Почти по Хэму

          
  Кумиру нашей молодости, светлой его памяти посвящается.
               
                Часть 1.
         
      Виктор Григорьевич сидел на модном, современного дизайна стуле из  металла и пластика и не спеша пил из бумажного стаканчика горячий кофе.Кофе был пахучий, крепкий, и назывался «Американо». По его просьбе девчонки из пиццерии добавляли туда молока, а сахар он клал столько, сколько ему хотелось, поэтому сахару он не жалел и кофе был вкусный.  « Интересно, а такой ли на вкус был тот кофе, который мы пили в Мексике? - не спеша  размышлял он.- Нет, другой, мы его без молока употребляля и готовил его нам не бездушный пластиковый аппарат, а комрад Альварес в старинной, с вензелями, турке на горячем песке..." 
    Он работал дворником в этой пиццерии модного итальянского тренда уже почти месяц, знал всех ребятишек-официантов по именам и даже по кличкам, и, зайдя после уборки снега с улицы в уютный зал кафешки погреться и попить горяченького, с интересом наблюдал за протекавшей здесь своей жизнью. Она иногда напоминала ему привычный армейский уклад: четкие и внятные заказы от официантов на кухню «пиццемейкерам»( подобрать русский аналог этому царапающему слову он пока не смог), довольно быстрое изготовление заказанных блюд и четкая доставка их за требуемый столик. Заведение это считалось лучшим в их городе, и он, понаблюдав за тем, как эти молоденькие мальчишки и девчонки обслуживают посетителей, был согласен с такой оценкой.
        Виктор Григорьевич всегда заказывал самый большой стаканчик кофе – с ним можно было сидеть в теплом и уютном зале подольше. Его, конечно же, никто не поторапливал на выход из зала как невыгодного клиента только потому, что он был им знаком и почти их коллега  -  молодежь, работающая здесь, была вышколена – ко всем  посетителям здесь относились с видимым уважением.
    Иногда менеджер или управляющая  предлагали ему тот же кофе и порцию пиццы «за счет заведения», и он редко отказывался от угощения, и не потому, что любил «халяву» - к пицце он относился так себе, просто хотелось попробовать, да и ребята предлагали "от чистого сердца", видя в огромное окно, выходившее на улицу, как самоотверженно он "борется" со снегом, а если он и говорил твердое «нет», то старался сделать это так, чтобы никого не обидеть. У него было жизненное правило: за все платить самому, чтобы не оставаться должным никому и ничем, и он старался его соблюдать. Недавно он узнал, что фраза эта – из Библии, и у нее есть продолжение : » …кроме взаимной любви», и концовка эта ему  понравилось. А зима в этом году выдалась на редкость снежная, и дворники почти каждый день были завалены работой по самые уши.
               
                Часть 2,обязательная, но скучная.
     Виктор Григорьевич "коллекционировал" людей. Он был внимателен к ним, старался заметить в них штришки индивидуальности, запомнить присущие только им характерные особенности речи,поведения, увидеть ту суть,которая есть в каждом из нас, которая определяет нас и делает и сильными, и слабыми, и всемогущими  и даже беспомощными. Он, не отдавая полностью себе в этом отчета, любил людей, они были ему интересны. Способность анализировать встречаемых в жизни людей была у него природная, но, конечно, развилась она в результате его многолетней прежней работы, вернее, службы в одной из специальных организаций, не привыкшей себя афишировать. Он, как и многие молодые люди того времени, в глубине души мечтал о том, что станет разведчиком, подобно Штирлицу, но  предпринимать  для этого ка - кие-то специальные шаги не стал по незнанию, а просто поступил в универ на "иняз", а на третьем курсе в дополнению к стандартному набору: английский+ немецкий записался еще на курс китайского языка, решив в подлиннике прочитать трактаты Лао Цзы, чем изрядно удивил и родителей, и свою будущую жену. На пятом курсе его пригласили к декану, у которого он и познакомился со своим будущим куратором, крепким мужчиной лет за 40 с военной выправкой. Молоденький Витя из вежливости прослушал обязательные слова представителя и, не раздумывая, согласился перейти в их ведомство. Так он стал военным переводчиком. За 25 лет своей службы он объездил, как это ни банально звучит, полмира, качественно выполняя свою работу, дослужился до больших чинов( на погонах у него было два просвета), и заработал, кроме разных болячек, приличную военную пенсию. Ни в этом кафе, ни в  этом городке никто не знал его настоящую биографию, только его друг и сослуживец, нашедший здесь свою вторую жену через интернет и приехавший к ней сюда, в Сибирь. Он так красочно описывал здешние места, зазывая Виктора Григорьевича в гости, что тот приехал, увидел и остался здесь, бросив на время свою обжитую квартиру в Москве и суетную столичную жизнь. Пожив некоторое время у друга, Виктор Григорьевич подумал, поскреб по сусекам и купил здесь недорогую «однушку», резонно подумав, что продать в случае чего он ее сможет всегда, а жить по чужим углам в его возрасте вроде как и не пристало. Деньги у него водились, денежное довольствие в период службы было хорошим, бывали и бонусы за выполнение особых заданий, водилась и валюта от руководства благодарных за его службу государств. На себя тратил он немного, только на необходимое, но регулярно помогал детям- сыну и дочери, живших своими семьями в Москве. С женой они развелись почти 20 лет назад по ее инициативе, ей надоело жить почти вдовой при живом муже, она подсчитала, сколько дней в году он бывал дома – набегало где-то около 3 месяцев, остальное время- командировки по разным странам и континентам- и у нее уже давно была вторая семья. При разводе  он ничего делить не стал, оставил все совместно нажитое им, себе взял только старенький надежный «Порш».А через некоторое время купил  по случаю у знакомого еврея, судорожно уезжавшего на историческую родину, шикарную «однушку» в 38 кв.м. и не спеша переделал ее в малогабаритную «трешку», в которой у него даже появился свой кабинет.
         Виктор Григорьевич решил написать мемуары.Назвать свою книгу он хотел как-нибудь непритязательно, в соответствии с тем, какую и прожил (как он сам считал), обычную и непритязательную жизнь.Материала у него было  с лихвой – накопилось не одна сотня тетрадей с записями. Читать он любил с детства, а теперь, так он решил, пришло время описать историю своей жизни. Старинный друг, с которым он прошел « и Крым и Рим»,выдернувший его сюда из скучной Москвы, уехал по программе переселения, в которую  попала его жена, на ПМЖ в городок Болотное Новосибирской области, новых друзей Виктор Григорьевич пока не нашел, и иногда целыми днями разбирал свои записи, выискивая что-то пригодное для печатания. Одиночество его не тяготило. А работа дворником, найденная им по случаю, была для него не источником пополнения финансов, а возможностью бывать на людях, наблюдать за ними, выискивать интересные характеры. Ну и конечно же хороши были свежий зимний сибирский воздух и бодрящий мороз. Работать на улице было ему в радость.

                Часть третья, последняя.
   
          Он допивал свой кофе и наблюдал, как зимние сумерки захватывают город. Они обступали его со всех сторон, падали сверху, сдавливали с боков, проникали везде, словно отряд хорошо обученных солдат при наступлении. Небо высветилось звездами. Воздух загустел от мороза, казалось, его можно было кусать и грызть, как брикет мороженого.
        Посетителей в кафешке становилось все больше. И Виктору Григорьевичу почему-то вдруг вспомнился один из первых рассказов Хемингуэя, в котором действие происходило тоже в кафе. Рассказик был крохотный, всего на две странички. «Там где чисто, светло»- так он, кажется, назывался. Простенький сюжет, обычные персонажи – люди, которых ты встречаешь каждый день, нехитрые диалоги, и из всей этой простоты и обыденности выглядывала жизнь каждого из них, их привычки, желания, страхи, пристрастия, смысл их бытия. Их жизнь, начинающаяся утром со звонка будильника и заканчивающаяся поздно ночью. И хотя после прочтения этого рассказа прошло почти 40 лет, Виктор Григорьевич испытывал странный дискомфорт, не дающий ему покоя, что-то оттуда, из прошлой жизни, кололо его, словно иголка. Так и не вспомнив причину своего неудобства, он сдался и полез в телефон искать в интернете этот рассказ. Он пробежал его сначала быстро и, не найдя причину своего беспокойства, стал читать медленно, вдумчиво, словно вглядываясь в каждое слово, как в лицо человека. И тут его взгляд зацепился за что-то, словно шарик за веточку, и остался на этом висеть. И было это словом «свет». Один из официантов говорил, что свет - это главное.  Что людям нужен свет в ночи, что они идут на него, как на маяк. Поэтому он до самого закрытия, до раннего утра не гасил свет в кафе. Но нужно еще, чтобы здесь было чисто и опрятно. И потом еще в концовке он философствовал почти как Екклесиаст.
        Виктору Григорьевичу стало на сердце спокойнее – он отыскал причину своего беспокойства. Он, конечно, уважал Хемингуэя, до сих пор считая его одним из лучших писателей, но почему-то сейчас не мог с ним согласиться.
        « Это у них там, в жаркой Мексике, свет в окнах кафе может быть чем-то главным,- думал он, допивая кофе. – А здесь у нас, в Сибири, в мороз за минус 30 главное все же - чтобы было тепло. Чтобы здесь можно было согреться. Свет, конечно, тоже играет свою роль – дорогу указывает, показывает, что кафе открыто, но тепло у нас – все же главное. Ну и, конечно, чтобы чисто было и опрятно. А тепло нужно всем и везде, кому-то – телесное, а кому-то и душевное, - подытожил он.- И не всегда можно понять, какое из них важнее.»
    Он знал, о чем говорил. По роду своей деятельности он побывал и в знойной Мексике, и в богатой Америке, и на братской Кубе. Услуги военных переводчиков высокого класса требовались по всему миру. Так что побывал за свою жизнь и в жаре, и в холоде - как, например, в Уссурийской тайге, когда работал с китайцами. А Хемингуэй наших морозов не знал совсем, не знал, что кое-где любимая им водка может замерзнуть так, что ее приходилось не пить, а грызть.
Виктор Григорьевич ни разу не смог отказать себе в удовольствии и не побывать в тех местах, где когда-то бывал и Хэм. Побывал он, естественно, и в доме Эрнеста Хемингуэя, расположенном в пригородном районе Гаваны Сан-Франциско-де-Паула, в старом поместье "Финка Вихия", и личным его гидом был комрад Альварес. И еще Виктор Григорьевич подумал, что в его годы Хемингуэй как писатель уже почти кончился, а он только собирается им стать, подумал он об этом безо всякого злорадства, а спокойно и обыденно, и ему стало жалко Нобелевского лауреата,заканчивающего свою славную и разнообразную жизнь в одиночестве и почти полном забвении, а люди, считающиеся его хорошими знакомыми и даже друзьями, словно забыли, что именно он, Хэм, прожил именно вот эту вот такую жизнь,и, наверное, имел право закончить ее несколько по-другому, словно это был для него близкий человек, которому он ничем не может помочь и скорбит об этом. Виктор Григорьевич подумал, что они могли бы стать с этим бородатым мужиком в свитере под горло грубой и крупной вязки, даже друзьями...
        Он встал из-за столика, на его место тотчас упал шустрый рыжий парень. Виктор Григорьевич вышел в морозный вечер, его лицо почти сразу стало неприятно холодным. Он попробовал куснуть мерзлый воздух и засмеялся детскости своего поступка. Пройдя немного, он обернулся и посмотрел на оставшееся за спиной  кафе. В ранней зимней ночи оно, словно океанский лайнер, сверкало яркими огнями. Казалось, вот-вот прозвучит гудок к отплытию. Зал был набит почти под завязку,  а люди шли и шли туда, где было чисто, светло и тепло. И где можно было согреться...
01.12.22