Билет. Глава 4

Дом, точнее квартира, оказалась небольшой, но довольно таки уютной. Слева от входа был санузел, а перед ним маленький умывальник, дальше находилась кухонька примерно 3-4 квадрата, с окошком. Небольшой холодильник, плита на две конфорки, однако ее использовали только, чтобы разогреть воду для чая, и столешница до конца стены. Однако стол этот не использовался. Всю еду готовили на полу, на большом подносе.

Вид из окошка был чудесным – справа серая стена, слева серая стена, впереди серая стена, внизу росло тонюсенькое одинокое деревце, навскидку ему было лет 5-6, вверху синее небо. Высота – второго этажа, но это и был второй этаж. В это окошко стряхивали скатерть, чтобы покормить дерево крошками и прочим мелким мусором. Захотелось спрыгнуть вниз, но неимоверным усилием воли сдержала этот порыв.

Далее маленький умывальник и санузел, напротив туалета была ванная комната. Но самой ванной там не было. Помывочная? Омывочная? Душа не было, или был? Но для душевой комнаты слишком большой размах, размер почти как две кухни.

В начале я мылась в тазике, как в далеком-далеком детстве, когда мне было года три-четыре и у нас еще не провели канализацию с водопроводом. А когда поняла, что сморозила глупость, как обычная городская, прожившая в цивилизации незнайка, не сведущая в деревенском или простом быте, мылась уже рядом с тазиком, просто черпая из тазика чистую воду ковшиком, смывая мыло, поливая себя. Вода убегала по кафельному полу в небольшую дырку. Дырка эта находилась почти у самой двери, когда само омовение делается у дальней стены. В комнате у стены также находилась корзина для белья и, собственно, гель для душа, шампуни и все что нужно для ощущения чистоты. Рядом с ванной комнатой в коридоре стояла стиральная машинка, и относительно современная.

Рядом с ванной была еще комната, и эта комната принадлежала главе семейства, то есть папе, я туда не совалась, хотя мне и предлагали посмотреть, что там да как.
Почти напротив входа, но немного правее находился зал-гостиная, там семейство проводило основное время. На тумбочке у стены стоял телевизор типа «Самсунга». В самой тумбочке валялось несколько книг и какие-то брошюры. Среди них была весьма потрепанная временем книжечка самоучителя игры на гитаре. Справа узкий диван, напротив этого дивана был еще один диван, но шире, и напротив телевизора, можно сказать в углу – софа; а за стеной – узкий балкон.

На балконе в больших мешках из-под картошки были семечки тыквенные и подсолнечника, а в мешках немногим поменьше - сушенный красный перец; также он еще гроздьями висел на веревке, как чеснок, и еще какие-то овощи были развешаны гирляндой над окном; были там еще мешочки с какими-то специями.

Слева от входа в квартиру, прямо напротив кухни была комната сестер курда. Там-то меня и поселили. Две кровати, стоящие буквой Г, у окна спала сестра курда, у стены рядом с дверью – я. Напротив стол с самодельной полкой для книг. Эту полку сделал папа, 4 палки, жердочка и доска посередине. Эта конструкция была кособокой, но книги не давали ей окончательно упасть. Также в комнате был платяной шкаф и ростовое зеркало в углу.

Старшая сестра, имени которой я не помню, вышла замуж и укатила с мужем в Германию. Младшая – Хатидже недавно закончила школу и собиралась поступать в колледж на экономиста. Но для этого ей надо было скопить денег на обучение. Бесплатным было только начальное образование до 7 класса. А дальше надо платить, будь то колледж или университет. Как мне сказали, только малая часть турок имеет высшее образование.

Так вот, папа был против затеи, чтобы дочь и далее обучалась грамоте – никчему ей это. Поэтому сестра с братом втихаря решали эту проблему. Как я поняла, курд по чуть-чуть откладывал на колледж сестре. Я предложила помощь в сборе, но озвученная сумма в 500 долларов, лишними, к моему сожалению, у меня не завалялась. Но перед отъездом домой я отдала Мустафе оставшиеся свободными 200 долларов.

Обычно на балконе спала мама курда, очень милая пожилая женщина, и только одна она очень плохо говорила по-турецки; Мустафа сказал, что примерно так же, как и я. Его мама не умела читать вообще, зато вкусно готовила.

Папа – веселый полноватый мужчина. У него, как и у всех восточных людей, были усы. Его работа – ходить по улице с тележкой, похожей на ту, в которой у нас раньше продавали мороженое, но продавал он не мороженое, а заряжал электроприборы: телефоны, батарейки-аккумуляторы, и так далее.

Сам курд тоже ходил по улицам с тележкой, но продавал кухонную утварь: миски, тарелки, тазики, ведерки, ножи, вилки, овощерезки, губки для мытья посуды и прочую мелочь. И этим зарабатывал немного больше отца.

Сестра не работала, помогала матери по хозяйству, и сидела с дочкой старшего брата, помогала ей делать домашку.

Да, у них там три брата и две сестры. Старший брат с женой жили в квартале от родителей, средний брат с женой, так же как и старшая сестра, переехали жить в Германию, а младшие тусили в доме с родителями.

Мустафа провел меня в «женскую» комнату мимо гостиной-зала, в котором уже завтракали папа, мама и сестра. Не успела я закинуть свои вещи, как меня позвали присоединиться к ним. Есть категорически не хотелось, но отказываться было неприлично.

Усадили меня на свободное место, рядом с папой, с другой стороны плюхнулся курд. Еду принимали в романтической и моем мечтосбывательном месте – на полу.

Под огромным стальным подносом была постелена хлопчатобумажная ткань в черно-белый квадратик по краям, завязанной в узелки, бахромой - «софра», что в переводе означает «скатерть». На подносе стояли чашечки с несколькими видами творога: обычный, зернистый, брынза и еще какой-то; чашечка с сахаром, медом, джемом и сиропом; двойной чайник – это когда снизу стоит большой чайник литра на два, а сверху – поменьше с заваркой; и для каждого армуды* (турецкие чашки для чая). Две больших лепешки. От них отщипывали кусочек, зачерпывали им творог, затем мед или то, что кому нравилось и, таким образом, завтракали и вели неспешные разговоры.


*Для незнающих. Армуды. Кто-то говорит, что они похожи на бутон тюльпана, кто-то – на грушу, у каждого своя фантазия и, конечно же, история. Выглядит эта чашка так – суженная кверху и расширенная книзу с зауженным участком ближе кверху. В нижней части чай сохраняется горячим, а в верхней быстро охлаждается, в узкой же части происходит смешение двух температур. Именно поэтому чай в такой емкости всегда ни теплый, ни горячий, ни тем более холодный (инфа сия предоставлена всезнающим Интернетом).

Но да, такой чай не пьешь с характерным звуком всасывания «а-а-а-а-а, горячий, зараза». Литраж этой емкости где-то 180 мл. Держат чашку обычно 2-3 пальцами за края, у меня она удобно вмещалась между большим и указательным. Однако у меня было смешение стилей: турецкого и японского – подставляла ладонь под дно чашки. Семейство сначала с удивлением смотрело на эту конструкцию, а потом привыкли и забили.


Папа долго извинялся, мол, прости, что мы на полу тут так едим; на что я отвечала, что все в порядке давно хотела вот так вот просто на полу, но условия и местный быт не позволяют.

- Вы, наверное, за столом сидите? – спросил папа.

- Да.

- Это удобно.

- Ну, как бы, да, но мне не очень удобно, потому предпочитаю сидеть на стуле скрестив под собой ноги – мне так удобнее. И сейчас мне нравится тут на полу, давно хотела так.

Однако мою искренность восприняли, как жест вежливости. Ну и ладно. Скрестила в полупадмасане ноги (то есть по-турецки), чем еще раз привлекла внимание.

- У нас говорят, сесть по-турецки, - объяснила свои действия, народ заулыбался.
Предложили угощаться, на что я ответила:

- Я только что с дороги, и не хочу есть, организм требует отдыха и немного поспать, и посему, я с вами только чайку попью.

Были вопросы типа, как добралась и все в этом роде. Ну а что сказать? Все нормально, только устала быть в постоянном сидячем положении столько часов. Мустафа сказал, что кресла можно регулировать. Однако ж я этого не умею делать или просто слабенькая. На том и отпустили отдыхать.


***
Тишина. Ветерок колышет занавески. Шум просыпающейся улицы: поют птички, где-то вдалеке шум машин, иногда рядом слышатся голоса. О чем они говорят? - не знаю. Мозг отдыхает от получения фоновой и ненужной информации. Ощущение - как поет Лагутенко: А-а-ах, здорово, великолепно! Остаются только свои мысли. Но и они тоже устали. Поэтому быстро впадаю в состояние дремы и уже сквозь нее слышу:

- Да, из России… К Мустафе… - сообщала кому-то мама.

Здравствуйте, местные новости. А вроде бы, когда шли, никого не видела, улица была пустая. Но может, это были соседи этажом ниже? Они-то меня точно видели. Тем не менее, интервьюера я не слышала, да оно мне и ни к чему, из ответов и так ясно, о чем идет речь.

- …Этим утром... На несколько дней…

Дальше я не слышала. Заснула… до обеда. Когда проснулась, Мустафы не было, он ушел работать. И на оставшееся время до вечера я была предоставлена самой себе.

А ночью (часов в 11-12) меня разбудил бой в барабан и удары в литавры. Утром я спросила, что это был за шум, и мне ответили, что сейчас начался месяц Рамадан. Днем никто не ест, и только с заходом солнца можно что-то покушать, поэтому паренек ходит по улице и боем в барабан будет всех для еды.

Но мне повезло, семья Мустафы не исповедает ислам и не придерживается их традиции. Они – алевиты, почитают пророка Али (двоюродного брата пророка Мухаммада). Алевиты не посещают мечети. У них немного другая традиция и поэтому едят, когда захотят... Сам же Мустафа сказал, что он вообще коммунист, и поэтому атеист.