Вероломство - 2. 1

Глава Вторая

Не поймав незнакомца в епанче, со странным посохом, Никита сел на коня и поскакал обратно в кремль. Оставив лошадь в главном дворе, он побежал по лестнице наверх и поднялся в царские палаты. Стражники, как служащие в опричнине, без лишних вопросов впустили его внутрь и дали подойти к дверям престольного зала, где стряпчий объявил о его желании войти.

- К тебе Никита Басманов пожаловал, Царь государь, со срочным известием. - Царь был на заседании с боярами. Дело у Басманова должно было быть важным, коли он нарушил их собрание - Пусть заходит.

Никита вошел в зал и сразу опустился на колени перед царем на троне, склонив низко голову свою. - Царю государю и Великому князю всея Руси Василию Дмитриевичу бьет челом холоп твой, - он заявил, не поднимаясь с пола пока царь не дал на то свое разрешение. - Вставай, Никита Даниилович. Говори, зачем ты сюда впопыхах прибежал. Вставай и выкладывай, что случилось, - повелел ему царь.

Он поднялся на ноги. Все бояре с настороженным ожиданием уставились на него. Зал погрузился в напряженную тишину. - Сегодня нашли утопленника, Царь-батюшка, - начал он, разговаривая уверенно и не спеша. 

Царь нахмурился. - Ты с этим ко мне пожаловал? Не мне тебе говорить сколько утопленников в мире. Что здесь такого особенного? - он недовольно потребовал. - А особенное здесь в том, Царь-батюшка, что его волки задрали. - Все с непониманием оглянулись друг на друга. - Да только укусов на нем нет, одни царапины. Волки, хоть и звери, просто так людей не губят и в воду их не сбрасывают. Они вообще на речном берегу изредка охотятся. - Пока он выкладывал размышления свои, бурые глаза Никиты медленно переходил с одного боярина на другого, ястребиным впиваясь в каждого из них. - Даже если б его на самом деле волки истерзали, то почему в руке его я нашел шерсть белую? Не волчью и не медвежью. Чью же тогда?

- Что ты хочешь всем этим сказать, Никита Даниилович? К чему все это, будь добр нам сказать, - резко спросил у него окольничий Одашев, скептически прищурив глаза, будто разговаривал не с головой опричной гвардии, а с обвиняемым. Никита не дал себе раздражаться на его наглое подстрекательство и не отвлекался от своей цели.

- По моему, здесь все ясно. Утопленник не утопленник и его не звери истерзали, а человек. Человек, прикинувшийся волком, чтобы скрыть свое злодеяние. Скрыть от нас всех, чтобы избежать наказания. А если такой человек бродит среди нас, среди вас, то кто знает что он дальше сделает. На кого нападет следующим? На чью жизнь посягнет? Я пришел, Царь-батюшка, чтобы попросить у тебя твое разрешение на выискивание сего злодея.

Окольничий посмеялся презрительно. - Злодей? Какой злодей — волк что ли? - с насмешкой спросил он, обращаясь больше к царю чем к Никите. Бояре еще громче зашептали, некоторые из них тоже посмеиваясь над его заявлением. - Если бы ты, Алексей Григорьевич, внимательно прислушался к моим словам, то ты бы уже понял что злодей не волк, а человек, - опричник повторился, стиснув зубы.

Одашев щурился еще больше, вцепившись к стоящего перед собой юношу сверлящим взглядом. Потом, он вышел из-за трона, за которым стоял, и встал перед Никитой, низко поклонившись царю, прежде чем по установленной форме обратиться. - Царь государь, Василий Дмитриевич, я, холоп твой, думаю что Басманов зря тревожит тебя своими беспричинными подозрениями и доводами. Стоит ли тебе, Царь-батюшка, так волноваться из-за простого мещанина, которого волки до смерти загрызли?

Высказав первую половину прямо царю, Одашев выпрямился и повернулся теперь к Никите, чтобы продолжить со своим осуждением. - Все эти “странности” легко объясняются. Во-первых: ты говоришь, что волки изредка на берегу охотятся. Значит, это вполне возможно. Во-вторых, на теле одни царапины, а укусов нет. А разве их легко различить среди крови и кишков? И еще, про эту шерсть белую — мало ли где он мог её подцепить, мало ли чья она. Это ничего не доказывает.

Не в состоянии более удерживаться, Никита попытался рассказать дальше обо всем остальном, но Одашев и тут его опередил. - Царь-государь, прошу тебя не тратить на сию чепуху свое драгоценное время. Неужели Никита Даниилович не знает что у царя-батюшки есть дела гораздо важнее чем какой-то загрызенный холоп. - Обратившись снова к царю, окольничий лишил его возможности возразить или высказаться. Ему пришлось прикусить язык.

Тяжело вздыхая, царь небрежно махнул на них рукой, рассеянно покачав головой. - Иди и займись своими прямым обязанностями, Басманов. Алексей Григорьевич прав — есть дела поважнее какого-то утопленника. - Никита не отрывал взгляд с каменного пола, будто хотел просверлить его насквозь. Пряча нервно трясущиеся кулаки за спиной, он заставил себя принять царское решение. - Слушаюсь и повинуюсь, царь государь, - произнес опричник строгим сдержанным тоном, глубоко вдохнув.

Царь то ли не заметил, то ли не хотел замечать, молниеносное изменение в настроении Басманова. Потирая лысеющий затылок, он вернулся к своим обсуждениям с боярами. Окольничий Одашев с ликующей усмешкой встал обратно на свое место рядом с царским престолом, в то время как Никита круто обернулся и покинул зал.

Он едва дошел до конца коридора, как двери зала вновь распахнулись и к нему вышел мужчина. С почтением поклонившись, мужчина тихо передал ему: - Юрий Васильевич у себя видеть тебя желает.

~~~

Тяжелая дверь палаты со скрипом приоткрылась. Стражники по обе стороны двери разъединили копья, чтобы пропустить Басманова. Выходя на улицу, где было так тепло и ярко, где жизнь ликовала полуденному солнцу, он один не радовался вместе с ней. Его лицо было хмурым, черным как туча грозовая.

Только окончившийся разговор привел его в мучительное смятение. Он был глубоко задуман; об этом говорили сильно нахмуренные черные брови, бегающие по всем сторонам глаза. Оглянувшись на закрытую дверь, Басманов видимо принял трудное решение и поспешил спуститься к коню. Уже больше не оглядываясь, он поскакал прочь и быстро пропал из виду наблюдающего за ним из окна.

- Юрий Васильевич, надежного ли человека ты выбрал? Боюсь я, как бы Басманов этот не передумал, - настороженно поинтересовался мужчина стоящий у окна. Он был одет хорошо, но не слишком роскошно, как и следовало одеваться слуге важного человека. Хозяин его, который сидел за трапезным столом посреди палаты, с недовольством ему ответил. - Не твоего, Ртищев, ума дело о таких вещах заботиться, - буркнул он, пальцами кушая квашеную капусту. - Ты кто такой? Ты стряпчий мой. Значит, ты должен быть уверен в моих решениях. Разве я неверно говорю, а, Ртищев?

Стряпчий задумался как лучше ответить, проводя пальцем по короткому носу. - Я никогда не сомневался и никогда не буду сомневаться в твоих решениях, Юрий Васильевич, - начал он. Молодой хозяин довольно одернул бархатный охабень, и стряпчий понял, что может спокойно продолжать. - Просто, ты, царевич, неправильно меня понял, ведь я только из самых искренних побуждений спросил. Всегда следует проверять, прежде чем доверять, и то не полностью.

Царевич Юрий кивнул в согласии. Хотя он был гордым и не очень любил критику, он мог признать правоту других и старался не принимать слишком близко к сердцу все то, что ему не нравилось слышать. - Можешь не беспокоиться. Басманов мужик умный, видит все что при дворе происходит и правильно все понимает, - Юрий Васильевич уверил его, сполоснув руки в мисочке с водой. - А коли предаст, то я сам ему башку отрублю! - Царевич ударил кулаком по столу. В его серо-зеленых глазах сверкнула молния, но она в то же мгновение пропала. - Как ты считаешь, Ртищев: согласен ли он на самом деле али предаст?

Ртищев поразмышлял, медленно потерев крепкие руки. Из них двоих, он был более коренастым, прочным, с широкой шеей и небольшим подбородком, а царевич Юрий был худощавым, хотя силой не отставал ни от кого.

- Басманова ты верно оценил. Он знает что к чему и, я думаю, давно уже понял чья сторона сильнее. К тому же, я сам, по опыту, знаю что такой, как он, раз уж поклялся кому-то, никогда его не предаст и от своих слов не отступит. Но…

Царевич Юрий с вопрошанием на него уставился. - Но…опасаюсь я, как бы его привязанность к царю, а тем более к царевне Анастасии, не помешала ему целиком на твоей стороне быть, - закончил стряпчий, бдительно наблюдая за выражением на лице хозяина. Услышав это, царевич ехидно ухмыльнулся. - На этот счет можешь не беспокоиться. Его любовь к Настасье нам наоборот на пользу пошла. - Стряпчий немного успокоился, хотя его по-прежнему терзали смутные сомнения, но когда Юрий Васильевич приказал ему налить холодного кваса, он больше ничего не сказал.

- Лучше расскажи мне, Ртищев, что о батюшке говориться, что люди о нем думают. 
- По-разному, конечно, но многие думают то же, что и ты, Юрий Васильевич. Считают, что царь Василий уже окончательно состарился, что государством управлять ему не по силам, потому он с иноземцами дружбу налаживает, вместо того чтобы прогнать их прочь.
- Ясно. Скажи, а знает ли кто-нибудь про то как батюшка при всех кровью кашлял? Здоровье государя дело не шуточное, государственной важности.
- Об этом только и говорят все дворовые. Беспокоятся, волнуются, боятся что Царь-батюшка больше не сможет править или вообще, не дай Бог, душу Господу скоро отдаст.

Юрий Васильевич еще шире ухмыльнулся. Отпивая из кружки квас, он удовлетворенно кивнул и тихо произнес: - Отлично.

~~~

Ночью Иванщины, вся городская молодежь собралась и дружно направилась к берегу реки, облачившись в нарядные длинные рубахи с красной вышивкой — голову каждого украшал пышные цветочные венки. Вскоре, на берегу были разведены жаркие костры, своим приятным потрескиванием лишая покрывшуюся темнотой природу её привычной тишины. Разобравшись с кострами, парни и девки взялись за руки и начали хороводы водить, весело улыбаясь друг другу. Их звонкие голоса соединились и слились в одну веселую, жизнерадостную, песню.

- Уж ты, хмели, ты мой, хмели! Садовой, полевой, садовой, полевой… 

Ночь была прекрасна. Легкий майский ветер обдувал длинные косы молодых красавиц; длинная трава под их ногами была мягкой как пух; далекая луна, повисшая в черном небе над землей, окрасила все ослепительным оттенком серебра, а светлячки летающие вдоль берега реки, были как крошечные пылинки золота, унесенные ветром.

Все было как в сказке о Поддонном царе — спокойно и радостно. Только на душе у царевны Анастасии было неспокойно. Она ходила туда-сюда, скрестив руки и сильно нахмурившись, не обращая внимания ни на светлячков, ни на песни хороводные. Будто ничего не видела и не слышала.

- Настасья Васильевна, да что же с тобой такое? - спросила Евдокия, уже не в силах более наблюдать как она проходит от одного конца до другого. Несмотря на то, что они были отдельно от остальных празднующих, подруги тоже нарядились в белые рубахи и венки. Настасья махнула в ответ рукой. - Ты что, забыла что ей бабка нагадала? - Марфа ответила за царевну, тоже взволнованна, хотя бы потому что она не могла забыть их встречу с Овцыным. Каждый раз, когда она вспоминала как он спас её от торговки, лицо Марфы загоралось красным.

- Но, это ведь всего лишь предсказание какой-то бабки, разве её словам надо предавать столько значения, Настасья Васильевна? - уверила её Евдокия, которая вообще предпочитала не увлекаться потусторонностью, потому как не видела в ней смысл. - Предательство, путешествие, перемены — все это чушь бессмысленная! Какое путешествие может тебя ждать?

Медленно к ней поворачиваясь, лицо Настасьи было каменным. - То-есть по твоему я верю в чушь? Ты думаешь меня легко обмануть, Евдокия? - царевна строгим голосом спросила. Никто больше ничего не сказал. - Лучше сбегай назад и погляди куда там Никита запропастился. - Настасья приказала и Евдокия послушно удалилась, перебираясь через кусты чтобы выбраться к главной дорожке, проходящей мимо их тайного места.

Как только Евдокия пропала из виду, молодая царевна снова скрестила руки и продолжила задумчиво бродить туда-сюда. Марфа решила что не стоит её уговаривать или в чем-либо уверять, иначе она и на неё рявкнет, хотя ей тоже было неприятно наблюдать затем как её подруга бесконечно мечется у неё перед глазами. Однако, Настасья нарушила тишину сама.

- Почему он не идет? Разве не он сказал чтобы я ждала его здесь? Почему его все нет и нет? - она громко спросила, больше у самой себе чем у кого-либо другого. Марфа ничего не сказала, прекрасно понимая что царевна не ждала от неё ответа. Хотя, она решила что все-таки стоит найти способ отвлечь её.

Ничего не говоря, Марфа сняла с себя все кроме рубахи и венка, отложила в сторону, и спустилась к воде. Осторожно дотрагиваясь босыми ногами до мягкого дна озера, она зашла в воду и не остановилась пока не стояла в ней по пояс. Вода была не слишком холодная, не слишком теплая. Как раз то что надо, чтобы отвлечься от тревожных мыслей.

Царевна с удивлением на неё уставилась. Она тут бегала из стороны в сторону, не знала что с собой делать или что даже думать, а Марфа тем временем решила искупаться? - Вода теплая, Настасья Васильевна, - подруга её известила, заманчиво плескаясь. - Грех в такую ночь не покупаться. Иванщина все таки. Настасья Васильевна, иди ко мне!

В голове у Настасьи повторялся одна и та же тихая, но постоянная, мысль. Её сердце билось быстрее обычного, как будто плясало под какую-то странную неслыханную песню. Несмотря на все это, девица сбросила с себя все лишнее и пошла к подруге в воду. Хотя она в этом в жизни б не призналась, плавать в такой приятной воде действительно помогало отвлечься.

Девицы выплыли чуть подальше, но старались не уплывать слишком далеко от берега, на тот случай что Никита наконец-то объявится. - Марфа, а что…, - Настасья неуверенно прервалась, грустно уставившись на темную воду. - Ты тоже думаешь, что все что мне бабка нагадала это чушь? - Марфа вздохнула. - Настасья Васильевна, тебе это действительно так важно? Я никогда не видела тебя такой.

- Какой?
- Такой неуверенной. Неужели её слова так сильно задели тебя?

- Я…Я даже не знаю, Марфуша. Не знаю. Что мне думать, чему верить, чему не верить? А вдруг…вдруг она сказала правду? Ведь не зря же к ней люди ходят. Значит, Никита предаст меня! - Настасья понимала, что наверное ничего-то и не произойдет - что она из мухи делает слона, что не стоит из-за какой-то гадалки так себя тревожить - но уже было поздно. Она уже не могла остановиться. После одной безумной мысли приходила другая, такая же дурная. - С чего это вдруг? Почему сразу предаст? - Марфа с непониманием на неё взглянула, опустившись по самые плечи в воду.

- Она ведь так сказала. Что свадьбу будет, но я пойду за не любимого, что предательство будет…неужели меня все это ждет? Но, как это возможно? Как? Я просто с ума схожу от всего этого! - Видя, что Настасья погружается все глубже и глубже, не только в воду но и в странное кликушество, подруга заставила её остановиться. - Это невозможно. Басманов любит тебя, Настасья Васильевна, и ни за что тебя не предаст. Ты царевна, с тобой ничего не случится. Выкинь ты все это из головы!

Девицы стояли лицом к лицу друг с другом. Марфа взяла держалась за плечи царевны, своей цепкой хваткой не давая подруге улететь с мыслями. Но, Настасья отказывалась смотреть ей в глаза. Её взор был поднят к небу — на звезды, на луну. Они так весело сияли. Вдалеке пылали веселые огни купальских костров. Всем было весело, легко, а её сердце почему-то было как каменное.

- Я…

Настасья вдруг услышала знакомый голос. Его сначала едва было слышно. Кто-то очень далеко от них неразборчиво кричал. Оглянувшись друг на друга, подруги не знали что им делать: оставаться в воде или же выбегать на сушу. Пока они думали, как им поступать, голос становился все громче и громе, его обладатель приближаясь с большой скоростью.

- Кто это? - Марфа тихо спросила, когда увидела бегущего по дороге человека. Это была женщина. Девица в белой рубахе и с венком на голове. Это была Евдокия. Она бежала как угорелая, постоянно оглядываясь через плечо, и размахивала руками. Настасья наконец поняла что она им кричала.