Билет. Глава 8

Мы вышли на набережную. Невдалеке показался красный подвесной мост. Мне он напомнил мост «Золотые ворота» в Сан-Франциско, или в народе «мост суицидников», о чем я и сказала Мустафе. Он удивился.

- Ты уверена?

- Конечно, только это его уменьшенный вариант. Я его изъездила вдоль и поперек, так что, мне ли не знать.

- Как? – воскликнул Мустафа.

- В игре ГТА Сан-Андреас, - засмеялась я.

- А-а. Я-то подумал, - успокоился он.

Мост был с деревянным настилом, и по нему туда-сюда ходили люди, отчего он немного покачивался. На другую сторону мы переходить не стали. Остановились недалеко от середины моста. Я посмотрела вниз. Высоковато будет. Темная вода. И вдруг под мостом показалась спина рыбы. Чешуя была красной. Потом еще одна. И еще. Крупные такие рыбины, как кефаль. В голове сразу возникла ассоциация с японскими карп-кои, они примерно такого же окраса и размера. У берега я заметила несколько лодок-лебедей. Один дядечка, в таком лебеде рыбачил, отплыв немного от берега. Выглядело забавно. Появление рыб подняло мне настроение.

Мы вернулись на берег. На солнце было невыносимо жарко. От перегрева меня спасала джинсовая куртка, а Мустафа был в своей обычной белой майке, штанах песочного цвета с боковыми накладными карманами и белой бейсболке. Ну, тоже как вариант, его белое не так сильно нагревается, как все мое темное. Но шапки у меня не было, и голова нагревалась хорошо и быстро.

Спасаясь от солнца, мы свернули с дороги в рощу. В тени деревьев было прохладно. Хорошо-о. Здесь стояли самодельные столики и лавки из стволов деревьев. Недалеко от них на мангале готовили еду и продавали всем желающим. Я приземлилась за один из таких столиков, а Мустафа пошел добывать пищу. Принес две булки типа мини багета с торчащей из него длинной тонкой колбаской. Теплый, поджаренный с хрустящей корочкой «хот-дог» по-турецки, но без горчицы и кетчупа (они тут без надобности). И еще две маленькие бутылки минералки.

Только откусив кусок от булки, я услышала жалобное, но требовательное «мяу!». Рыжий кот сел рядом со мной и просил покушать. Отказать котею в еде это ужасное преступление. Я отщипнула маленький кусочек хлеба и протянула коту. Тот, понюхав, наотрез отказался от такого угощения: «Я тебе не утка! Я - кот. Я - хищник, понимаешь?», и уставился на колбаску.

- Слушай, кот, - сказала на русском, - эта фигня очень острая, и боюсь, что это будет для тебя очень вредно. Да и навряд ли ты ее осилишь.

- Мя-ау! – не согласился со мной котэ.

- Прогони его, - сказал Мустафа.

- Себя прогони, котоненавистник, - огрызнулась я.

- Ну как знаешь, - ничуть не обиделся он и продолжил жевать свой бутер.

- Ладно, дам тебе немного попробовать, но предупреждаю, она очень острая, - отгрызла маленький кусочек колбасы и дала коту.

Тот съел колбасу, даже не поморщившись, и снова голодными глазами смотрел на меня.

- То есть, ты хочешь сказать, что ты типа настоящий турецкий кот? Что прям вот так вот запросто можешь взять и сожрать напичканную острым перцем колбасу?

- Мяу, - потребовал добавки кот.

Настойчивый кот, как и все турки. Откусила еще кусочек и положила на землю перед Рыжиком. И вот так ненавязчиво коте схомячил четверть острой колбаски.

- Слушай, я за тебя волнуюсь, в ней же дочертя острых специй. Может, все же заешь хотя бы хлебушком, а?

И я снова протянула ему отвергнутый вначале кусочек булки. Кот понюхал его и взял. Может, он понял, что от него хотят? Однако сейчас от хлебушка отказываться не стал. Съел и пошел дальше по своим кошачьим делам. А у меня еще не доедена половина этой острой хрени! И почему у них все так остро? Я же не в Индии, в конце-то концов. Это индусы любят во все блюда подряд кари добавлять.

Пока «воевала» с «хот-догом» подошел еще один продавец с розами и настойчиво стал предлагать «купить цветочек девушке». Мустафа снова спросил: «Хочешь?». Нет! Два цветка это уже слишком (Хотя они и не загоняются о количестве цветов так, как мы.). На настоятельные упрашивания продавца Мустафа храбро отбивался:

- Она не моя подруга, а просто друг.

- Купи цветок своей девушке.

- Я тебе говорю, она просто друг. Мы дружим. Дружим, понимаешь?

- Купи подружке цветок, - словно не слышал курдский продавец цветов.

- Она не моя подружка, говорю же тебе. Между нами нет отношений. И она цветов не хочет, - хоть тут не стал сдавать позиций Мустафа.

Но почему он не говорил подобного своим родственникам? Ну, или что-то чтобы меня не доставали одним и тем же вопросом? Да, я помню, о чем мы договорились вначале, но он и мне помочь вроде как обещал, и можно же было сказать, что-то вроде «приглядываемся друг к другу, не хотим спешить» и все в таком духе.

Тем временем, продавец настойчиво клал передо мной цветок, а Мустафа возвращал его обратно, уже что-то говоря на курдском. Дело принимало уже серьезный оборот. Должно быть, продавец решил, что своей настойчивостью сможет втюхать цветок, и чтобы не доходило до драки, то, возможно, «покупатели» решали все же взять цветок: ну, боже мой, какие-то две лиры, и он от нас отстанет. И возможно, агрессивный маркетинг чаще срабатывал, чем обычная дружелюбная торговля. И, как сейчас вспоминаю, подобное часто было в Стамбуле, но там нам приходилось отбиваться на английском, но продавцы не знали английского, и тогда приходилось материться уже на русском.

Кое-как отбившись от продавца, Мустафа снова сел за стол. Выпил свою оставшуюся минералку, и начал нервно вертеть пустую бутылку в руках. Это шуршание действовало мне на нервы.

- Да, выброси ты ее уже, - не выдержала я этого издевательства над бутылкой.

- Ты не обиделась, что я сказал, что ты не моя девушка, а просто друг? - внезапно спросил он.

- Нет. И с чего вдруг мне обижаться? На правду не обижаются, - ответила, не придавая особого значения странному вопросу к очевидным вещам.

Доела оставшийся кусочек булки и запила его минералкой. Уф, наконец-то эта булка закончилась!

Мы снова вышли на дорожку, тянущуюся вдоль набережной. У невысокого ограждения предлагался аттракцион под названием «застрели реку Сейхан». Шучу. Но выглядело это именно так. Самодельный тир. Вдоль ограждения стояли ребята и предлагали пострелять из духового ружья в воздушные шарики. Шарики были далеко внизу на воде среди камней привязаны к веревочке в ряд. До шариков было приличное расстояние - метров сто-двести не меньше, а может и больше. Кода смотришь вниз, кажется, что ты стоишь на высокой скале.

- Элана, пострелять хочешь?

Шутишь? Обрадовано и с азартом сказала:

- Конечно, хочу!

Мустафа заплатил. Парень зарядил в ружье пульку – один выстрел пятьдесят курушей. А не дороговато ли? Я прицелилась. Пуля просвистела в сантиметре от шарика, врезавшись в воду. Так, не поняла.

- Еще?

- Определенно!

Еще пятьдесят курушей перекочевали в карман продавца пулек. Щелчок. Ружье снова готово было к выстрелу. Я старательно прицеливалась середину шарика. Правда, почему-то крайнего. Желтого. Глухой выстрел. Пуля снова врезалась в воду, подняв брызги, как от крупного камушка, но уже сантиметрах в двадцати от шарика. Так. А что это за фигня сейчас была?!

- Еще?

- Достаточно, - нахмурившись, сказала я. Немного обидевшись на несправедливость и разводилово.

- Может, еще один выстрел? Вы обязательно попадете, – предложил парень.

- Нет, спасибо, достаточно на сегодня. Должно быть я сегодня не в ударе. Наверное, это просто не мой день.


- Что за дела, Мустафа? Я ж в середину шарика целилась, - негодовала я, когда мы отошли на достаточное расстояние от этого тира.

- Он прицел сбил, - спокойно разоблачил собрата курд.

- Вот, гад! – ругнулась на русском.

Мустафа покосился на меня, и усмехнулся:

- Ругаешься?

- Возмущаюсь.

- Но иначе они разорятся на шариках и пульках, - заступился за собрата курд.

- Ха, и то правда.

Мы посмеялись.

- Ну, что? еще попробовать хочешь? – предложил Мустафа, когда мы проходили мимо еще одного паренька с ружьем.

- Нет, настрелялась и интерес пропал.

- Ну как хочешь.

Тиры сменились лотками с жаренной на мангале рыбой и киосками со льдом. Правда, сначала до меня не дошло, что это такое.

- Элана, наше национальное лакомство попробовать хочешь? Оно называется каршамба.

- Что это?

- Сначала лед толкут, а потом его сиропом поливают, - объяснял Мустафа.

Я, признаться, из этих объяснений ничего не поняла. Но возможно, пойму, когда увижу.

- Давай свою каршамбу.

Мустафа подвел к лотку.

- Вот смотри, как его делают, видишь? – указал он на быстрые, отточенные движения продавца толкущего лед в креманке до состояния практически снега, и потом поливающего его выбранным покупателем сиропом зеленого, розового, оранжевого или синего цвета, можно было выбрать и несколько цветов одновременно. Но я все равно не поняла, к чему все это было.

И до меня дошло, что это такое, только когда попробовала. Толченый лед, он и есть толченый лед.

- Ну как? Нравится? – спросил он, поедая свою порцию, - Вкусно, да?

- Ну как бы. Только такое ощущение, что мыло со снегом ем.

Я не стала разочаровывать его, что это их «национальное лакомство» в детстве мы ели каждую зиму и хрустели сосульками и, причем, бесплатно, правда без всяких сиропов. Однако ж потом валялись с ангиной, но это если не знать меры…

Мы сели за бетонный столик возле низкого каменного ограждения набережной. У Мустафы зазвонил телефон. Кто говорит?

- Элана, ты не возражаешь, если сейчас мой друг со своей подругой подъедут? Они с тобой познакомиться хотят.

- Нет, не возражаю.

Прошло где-то полчаса. Каршамба давно съедена. Начало смеркаться. Тут как-то быстро это дело происходит и довольно таки рано. На часах было почти пять вечера. Однако сейчас начало осени, может, это и нормально…

В воздухе запахло печеной на огне рыбой. Не очень-то приятный для меня запах. С воды дул прохладный ветерок. Стали зажигаться огни города на противоположном берегу. Пока его очертания можно было различить, но темнело очень быстро. Можно сказать  вот светло, светло, светло… и-и-ии… вжух – стало вдруг темно.

- Может он не приедет? – высказала я предположение.

- Они уже приехали. Ищут место для парковки.

- Ах, тогда продолжаем ждать.

Через десять минут подошел друг с девушкой. Девушка невысокого роста, плотного телосложения. Светловолосая. В короткой черной кожаной куртке и в джинсах. У нее был чуть хрипловатый голос. Друг – высок и худощав, и в легкой светлой майке. Ее звали Озлем, а друга Челик. Мы переглянулись с девушкой. Мда. Какой сейчас сезон не разберешь, лето или осень? На улице прохладно или тепло? Однако чего это я удивляюсь? Подбор одежды в нашей с курдом «команде» был практически идентичным, разве что Мустафу можно было отличить по бейсболке, а меня по джинсовой куртке.

Мустафа переговаривался с друзьями. Я сидела и не отсвечивала, так как мало что понимала в их разговоре – много незнакомых и не идентифицированных слов. Смотрела, как на противоположном берегу продолжают зажигаться огни на улицах и в домах. И как этот свет отражается на водной ребристой глади.

Над нами загорелся фонарь, зажглась и иллюминация вдоль столиков и над лотками с едой из уже привычных мне лампочек. Тот берег пропал за светом вокруг нас, и я переключилась на более близкие ко мне объекты – какие интересные и закрученные вензеля на перилах у изгороди набережной, или какой насыщенный цвет листвы на деревьях из-за падающего на них света от лампочек.

Порой меня отвлекали от созерцания природы вопросами типа: «А ты знаешь, что Мустафа то-то и то-то?» - «Да? Нет, не знаю». И тогда начинались воспоминания. Что-то было там и про армию. Оказалось, что Мустафа служил в рядах турецкой армии. Потом хотел уехать жить в Германию или в Казахстан (как карта ляжет) ведь в казахский язык похож на турецкий? – спросили у меня. А я знаю?

- Не особо, - с сомнением ответила я. – Но тебе все равно надо будет учить казахский язык.

- Выучу, - отмахнулся Мустафа с явным неудовольствием. Я пожала плечами, не мои заботы.

Активность общения постепенно пошла на убыль. Наступила тишина. Челик взял телефон Озлем и стал в нем копаться. Что-то найдя, начал выведывать у Озлем, что это означает. И началась движуха – выяснение отношений. Челик злился и повышал тон, Озлем что-то объясняла. Я перевела непонимающий взгляд с парочки и вопросительно посмотрела на Мустафу.

- В ее телефоне он нашел СМС от другого парня, - тихо объяснил он суть претензий.

А, ясно. Игра в Отелло на публику. Все закончилось внезапно, как и началось. Будто бы ничего и не было. Все встали и засобирались. Я таки не поняла, они все выяснили и уже помирились? Все, гроза прошла? Так быстро?

- Тут кафе есть недалеко. Но через мост надо будет проехать, - объяснил Мустафа. Ну, поехали.

Веселой и дружной компанией мы пошли к автостоянке. Машина Челика оказалась старым потрепанным годами грузовичком на два пассажирских места.

- Нас же трое.

- Вы с Озлем маленькие, худенькие – поместитесь.

Однако по сравнению с плотно сложенной Озлем, я просто ходячий набор костей.
Я сидела между Озлем и Мустафой. Мне пришлось ютиться на самом краешке сиденья и упереться рукой в бардачок, дабы окончательно не съехать на пол, ну, и чтобы все толстые попы смогли разместиться на двух пассажирских местах. Но главной причиной было то, что мне не хотелось сидеть и сильно вдавливаться в соседа своей острой тазобедренной костью. А так и им просторнее и менее дискомфортнее от такого уж слишком тесного «общения» с рядом сидящими. Мустафа же предложил пересесть к нему. На колени, значится. Нет, спасибо, мне и так нормально. К тому же, это вообще идет в разрез с техникой безопасности. Подумаешь минут 15 пробалансировать на краешке сидения; и где наша не пропадала?

Еще с берега я увидела длинный мост освещаемый фонарями. Бесподобное зрелище. Да еще на фоне темно-голубого неба. Загляденье. Я забыла о дискомфорте своего положения, любуясь мостом и красками природы.

В кафе за столиком мы, казалось, нависали над пропастью среди деревьев. Темно, как ночью. Внизу ничего не видно. Только среди густой листвы деревьев в свете фонаря, висевшим над нашим столиком, поблескивала вода. Надеюсь, что ветви дерева достаточно крепкие, чтобы выдержать наш вес. Немного жутковато. Но в тоже время и необычно.

Заказали длинную трубочку из тонкого теста с начинкой похожей на сметану с укропом, тоже местное фирменное блюдо.

- Ну как? Ты такое еще не ела, правда? – спросил Мустафа.

- Да, необычно. По вкусу это напоминает пельмени со сметаной (уверена, что он не понял, что такое пельмени). Почти тот же вкус. Правда, есть небольшое отличие, но уловить его не могу. Однако это гораздо сытнее.

Почему тут везде такие большие порции?? Я не смогла осилить эту трубочку, как и Озлем. Мустафа с Челиком доели свои порции до конца. Челик доел палочку Озлем. И снова началось выяснение отношений между парочкой. Ах, так они еще не все выяснили, получается?

Чтобы чем-то себя занять, я вяло резала остатки трубочки на кусочки и потом медленно их пережевывала и запивала вишневым соком, попутно наблюдая за шуршащими на легком ветерке листочками и покачиванием фонаря. Мустафа сидел рядом и, подперев рукой щеку, меланхолично наблюдал за разборками.

Наконец еще один раунд выяснений отношений подошел к концу, и мы поехали обратно. Проехав через мост, мы свернули на дорогу. Челик разгонялся и резко тормозил, потом снова разгонялся и снова резко тормозил. Минут через двадцать такой езды мы остановились. Приехали. Наша остановка. Мы попрощались с веселой парочкой.

Стрелки часов стремились к восьми вечера, а темно было, как в 10 или 11 вечера. До дома идти еще минут десять-пятнадцать и, возможно, успеваем даже на ужин, но до этого нужно пройтись по пустой ночной улице со старинными зданиями с узкими деревянными дверьми, украшенными гроздями свисающих с веток ярко-розовых цветов; а у некоторых домов по стенам и ограде ползли многочисленные стебли дикого винограда.

По пути к дому я спросила, почему мы так интересно ехали? Были какие-то неполадки с машиной? ведь выглядела она довольно таки старенькой и потрепанной жизнью.

- Нет, это Челик на Озлем злился. Ревновал так.

Да? отлично. Мы все глубоко прониклись его кипящими и взрывными чувствами и, как ни странно выжили. Особенно я, постоянно слетая с сидения. Спасибо Мустафе, придерживал меня при особо резких торможениях, и я чудом только не врезалась лбом в лобовое стекло, сам же он держался за ручку над дверью. Ничего не скажешь, интересное вышло знакомство, как и прогулка, в целом, весело было.