              …Два брата Юсуф и Берет уже много дней именно этот корабль ждали. И вот он прибыл, повис его серый парус. Невольники уже на землю ступили. Братья радостно к этому важному турку кинулись, что всех пленников у капитана выкупил.

          – О, Ибрагим! Здравствуй дорогой, да продлит Аллах твои дни! – говорит один, – Как  мы с братом ждали тебя! Ну, привезли невольниц для нас?

          – Привезли, привезли, хвала Аллаху.  Вот, вот, – указал он на женщин, – выбирай себе, какую хочешь.

          – Как? Одну?! – возмутился Юсуф, – Но, я дал тебе денег на двух невольниц! Я отдал тебе всё, что у меня было, мы договорились с тобой, что ты дашь мне двух! – воскликнул один из братьев.

          – А-а! Какие там деньги? Триста двадцать  акче*. Разве это деньги?  Жалкие гроши, которых едва хватило на одну.

          – Тогда  верни мои деньги, я совсем не буду покупать невольниц. Договорюсь с другим торговцем,  ты подлый обманщик! Отдавай деньги! – кричит низкорослый и руками гневно машет.

          – Почему ты шумишь, Юсуф? Не надо ругаться и спешить. Я пообещал тебе и исполню своё обещание,  даже если мне придётся пострадать за это.  Я добр, и видит Аллах всемогущий, хочу уступить тебе, Юсуф. Я дам вам с Беретом не две, а три невольницы. Бери ещё вот эту, смотри: она с ребёнком, – показал Ибрагим на Велиоку, – так, что вы получаете три невольницы. Цени же мою доброту и молись за меня Аллаху.

Хитрый Ибрагим ещё на корабле заметил, что хрупкая невольница, держащая на руках грудного младенца, едва стоит на ногах. По всему облику было видно, что она больна,  и ребёнок тоже не совсем здоров. Он уговорил капитана продать её почти даром, говоря, что покупает её лишь из сочувствия ему, что её дни, а может и часы, уже сочтены.

          – О, Аллах милосердный, успеть бы продать её и ребёнка, хотя бы за несколько акче, иначе просто придётся выбросить их  в море на корм рыбам. А я могу возместить тебе за расходы по их перевозке на твоём корабле, – юлил и масляно улыбался капитану турок.

Они торговались недолго, и оба остались довольны сделкой, в результате которой  все невольники оказались на османском берегу.

          – Какая удача, брат мой!  Ибрагим  бей  даёт нам три невольницы, да ниспошлёт Аллах ему своё благословение! – воскликнул  Берет, – Возьмём же их скорей и поспешим домой, пока он не передумал.

          – Постой! Что-то тут не так, с чего такая щедрость? – удивлённо  возразил ему старший брат.

          – Прошу тебя, Юсуф! Не гневи Аллаха, забирай скорее невольниц, и поедем домой. Мой живот уже прирос к спине от голода.

          – Э-э! Поедем, поедем! – недовольно ворчал старший брат, – Ладно, я забираю эту с ребёнком и ещё вот ту, – Юсуф ткнул пальцем в высокую, крепкую на вид, пленницу.

Забрав невольниц, братья заторопились в свой кишлак, расположенный высоко в горах. Один из них хотел обучить своих пленниц языку и манерам, чтобы затем продать на невольничьем рынке с большой выгодой для себя.
 
          – По старой дороге поедем, – как о деле давно решённом сказал Юсуф.

          – Почему по старой? От дома дальше, – возмутился Берет.

          – Э-э!  Зато к дому учителя ближе, – ответил старший брат.

          – О, Аллах! Что ты задумал Юсуф? Ты хочешь отдать их в обучение Мустафе эфенди? А где ты возьмёшь для этого деньги? Ведь у нас совсем не осталось денег,  даже на еду нет ни одного акче, – вскричал Берет.

          – Что ты орёшь как тупой, безмозглый ишак? А что ты предлагаешь сделать с ними?

          – Пусть работают на нас, а мы будем им приказывать, как благородные беи, расплылся в глупой улыбке Берет.

          – Как же ты глуп, брат! Чтобы они работали, их надо кормить, а нам самим есть нечего. Надо сначала их выучить, и кормить их кто-то должен. Вот этим всем и займётся Мустафа эфенди, а заплатим, когда продавать их будем, с выручки. Так что прямо сейчас едем к учителю. И если будет на то воля Аллаха, оставим там своих невольниц. Поедем же скорее, брат мой, что-то эта невольница с ребёнком выглядит сильно уставшей.

Погрузившись в повозку, все тронулись в неблизкий путь. Проехав почти половину пути, Берет обратил внимание на одну из невольниц. Она была без чувств, и ребёнок выглядел не лучше.  Её сотрясала дрожь,  она громко стонала и что-то бормотала, вскрикивая иногда. К тому же она корчилась и старалась свернуться подобно улитке.

          – Стой, брат! Что это с ней? – показал он на женщину.

          – Ах, шайтан Ибрагим! Это он обманул нас, подсунул больную невольницу! А всё ты, Берет! Чуяло моё сердце, что тут кроется какое-то коварство, иначе с чего бы ему быть таким добрым? А ты, всё торопил меня: «скорее, скорее забери невольниц и поедем!» Кто так говорил, ишак ты вислоухий?  Что теперь делать? Вдруг они заразные? Тогда и мы заболеем и эта невольница, – ткнул он пальцем во вторую пленницу.

Та сидела в заднем углу повозки, сжавшись и  поджав под себя ноги от страха.

          – На лекаря у нас денег нет, и если Мустафа эфенди узнает, что мы везли сейчас больных, женщину и её ребёнка, он нам даже калитку не откроет. Что теперь  делать? О, Аллах, я разорён! Я потерял всё. И всё из-за того, что послушал тебя! Надо было забрать деньги у Ибрагима, но ты не дал мне этого сделать, паршивая ты овца!

Вторая пленница не понимала, что происходит и тихо плакала, изредка кидая короткий взгляд на орущих мужчин. Тихонько скулил и Берет.
Вдоволь наоравшись, Юсуф, приказал Берету:

          – Снимай их с повозки и клади на край дороги.

          – Но, я могу заразиться! – возразил  Берет.

          – Боишься умереть? Ничего страшного, одним ишаком меньше станет и всё! Неси, я сказал! – рявкнул на него Юсуф, – Хвала Аллаху по этой дороге совсем мало кто ездит и через три дня от них почти ничего не останется. Нет у нас денег ни на лекаря, ни на их погребение. Может, милостивый  Аллах простит нам это прегрешение?

Пленниц  Берет положил с краю дороги и  повозка затряслась  дальше.
 
       

      …Велиока ничего не знала об этом, она потеряла сознание незадолго до того, как её и Бажену бросили умирать на дороге. Теперь она вспомнила всё до того, как у неё померкло сознание.  Сидя на подстилке, служившей ей постелью, она  рыдала, оплакивая свою несчастную судьбу, предполагая, что осталась без своей маленькой дочурки. Рассвело и в сарае стало значительно светлее. Проснулась Фатима, кинулась к ней Велиока.  «Где я?» спрашивает. Только женщина  возле неё чужая, лопочет по-своему непонятно.  Смотрит на неё по-доброму, и то ладно.  Забеспокоилась Велиока, заметалась.

          – Где дочь моя Бажена? – спрашивает чужую женщину.

Догадалась Фатима, что о ребёнке речь идёт, о чём же может спросить мать с такими глазами, полными отчаяния? Головой закивала, убежала и вернулась  с Баженой на руках. Рада Велиока, улыбается, глаза блестят, руки к ребёнку протягивает. Опустила Фатима ребёнка, посадила возле матери. Велиока дочь к груди прижимает, руки Фатиме целует, лицо в слезах счастья.  Вскоре Али в сарай заглянул, осмотрел невольниц, порадовался, что вылечил обеих, не ошибся в диагнозе.
Улыбается Али,  двумя пальцами себе на грудь показывает, повторяет всё время «Али». Догадалась Велиока, что он имя своё называет, повторила  «Али». Закивал головой и на неё показывает, а потом на Бажену, спрашивает что-то.  Повторила своё имя, и имя доченьки.  А Али не соглашается. Головой качает, не согласен, мол.  Показал на неё, Наджиля назвал,  что значило «спасённая», на Бажену показал, назвал Беневша, «фиалка» значит. Другие имена им дал.  Приказал Фатиме так невольниц называть и учить их языку своей страны.
 
          – Ах! Ах! – стонал Керим бей, – Два лишних рта в доме. О, Аллах, сколько расходов! Корми их, одевай,  только их лечение сколько акче стоило?  Я не так богат, чтобы швырять деньги направо и налево. Женщина ещё может что-то делать по дому или расшивать туфли в мастерской, а ребёнок только ест?! Аллах милосердный, за что мне это наказание? – ворчал он, завидев спасённых невольниц.

         – Мой уважаемый отец, да продлит Аллах Ваши дни! Он видит, как велико Ваше сердце, как Вы великодушны и щедры и обязательно вознаградит Вас за то, что Вы дали кров этим несчастным, а за их содержание буду платить я, ведь за помощь больным я получаю достаточно акче.

С сыном Керим бей не хотел спорить, ибо плохой мир всё же лучше доброй ссоры, но затаил в душе желание избавиться от «лишних ртов». К тому же Керим ревновал сына к Наджиле.  Али, как ему казалось, уделял ей слишком много времени.  Как только Наджиля освоила их язык, Али нередко вечерами подолгу беседовал с ней. Керима мучило любопытство: о чём мог сын разговаривать с этой иноземкой?  Но он надменно задирал голову  и всякий раз недовольно фыркал, что Наджиля проводит праздно время. Он, топая ногами, заставлял управляющего делами больше нагружать  работников, чтобы они не болтались без дела, отрабатывали свой хлеб. Так что после таких бесед Велиока, бывало, работала до полуночи. А основная её работа состояла в шитье, вышивании или вязании.
Велиока – Наджиля чувствовала себя гораздо лучше,  Но случалось иногда ей делалось очень плохо, и она падала без чувств. Тогда верная Фатима бежала за Али, чтобы тот сделал ей кровопускание и дал порошки. Наджиля через некоторое время приходила в себя, и снова всё шло по-прежнему.
Али любил слушать рассказы Наджили о далёкой её Родине, откуда она с другими невольниками была привезена по морю.

           – Откуда ты? – спрашивал Али, наблюдая, как Наджиля шьёт или вышивает, – Какая она, твоя земля? Как живут там люди и чем занимаются?

Рассказала ему Велиока, что из далёких земель русских привёз их корабль. Где шумят над бескрайними зелёными лугами светлые рощи берёзовые и дубравы изумрудные, в коих поют птицы. А одна маленькая, серая пташка так поёт, что сердце, словно воск свечи тает. Там реки к морям свои воды несут, и озёра глазами синими в небо смотрят. Там хлеба золотыми волнами на ветру перекатываются, а табуны коней в поймах рек вольно пасутся. И люди там дружные, трудолюбивые живут, и зовут их русичами.  Рассказала, как налетели на их селение чёрной тучей ордынцы, много мирных русичей убили, иных же в полон погнали, а деревню, жилища  дотла сожгли.

          – Там муж мой Ратиборушка пал и батюшка с матушкой, а младшего братца Мстислава тоже пленили, куда угнали, не  ведаю, –  рассказывает Велиока, а слёзы  горькие по её щекам катятся.
 
Али успокаивает её. Да, разве ж тут успокоишь?

          …  Долго  Ратибор в клети под палубой с другими рабами маялся.  А как начался шторм, рабов из клети выпустили.  Кричат матросы, и капитан им указывает, что делать надо. Рабы и рады команды быстрее выполнять, а не могут, все мышцы словно деревянные сделались от долгого, неудобного  положения в клети.  А часть пленников уже мёртвых достали, вот так: живые спали и ели рядом с умершими. Но, не до того сейчас людям, шторм неистовый в самом разгаре.  Капитан кричит, команды отдаёт. Матросы суетятся, показывают рабам, как паруса опускать, растягивать их, чтобы больше воды дождевой собрать. А кругом тьма кромешная, шторм  бушует свирепый. Волны огромные дыбятся, на палубу обрушиваются, с ног валят. Смыло троих за борт. Не зевай!  Держись только!  Вдруг  удар мощный  сотряс  судно,  раздался треск раздираемого борта.  Забурлила вода, закружилась большой воронкой, запенилась, тонет корабль. Нет спасенья. Все в воде оказались, барахтаются в пучине пенной, а сверху ещё и волны громадные  обрушиваются. Ухватился Ратибор за обломок мачты с остатками парусного каната. Мёртвой хваткой за канат держится, мотает его вместе с обломком сосны корабельной или другого дерева, что для мачт используют. Носит по волнам огромным, словно былинку малую. Сколько времени прошло среди пучины беснующейся, не понял он, только время то ему вечностью показалось. Наконец утих ветер, успокоилось море, Огляделся Ратибор: пустынно кругом, во все стороны лишь воды морские на солнце сверкают, переливаются, никаких предметов с корабля, ни лодочки, ни человека, знать далеко отнесло его от места крушения корабля.
Пригорюнился богатырь. В какую сторону грести? Да и надо ли? Ни еды, ни воды, ни живого существа, думай, не думай, а опасность любая из вод пучинных  подстеречь может. Решил он для начала привязать себя к спасительному обломку, дабы, задремав, не скатиться в воду. Силы от переживаний и долгого сидения в клети, растаяли, аки снег под лучами солнца.
Удалось это ему не сразу, пришлось и под бревно несколько раз подныривать, протаскивая под ним канат. Однако получилось, привязался- таки.  Из последних сил взобрался на бревно,  конец каната распутал зубами и две петли для рук связал. Просунул  руки в эти петли, лёг на бревно обессиленный, обхватив его руками, и заснул крепким сном.


Продолжение... - http://proza.ru/2022/12/18/400