В краю печали и любви 1
Родные Николая жили неподалеку, в провинциальном городке. И хотя изредка он навещал стареньких родителей, его неодолимо влекло сюда — в родное гнездо — место, где он родился, вырос, где все напоминало о светлых днях его жизни.
В старом доме жил дядя с женой и дочкой. И хотя регулярной переписки между ними не было, Николай узнавал все подробности из писем родителей...
Тем временем рейсовый автобус подкатил к автостоянке, и взволнованный Николай с вещами поторопился на выход.
Он не стал дожидаться тролейбуса — заказал такси. Ехали по широким асфальтированным улицам, мимо проносились такие милые и привычные глазу картины: старые, еще дореволюционные здания, чудом сохранившиеся избы, позолотившиеся от надвигающих холодов скверы и парки... Николай попросил остановиться возле «пожарки»: отсюда хорошо была видна старая родительская изба. Рассчитавшись с таксистом за проезд, и прихватив сумку с чемоданом, он направился к дому.
Деревянная изба, построенная еще в начале века, со временем скособочилась, осела. Потемневшая обшивка дома изрядно обветшала, а некогда казавшиеся светлыми и просторными окна, выглядели маленькими и неприглядными. И вообще избы имела вид сморщившейся от времени старухи... От этой невеселой картины у Николая сжалось сердце: живы ли здоровы, не съехали ли куда? С момента отправки его последнего письма прошло несколько месяцев, но ответа он так и не получил.
Николай с тревогой нажал на дверную ручку. Дверь, составляющая часть ворот, податливо открылась внутрь. При виде старого укромного дворика, с прилегающими к нему сарайчиком и садиком, дохнуло волной воспоминаний. Картина далекого прошлого с неистребимой силой встала перед глазами... Цветение белого сада, голоса близких и родных ему людей. На какой-то миг Николаю даже показалось, что на пороге дома возник дед. Закурив свои любимые папиросы «Герцеговина Флор», он медленно направился к скамейке...
Послышался скрип дверей и уже через секунды, подойдя к самому крыльцу, Николай был заключен в крепкие объятья Спиридона Афанасьевича — дяди Николая. Крепко прижавшись к щеке племянника, он не переставал повторять: «Ну, молодец! Откуда, надолго ли?.. А ты почти не изменился. Я, как видишь, стар и дряхл. Вот, палочкой обзавелся...».
Только сейчас Николай поразился внешнему сходству дяди с дедом. Правда, у деда была выправка, а дядя сутулился.
– Ну, что же мы стали на пороге, давай проходи, – и дядя, прихватив вещи Николая — небольшой чемодан и сумку — подтолкнул его к двери.
Николай нырнул в дверной проем, наклонившись при этом, чтобы не зацепиться. Пройдя через сенцы, у Николая екнуло в сердце: «Боже, ничего не изменилось! Все по-прежнему: запахи, обстановка, словно в прошлое вернулся!»... Все здесь было таким же, как и в детские годы. Под нависшим над самой головой потолком — привычный до боли клеенчатый стол, у окошка — деревянная скамья, уютно примостившаяся по стенкой, а над ней — полочка с занавеской. Подле окошка, на том самом месте, где сидел дед, - электросчетчик с разбегающимися в разные стороны жилами-проводами. На противоположной стороне кухоньки — выбеленная печь, где в бытность готовились сытные щи и каша, выпекались пироги с капустой и творогом. Пока женщины готовили обед, мужчины копали огород, занимались заготовкой дров или обсуждали текущие проблемы. Одним словом, когда-то здесь протекала размеренная, со своими особенностями жизнь... Скрипучие половицы, стены с пожелтевшими от времени обоями и состарившаяся утварь ныне навевали грусть и тоску: ничто и никогда уже не сможет вернуть то далекое и светлое прошлое.
Пройдя в глубину избы, Николай едва не столкнулся с двоюродной сестрой Валентиной. Она горячо расцеловала кузена:
– Братик, дорогой, как же тебя долго не было! Целая вечность прошла со времени твоего последнего визита...
– Да, не меньше того, – отвечал растроганный Николай. Он смотрел и не верил своим глазам: перед ним стояла статная молодая женщина. Пышные белокурые волосы волнами ложились на округлые плечи. В глазах все тот же озорной огонек, тот же разлет бровей и все же что-то неуловимо изменилось в ее облике. Повзрослела? Столкнулась с жизненными проблемами и наверняка в чем-то разочарована? Одним словом – изменилась... Он все смотрел на нее и не верил этому чуду-превращению: «Неужели это та самая Валюшка? Всеобщая любимица, хохотушка и егоза? А ведь Николай до сих пор представлял ее этаким подростком и непоседой...
– Ну, довольно глазеть. Ты, словно бы с луны свалился, – с некоторой досадой произнесла Валентина, возвращая кузена в действительность.
– Николай, спохватившись, привлек ее к своей груди:
– Валюха, неужели это ты?
– Ой! Осторожно, так можно ребра сломать, – стыдливо освобождаясь, произнесла Валентина. – Ты прямо медведь какой-то стал. Здоровущий-то какой!
– Извини, пожалуйста, это я любя. Думал встречу девчонку, а тут красивая женщина, – оправдывался Николай, еще больше вгоняю кузину в краску.
– Ладно, ладно, не оправдывайся. Приезжать надо чаще, а то дорожку к родному дому позабудешь.
– Чего-чего, а этого я не забуду, – уже серьезно ответил Николай.
– Познакомься, это моя дочь Светлана. Ей пять лет.
К Николаю приблизилась тоненькая белокурая девчушка с большим белым бантом на голове. Едва взглянув на дядю, она стыдливо опустила головку, давая понять, что знакомство будет непростым.
Внешне девочка была похожа на мать, но характером, это было ясно с самого начала, отличалась.
– Ну, здравствуй! Меня зовут дядя Коля. Давай дружить...
И Николай, подсев к ней на корточки, попытался разбить барьер недоверия:
– Сейчас ты мне расскажешь все-все о себе.
Но девочка, сложив губки бантиком и уставившись своими большими задумчивыми глазами ниц, явно не спешила завязывать знакомство с новоявленным дядей. Николаю не без труда удалось вытянуть из нее несколько немногословных ответов, после чего девочка снова ушла в глухую оборону.
– Как же я мог забыть, – стукнув себя ладонью по лбу, – досадливо произнес Николай. – Ну да, как раз для тебя нарядное платьице и туфельки.
– А какие туфельки, красные? – с явным интересом, слегка картавя, спросила девочка.
– Красные, красные! – произнес Николай, радуясь случайному совпадению. – Я как только их увидел в магазине, сразу решил: это Светланке. Пойдем, померяем!
И удовлетворенно перемигнувшись с Валентиной, дескать, все улажено, Николай направился к чемодану.
Туфельки пришлись впору. Девочка по достоинству оценила оба подарка. Буквально через несколько минут, радуясь приобретению, довольная и счастливая, в обнове явилась на всеобщее обозрение.
– Давайте на стол накрывать, – нарушила затянувшуюся паузу Валентина.
Светлана тут же вызвалась помогать маме, а Николай тем временем, подхватив чемодан и объемистую сумку, прошел в зал.
Только сейчас, оказавшись стреди старых и привычных еще с детства вещей, Николай в полной мере ощутил состояние покоя и безмятежности. Не надо разрываться на части, бесконечно переживать, что-то и кому-то доказывать. Он дома, среди своих, и этим все сказано... Николай стоял посреди зала (а на деле – всего лишь маленькой комнаты) и с упоением оглядывал этот некогда казавшийся раем тихий уголок. К оконной раме, как и прежде, вплотную примыкал разборный стол. С правой стороны, почти антиквариат, стояли бабушкин комод и шкаф. Над комодом висела мамина вышивка «Охотники на привале», или, как ее чаще называли: «Брехуны». Картина, когда-то подаренная деду в день его рождения, словно бы говорила: «Есть вещи, которые не подвержены влиянию времени, ибо они – наша память...». С левой стороны зала стоял диван, а над ним висел какой-то простенький коврик с геометрическими узорами. Прежде, в бытность Николая, здесь был ковер с павлинами. Не было и привычных цветов в горшочках и яблок в мисочках, заботливо поставленных на подоконник. Бабушка любила класть сюда антоновку. От яблок исходил крепчайший аромат, и комната наполнялась нежным садовым благоуханием. И хотя зал был маленьким, в нем всегда собиралась уйма народу. Николай про себя отметил, что места в доме прежде хватало всем, и никто не был обделен. Да, былого не вернешь, но разве нельзя было оставить хотя бы частичку того тепла, оптимизма и убежденности в своей правоте, которых так не достает сейчас.
«Все или почти все так бездарно и безвозвратно утеряно», – думал Николай. Им снова начинало овладевать уныние...
Пребывая наедине с собой, Николай не сразу заметил, как из соседней спальной комнаты осторожно вошла тетя Клава, жена Спиридона Афанасьевича. Маленькая и болезненная, она медленно, с помощью палочки, передвигалась по залу.
– Здравствуй, тетя Клава. Я тут немного отключился, – словно оправдываясь, произнес Николай.
– Я вижу, ты о своем задумался, и не стала тебе мешать. Видно, тянет в родные места?
– Тянет – не то слово...
И Николай, подойдя к тетке, поцеловал ее в щеку.
– Надолго ли в наши края? – спросила тетя Клава.
– Думаю на какое-то время остановиться, – задумчиво ответил Николай. – Как вы, как здоровье?
– Наше здоровье вышло. Вот так свой век и доживаем... безрадостно и тоскливо. Раньше хоть какая-то надежда была, просвет. А сейчас... Ты-то как там, в Германии?
– По-разному, тетя Клав, по-разному. Там тоже далеко не рай, проблем хватает...
Николай не стал далее углубляться в разговор, ограничившись короткими ответами.
– Ну да ладно, все понимаю, – грустно улыбнулась тетя Клава. – Семья-то в порядке, жена, дети?
– Слава Богу, на этом фронте – порядок.
– И то хорошо. Сейчас побудешь тут, посмотришь на наше безобразие, и домой захочется, в Германию.
– Тетя Клава, давайте не будем об этом. Я ведь тут не гость какой-то заморский. Все вижу, все понимаю. Вот только одного понять не могу: почему мы допустили такое, не воспрепятствовали злу? Неужели история ничему не учит? Ведь опять же придется все по крупицам собирать.
– У меня, милый, поболе твоего вопросов будет. Только ответов, по всему видно, не дождусь... Ты, Коля, ступай во двор. Поговори со Спиридоном. Он часто о тебе вспоминает, скучает за тобой.
Николай не стал себя уговаривать. Накинув на плечи куртку, он вышел во двор.
...Николая любили. Каждый раз, когда он неожиданно приезжал в родной город, принося в дом ощущение радости, новизны и какого-то внутреннего оптимизма, все как будто вставало на свои места. Тогда в семье царил дух веселья и единения. Те немногие, но удачно подобранные подарки, как нельзя дополняли этот всеобщий праздник.
Николай застал дядю во дворе. Его угловатая сухопарая фигура маячила на желтом фоне среди опавшей листвы и древесных опилок. «А ведь когда-то его родной дядя небезуспешно директорствовал, преподавал русскую литературу, великолепно знал историю, географию», – размышлял Николай. – И вот финал». Тем временем, набрав полную охапку дров, дядя медленно направился к дому.
– Давай помогу, – по-свойски обратился Николай.
– Вот вернешься домой к семье и расскажешь своим что, дескать, родной дядька заставлял работать любимого племянника в поте лица, – шутливо отвечал Спиридон Афанасьевич. – Ты не беспокойся, сам управлюсь. А пока по садику-огородику прогуляйся. Яблоня немного уродила, картошки собрал пару мешков, а так – полное запущенье. Сам увидишь.
Подле калитки, ведущей в сад, Николая радостно встретил рыжий пес по кличке Пират: «До чего же похож на отца. Вот что значит родная кровь!» Николай осторожно потрепал пса за ухо. Углубившись в сад, он не мог не заметить произошедших перемен. Сад изрядно поредел, недоставало многих деревьев. Отсутствовали сливы, когда-то дававшие крупные сладкие плоды. Не было тех яблонь, которые обильно плодоносили прежде. Повывелся крыжовник, исчезла черная смородина. А ведь когда-то здесь, на этом самом месте, произрастал шикарный куст крыжовника. Маскируясь от старших в густых зарослях, маленький Коля мо своим неизменным другом Женькой Солодухиным проводили за играми целые дни. С тех самых пор Николай носит шрам на левом бедре, который получил по неосторожности, порезавшись о толстую металлическую проволоку. Стол со скамеечкой, сплошь покрытый желтой листвой, выглядели сиротливо и неуютно, словно всем своим видом говорили, как им тут одиноко. Общую печальную картину дополняли деревья, наполовину сбросившие свою листву. Это были яблони, на них кое-где еще висели редкие плоды. Николай посмотрел на небо: оно было серым и неприглядным, и лишь в одном месте намечался небольшой просвет. «Вот, приехал на Родину, встретился с родными, а мысли грустные. Почему так?» – рассуждал Николай и не находил ответа. Сразу в голову пришли стихи одного из русских стихотворцев:
Что чистого нету – что вечного нету,
Пошел я скитаться по белому свету.
Но русскому сердцу везде одиноко...
И поле широко, и небо высоко.
Николай отрешенно смотрел куда-то вдаль. Одна картина за другой проносилась в его сознании...
Продолжение следует...
http://proza.ru/2022/12/01/498
Свидетельство о публикации №222113000640
Жму кисть, ВВЧ.
Полковник Чечель 20.04.2024 20:05 Заявить о нарушении