Билет. Глава 7

Вот так и подошел незаметно «экватор» моих каникул. Было грустно осознавать, что уже скоро надо будет возвращаться. Снова ходить на пары в институт, аккуратно вести конспект, лихорадочно готовиться и писать контрольные с курсовыми к зимней сессии, и надеяться на то, что в этом году у преподавателя будет хорошее настроение, он тебя запомнит и поставит зачет автоматом, особо не придираясь к содержанию контрольной работы. Но с учетом того, что я сама писала все свои работы, и ни у кого не заказывала, то дополнительные вопросы по выбранной теме не были для меня проблемой. Но все же высокими оценками могла похвастаться нечасто, и все из-за «каши в голове», как однажды сказал один преподаватель, принимающий у меня экзамен по административному праву.

Так не хотелось возвращаться в холода наступившей осени; а хотелось, чтобы еще немного продолжилось лето и каникулы. Тем более что в продолжающееся лето, находясь в Адане, не трудно поверить из-за постоянной жары, ясного неба, и ни одной дождинки за все это время. Знойный день сменялся прохладным, ароматным и по-домашнему уютным вечером. Хотелось остаться тут еще на некоторое время, хоть на недельку или пару деньков.

И, наверное, зря я тогда не согласилась на предложение Мустафы задержаться тут на месяц. Ну и что, что опоздала бы к началу занятий, что по-честному, это значило, что я бы полностью пропустила половину семестра. Однако эстетическое удовольствие и психологическая разгрузка нервной системы от переизбытка побочной информации из-за иностранного языка и за отсутствие текущих проблем, находясь здесь, полностью компенсировало бы все прошлые и, возможные будущие, волнения. И я с более-менее восстановленными нервами вернулась бы к рабочим обязанностям и учебе.

Я уже потихоньку проникаюсь спокойной турецкой атмосферой. И привыкаю просыпаться под призыв муэдзина на утреннюю молитву, и даже нахожу в этом какое-то восточное очарование. Затем часов в восемь звучал «звонок» к началу занятий в школе. Громкий, он разносился по всей улице, и это была не наша «пожарная тревога», а позывной, похожий на тот, что звучит в аниме в японских школах. Есть на завтрак только что из печи ароматный, горячий, мягкий с хрустящей корочкой местный хлеб. Прогулки по городу, где местами асфальт сменяет старая брусчатка; где больше людей, чем машин. Большой, но спокойный, без всякой суеты город. Уже начинаю по нему скучать. И, признаться по секрету, иногда ловлю себя на мысли, что начинаю испытывать к Мустафе симпатию… большей, чем положено ей было быть…

Но вместе с тем, нельзя упускать из виду и другие обстоятельства – толки и сплетни соседей. Задерживаться здесь дольше положенного нежелательно. Также эти назойливые намеки на женитьбу. Курд самоустранился и занял позицию наблюдателя, полностью оставив мне выбираться из сложившейся обстановки. И вот с этим надо что-то делать. Я не знала, как выйти из этой щекотливой ситуации без особых потерь. В последние дни мысли на эту тему не давали мне покоя. Однако произошедший далее случай решил эту проблему за меня.


***
Я проснулась от щелчков затвора фотокамеры. С трудом разлепив один глаз, начала настраивать резкость фокуса в сторону раздражителя. Мустафа сидел за столом и активно селфился на мой телефон, попутно проверяя как вышли фотки. А почему не на свой?

- На моем фотокамеры нет, - не отвлекаясь от своего занятия, ответил он.

А ну, да. Я и забыла, что у него обычная Нокиа 3310. А у меня Сименс С65 с цветным дисплеем. Сфоткался – полюбовался на то, что получилось, стер и снова сфоткался. Ну, пусть дитятко поиграется.

Это не первый раз, когда он делал что-то подобное. Как только выдается случай, Мустафа берет мой телефон и начинает в нем копаться, не спрашивая моего разрешения. Так как он считал, что получил неограниченный подход к моим вещам, потому как только лишь раз в самом начале спросил разрешение посмотреть телефон. Прошерстил уже несколько раз телефонную книгу, выспросив, кто се есть? по каждому номеру. Была даже крамольная мысль махнуться телефонами, раз ему так приглянулся мой, но обойдется.

- Когда вставать будешь?

Щелчок камеры.

- Когда проснусь, - отвернулась к стене и постаралась отрешиться от мира сего.

- Ты уже проснулась.

- Нет, я все еще сплю.

- Если завтрак пропустишь – мама обидится.

Умеет же замотивировать.

Щелкнул затвор камеры.

- Который час?

- Полдевятого.

Снова щелчок.

- И это отдых называется, - пробурчала я на русском.

- Вставай, после завтрака продолжишь спать, - Мустафа наконец-то оставил мой телефон в покое и положил его на стол.

- Отрадно это слышать. А ты снова сегодня не работаешь?

- Да. Сегодня у нас обширная программа по осмотру достопримечательностей, как я и обещал. Ты же знаешь, что свои обещания я всегда стараюсь сдержать. И в час мы должны уже выйти, чтобы все успеть.

- Ну, естественно… Я так и знала, что поваляться сегодня не дадут.

- Ты еще не передумала мечеть посмотреть?

Ту самую Сабанджи? Самую большую мечеть всея Турции, о которой удалось немного прочитать в интернете перед отъездом? Ну, наконец-то!

- Нет, не передумала.

- Тогда вставай. Еще и на набережную сходим, там недалеко.

- Еще пять минуточек посплю и буду готова к подвигам.

- Вставай! – Мустафа сдернул с меня покрывало.

- Да что ж ты за человек такой? Страны разные, а методы одни и теже! Где разнообразие? Где то самое культурное различие? Где те традиции уважения к женщине, в конце-то концов!

- Что? – не понял он. Оно и не удивительно, далеко мне еще до беглого турецкого красноречия.

- Встаю, говорю!

Я скатилась с кровати и упала на пол. Мустафа удивленно на меня посмотрел.

- Это что было?

- Нельзя подняться, не упав прежде, - попытка философской мудрости.

- Понятно, - задумчиво ответил Мустафа и вышел из комнаты.

Хорохорилась, но на самом деле у меня жутко болела голова, а когда садилась на кровать, то вся боль еще и на глаза переходила. Дурацкое давление или акклиматизация.

Акклиматизация – страшное слово. Все две недели я страдала от головной боли, тошноты и больным животом. Но как помню, по поездке в Стамбул, такого ада у меня там не было. Тогда уже на второй день прошла головная боль и тошнота, и больше меня ничто не тревожило и не отвлекало от посещения достопримечательностей и просто прогулок по городу.

Но тут-то почему так? Возможно, все же это из-за жары и подсознательных волнений, что сделаю или скажу что-то не то? Постоянная концентрация на своих действиях и речи, отдавалась головной болью и постоянным напряжением в животе?
Ночью стабильно, как по будильнику, просыпалась в четыре часа, не столько от боли в голове, сколько от боли в самих глазах. Сильная резь и чувство, что они вот-вот лопнут или выпадут. Я сильно зажмуривалась и пряталась под подушку, пережидая эту боль, которая длилась часа полтора-два. После утреннего призыва на молитву, который был примерно часов в пять-шесть утра, боль в глазах чуть утихала, и я снова засыпала уже до того момента, как меня разбудят на завтрак.

Как-то при очередном звонке родственников в начале второй недели, я рассказала о своих недомоганиях. Мама посоветовала попробовать закапать в глаза Сульфацил натрия, в народе «альбуцид».  Совет оказался очень дельным и полезным. Теперь под подушкой у меня лежал флакончик с каплями. Как только меня будила боль в глазах, я, не открывая глаз, нащупывала лекарство, закапывала, и почти сразу боль утихала. Я тут же отключалась, возвращаясь в мир снов. Надо было раньше об этом сказать, и не мучилась бы столько времени.


***
К назначенному часу стала собираться на прогулку. Вышла на лестничную площадку, чтобы обуться. Это так необычно оставлять обувь, считай, на улице (и непосредственно на улице тоже ставят; видела обувку у входа некоторых домов), и ее никто не уносит. Чудеса.

Хатидже в это время заканчивала мыть лестницу и саму площадку перед дверью.

- Гулять идете?

- Ага,  - весело ответила.

- Осторожнее на лестнице, я ее только что помыла.

- Ага, - быстро обувшись, бодрым шагом направилась к лестнице. Мустафа шел следом.

Спустившись на две ступеньки, у меня заскользили и начали разъезжаться ноги. Очень скользко. Ведь лестница была облицована плиткой, которую я заметила только сейчас, потому как в непомытом состоянии цвет облицовки сливался с бетонным полом и стенами, и мне казалось, что ступеньки полностью бетонные.

Дальше я спускалась осторожнее, но снова поскользнулась на середине лестницы. Стала заваливаться назад. Пытаясь выровнять баланс, замахала руками, как мельница, и с усилием наклонилась вперед. Но нога соскользнула со ступеньки вниз, и я с криком: «Твою ж ма-а-а-а-ать!» полетела вон из дома, перепрыгивая через две ступеньки.

Мустафа, возможно, чтобы его не зацепило моими «лопастями», вжался в стену и не мешал свободе моего полета. Слетев с лестницы, успела перепрыгнуть через железный порог ворот, который висел в нескольких сантиметрах от пола. И чуть не впечаталась в каменную стену дома напротив, но все же вовремя сработали тормоза, и я остановилась в шаге от стены, и моего знакомства с ней не произошло. Вот, обломитесь, не видать вам моего натурального изображения в египетском стиле, ха!

Пока переводила дыхание, подошел Мустафа:

- Отлично баланс держишь, - похвалил он.

Смеется, что ли?

- Ну, дык жеж. Я в детстве дзю-до занималась, - гордо ответила я, перемещая крестик на цепочке за шиворот майки и джинсовой куртки.

И пусть занималась я всего-то несколько месяцев до того, как получила травму головы, поэтому пришлось оставить любимое занятие, так толком и не научившись проведению нормального броска, но ему же об этом не нужно знать, правда?

В первый день приезда я спросила об отношении к христианским атрибутам у семьи Мустафы. И так как на одной цепочке у меня были и крестик и маленькая серебряная иконка Богородицы, то иконку разрешили носить так, а вот крестик посоветовали убирать, чтобы его не было видно. Дабы иной раз не раздражать местное население, по-видимому.


- Ты знаешь, как бороться? – удивился Мустафа.

- Да, - четко и уверенно вру, но пусть боится, лишним не будет. И с серьезным видом добавила, погрозив пальцем: - Так что, смотри у меня.

Мустафа улыбнулся, а я поправила сбившийся ремешок своей любимой сумки. И мы пошли к остановке.

От дома прошлись недалеко, буквально пару узких улочек и мы вышли на широкую двухполосную дорогу. Причем пустую. Транспорт тут ходит редко. Нет, об этом мне никто не сказал, просто наблюдение. Погода была солнечной, облачной и, пока что, теплой. Поэтому в джинсовой куртке мне было комфортно. День обещался быть не очень жарким, поэтому Мустафа и решил прогуляться к мечети.

Так, ну, и где тут у вас остановка? Народу никого нет. Мы остановились посреди улицы. На углу был небольшой магазинчик. Прилавок завален шоколадками, конфетами, жвачками и другими сладостями. Мустафа сказал, что нужно купить билет. Отлично! И где? Курд скрылся за лотками с жвачкой и карамельными конфетами. Я приблизилась к магазину и успела заметить, как молодой продавец отдал пару билетиков моему провожатому. Прикольненько. Получается, что это и есть билетная касса? и главное, нигде не написано, что тут можно купить билет на автобус, и что тут вообще есть остановка. Была бы я одна, ни за что не догадалась бы, так и куковала бы в поисках оной.

Через пятнадцать минут подошел наш автобус. Новенький, большой, комфортный автобус. Белый с зелеными полосами по бокам. Пассажиров практически не было.

До места доехали где-то за час.


Мечеть Сабанджи. Большая, белая, красивая. Однако внешний вид меня мало чем поразил. Мечеть как мечеть. Как мечеть Султана Ахмета (Голубая мечеть) в Стамбуле. Или как многие другие мечети, пожалуй. Возможно, вблизи воспринимается даже не так, как вдалеке.

При входе сидели два паренька, они выдавали платки и сторожили обувь, которой было немалое количество.

- Должно быть, мне нужен платок и что-то вроде юбки. Некошерный у меня вид для посещения мечетей. А в джинсах меня точно не пустят.

Поговорив с ребятами при входе, Мустафа сказал:

- Ничего не надо, так нормально, только обувь надо снять.

- И что, даже платка не надо? – удивилась я. Так как мусульманские традиции гласят быть женщине в платке, даже по христианской традиции в церковь с непокрытой головой нельзя войти.

- Нет, не надо. Сейчас нет молитвы, так что и так можно войти.

Ну, раз так, то ладно. Взяв обувь в руки, мы вошли в мечеть. Вот, тут-то и ёкнуло внутри. Очень светло, много пространства. Высоченный белый куполообразный потолок с мозаикой и золотой арабской вязью, белые стены, пол устелен красным ковром. Атмосфера спокойствия и полного умиротворения. Такое же ощущение у меня было и в «Голубой мечети», но тогда до конца эту атмосферу я не прочувствовала, в голове постоянно зудел вопрос: «Почему ее называют голубой, когда внутри больше красного? Красный ковер, стены облицованы плиткой с витиеватыми красными цветочками…» Но в Сабанджи таких мыслей и вопросов не было. Выбрав место перед колонной, я села на пол и, закрыла глаза, полностью погрузившись в себя, и постаралась уже по-другому прочувствовать атмосферу этого места.

- Ты еще долго? – спросил Мустафа после нескольких минут тишины.

- Нет. Но ты мог бы и рядом посидеть, - ответила, не открывая глаз.

- Мне тут не нравится. Я атеист, - проворчал он.

- Ясно-понятно. Ну, тогда пошли, - я поднялась с места.

Вокруг мечети находился огромный парк. Мы свернули на дорожку, и пошли прогулочным шагом. Пахло свежескошенной травой и цветами. Где-то вдалеке жужжала газонокосилка. На траве под деревьями сидели люди. Но больше было одиночек, и в основном это были молодые люди в школьной форме. Кто-то из них наблюдал за прохожими, а кто-то читал книгу или делал уроки.

Мустафа выбрал затененное место под низким, раскидистым деревом и разлегся на скошенной траве. Да, а в Стамбульском парке «Пикник япмак ясак», что в вольном переводе означает «по газону не ходить, траву собою не валять», но тамошние утки и коты читать не умели, поэтому им было можно и они спокойно нежились на зеленой травке. Иногда прямо под теми самыми запрещающими табличками, что у нас с друзьями вызывало улыбки и некое чувство зависти, потому что ты не кот и поэтому тебе нельзя.

Ну а в парке Аданы, даже если ты не кот, тебе можно траву собою валять. Я приземлилась рядом и наблюдала за компанией школьников. Двое парней и три девчонки. Они о чем-то весело разговаривали. Один из мальчишек вскочил, вырвал из рук девочки книгу и стал бегать кругами и что-то, дразнясь, кричать. Но девочка все-таки его догнала, отобрала свою книгу и ею же накостыляла парню по голове. Я усмехнулась. Да, и где ж ты, моя беззаботная школьная пора?

- Над чем смеешься? – спросил Мустафа, приоткрыв один глаз.

- Над теми школьниками, - кивнула подбородком в сторону веселой компании.

- А-а, да, тут колледж рядом, - Мустафа где-то в свежескошенном газоне нашел длинную травинку и пожевывал ее.

Теперь понятно, почему тут так много школьников.

- Купите подруге цветок, - к нам тихо подошел паренек с корзиной роз.

- Хочешь? – спросил Мустафа.

- Нет, - и сделала вид, что не замечаю продавца.

Таких продавцов было очень много в Стамбуле, и нас они очень сильно докучали своими цветами. Понятное дело, что это их заработок, но мы не были обязаны покупать у них цветы по баснословным ценам и только потому, что мы иностранцы.
Паренек сказал что-то еще на курдском, Мустафа ответил. Завязался разговор. Мустафа поднялся и минут пять разговаривал с пареньком. Наконец-то продавец цветов ушел, а передо мной опустилась красная роза на длинном и толстом стебле.

- Да куда мне? Зачем?

- Тот парень тоже курд. У него большая семья и он зарабатывает на жизнь, продавая цветы. Заработок не очень высокий, как понимаешь.

Понимаю. Но стоит отметить, что, по сравнению с тем курдом, Мустафа оказался симпатичнее. Повезло, однако. И понятно теперь, почему в основном у них свадьбы играются «вслепую». Я не отдавала себе отчет в быстро промелькнувших бесконтрольных мыслях.

Мустафа лежал рядом и, казалось, спал. Примерившись к размеру сумки, я переломила стебель розы и спрятала ее в сумку, чтобы не мешалась и чтобы никто не увидел.

Я смотрела вперед себя невидящим взглядом. Вокруг пахло скошенной травой. Я просто наслаждалась беззаботным тихим мгновением и вдыхала ароматный воздух. Мимо прожужжала оса. Ничего себе! Я никогда таких монстров не видела. А это точно пчела или оса? В длину она была сантиметров 6-7 не меньше. Бурая с темно-желтыми полосками, можно смело сказать, что она шоколадного цвета. Очень тонкая «талия». Пушистая. Захотелось ее погладить. Но останавливало жало.

- Мустафа, - позвала я курда.

- М-м? – он открыл глаза.

- Это что такое? – я указала на летающих рядом монстров, собирающих сок травы.

- Это пчела, - спокойно ответил он.

- Это пчела?! Ты уверен?

- Конечно. У вас что, пчел нет? – удивился он.

- Есть, конечно, но они маленькие. Мулипусенькие по сравнению с этими.

- Это турецкие пчелы, детка. Ну, что пойдем? Там дальше есть подвесной мост. Хочешь посмотреть?

- Спрашиваешь. Конечно, хочу!