Не закрывайте занавес, господа записки уличной тор

"Не закрывайте занавес,
господа!"
("Записки уличной торговки")


автобиографическая повесть, стихи
 













 


 
НЕ ЗАКРЫВАЙТЕ ЗАНАВЕС, ГОСПОДА

(ЗАПИСКИ УЛИЧНОЙ ТОРГОВКИ)

***

Было вначале

Слово.

Шёпот ли, вздох ли, стон –

Бог и Любовь –

Основа Жизни. А после?

Сон?!

Вечный, без пробужденья.

Душам освобожденье.

2002 г.


ГЛАВА
(в сокращении)

«Вечность назад?!»

Как давно это было? Вчера? Вечность назад?

Белое платье невесты, венок и фата, розы в руках… Рядом, во фраке, чуть растерянный жених, дружки, подружки…

Листаю старый фотоальбом – счастье продолжается в нашей дочери… Год, два – куда-то вдруг исчез с фотографий папа. Чересчур любопытным взрослым дочка с достоинством отвечает: «У меня деда – папа». Годам к шести, с завистью глядя на идущую навстречу семью, восклицает: «Два кольца, два конца, посередине
 

 
гвоздик. Мама, найди какого-нибудь хорошего дядю – я буду вашим гвоздиком!»

Нам, в общем-то, неплохо живется, хотя в То Время мы еще не догадывались – насколько неплохо. Нет пока (и долго еще не будет) своей квартиры, но, есть постоянная, желанная, по призванию, по специальности работа – в детских садах, домах культуры, клубах, музыкальных школах… Работа буквально ищет меня – только выбирай. Зарплата стабильно, два раза в месяц. Цены – тоже стабильные, поэтому я могу с точностью до одного дня просчитать все расходы и не бояться завтрашнего дня.

Премии, грамоты, звание Ударника Коммунистического труда, профсоюзные путевки на курорты, бесплатное лечение… Все это – норма жизни и попросту не замечается.

Огромные конкурсы в музыкальные школы!

«Раз и, два и … фа диез…» – неуклюжие пальчики ученицы перебирают черные и белые клавиши…

Театр и литература не стали профессией, но по-прежнему посвящаю им свободное время.

Стихи мои публикуются, получаю приглашение на участие в радио и телепередачах…

Личная жизнь? Есть, конечно. Всего хватает сердцу

– и ликования, и печали…

Могла ли я, могли ли Мы предположить, что…

А может, чуяла Душа предстоящую катастрофу?


* * *

Такое уж душа имеет свойство
– Ее вдруг, средь привычной суеты,
Нежданное, глухое беспокойство
Охватит ощущением беды.

 

И умереть готова, и воскреснуть
Сто тысяч раз, наитие кляня!
Ведь Нет причин!
А впрочем, всем известно,
Что не бывает дыма без огня.

И вот, в догадках, поисках, сомненьях,..
Как в соснах трех запутавшись, кружу
До слез, до смеха, до изнеможенья…
И, хоть убей, причин не нахожу.

Дай Бог, – твержу – смирения и воли
Судьбою ладить, не переча ей!
Страшнее боли – ожиданье боли!
А после – память долгая о ней.
1970
 

ГЛАВА 6
«У края бездны»

Последняя фотография альбома датирована 1990 годом – это мои выпускницы из музыкальной школы. Дальше – пустые серые страницы. Нет, я еще жива! Просто все, в одночасье, в тар-тарары! В один миг весь бывший советский народ оказался в каком-то другом, незнакомом государстве. Каждый – в своем. Как на другой планете – с иной цивилизацией, иным строем, моральными устоями…И неясно, как вести себя, как приспособиться? Распался не только Советский Союз, но и все кирпичики его – на осколочки! На крошечки! Попробуй-ка, собери, слепи как надо. Как надо – не знает никто.
 

Любимая работа? Дай Бог хоть какую-то! Стабильная зарплата? Ушла в небытие! Как и все прочие блага социализма. Страх перед будущим, растерянность перед настоящим…И – вот они – нищие, бомжи, чумазые ребятишки с протянутой рукой…

Хотите учить дитя свое музыке? «Да ради Бога! Причем тут конкурс?! Ничего, что у вашего Ванечки слуха нет – разовьем!»

Нас, преподавателей, пруд пруди! А учеников – днем с огнем не сыщешь. Поэтому главный критерий приема – платежеспособность родителей. Но таких

– все меньше. Мы, бывшие строители коммунизма, наивные, доверчивые, непредприимчивые – один за другим, а то и – оптом – оказываемся за бортом, на улице. Нам – за сорок, поздно переделывать себя.

Пенсия – за горами, за долами. Доживем ли?

А пока устраиваемся – кто как… Кто – совсем никак. И тогда – скрипку в руки, шапку наземь и:«Ах, зачем я на свет появился?…» Скрипачи, пианисты, певцы, дирижеры и иже с ними – торгуют, пекут, моют, убирают, нянчат детей и дают, если очень повезет, частные уроки.

Стоим на краю бездны. Нет дороги назад, а впереди…
«Два берега – как два материка! Два берега – как два несхожих мира! Меж них – провал, кипящая река…
И – шаг один до Бездны, до обрыва…»
 







 
ЧАСТЬ 2

«ЗАПИСКИ УЛИЧНОЙ

ТОРГОВКИ»



ГЛАВА 1
«Только не это!»

В моей трудовой книжке – диссонансом – новая запись: «Место работы – мед.сан.часть № 2. Должность
– санитарка». Мое орудие труда – швабра с тряпкой.

Обязанности – наводить чистоту и ухаживать за больными, т.е. – умыть, перевернуть, подать, перестелить… Форма одежды – старый, залатанный халат, кожаные тапочки, резиновые перчатки.

Можно сэкономить на нарядах. Они нужны только дойти до работы и обратно. А экономить приходится очень жестко, ибо зарплата ниже официального прожиточного минимума. Да и та – раз в полгода.

Обязанности не слишком пугают – ко всему приучена, домработниц не держала. Труднее принять изменение социального статуса.

Отношение ко мне вышестоящих работников соответствует должности, которую я занимаю. «Молчи, слушайся и повинуйся». Если это не говорится, то всегда подразумевается. Прав – никаких. Уволить меня могут без объяснения причин, просто не продлив 3-х месячное трудовое соглашение. Я лишилась даже обращения по имени-отчеству. Стар и млад – только по имени. Мне не удается влиться в коллектив и равных себе по должности. Среди этих простых,
 

 
добрых, трудолюбивых, без «шестых чувств» женщин

я – белая ворона. Слишком чувствительная, замкнутая, странная…
Недостаток духовного общения на работе пытаюсь восполнить в других местах – театр, музей, библиотека. Встречаюсь с близкими по интересам людьми – поэтами, бардами, художниками, нашими читателями и почитателями.

Мы ценим друг друга не за кресло и не за место, которое кто-то где-то занимает, а за увлеченность общими творческими задачами, за талант, за поддержку, за меру человечности… В этом кругу мы – равные среди равных. Восхищаемся чьим-то новым произведением, советуем, критикуем, обижаемся и прощаем, оставаясь союзниками и единомышленниками. Мы нужны друг другу.

Только все меньше возможностей для этих встреч

– постоянные поиски дополнительного(?) заработка отнимают время и силы. Тружусь (не я одна) – за гроши, чтобы просто физически выжить.

Каким образом добывать деньги – для меня проблема из проблем. Спекуляцией? Многих она спасает. Но сопротивляется душа: «Только не это!» Уличная торговля – картонные коробки, спички и сигареты, шоколадки да жвачки?! На глазах у прохожих, на виду у моих бывших учеников и их родителей?! Ни за что!

Висят на столбах мои невостребованные объявления: «Даю уроки игры на фортепиано». Высохли, пожелтели от дождя и солнца, но не сорван ни один листочек с адресом и телефоном.

«Поздравив стихами друзей и родных, Вы можете очень обрадовать их.
 

 
Исполню немедленно

срочный заказ,

И это недорого будет для вас»

Это тоже – я. Ни звонков, ни стука в дверь.

«Вам хочется сходить в кино или в гости, но не с кем оставить своего малыша? Не беспокойтесь, его ждут по адресу…»

Ищу достойные и доступные мне способы выживания. Бес-по-лез-но !

«Верю, верю

Всякому зверю» –

Говорю и всерьез и шутя…

Привыкаю

(Не странно ль?)

К потерям,

И осталась одна лишь – Себя.

Может кто-то нашел бы, Приветил, Отогрел…

И в сладчайший тот миг День мой, Ставший божественно светел,

В горле песню родил бы, Не крик.

Тот отчаянный Крик лебединый, Зов последний
В предсмертной тоске…
 



 
Вот и сложены

Крылья за спину.

Напружинено

тело в броске…

1970

ГЛАВА 2
«Впервые на панели»

Когда-то думала, глядя на пожилых людей, не потерявших вкуса и интереса к жизни. «Будет и у меня золотая осень – заслуженный отдых, книги, прогулки по парку, воспоминания, сказки внучатам…»

Кажется, не будет ничего, кроме воспоминаний. Стою, впервые, «на панели», То есть – у подземного

перехода. На импровизированном столике – книги из моей библиотеки. Русская и зарубежная классика, поэзия, несколько томов детективов. Жалко смотрятся они среди изобилия рыночного барахла. Кто их купит? «Господи, сделай так, чтобы никто из знакомых не прошел сегодня по этой улице! А если пройдет, пусть не повернет головы в мою сторону, пусть не узнает! Иначе придется, напряженно улыбаясь, объяснять, что уже много месяцев не получаю зарплату и наступил тот черный день, когда…» Ну, вот – моя ученица! Быстро отворачиваюсь, даже отхожу в сторону от книг. «Я – не я, и хата не моя». Слава Богу, прошла мимо! Стыд-то какой! Не ворованным же торгую! Подходит старушка, приглядывается, приценивается:
– Почем детектив?
– Прошу 25. За 20? Ну, что ж, берите.

Почему, отойдя с книгой в сторону, она оглядывается на меня? Передумала? Ах, нет, ее интересует – почему я продаю свои книги.

– Наверное, потому что моя зарплата меньше вашей пенсии и получаю я ее реже.
 

 
– Почему вы так считаете?
– Просто потому, что вы еще покупаете книги, а я их уже продаю.

– Может быть… – качает головой старушка. Она, как и я, еще не привыкла к обилию уличных торговцев с интеллигентными лицами и манерами.

***

В город, – где никто не знает! Где лицо мое и имя Льдинкой тает, исчезает Меж похожими другими...

Там, где прежде не бывала, Не бродила по бульварам-Звук шагов моих усталых Не припомнят тротуары. Краски, запахи и звуки
Не расскажут ни о чем...

Радость встречи, боль разлуки Я не знала в граде том...

Перемена декораций...

И, сюжет переиначив,

Роль другую, может статься, Для меня судьба назначит. Дождевою каплей в тучах Затеряюсь средь массовок...

Это, в общем, даже лучше – Меньше грима, маскировок Незнакомкою случайной
Под распахнутым зонтом
 Я для всех останусь тайной

В этом городе чужом.

 
ГЛАВА 3
«Операция «Безе»
июнь 1994 г

«Грех уныния – величайших из грехов, и я – великая грешница». (из личного дневника)

Это что – «Рафаэлло»? – спрашивают некоторые прохожие, разглядывая испеченные мною пирожные «безе», красиво разложенные на большом фарфоровом блюде.

Другие восхищаются:«Какая красота!»–и покупают. Благо – дешево. Третьи, кинув презрительный взгляд на безешки и высокомерный – на меня, цедят сквозь зубы: «А-а, самоделка!»

Ладно, стерплю. «Взялся за гуж…» Широкая, соломенная шляпа да темные зеркальные очки прячут мои глаза, боль и безысходность в них. Моя домашняя библиотека заметно поредела, вот и пытаюсь извлечь выгоду из своих небольших кулинарных способностей.

Я не умею печь «Рафаэлло», да, собственно говоря, и не знаю – что это такое. И пекут ли их? Но безешки у меня получаются замечательные. Правда, с продажей день на день не приходится. Когда все продам, когда и домой половину принесу. Иронизирую сама над собой: «Торгово-убыточный дом «Светлана» работает круглосуточно, без выходных».

Стоп, кажется, солидный покупатель... Весь с иголочки, выбрит, подстрижен, с новеньким черным дипломатом... Расстегивает замки, наверное, деньги достает?

– Сами пекли? – слышу вопрос.

– Сама, – улыбаюсь радушно.

– А разрешенье есть? – из дипломата он достает не кошелек, а – удостоверение санитарной полиции.
 
 
Все – влипла! Удостоверение не читаю, разрешения не имею. Стоимость его никак не окупит моего мизерного дохода.

– С вас штраф – 1000 тенге!

Ого! От такой суммы мне стало почти весело. Моя зарплата за четыре месяца! В руках столько никогда не держала.

Нахально интересуюсь, как же он с меня их возьмет.

– А мы будем высчитывать прямо из вашей зарплаты. Где вы работаете?
– А, может, легче меня сразу в землю?

Инспектор понимает, что взять с меня нечего и на первый раз отпускает с предупреждением: «Еще раз увижу...»

Солнышко  светит,  птички  щебечут  ...  безешки

– в сумке... Плетусь по дороге домой, пряча слезы за темными очками. Шепчу цветаевские строки:
«.......... зубы

втиснула в губы.

Плакать не буду!

Самую крепость –

В самую мякоть. Только не плакать!»

Но копятся слезы, но катятся слезы...

Безешек осталось штук десять. Вот и знаменитое

в нашем городе торговое место – «цыганская тропа». Может, здесь допродам? И все, конец моему «частному предприятию». Только разложила на блюдо, только поставила на прилавок, слышу:

– Вы, что, не поняли меня?

Тот же инспектор. Шел за мной по пятам, не надеясь на послушание.

Дерзко в ответ:

– А вы, что, так и ходите за всеми следом?
 

 
– Да. Чтоб добить, так уж до конца – ухмыляется он. Этими словами он уже точно добил меня. Взрываюсь:

– Да откройте глаза! Оглянитесь – все вокруг спекулируют, кто чем может – сигаретами, водкой, лимонадом... Их почему не штрафуете? Или свой труд уже не в почете?

– Торгуйте, пожалуйста, лимонадом. А своими кулинарными изделиями нельзя. Вдруг отравите?
Он не знает, что «безе» отравиться невозможно

– такая уж тут технология. Но бесполезно что-либо доказывать. У него инструкция, он отрабатывает свой «хлеб».

Оставшиеся пирожные бесплатно, у него на глазах, раздаю детям.
– Хотите и вы?

Отказался. Но угощать всех подряд, оказываться, можно.
Апрельский этюд

Отзвенели сосульки прощально, Незаметно исчезли со сцены,
И Весна дирижировать стала Новым, юным оркестром весенним. Воробьи, будто разом поверив, Что они – соловьи, и не меньше, Задавали большие концерты На оживших апрельских деревьях, Где из каждой проснувшейся почки Полыхало зеленое пламя!

Небо с Морем,

И Солнце с Землею

День-деньской говорили стихами.
 


 
Бедокурил над крышами ветер, Шли с глазами счастливыми люди, Улыбаясь светло и беспечно Незнакомцу, как лучшему другу.
1980

ГЛАВА 4
«Жизнь – это сцена»

«Забудьте о прошлых бедах, не думайте о будущих несчастьях» – советуют в книгах психологи. Ну, ладно, допустим – забыла... Но что делать со страхом перед будущим, если я точно знаю – что оно преподнесет?

«Наслаждайтесь сегодняшним днем» – это совет для богатых и здоровых, которые от скуки создают себе проблемы. А если и в сегодняшнем дне нет причин для радости?! Если больно и страшно каждое мгновенье?! Всё сильнее ощущение приближающейся катастрофы. Раннее утро, стою у окна – роются в мусорных контейнерах бомжи, нищие... – старики, дети. Кто-то смело, кто-то с оглядкой – еще стесняется. С ужасом думаю: «Мне до них – пол шага...»

Вот уже две недели после провалившейся операции «Безе» сижу дома, зализываю раны. Не предпринимаю никаких попыток заработать на жизнь торговлей. Но инстинкт выживания заставляет все же искать выход. Не для себя даже – для дочери.

Ей постоянно нужны лекарства, диетическое питание... Сахарный диабет – диагноз пожизненный. А значит – деньги, деньги, деньги....

Никуда от этого не деться. Нельзя ни отказаться от лечения, ни потуже затянуть пояса. Туже – некуда. Никто не поможет, никто не спасет ее, кроме меня. Так что, покуда есть силы... и даже когда их нет...
 


 
Сами собой складываются слова молитвы: «Помо-ги, Господи! Укрепи мою волю! Дай силы надеяться и бороться!»

Что же еще могу я продать? Вот эту масленку? Нам она, вроде, ни к чему – на масле поставлен крест – не по карману. Вышла, постояла – купили. На булку хлеба хватило.Нотныететрадисанитаркетоженикчему...Ста-ринное, с облупившейся краской пианино? Нет, его – в последнюю очередь! А больше и продавать нечего. Что

я могу делать? В молодости, во время большого летнего отпуска, разносила телеграммы... «Извините, – говорят мне теперь, – Телеграмм стало намного меньше, так что и своих-то работников сокращаем».

Пробовала торговать газетами – в убыток себе...

Несколько лет пела в церковном хоре... Сокращения коснулись и его. От хора, состоявшего из профес-сионалов-музыкантов, осталась жалкая кучка певчих. Моя работа, теперь уже на полставки, только отнимает время.

С кем не поговоришь, приходишь к выводу – работать на производстве – смешно. Одна знакомая торговка так и сказала: «У меня пособие по безработице больше, чем твоя зарплата!» Уволиться совсем? Пока не решаюсь. Совковое воспитание приучило где-то официально числиться, общаться и, вроде бы, не быть выброшенной за борт.

И все же, через огромное внутреннее сопротивление,

соглашаюсь  –  спекуляция  сейчас  самый  быстрый

и надежный источник дохода. Я все еще говорю: «Спекуляция», хотя все называют этот вид деятельности таким новым для нас словом – «Коммерция».

«Жизнь – это сцена, и все в ней – актеры!» Много разных ролей уже сыграно. Что же, начну разучивать
 

 
новую – уличной торговки. Такую нежеланную роль, но, видит Бог, вынудили! Меня грабят все, начиная от государства и кончая слесарем!

Занавес, господа!

Цветов разноцветное море,

И буря оваций и: – Бис! – Усталость, тревогу ли, горе От зрителей прячет артист.

Свет рампы привычен, но снова,

Про отдых забыв и про сон,

Все ищет заветное слово

В сомненьях мучительных он.

И каждый раз труден на сцену Шаг – первый ли, сотый ли – вновь Волненью приходят на смену Талант, Мастерство и Любовь.

До чуда – всего лишь мгновенье!

Распахнуты крылья кулис!

Театр! Волшебство! Вдохновенье!

Ваш выход, товарищ Артист!

1992
 









 
ГЛАВА 5

«Дебют»

«Несчастье – самая плохая школа» А. Герцен

Страничка из дневника 1994 года:

«Герцена прочла еще в школе. Почему-то запало в душу еще в то беззаботное время это высказывание. Может, предчувствие судьбы?

Теперь я и сама знаю, что бы там ни говорили о силе духа – длительные страдания не только разрушают, но

и уничтожают личность – и физически, и морально. Кое-кто считает меня сильной – не опускаю, мол, рук, борюсь, барахтаюсь... Но что же еще остается?! Или-или... Третьего не дано. Нельзя расслабиться, остановиться, передохнуть, переждать...»

Ну, благословите меня, Силы Небесные!»

Покупаю в оптовке небольшую партию колготок – для перепродажи. И вот – стою на улице, повесив на руку. Молча... В глазах – растерянность и мировая скорбь. Мимо идут прохожие – потенциальные покупатели, ощущая ауру безысходности вокруг меня. Инстинктивно сторонятся чужого горя. Наверное, придется вспомнить урокиактерскогомастерства,искусствоперевоплощения, когда «я – не я, а....» Надо бы сделать веселое лицо. «Ну, подумаешь, продажа колготок?!» «Что-то плохо получается...» «Ну-ка, еще раз!

Но не спасает напряженная улыбка – нет в ней уверенности, беззаботности, легкой наглости.
– Ну, что стоишь, как бедная родственница? – сжалилась надо мной одна из торговок (жвачки, шоколад) – Давай смелее! Иди-ка сюда!

Она подхватывает мои колготки и – во весь голос:
 

 
– Ко-ол-готки! Дешевые! Прочные! Нарядные!.. Расхваливая мой товар, останавливая прохожих,

она за несколько минут продает несколько штук.

– Поняла? Теперь сама, да не стесняйся! Я – умоляющим, тихим голосом:
– Женщина, вам не нужны колготки?

– Не нужны! – резко в ответ.

Да, видно, ничего я не поняла, Бог торговли – не мой Бог. Не помогают и маленькие хитрости, к которым прибегают опытные торгаши – не торгуясь, отдать первую вещь, а деньгами, вырученными за нее, помахать над остальным товаром. Не верю этой ерунде, но машу незаметно. «А вдруг?»

Сердце упало – рядом, пока спиной ко мне, остановился старый знакомый. Выбирает нарядный букет. Когда-то он тоже писал стихи и мы часто встречались на заседаниях литературного объединения. Теперь он – большой начальник. Сейчас обернется...

– Здравствуй, Света.

– Здравствуй – щеки покрылись красными пятнами.

– Как дела? – окидывает он меня взглядом. – Все в порядке?
Ему тоже неловко видеть меня в таком положении,

в такой роли. Ах, если б это была только роль!

– Да не совсем, – отвечаю, пытаясь улыбнуться – какой уж тут порядок, если стою здесь?!...
– А-а, ну, счастливо. Пока...

– Пока.

Он уходит – нарядный, ухоженный – к какой-то счастливице. Сталкиваю как попало в сумку эти ненавистные колготки. «Все! Домой! Не могу! Не хочу!» Только бы сдержать слезы, хоть до дверей подъезда! Вот она – спасительная дверь... Поворот ключа – моя прихожая, и моя «Стена Плача» в ней. Выкрашенная
 

 
голубой краской, гладкая, прохладная... Лбом к ней! Затылком к ней! «Не могу больше! Не пойду больше!»

Но знаю – пойду. Эта роль надолго. Дай Бог, чтоб не навсегда. Выучу, отрепетирую, привыкну.

Выношена – Выброшена. Коли выкарабкаюсь – проживу Дольше тех, кто пошёл ко дну сразу!

Не нахлебавшись грязи.

Божьим законом –

в Князи!

___

Дольше чуток.

А толку ли, Если уходят толпами?!

С каждой душой нетленною – В тартарары Вселенная!
С каждою,

вновь рожденною – Заново воскрешённая!

январь 2002 г.


ГЛАВА 6
«Хлеб наш насушен»

«Господи, дай мне с душевным

спокойствием встретить все, что даст мне сей
 
день. Какие бы я не получил известия в течение его, дай мне принять их с покойной душой и твердым убеждением, что на все святая воля твоя».

(Молитва преподобных отцов и старцев

оптинских )

Приклеила ее на своей «Стене Плача» и каждое

утро, собираясь на работу, читаю – уже наизусть. Но

как же трудно нам, грешным, живя в миру, смириться

со  всем,  принять  все  с  покойной  душой!  Читаю,

проговариваю, настраиваюсь: «Дай же, Бог...» И все же

– ропщу, обижаюсь, унываю...

Твоя ли это воля, Господи, что в мире правит зло? Что процветает нелюдь, живущая по волчьим законам? Что не в почете Совесть, Добро, Любовь?...

Неисповедимы пути Твои, Господи... «Дай мне с душевным спокойствием встретить все...»
10 октября 1994 года.

Прилавок хлебного магазина, небольшая очередь. Все как всегда? Вроде бы, но что-то настораживает. Очень уж долго топчутся у прилавка покупатели, нерешительно достают деньги, пересчитывают, переспрашивают... Громко возмущается бравый стари-чок: «За что воевал?»

Жалуется бабушка: «Девчонкой была – голодала, едва на свекле выжила! Теперь и на старости лет придется с голоду пухнуть».

Закусила губы молодая женщина с малышом на руках. Второй сынишка, чуть постарше, канючит: «Мама, купи жвачку... Купи...».

И я – не плачу – нет сил уже на слезы. «Застываю – камнем, изваяньем.

Хотя не избалована вниманьем,
 

 
Изваяньем стала.

Изваяньем,

В чьей груди потухло, отболело Все, что так неистово горело, Навсегда, быть может, отболело!»

Проста причина всенародного расстройства – неожиданное, без предупреждения, повышение цены на хлеб. И какое повышение! Еще вчера булка серого стоила 1 тенге, а сегодня с утра – 16!!!! Хотя не выросли наши зарплаты и пенсии, и не было обмена денег...

За этот год нам с доченькой постепенно пришлось из своего рациона исключить фрукты и сладости, затем – колбасу и сыр, сметану... Урезать до минимума потребление масла и овощей. Что осталось? Вермишель, картошка, лук, гречка. Мимо прилавков продуктовых магазинов проходим, даже не оглядываясь на цены, четко зная – это не для нас. На хлеб с молоком, правда, хватало. Так бы дальше. Но оплата квартиры, газ, свет и – постоянная статья расходов – лекарства.

Не поднялась у меня рука – купить в этот день хлеба. Есть немного сухарей. Растянем, насколько сможем. «Хлеб наш насущный даждь нам днесь» – пела в церковном хоре.

«Хлеб наш насушен» – так петь теперь?

Р.S. Сухарей хватило на три недели.

ГЛАВА 7
«Кому в Усть-Камане жить хорошо»

Стихов почти не пишу – не остается ни сил, ни времени. Да и о чем? О беспросветности? Страданиях?
 

 
Сколько можно!? И кому нужно? А притворства в стихах не терплю. О природе? Я едва замечаю ее, констатируя факт: «Да, осень. Да, листопад... Первый снег...» Не восторгаюсь, как прежде. Не замирает сердце.

И все же... и все же иногда, очень редко, случаются стихи. Стихи, для которых не ищу ни тему, ни форму, ибо они приходят сами. Откуда? Не знаю. Из глубины Души? Из сердца Вселенной, где слова, мысли, образы, рифмы и ритмы уже существуют? Живут, разбросанные в Пространстве и Времени. Их надо только почувствовать, услышать, найти и выстроить в нужном порядке. От хаоса – к гармонии.

Натали

Свечей сияние и глаз, Полвздоха только до любви… Танцует вальс, танцует вальс В одеждах белых Натали.

Шестнадцать лет! А Вы – увы!.. Поэту тошно на балах, Где от хулы – до похвалы Всего-то – вздох, Всего-то – шаг.

Но там – Она!

В полночный час

Рука – руке навстречу – и

Уже для Вас, уже для Вас

Танцует в белом Натали.

Ей не понять (Ах, кабы знать!)

Предназначение свое
 

 
Не изменить, не избежать. Над Черной речкою – воронье…

Померкли свечи, замер вальс…

Полвдоха…

Как душа болит!

В последний раз глядит на Вас

В одеждах вдовьих Натали.

1999

А что музыка? Тоже в забвении – не пою, не играю. Крышка пианино открывается два раза в неделю ровно на один час. Столько времени занимаюсь со своей ученицей. Удалось-таки отыскать одну.

«Раз и, два и.... фа диез...» – отголоски прежней жизни.
Театр? Все вокруг сплошной театр.

Бесконечный спектакль, в котором я играю разные роли.
То – одну за другой, то сразу все вместе, в одном лице. Музыкант, санитарка, поэтесса, уличная торговка...

Как связать все в единое целое? Каким узлом? Или как развязать?
Роль торговки – самая сложная, самая не моя.

В ней я пасую. Но именно она дает кое-какие средства к существованию.
И снова день. Стою с картонной коробкой – жвачки, печенье, сигареты... Дождь со снегом... Покупателей нет. Но... наконец-то, хоть один! Странный какой-то – молодой парень, изрядно «подшофе», держится развязно. Вернее нагло. Сразу видно – не городской, хоть и делает бывалый вид. Смелость придает ему принадлежность к коренной национальности.
 

 
Краткое пояснение для непосвященных: с отделением России от Казахстана этот термин все чаще стал встречаться на страницах газет

и журналов, в речах министров и депутатов. «коренные» – «не коренные» – избранные и изгои! У кого больше прав? А возможностей?.. Тяжело и тем,

и другим. Потянулась из разоренных сел и аулов в город коренная молодежь. Девушки – торговать на базарах и улицах. У парней – выбор чуть шире – их охотно принимают в полицию, контролерами на базарах и... в рэкетиры. Все – родня, все друзья – друг другу не мешают работать. Кто есть кто – сразу не разберешь. Даже если еще совсем Никто и одет в штатское – неважно. Главное – права качать. Махнуть перед носом перепуганной торговки любым удостоверением, можно даже студенческим билетом, а затем смело хватать с ее «прилавка» все, что при-глянется: «Ладно уж, торгуй... Но впредь смотри, не попадайся!» И пинок ногой по коробке! Чтобы дальше летела... чтоб товар по земле... да в разные стороны.....

Этот парень как раз из таких. Рассматривает мой товар, ухмыляется: «А за место платили?» – язык едва слушается его, да и по-русски говорит плохо. Скорее, догадываюсь, чем понимаю.

«А ты кто такой, чтобы спрашивать?» – пытаюсь поставить его на место (как осмелела!)

На мой вопрос машет неопределенно рукой: «Да я...

здесь ... работаю».

– Где, здесь? Прямо на тротуаре?

– Не-е.... здесь... – вытаскивает из кармана кончик какого-то удостоверения.

– Покажи-ка! – требую я.

Мигом прячет обратно: – Не положено! Я не обязан каждому показывать!
 

 
– Еще как обязан! Это я не обязана отчитываться неизвестно перед кем.

– Сейчас старшего позову, – пытается угрожать этот «работничек».

– Зови, зови ... с ним и поговорим.

Я взбешена, но не подаю вида. Неверный шаг, интонация, взгляд – и все полетит. Может и ударить. Заговариваю зубы:

– Ты откуда приехал-то?

– Из Асы-Булака, – смягчается он.

– В гости что ли?

– Не-е, в полиции работать.

– Почему же именно там?

– Друг позвал. Говорит, приезжай, здесь в полиции хорошо работать.

– Ну, и как, хорошо?

– Да я еще учусь.

– Заметно. И где же все-таки?

– В вытрезвителе.

Смеюсь: – Постоянным клиентом что ли? Пьяный, а юмор понял. Расслабился, заулыбался,
отошел. А мое, и так неважное, настроение – к нулю. Выползает на Божий свет всякая мразь и правит бал! Что дальше-то будет? Вот с этого паренька, не заработавшего еще ни одной трудовой мозоли? Приехавшего поживиться, на дармовщину, на халяву?!!..
И он, и тысячи других, учатся пока одному – наглости, обману, мошенничеству, умению брать взятки и, естественно, давать их. Конечно же, не вся молодежь среди них. Есть умные, честные, порядочные ребята. Они не бродят по улицам в поисках легкой добычи. Их меньше, их не видно. А жаль.
 

 
Не стала я больше торговать в этот день. «Зубы втиснула в губы...» «Господи, дай мне с душевным спокойствием...».

Не смогла – со спокойствием.


ГЛАВА 8
«От сумы да от тюрьмы»

Отпечаток образа жизни, духовность или отсутст-вие ее чаще всего ясно отражается на лице взрослого человека, прошедшего определенный жизненный путь. Иногда достаточно беглого взгляда, чтобы понять – кто перед тобой. Убеждаюсь в этом сама, глядя на людей.

Убеждают в этом меня...

Что я, кто я сейчас?.. Такая же уличная торговка, как сотни других?!

Простая, дешевая одежонка, обута почти что в тапочки – чтобы ногам было легче от многочасового стояния, ни уложенной прически, ни изысканной косметики.

Обычная тетка с немудреным товаром. Правда, тощенькая – ветром качает. Да глаза ... – боль в них, стыд, остатки гордости. Но то и дело останавливается на мне чей-нибудь любопытный взгляд. Будто споткнуться вдруг. Замедлят шаг, глянут в лицо, пристально – в глаза, затем – на мой товар и снова в глаза... Еще и оглянутся. Самые любопытные и общительные останавливаются, интересуются, чем я занималась раньше. «Не похоже, что торговля привычное для вас дело!» Вежливо улыбаюсь. «Да, пришлось... что делать?!..» Знать, неважно справляюсь с ролью. А, скорее всего, просто не желаю врастать в нее окончательно и навсегда. Будь это действительно только роль – на час, два – я
 

 
бы постаралась... Это бы стало просто увлекательным занятием. Отзвучат аплодисменты, закроется занавес, долой грим, костюм! «Да здравствую я! Какая есть! Да здравствуют искусство, поэзия, любовь!.. Да здравствует жизнь!».

Мужчине, который нерешительно топчется возле меня, слегка за пятьдесят. Немного навеселе, но – не весел. Старается держаться с достоинством. Думающие, внимательные глаза, некоторая манерность жестов... Наконец насмелился:

– А я думал, такие как вы, не сдаются!

Намек мне понятен – такие должны бы умереть, но не опуститься до мелкой спекуляции, до «панели». Пусть голод, холод, болезни... но с гордо поднятой головой...

Парирую в ответ:

– А это и называется – не сдаваться. Барахтаться, пока хватит сил, пока есть для кого. Проще всего сложить руки...

– Вы, наверное, правы – соглашается он. – А хотите, скажу, кто Вы по профессии?

– Любопытно. И кто же?

Еще внимательнее всматривается, особенно в глаза.

– Что-то, связанное с образованием... или ... или с медициной.

Ого! Не бровь, а в глаз, как говорится. 25 лет преподавала и три года санитарю – почти медик! Я не стала гадать, кто он, просто спросила. Оказалось – тоже музыкант, потерявший работу. Он нашел другой выход, не разлучивший его с любимым делом.

Хотя, на мой взгляд, довольно ущербный для сохранения достоинства.

Три-четыре раза в год сам себе устраивает турне по ближайшим российским городам – Барнаул, Бийск, Новосибирск...
 

 
Играет на аккордеоне в подземных переходах и метро. Кидают в шапку, кто сколько может, но 2-х недельного заработка хватает затем на несколько месяцев сносного существования. Не спрашиваю, зачем так далеко ездить? И так понятно – здесь масса знакомых, там он – безлик. Некого стыдиться, не перед кем оправдываться. Значит, все же комплексует в душе,

и страдает, и мучается. Накипело, вот и подошел ко мне. Я показалась тем человеком, которому можно открыться.

– Поете? – поинтересовался вдруг.

– Пою.

– Так, может, мы могли бы...

– Не могли бы! – Отвечаю слишком поспешно.

– Жаль... Ну, до свидания.

– Прощайте.

Ушел, а я вспоминаю – «От сумы да тюрьмы не зарекайся!»

ГЛАВА 9
«Пирожки горячие»

Конец декабря. Дождь со снегом. Поздний вечер, темнота, но городские фонари не горят – отключены, лишь от «комка», работающего и ночью, падает слабый свет. На этот светлеющий пятачок, как бабочки (зимой) слетелись уличные торговки и торговцы. Водка, сигареты, семечки – самый ходовой товар в это время. Из «комка» периодически выходит полицейский, нанятый коммерсантами разгонять спекулянтов, дабы не создавали конкуренцию. Тем более, что в «комке» все товары намного дороже.
 

 
Ссоры, скандалы... Но с полицией особо не по-споришь, хотя ее работа здесь сродни труду дворника, чистящего дороги во время снегопада. Все тут же возвращается на круги своя, стоит ему отойти. Возле торгующих мам крутятся дети – тоже работают. Вот чей-то сынок дошкольного возраста смело предлагает каждому прохожему: – Дядя! Купите шоколад! Вкусный! С орехами! А лимонад вам нужен? А сок?..

Не знаю, может, и правильно – учить детей с малолетства не изящным искусствам, а искусству выживания.

Но щемит сердце при виде этой картины! На автомашинах всех марок подъезжают к «комку» толстосумы, нагружаются дорогими коньяками и винами, импортными сигаретами... и непременно – пицца – примитивный символ благополучия.

Я – скромненько в уголочке с пирожками. Меня все еще опекают более бойкие «подружки», зазывая покупателей.

– Пирожки! Горячие пирожки! С картошкой! Странно, но летом их брали лучше. Сейчас холод,
слякоть, а в руках у многих мороженое.

Сколько там еще пирожков осталось? Почти половина! Шевелю в сапогах пальцами, притопываю, прихлопываю, но согреться уже не могу. Еще пять минут и – продам или нет – домой. За эти пять минут успеваю сочинить песенку:

Мужики – те, что покруче,

У киоска вьются тучей.

Ах, какая важность в лицах!

На свиданье едут с пиццей!

Мои пирожки их не интересуют. Вот студенты – другое дело.

– Пирожки! С картошкой! Горячие! Свежемороже-ные! – пытаюсь шутить, едва шевеля замерзшими губами. Ладно, съем сама. Бегу домой – чай, горячая ванна... До следующего рабочего дня остается 8 часов.

Господи! Жить-то когда?! С книгой вдоволь поси-деть, в театр сходить, с друзьями встретиться?.. Стихи писать?..

Все – спать!


***

Вдруг приснилось –

В чужом подъезде

И в шубейке с плеча чужого Приютилась, как будто прежде
И не знала угла другого.

Только память хранит иное – Море нежности и любви… Шепчет бабушка надо мною: «Святый Боже, благослови!» Круглый стол, с бахромой скатерка, На коленях мурлычет кот,

В дневнике по лит-ре – пятерка, А по алгебре – наоборот… Прятки, классики, догонялки И с подарками Дед Мороз, Красный галстук и музыкалка,
И влюбленность – почти всерьез…

Дом – очаг мой – мое жилище! Телу – кров, а душе – приют. Где теперь ты? Бездомных нищих,

Как родных, у дверей не ждут.
 

 
Скоро утро и скоро кто-то,

Самый первый, споткнувшись взглядом, Скажет громко, с брезгливой нотой: «Шваль приблудная! Гнать вас надо!»

Это – мне?!

Милосердный Боже!

Вжаться в стену бы, слиться с ней!

Не заметят меня, быть может,

И не вытолкают взашей. Отдохну здесь, в углу, немного От людских любопытных глаз, От подачек «за ради Бога»
И от жалостливых гримас. От усмешек высокомерных… Я – изгой?! Побирушка?! Бомж?! Ни работы, ни денег… Нервы – Хоть удавку сейчас, хоть нож! Учит издревле поговорка – «От сумы до тюрьмы…» Увы, Шаг неверный, и на задворках Оказаться могли б и вы.

Мне приснилось… Пока приснилось…


ГЛАВА 10
«Спекулянты чертовы»

Этого звания впервые я удостоилась именно в тот день, когда продавала несколько ведер собственной картошки. Очередная попытка честным трудом заработать хоть какие-то гроши. Как всегда, не только
 

 
торгую, но и наблюдаю за прохожими, анализирую... –

у меня уже зреет план вот этих самых «Записок». Как всегда, молча жду своего покупателя – с саморекламой
у меня туговато.

По торговому ряду идет пара. Он – из «крутых» – самодовольный, не в меру упитанный, бритый, весь

в коже. Одеждой, манерами, голосом показывает – доказывает – кто он. «Имею все основания качать права перед вами, жалкое быдло!» Она – из тех, кто совсем недавно «из грязи да в князи». Еще не обтесалась, не набралась нахальства. Смотрит на него снизу вверх восхищенным взглядом. Чуть опасаясь, как бы не сделать неверного шага, не сказать лишнего слова...

– за него надо держаться! Его надо удержать! Смотрю на нее и ... не завидую, честное слово! «Ох, не сладко тебе, девочка, придется за этой каменной стеной, в этой золотой клетке!»

Вон как скривил в презрительной усмешке губы:

– Бабка (это не ко мне) почем картошка? Да ты что, сдурела? Шкурка – то совсем тоненькая!
– Дак, молодая же, сынок...

– Рассказывай сказки! А у твоей, тетка, глазков мно-го! Сама ковыряйся в них!
– У тебя кривая да корявая.... У этой вообще мелочь огородная!
– Так и продаю дешево...

– Да пошли вы, спекулянты чертовы!

И пинок по ведру... картошка – в разные стороны...

У всех перебрал, всех оскорбил, сломал чьи-то руч-

ные весы и удалился с подругой, так ничего и не купив. Не очень-то, видать, надо было. Так, куражился, показывал себя.

А у «спекулянтов», между прочим, картошка была

и лучше, и дешевле, чем в магазинах. И почему-то
 

 
никто не называет так владельцев многочисленных коммерческих ларьков, хотя именно они занимаются самой махровой, официально разрешенной спеку-ляцией. Нет, это – «уважаемые господа коммерсанты». Они делают бизнес!

«А вы – со своим огородом – туда же!» Я-то теперь знаю, что уличные торговки – вовсе

не спекулянты, а в большинстве своем – самые обездоленные люди. Им – шаг один до нищеты, до бездомности! Не зря улицы города все больше обрастают торгующим людом – старики, молодежь, дети... Разговоришься – сплошь учителя, инженеры, работники культуры... И как много среди них тех, кто уже «С петлей на шее» продолжает бороться за жизнь своих близких. За свою наконец! Она, как известно,

у всех одна. И эту петлю изо всех сил продолжают затягивать те, кто стоит у власти. Сколько способов для этого изобретается!

Дорожают и дорожают необходимые жизненные продукты – до беспредела – а мы живем! Непосильно бремя коммунальных услуг – для большинства, но – живем. Уплотняемся, меняем квартиры большие на меньшие,уходим–самыеслабыеиодинокие–вбомжи...

Вводятся платное лечение и обучение... Выживших меньше, но все же еще много. «Ах, выручает торговля?! Так вот вам!..». И создаются все новые и новые отряды для борьбы с «закоренелыми преступниками» – налоговая и санитарная полиция, рекетирующий «кооператив» – его задача собирать плату за место торговли. Неважно, что это место – квадратный метр земли, на котором постелена газета или поставлена коробка. Несдобровать тем, кто откажется платить. Круто расправляются с нарушителями – ногой по коробке, товар по земле, продавцов за шиворот... «И в Бога, и в душу мать!..».
 

 
А сколько мелкого товара перекочевывает в кар-маны этих служб в виде взяток! Шоколад, сигареты, водка... Вот, по одному из мест стихийной торговли неторопливо шагает оперативник. Одна из торговок (сегодня ее очередь) кладет в карман его куртки, как бы незаметно, пачку дорогих сигарет. Блюститель порядка, якобы не заметив этого действия, не обнаружив криминала, проходит мимо. Можно спокойно торговать до появления следующего нахлебника. Когда он появится, а это случится непременно, ему заплатит кто-то другой. Такая уж тут договоренность

и взаимовыручка. Есть стихийные места торговли – возле переходов, у магазинов и автобусных остановках
– где ежедневно собирается определенная сумма для санитарной полиции и налоговиков. Неофициально, но конкретно. Приходит в назначенный час от них посредник, открывает дипломат и – будьте добры, раскошеливайтесь, если не хотите, чтобы вас разогнали. Хуже всего, что сотрудники этих служб ходят в гражданской одежде, поэтому знать их надо в лицо.

Куда проще?! – говорят блюстители – заплати и не волнуйся. Получи разрешение и торгуй».
Только стоит такое разрешение для всех одинаково, независимо – чем торгуешь – камешками драгоценными или... спичками... Столько же требуется пройти инстанций, столько же документов оформить, дать тому, дать этим... Да после 20% прибыли отдать, да за каждый торговый день платить придется, за место, маслихатовские да президентские налоги, базарные и, само собой, рэкет ....

Что останется от прибыли? Одни убытки. Вот и нарушаем. А нужен мне этот страх? Этот стыд? Это унижение? Да пропади оно пропадом! Только вот за квартиру уже полгода не могу заплатить... Никогда
 

 
прежде не ходила в должниках, а теперь, хоть убейте

– не могу рассчитаться! Даже в снах уже вижу себя бездомной! Экономить больше не на чем, ибо ежедневно решаю проблему – хлеб или квартплата? Молоко или лекарства? Сахар или ... ремонт обуви?

Надо ли пояснять, что хлеб и лекарства определяют этот выбор?!
Кто-то, возможно, усмехнется: «Ну и нагородила! Ну и прибедняется! Не так все плохо в нашем королевстве! Живем даже лучше прежнего!» А вы и не читайте. Пьеса сия, господа, не для вас! Конечно, глядя как вы набиваете на рынке сумки мясом да фруктами, покупайте изысканные напитки, жуете шоколад,.. можно подумать, что народ живет очень даже прилично. Это только кажется. Просто вы заметнее. Замечают именно вас, а не бедноту, спешащую мимо прилавков. И именно вы будете восклицать при каждом удобном случае: «Спекулянты чертовы!».

Предзимье... Предрожденье... Непогода... Обид, утрат, ошибок прежних плен... Но пребывают сердце и природа

В неутолимой жажде перемен,

В неутомимом новом ожиданьи… Как за соломинку – за дождь, за листопад...

Все это – Жизнь!

И радость, и страданье!

Друг друга в ней сменяют невпопад.

Лучам прощальным солнечным вдогонку Ворчит по-стариковски небосвод.
 

 
Но уж надеждой – хрупкою

и тонкой

На лужицах искрится

первый лед.

И скоро-скоро снежной канителью Украсит ночь дома, деревья, мост...

А поутру мороз стихотворенье Напишет на стекле лучами звезд.

1986


ГЛАВА 11
«Смиритесь с неизбежным»

Декабрь 1994 г. Темнеет рано. Пока пришла с работы, перекусила, добралась до выбранного места торговли – солнце село. Ищу, где бы стать, вдруг замечаю, почти все торгаши дружно начали сталкивать свой товар в сумки, прятать за пазуху бутылки с водкой, по карманам сигареты и расходиться в разные стороны. «Наторговались – думаю – что-то рано. Ну и хорошо, конкуренции не будет». Стою две минуты, три...

«Ваше разрешение?» – кто-то дотрагивается до моего плеча. Только теперь дошло до моего сознания – что произошло, почему так быстро разошлись остальные – они знали «начальство» в лицо. И знали – этого, как ни странно, не уговоришь, не подкупишь. А я-то, дурочка наивная, обрадовалась.
 

 
– Собирайтесь, – говорит, – поехали.

В этот момент прочие участники «спектакля», из любопытства окружившие нас, закричали наперебой:
– Герой! С бабами воюешь!

– Это у них операция «Петля» называется!

– Бандитов бы лучше ловили!

– И так нас уже за горло взяли.

– Деньги вовремя давайте, никто не будет стоять здесь позориться!
Мой внутренний ритм – дрожь. Мысли мечутся

в поисках выхода... Внешне – само спокойствие. Не-торопливо складываю в сумку пару пачек вафель, несколько коробков спичек, упаковку лаврового листа. «Ну, увезут, вряд ли оштрафуют за такую мелочь. Жаль время терять и нервы трепать зря».

Ладно, женщины, – говорю – успокойтесь. У него такая работа. Он должен ее выполнять.
Все сложила, кивнула инспектору – молодому да зеленому: – До свидания. Так же неторопливо обошла его (хотелось бежать) и отправилась восвояси, ожидая окрика за спиной. Но его не последовало. Наверное опешил от моей вежливости и от моего заступничества за него. Шагаю, держу себя в руках 20 метров, 50... Ком в горле... Все! Прорвалось! Задыхаюсь,

в темноте и снегопаде, от слез... «Нет! Не позволю себе травить душу! Дудки! Из-за такой ерунды!». Как там Карнеги советует? – «Смиритесь с неизбежным...

Если невозможно изменить ситуацию – измените свое отношение к ней. Сделайте из лимона лимонад».
Ситуацию мне не изменить, а вот отношение...

Всего-то лишь надо принять условия игры, в которую меня втянули, в которой я исполняю роль жертвы. Мое дело – успевать уворачиваться, прятаться, убегать от многочисленных преследователей. Если хочу выжить.
 

 
ГЛАВА 12
«Операция «Петля»

Время от времени работники полиции устраивают на особо опасных преступников, в число которых входят уличные торговцы, жестокие облавы. Подъезжает вдруг из-за угла автобус, выскакивает из него группа джигитов, набрасывается на первых попавшихся... Разговор короткий:

– Разрешение есть? Нет? В автобус!

Упаси Боже бедняге сопротивляться! Подхватят под руки, потащат волоком, втолкнут в машину. Слезы, истерики, а то и драки... А это уже расценивается, как нападение и злостное хулиганство.

Сколько драм и трагедий рассказывается там, куда увозят невезучих! Разумеется, никого эти истории не трогают – наслушались. Да и все они похожи одна на другую – безработица, нищета, болезни, инвалидность... До сих пор мне удавалось или убежать, или отговориться – еще не увозили никуда. Но по сюжету пьесы моя героиня конечно должна была пройти и через это испытание Роль удалась (наконец-то!) вполне. Я была предельно искренна, естественна...

(Может потому, что оставалась сама собой?) Выглядела эта сцена так:

Время – 17.00 часов. Место действия – площадка возле большого продуктового магазина, где ежедневно образуется небольшой импровизированный рынок. Ежедневно – да что там?! – по нескольку раз в день пытаются разогнать торгующих лица, ответственные за порядок на улицах. Зря пытаются – разойдемся, переждем–иопятьзасвое.Времягода–предновогоднее.

Среди торгующих, я – крайняя в ряду. Все те же спички, вафли, лавровый лист, пара книжек из моей
 

 
разоренной библиотеки. Надо бы быть на чеку, но я, как обычно, рассеяна, ушла в себя, в заоблачные дали...

Не замечаю подъехавшего автобуса. Поднимаю голову, лишь услышав: «Ваше разрешение?»

Екает сердце: «Ну, вот, опять... И что их, как магнитом, тянет ко мне? Или правда, потенциальная жертва излучает особые флюиды, привлекающие «охотников?» Пытаюсь что-то объяснить... никто не слушает. Сразу три бугая подхватывают меня, хрупкую женщину в 45 кг весом, за рукава, за шиворот и волокут

в автобус. Мою коробку тащит четвертый. В ответ на такое обращение изо всех сил сопротивляюсь – кричу: «Пустите!» – отбиваюсь... Сопротивление только разжигает охотничий азарт: «Ату ее! Ату!» Запихали в автобус, заехали еще в несколько мест уличной торговли, пособирали несчастных. Автобус полон плачущими, возмущающимися людьми. Бьется

в истерике о запертую дверь молодая женщина – ее ребенок в детском саду, время позднее, забрать некому. Пенсионер преклонного возраста добродушно советует: «А вы нас всех – дихлофосом, или в газовую камеру...»

Женщина средних лет умоляет: «Заберите все, только отпустите! Мне на работу в ночную смену». Смотрят на нас пустые глаза, равнодушные лица... Один из полицейских, как заведенный, повторяет одну и ту же фразу: «А меня не волнует». Заучил – и долдонит.

Доставили в опорный пункт – куда-то на окраину города. «Выходите! Сумки, коробки – с собой!» Выхожу одна из первых и покорно, как ягненок на убой, шагаю, куда показывают.

Кабинет начальника. Нас заводят группами по 5-6 человек. Здесь все спокойно, вежливо. В присутствии свидетелей, т.е. – тех же полицейских (подписи неразборчиво), составляется протокол изъятия и – до свидания. «Ваши вещи получите в налоговой инспекции после уплаты штрафа – 1000 тенге. И им, и нам ясно – никто свой грошовый товар (мой и на 50 тенге не тянет) выручать не пойдет. А значит, достанется все неизвестно кому. Не потому ли на протоколе, врученном мне, нет ни даты, ни печати и так неразборчивы подписи? Все это я рассмотрела уже дома, интересно стало – впервые держала в руках такой документ. Читать его было скорее смешно, чем стыдно. Дословный текст: «...Изъято: вафли – 2 штуки, спички – 10 штук. Больше ничего не изъято, гражданка объясняет, что торговала по причине, что нужны лекарства...».

Лавровый лист и книги вернули. Не заинтересовал их этот товар.

– Да уж берите, чего там?! – съехидничала я. – В хозяйстве пригодится. И книги на досуге почитаете.
Не взяли. Книг они явно не читают. А вот картонная коробка привлекла внимание – надо же куда-то скла-дывать «свалившиеся с неба» новогодние подарки.

– Нет – говорю – коробка мне еще пригодится – торговать тем, что оставили.
– Можете идти.

В коридоре опорного пункта народу заметно поубавилось. Куда делись остальные «преступники», пока разбирались с нами? Сумели улизнуть? Откупились? Могу только догадываться. На обратном пути, пешком от окраины, по темноте и морозу. Сожалею лишь об одном – не догадалась сама съесть, пока везли, свои вафельки. Хоть какое-то удовольствие бы получила!

Что-ж, буду считать – милостыню подала. «Если судьба вручила вам лимон...» Мой лимонад – выводы, которые я должна сделать.
 

 
Во-первых – это происшествие подарило мне новый сюжет для моих записок. Острый, захватывающий, ставший кульминацией пьесы, в которую я попала волею судьбы. Возможно, в дальнейшем будут случаться еще более драматичные ситуации, пьеса не окончена, и спектаклю суждено длиться неопределенно долго. Ибо не станет мать сидеть, сложа руки, у постели больного ребенка и ничего не предпринимать для его спасения! Не станут люди умирать без борьбы! Каждый – зубами, ногтями – по мере сил своих!

И только когда иссякают они... появляются в средствах массовой информации скупые сведения: «...
из окна 7 этажа выбросился мужчина...». « В квартире найдено тело пожилой женщины, умершей примерно неделю назад. Предположительно, от голода».

«В мусорном контейнере обнаружен новорожденный».
Существует в уголовном кодексе статья за покушение на жизнь и здоровье человека, за доведение

его до самоубийства, за посягательство на честь и достоинство. И что же? У нас отнимают честь и здоровье, лишая возможности нормально питаться. Все больше хронических больных – туберкулез, рак, диабет, лейкемия... Полноценное лечение доступно единицам – слишком дорого оно обходится. А честь

и достоинство? Каким только способом не унижаются они?! Взять хотя бы современных «зайцев» в автобусах. Не за пятачок нынче совесть теряют – сегодня, завтра, послезавтра необходимо добраться до работы. А зарплаты как не было, так и нет. Рады бы билет купить

– не могут. Большинство уже пешком ходят... Лишь те, кому слишком далеко – едут, рискуют, замирая от стыда
и страха. Нам угрожают отрезать свет, газ, водопровод, отключить телефон и отопление... Увольняют с работы,
 

 
сокращают, выбрасывают на улицу, а потом за шиворот волокут в полицию!

Не просим! Не крадем! За-ра-ба-ты-ва-ем! Трудом! Страхом! Унижением! Но это уже называют дополнительным доходом. И по рукам нас, по голове: «Не смей! Не дыши! Не живи!»

Кого винить за эти беззакония? На кого подавать в суд? И чьи интересы будет он отстаивать?


Падаю в Бесконечность

Грешницею святою

В Небытие отчалю...

В Небытие – со мною, Радости и печали...

Молча иду дорогой,

Где между тьмой и светом,

Странницей одинокой

Кану навечно – в Лету.

Кану бесповоротно

И безвозвратно – ладно. Настежь – Туда ворота. Наглухо – дверь обратно

Грешницей иль святою,

Голову в срок – на плаху!

Избранным и изгоям

В землю! На равных – прахом.
 



 
Музыка Мендельсона...

Миг, преходящий в Вечность...

Медленно, невесомо

Падаю в Бесконечность...

1998


ГЛАВА 13
«Падаю в Бесконечность»

«Ангел-хранитель мой, встань за моей спиной! Встань рядом со мной!» – эту, сочиненную мной молитву, обычно читаю перед дежурством в реанимации. Перекрещусь у дверей: «Хоть бы сегодня не было покойников» – и за работу. Везет не всегда. Привыкнуть к этому невозможно. Со съежившимся в комочек сердцем укладываем с сестричкой беднягу на каталку, накрываем простынею и – в морг. Случается, лифт не работает, тогда на носилках, пешком по лестнице с шестого этажа. Несут девчонки-санитарки

и медсестры, сил у которых – не очень. И покойники всегда почему-то тяжелее живых. А что поделаешь, медбратов и санитаров у нас нет. Этот больной, весом 110 кг, скончался ночью, повезли рано утром. И лифт работал, и каталка нашлась – до морга справились. Но заносить его все равно на носилках. Две сестрички взялись с одной стороны, я, одна – с другой. Сторож стоит на ступеньках – глядит, как мы пыхтим. Он уже «принял на грудь» – работа такая, помогать – не его дело. Внесли кое-как. Теперь еще одно усилие

– переложить на высокий стол. «Раз – два, взяли!»

– и обрывается одна ручка носилок. Автоматически неимоверно напрягаю мышцы другой руки и спины – удержать! Сумела, перехватила, переложили. Вроде, все
 

 
в порядке. Я еще не знаю, какую глупость совершила, не бросив носилки. Но узнаю очень скоро – через несколько дней, когда почувствую боль в спине, руках и ногах, когда от слабости станет темнеть в глазах... и начнутся мои «хождения по мукам». Терапевт, невропатолог, рентгенолог ... Наконец диагноз поставлен – смещение позвоночных дисков со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Я пока еще верю – мне помогут. Но с каждым месяцем надежда тает. Все берутся лечить, обещают справиться, всем надо платить. Бремя для меня почти непосильное. Все впустую – не помог никто. Боль не оставляет ни на секунду, не дает расслабиться, отвлечься... Так и живу с ней, работаю, торгую... ночь со снотворным. Когда уж совсем невмоготу, делаю сама себе обезболивающие уколы.

Нервы сдают. Стараюсь крепиться, но предел желаний – уйти, забыться, не знать, не чувствовать...
не быть. На все гляжу потухшими глазами, со всеми прощаюсь... И мысленно прощаю всех своих обидчиков, чего не могла сделать раньше. Прошу прощения у всех, обиженных мною за «грехи вольные и невольные». О смерти думаю, как об избавлении от страданий. Нарастает Одиночество. И это, как ни странно, уже не пугает. На общение нет сил. Я, слава Богу, сознаю

– физическая и душевная боль довели меня до такого состояния. И самостоятельно с этим уже не справиться. Наступил момент, когда даже мне, умевшей когда-то находить радость в улыбке ребенка, в капле дождя и дуновении ветра, становится в тягость дар Божий – Жизнь. Душа силится найти выход, но видит только один…
 



 
***

Длится, длится, длится, длится Боль!

Слезами на ресницах…

Днем и ночью, днем и ночью

Воплем, стоном, воем волчьим!

Не награда – жизнь,

Преграда!

Хватит, Господи!

Не надо!

Тело – в землю!

Душу – в небо!

В тишину…

В забвенье..

В небыль…

2005 г.


ГЛАВА 14
«Но веруем мы»

Есть анекдот – «Пришел как-то писатель М.
Зощенко, на прием к психиатру:
– Помогите, доктор, депрессия! Жить не хочется!»
– Это очень просто дорогой – возьмите томик Зощенко, почитайте на сон грядущий и все, как рукой, снимет.
– Видите ли, доктор, я сам – Зощенко».
Я не пишу юмористических рассказов, мои «Записки» – камнем на сердце. Но пародии бывает, сочиняю, экспериментирую над одностишиями
В. Вишневского. Как, например:
 

 
Нет сил уже и нервы на исходе,

А по ночам кошмары стали сниться...

Хоть не сошла с ума пока что, вроде, Придется к психиатру обратиться «Пришел – снять стресс...» и т.д.

Пришлось обратиться на самом деле – «Помогите, доктор, депрессия» Мне прописали... не книжку-лекарство. Крутое, наверное, – с треугольной и круглой печатью. Вот прямо сейчас зайду в аптеку, куплю его, начну принимать... Увы! Цена на лекарство тоже оказалась крутой – не для моего кармана. И что, конец? Ну, уж – нет! Шоковая терапия иногда бывает полезной. Мигом понимаю, хандрить – себе дороже. Покупаю дешевую успокаивающую травку пустырника, завариваю, пью и сочиняю по вечерам формулу самовнушения: «Я совершенно, абсолютно спокойна.

У меня все прекрасно (Что же продать завтра?) У меня крепкие, стальные нервы (А где продать?) Я сильная, здоровая... (Ой!) Я выдержу любые испытания судьбы (Надеяться не на кого!) У меня насыщенная, интересная жизнь. (Куда уж интереснее!) Я спокойна, здорова, счастлива... (Господи, как не хватает «жилетки» для слез и плеча для опоры!» Я все выдержу! Все смогу! Я должна! (Должна» – это слово, как спасательный круг! Моя соломинка, мое заклинание).

Согласно теории инкарнации – душа живет веч-но. Болезнями и страданиями ее лечат, неудачами и нищетой воспитывают, чтобы возродить духовно более совершенной. Я не понимаю – как, если у души нет памяти о прошлом. В чем я ошибалась? Что делала неправильно, неправедно? Наверное, многое, как любой человек. С годами оплошности все виднее. За них ли страдаю? Так ли велики мои грехи в этой и прошлых жизнях? А моя дочь? Несет карму предков? И на ней
 

 
она достигла своего предела? И пора рассчитаться? Сплошные вопросы. А может все это – чушь, ересь? Есть только физическое тело, его рождение, рост, а затем – уничтожение навсегда. Может, теория нового воплощения придумана ради смирения с фактом смерти? «Блаженны верующие!»

Лучше – верить!

Конец?

Безысходность?..

Не веруем мы

В Христово спасенье И вещие сны… Надеяться вроде бы, Даже не смея, Мечту о Бессмертье До смерти лелеем! И даже в душе, Отлетающей ввысь, О чуде случайном – Последняя мысль. Разверзнется небо,.. Палач ли умрет… Иль кто-то от шеи Топор отведет!

1994


ГЛАВА 15
«Преодоление»

Прошло 4 года. Три из которых «падала в Бесконечность», тратя деньги на лечение... Наконец поняла – я сама, как барон Мюнхгаузен, должна вытас-
 

 
кивать себя из беды. Итак от официальной медицины

– к серии книг «Помоги себе сам». Листаю одну за другой в поисках подходящих мне советов и способов. И нахожу – Юрий Власов, Владимир Дикуль, Николай Амосов и другие, перенесшие травмы позвоночника. Все эти люди, разуверившись в помощи врачей, подняли себя сами – усилием воли, неимоверным трудом. Выполняя день за днем и год за годом различные упражнения для укрепления мышц спины...

Преодолевая страшную боль, бессилие, обмороки...

Безусловно, я не имею возможности посвящать для занятий столько же времени, ибо должна работать и зарабатывать. Кормить нас некому. И все же начала – по пять упражнений, затем через месяц – по десять, дальше – по 50 раз каждое, по сто раз – на работе во время перерыва, в лифте, на кухне возле плиты... Мои помощники – два утюга вместо гантелей, дверь вместо турника – для виса. Но и этой малости оказалось достаточно, чтобы через 6 месяцев укрепить мышцы, растянуть связки, а главное – уменьшить боль. Она еще достает меня, но терпеть можно. Отказалась от обезболивающих инъекций и, почти что, от снотворных. И даже духом воспрянула! Занимаюсь понемногу ремонтом квартиры, бываю на литературных вечерах, участвую в концертах с чтением своих стихов...

По-прежнему торгую выпечкой – от этого пока никуда не деться. У меня свои постоянные покупатели и я даже получаю удовольствие от их похвал моим изделиям. Жизнь продолжается...

После грозы

И смятенья молний… Как милость Господня, Умиротворенность нисходит.
 

 
Нежно

Деревья смыкают кроны,

С нежностью

Травы к ногам моим льнут,

Небо!..

Высокое, голубиное!

Парусом алым

солнце всходящее…

Руки воздевши,

Кричу безмолвно:

Жить я хочу

На Земле бессмертной

Со всею силой

Смертного Человека,

Со всей любовью

Нежной Матери,

Со всей страстью

Земною – Женщины,

Буду я жить

На Земле!

1983

Утро – мед.сан.часть – серо-белый халат, тряпка и
швабра... запах хлорамина ...
День: – свежие печеные орешки! Безешки!
«Отвернуться! – сотрудница с работы!»
«Так, а это явно из санитарной полиции...
«На здоровье... Возьмите сдачу»....

Жарко... Холодно... Дождь... Снег... «Скорей бы домой».

Вечер: – звуки фортепиано – маленькие пальчики ученицы перебирают черные и белые клавиши.

– Раз и, два и ... фа диез ... до свидания.
 
Теперь бы испечь еще новую партию пирожных...
Телесериал – гимнастика – от первого до последнего кадра. Все – спать! «А жить? А писать? А любить?»
«Жизнь – это сцена, и все в ней актеры».

У каждого своя роль. Каждый, в свою очередь, зритель. Так что – Не закрывайте занавес, господа!

И аплодисментов не надо. Актеры... Впрочем, какие же мы актеры?! Ни масок, ни грима, ни театральных костюмов, ни заученных жестов и реплик...

На «бис» не выходим, не повторяем сцен... Да и пьеса (?) еще не окончена. Ей суждено длиться до тех пор, пока поэты и музыканты играют в подземных переходах, а их произведения пылятся в ящиках столов. Пока артисты и художники торгуют, моют, пекут, плачут и сходят с ума от безысходности – этой пьесе не будет конца.

Не закрывайте занавес, господа!

Попытка молитвы
До остановки,
до пристани –
Годы, часы ли,
мгновения –
Выдюжить! Вынести!
Выстоять!
Господи!

Дай мне терпения!

Ни красоты,
Ни богатства, ни власти… Речь не о хлебе насущном
И счастье...
Сил и Терпенья! Терпенья и Силы!

Я ж никогда, ни о чем Не просила.
 
 
(В повести использованы стихи автора)