Москва - Гребешки -Явление-24

Явление двадцать четвёртое

По динамику объявили, что самолёт полностью готов к взлёту и сейчас начнётся его транспортировка на взлётно-посадочную полосу; что всем надо занять свои места и в обязательном порядке надёжно пристегнуться привязными ремнями; столики должны быть убраны, а вещи расположены на полу, и что на время взлёта шторы между салонами должны быть открыты и подвязаны, а проходы должны быть свободными.
Стюард Сергей со своей помощницей пошёл по рядам проверять: все ли пассажиры пристёгнуты, все ли столики убраны, все ли вещи опущены и закреплены, на всех ли иллюминаторах открыты шторки.
Всем подряд они предлагали герметичные пакеты на случай тошноты или рвоты.

В салоне резко усилился неприятный запах немытых ног – видимо, ещё кто-то снял обувь. Кому-то ботинки мешали, кому-то они жали, а кто-то в отместку это сделал.

Женщина с орущим ребёнком на руках заверила бортпроводника, что сейчас она пристегнётся сама, пристегнёт вертлявого сына и заставит пристегнуться спящего мужа.

Стюард как обычно кивнул головой, веря услышанному, и двинулся дальше по проходу, чтобы освидетельствовать следующих пассажиров, а она обратилась к своему супругу:
– Саня! Привяжи покрепче Шурика! Дай ему попить и конфетку в рот засунь! И вытащи мне из пакета чистые ползунки, я сменю Сашеньке штанишки.

Она стала рассупонивать всё ещё горлопанящего кроху.

Вскоре малыш остался в одной распашонке. Вернее, малышка осталась в одной распашонке – это была девочка. Да! Девочка! И она перестала плакать. О, чудо!

– Ничего себе – «хороший мальчик» … – заметил свой казус Геннадий Витальевич и тут же повернулся к маме новоиспечённой девочки. – Ну что могу сказать в оправдание: хорошая девочка!.. Но девочки тоже самолётики любят. Она, может, потом стюардессой станет. Красавицей! Вот как Мальвина эта чудная… или как Сильвия прекрасная…

– Ага… – опять кратко согласилась мамаша. Потом о чём-то подумала, поправила рукой свои разметавшиеся по лбу волосы и закончила: – Ага… может, так и будет…

А Геннадий Витальевич, тоже что-то прикинув в уме, полушёпотом-полумысленно подвёл итог сей интересной темы: «Да-да… И тоже по морде кому-нибудь надаёт…»

– Саня! – женщина толкнула в плечо мужа. – Саня! Проснись!
– Чего тебе? – послышалось в ответ через минуту.
– Привяжи покрепче Шурика! Дай ему попить и конфетку! И вытащи мне из пакета чистые ползунки, я сменю Сашеньке штанишки.
– Сейчас…

– Давай! Живо!
– Сейчас, Геля… сейчас…

– Давай! Пошевеливайся!
– Сейчас…

– Ну ты чего там копаешься?.. Сколько можно просить?! Язык уже смозолила.
– Сейчас… сейчас, моя Гелечка ненаглядная.

– Сашка! Ты где? Чего там копошишься? Штанишки, говорю, Сашенькины дай!
– Сейчас! Я быстро. Сейчас найду… Да где же они… Куда запропастились…

– Ну!!
– На вот, Гелёнок… возьми… Едва нашёл… В самом низу почему-то были…

Одетая в сухую одежду маленькая Сашенька молчала и внимательно смотрела по сторонам. Глазки-алмазки бегали туда-сюда: зырк-зырк… зырк-зырк… зырк-зырк…

Улыбка появилась на детском личике. А это превосходно, когда дети улыбаются.
Ей всё было интересно. Всё было в диковинку. Ей было хорошо. Очень хорошо.
Ей было тепло и сухо. И комфортно. И удобно. И приятно.

Она улыбалась во весь свой беззубый рот. И она не плакала. Вот какое чудесное чудо случилось. Да. Чудо. Чудесное. Диво. Дивное. Именно так.

«Ну, мамаша… Ну, как же так… – про себя отметил Геннадий Витальевич, – давно надо было переодеть мальца… Малышку, то есть».

– Саня! Ты чего такой рассеянный!! С улицы Бассейной… Проснись! Давай-давай! Шевелись! Привяжи покрепче Шурика! Дай ему водички попить и конфетку в рот всунь! Два раза тебе уже об этом сказала, а ты и ухом не ведёшь! Ты чего?? Глухой… что ли…

Папа Саня встрепенулся, громко и зычно зевнул во весь свой рот с вставными железными зубами, потянулся, хрустнув косточками в плечах и лопатках, очнулся от своих каких-то глубоких и нужных только ему одному дум, достал из объёмного пакета двухлитровую пластиковую бутылку с содовой шипучкой и наполовину оторванной пёстрой этикеткой и дал Шурику попить: «На! Глотни!»

Затем, деловито порывшись в брючных карманах, выдал сыну долгоиграющую карамельку в замусоленной обёртке.

После этого подтянул потуже его привязной ремень, да так, что глаза бедного сопливого мальчонка чуть из орбит не выпрыгнули; изо всей силы, что есть мочи, застегнул свой, крякнув от души, снова сладко и звонко зевнул, опять широко раскрыв рот с ослепительно блестящими железными зубами, крякнул ещё раз, потом ещё и ещё, с хрипучим свистом набрал воздуха в лёгкие побольше, хрюкнул по-кабаньи, промычал что-то нечленораздельное в сторону жены с каким-то секретным смыслом, известным только ему одному лично, кашлянул в кулак, шмыгнул носом пару раз и опять уставился в иллюминатор, отвернувшись от всех, уткнувшись лбом в стекло и погрузившись в какие-то свои, не дающие ему покоя потаённые мысли.


Продолжение: http://proza.ru/2022/12/01/314

Предыдущее: http://proza.ru/2022/11/29/353

Начало: http://proza.ru/2022/10/19/366