Вадим и Валентина. Ч. 1. Гл. 2

  Утром в лабораторию зашел из своего кабинета Палипацкий и объявил, что сегодня всем составом они едут в Институт физики Академии наук, на семинар к Прохорову, по теме «Особенности и эффекты, возникающие при взаимодействии лазерного излучения с конденсированными средами».
  Будет вступительное слово Прохорова, потом доклады Аскарьяна и Палипацкого. Семинар начинается в 13-30 и рассчитан на два часа. Вадим забежал на второй этаж в маленькую комнатку, где печатала на машинке Валентина, и предупредил её, что уезжает со всеми на семинар, в обед их никого не будет, но к пяти часам он обязательно вернется, если она сможет задержаться на час, то они успеют все напечатать.
  — Подумай, ладно? Если не сможешь я не обижусь, напечатаем в другой раз… С этими словами он убежал.
  А когда почти бегом приближался обратно от метро к институту, на газоне увидел семейство распушившихся одуванчиков и загадал, что если сдует все былинки, то Валентина его ждет.
Он дунул изо все сил, но несколько пушинок все же осталось.
  Сбавив ход, по институтскому коридору шел уже спокойно. Открыл дверь, за столом Коли Стельникова сидела Валентина и читала книгу. Вадим подкрался сзади и ладонями закрыл ей глаза. Она взяла его руку своей.
  — Вадим, ты? Успел. Еще бы немножко и мог бы не застать.
Вадим нагнулся и поцеловал ей руку,
  — Прости, я спешил, как мог.
  Валентине процесс печатания фотографий очень понравился. Она по детски радовалась, когда в ванночке с проявителем начинали проступать знакомые изображения. Красный свет фотолаборатории придавал определенную таинственность происходящему. Вадим, подсчитывая необходимое для печати время ошибся, поскольку проявлялись сразу четыре экземпляра каждой фотографии  они справились со всем за полчаса, успев даже высушить всё на электроглянцевателе.
  На обратной дороге к метро Вадим рассказал Валентине несколько забавных историй из своей армейской службы, она весело смеялась и они расстались довольные друг другом.
  Вся следующая неделя изобиловала рабочим накалом. Готовилась статья в журнал «Успехи физических наук» (УФН), ставились контрольные эксперименты, результаты которых тут же обсуждались, в предварительный текст вносились коррективы, Валентина беспрерывно стучала на машинке, перепечатывая страницы с внесенными исправлениями.
Вадим взял на себя роль курьера и относил тексты исправлений к Валентине на второй этаж, чтобы провести с ней хоть несколько минут.
  Но этого уже казалось мало и Вадим внес предложение сходить в кино. Тогда на экранах кинотеатров Москвы демонстрировался фильм "Ещё раз про любовь". Его снял режиссер Георгий Натансон по нашумевшей в 64-ом году пьесе Эдварда Радзинского «104 страницы про любовь». Там играла Татьяна Доронина и еще тогда мало известные два Александра, Лазарев и Ширвиндт, в роли второго плана, был уже хвативший славы в фильме «Три тополя на Плющихе», Олег Ефремов.
Валентина согласилась, но опять надо было поставить домашних в известность, поэтому смотреть фильм отправились на следующий день. Кинотеатр «Ленинград» на Новопесчаной улице выбрали потому, что от него до дома Валентины было рукой подать.
  Фильм захватил их обоих, у Валентины в критические моменты на глазах появлялись слезы и тогда она сильней сжимала ему руку, на которую положила свою еще в начале фильма.
  Сеанс начинался в 19-30, а закончился в половине десятого.
  На улице уже заметно потемнело. Вадим прервал молчание предложением дойти до её дома пешком. Она так же молча взяла его под руку. Так в полном молчании они прошли по ярко освещенному Войковскому путепроводу через Рижскую железную дорогу,  После пересечения бокового проезда она потянула его направляя в проход, идущий во внутренний двор квартала.
  —Всё. Дальше вместе не пойдем, мама, наверно, меня уже в окно высматривает.
  — Она потянулась головой к Вадиму, видимо намереваясь чмокнуть его в щеку, но он повернул голову навстречу и, встретившись губами, продлил поцелуй, пока не почувствовал, что она хочет освободиться.
  —Ох, Вадим, ну что ты со мной делаешь… — она резко повернулась и зашагала в глубину двора.
  Сидя в метро Вадим мурлыкал про себя запомнившуюся строфу из песни бортпроводницы Наташи Александровой в исполнении Татьяны Дорониной:
        А весною я в несчастья не верю,
        И капели не боюсь моросящей.
        А весной линяют разные звери.
        Не линяет только солнечный зайчик.
 
  Не успели утром еще приступить к работе, как в лабораторию влетел Палипацкий. Прямо с порога прозвучал громкий вопрос:
  —Люди! Вы слышали, что произошло?!
Все обернулись и недоуменно посмотрели на него, ожидая объяснений.
  —Наши танки вошли в Прагу! Сегодня 20 августа войска стран Варшавского договора вошли в Чехословакию! Вы понимаете, что это значит?! Наша страна опять становится мировым жандармом, каким была царская Россия для всей Европы!
Он еще раз обвел всех взглядом и не услышав реакции повернулся к выходу, из дверей уже нормальным голосом сказал, Вадим зайди ко мне.
  Отношения с начальником у Вадима складывались интересные. Общая привязанность к волейболу привела к тому, что однажды после посещения спортивного зала, Палипацкий предложил зайти в находившийся рядом пивной ресторанчик и там поужинать.
  Они взяли креветок, еще чего-то горячего и по три кувшина пива. Тогда медленно потягивая пиво, Палипацкий рассказал свою историю, как он попал в Москву. Он был старше Вадима на 12 лет, остался без отца погибшего на фронте в 42-ом, жили вдвоем с матерью, работавшей в детском саду, жили бедно и мать пристроила его после седьмого класса на катер-буксир, который проводил баржи и плоты леса по Амуру. Команда была вся из пожилых мужчин, которых по возрасту не взяли на войну и они относились к мальчику, как сыну.
  Ему сразу была поставлена задача изучать курс старших школьных классов и каждый год сдавать экзамены экстерном. Таким образом он в 49-ом году получил аттестат об прохождении школьного десятилетнего курса. Но на этом его речные воспитатели не остановились. Они упросили начальство определить его в Благовещенское речное училище, после которого он еще несколько лет проработал в Ленском речном пароходстве, а в 57-ом на свой страх и риск поехал поступать в Московский университет.
  Репетитор, учитель физики из местной школы, неплохо поднатаскал его. Он сумел получить проходные баллы по всем предметам, кроме иностранного языка, которого он вообще нигде не учил. В приемной комиссии объяснили, что без этого экзамена принять его не могут. Он решился на крайнюю меру, пришел в деканат физфака, чтобы попасть к декану. Секретарша его не пустила, объяснив, что декан проводит совещание с преподавательским составом, которое закончится не скоро. Из общежития его уже выселили и два вещевых мешка с нехитрым скарбом приходилось таскать с собой. Он поставил мешки в угол приемной и сел на пол рядом с ними. После двух попыток усовестить его, секретарша от дальнейших действий отказалась.
  Минут через сорок из кабинета стали выходить участники совещания, поглядывая на него, когда проходили мимо. Наконец из кабинета вышел декан с очень моложавым на вид преподавателем. Они продолжали беседовать и не сразу заметили его, а когда заметили, декан повернулся к секретарше с немым вопросом.
  —Василий Степанович, ничего не могла поделать, прямо какой-то первобытный абитуриент!
Фурсов и его собеседник (а это был Рэм Викторович Хохлов в будущем ректор МГУ) повернулись к Палипацкому.
  —Так чего вы тут высиживаете, молодой человек?
  —Я приехал, чтобы учиться здесь!
  —О, вы слышали Рэм Викторович, он учиться сюда приехал! Так в чем дело, кто вам мешает?
  —У нас в школе не было иностранного языка, а без него сюда не берут…
  —Да, для физического факультета это обязательный предмет!
  —Минутку, Василий Степанович,  Хохлов подошел поближе,
  — Покажите ваш аттестат и экзаменационный лист.
Он внимательно просмотрел оба документа.
  — Странно! В аттестате написано, что вы сдавали экзамены экстерном. Это действительно так?
  Палипацкому пришлось рассказывать всю свою историю.
  — Василий Степанович, может возьмем его под мою личную ответственность, его история, как две капли на мою похожа, в 1941 году я окончил семилетку, три года работал автослесарем. Затем, также экстерном сдал экзамены за курс средней школы, поступил в МАИ, годом позже перевёлся сюда на физфак…
  — А вы, — Хохлов снова повернулся к Палипацкому,
  — обязуетесь в течении полугода не только сдать вступительный экзамен по языку, но и сдать все зачеты за полугодие первого курса по этому предмету. Ну, что будете учиться или через полгода вылетите отсюда, как пробка?!
  —Буду! Большое спасибо вам за доверие!
  Разница в возрасте (Палипацкий был на семь лет старше других однокурсников) и ответственное поведение способствовали тому, что он стал старостой курса, а когда летом 56-го года старшекурсников отправили в летние каникулы на целину, он стал командиром студенческого отряда.   Там на целине он влюбился в однокурсницу, дочь одного из самых знаменитых ученых физиков, академика, трижды героя социалистического труда, лауреата ленинских и сталинских премий, участника атомного проекта.
После окончания университета они поженились. Вся семья академика жила в двух объединенных вместе квартирах дома, построенного для сотрудников Института химической физики рядом с институтом на Воробьевском шоссе.
  Сейчас, когда Вадим зашел в его кабинет, Палипацкий сообщил, что в начале сентября у него и у жены будут дни рождения, ему будет 37, а его жене тридцать. Академик хочет отпраздновать юбилей дочери, ожидается много гостей, отмечать будут на даче, а к Вадиму у него просьба съездить с ним в выходные на дачу и помочь оборудовать там все для празднования на улице. Надо будет изготовить большой стол, лавки, подремонтировать мангал и еще что-то по мелочам.
  — Сможешь? Никаких срочных дел в выходные нет?
  — Да, смогу, конечно!
  — Я к твоему дому в субботу подъеду на машине и тебя заберу.
  Вадим допивал утренний кофе и выглянув на кухне в окно, увидел, что к подъезду медленно двигается красавица «Волга» ГАЗ-21, с фигуркой оленя в прыжке, на капоте. Вадим знал, что эту машину Палипацкому подарил его тесть на свадьбу. А ему машина досталась вместе с дачей в качестве премии, как участнику атомного проекта.
  В 1949 году после успешного испытания советской атомной бомбы, секретным постановлением Совмина СССР в феврале 1950-го года было принято решение о награждении ряда ученых, стоявших у истоков ядерных исследований и практического использования атомной энергии в СССР, собственными дачами, построенными за счет государства.
Место для строительства было выбрано недалеко от железнодорожной станции Ильинское Усовской ветки Белорусской железной дороги. В то время там были построены 14 дач.
Одна из них была отдана тестю Палипацкого.
Выбравшись из Москвы до дачи доехали быстро. Там было всего километров 8-10. Участок по понятиям простого человека был огромным, целых 75 соток. Участки отделялись невысоким штакетником, их было три ряда, между которыми были сделаны не широкие асфальтированные аллеи. Вокруг дачного поселка был настоящий лес, в котором преобладали сосны.
  Аккуратный двухэтажный деревянный дом с двумя верандами, (одна была застеклена, другая открыта), на первом этаже располагалась большая кухня, ванная комната и гостиная, на втором этаже были три спальни и туалет. От аллеи дом отстоял метров на двадцать и оттуда не просматривался.
  Одна небольшая скромненькая клумба с астрами возле веранды, вытоптанный пятачок с металлическим мангалом и метрах в пяти от него, грунтовая волейбольная площадка со столбами для сетки.
  Возле волейбольной площадки лежал, закрытый от дождя пленкой, штабель шпунтованных половых досок. Вадим кивнул в его сторону головой
  — Наш материал?
  — Да, сейчас я схожу в дом за инструментом.
Минут через пять Палипацкий вернулся с двумя большими кейсами в руках. В них оказался шикарный набор инструментов.
  — Ух, ты! Академик знает толк в инструментах!
  — У него бывают порывы применить их для чего-нибудь, но они сразу и пропадают. Откроет посмотрит и закроет. Это ему на день рождения друг подарил, из Финляндии привез.
  — Федорыч, а каких размеров будем стол мастерить, — спросил Вадим, снимая пленку со штабеля.  — Сколько гостей предполагается?
  — Может человек двадцать соберется, но есть еще пожелание моей жены Алёны, сделать так, чтобы его можно было использовать для игры в настольный теннис. Вот я только забыл посмотреть какие у него размеры.
  — О, это я знаю! В армии такой стол сооружал! Считай тебе крупно повезло, два семьсот сорок на один пятьсот двадцать пять. А высота 760 миллиметров.
  — Так ты сам играешь?
  — А как же, до армии второй разряд был, а в армии партнер мастером спорта был, за сборную Украины играл. Доски у нас шириной 150 мм., длина 6 метров. Берем пять штук и обрезаем два раза по 2740, итого имеем 10 штук и общая ширина 1500. 25 не хватает, но это не страшно. Пять обрезков по полметра останется мы их на ножки для лавок используем.
  — Здорово!
  — Да, в школе нас всему учили!
Собирая крышку, по шпунту промазали клеем ПВА и стянули, потом сколотили разборное основание. А еще через пару часов сколотили четыре скамейки со спинками, каждая по два с половиной метра. Все отнесли на открытую веранду и покрасили светло-зеленой краской. На всю работу ушло пять часов.
  Палипацкий пожал Вадиму руку
  — Ну спасибо тебе огромное! На день рождения жду!
  Палипацкий собрал инструменты в коробки и отнес их в дом.
  Когда выехали на дорогу, бросив взгляд на Вадима сказал:
  — Мне тут разведка донесла, что ты на нашу новую лаборантку глаз положил, если хочешь бери её с собой, но глаз с неё не спускай, академики еще те шалуны!
Празднование было назначено на первую пятницу сентября.
  Тесть с тещей, с младшей дочерью Ларисой, сыном Лёвой и домработницей уехали на дачу еще в четверг утром. А Палипацкий сперва заехал за женой Алёной и её научным руководителем в Институт теоретической и экспериментальной физики и уже с ними приехал к себе на работу, чтобы забрать Вадима и Валентину, и две большущих сумки-саквояжа с разнообразными спиртными напитками.
  Примерно через полчаса после приезда на дачу стали приезжать и подходить гости. Такого количество академиков, собранных в одном месте Вадим даже представить себе не мог, глаза просто разбегались, кого-то он встречал раньше на семинарах, кого-то узнавал по фотографиям в научно-популярных журналах.
   Собирался придти Андрей Дмитриевич Сахаров, но утром позвонил и сказал, что приболел.   Вадима удивило, что стол не был ничем накрыт, а просто вымыт до блеска. На столе стояли большие декоративные тарелки с фруктами, пара металлических мельхиоровых подносов, на одном была пирамида из кусочков сыра насаженных на деревянные шпажки, вся поверхность другого была занята листьями зеленого салата на которых друг к дружке прилепились половинки сваренных яичных белков, начиненных черной и красной икрой. Главным блюдом предполагался шашлык, который уже начал издавать разносившийся по всей округе непередаваемый аромат от румянившейся на углях бараньей бастурмы, смешивающийся со смолистым запахом, стоявших прямо за мангалом сосен.
 Такую большую и весёлую компанию Вадим мог припомнить только по студенческим сборищам в честь какого-то праздника, типа Нового года, или Первого мая.
 Академики действительно вели себя, как большие шалуны, звучали искрометные тосты и непрерывные шутки, обращенные друг на друга.
 Когда стало темнеть, мангал сдвинули в сторону и на его месте развели большой костер, освещавший танцующих.
 Потом все пошли провожать друг друга по домам, все жили на соседних дачах.
 В распоряжение Вадима и Валентины выделили большой раскладывающийся диван на закрытой веранде.
Домработница, полная женщина, возрастом немного за пятьдесят, невысокого роста, с круглым лицом, все время находившимся в состоянии приветливой полу-улыбки, принесла постельное белье, большую подушку и две полотняных пижамы в крупную клетку-шотландку в бежево-коричневых тонах.
 Звали её Вера Ивановна, она стала работать в этой семье с того времени, как родилась Лариса, естественно, что все относились к ней, как к члену семьи.  Вера Ивановна пожелала им спокойной ночи и ушла.  Вадим захватил с собой со стола бутылку полусухого грузинского вина «Твиши» и два фужера.
 На веранде, кроме дивана, стоял большой резной буфет, с покоящимся сервизом в его застекленной части, круглый раздвижной стол с фигурными точеными ножками, накрытый темно-красной плюшевой скатертью, отделанной бахромой. Над столом висел большой оранжевый абажур, а около монументального кожаного дивана стоял напольный торшер, уже вполне современного вида. Палипацкий говорил ему, что подаренные физикам дачи были меблированы тоже государством.
  Дом уже затих, Вадим погасил верхний свет и включил торшер, отодвинув его к зашторенному большому окну.
 На Валентине было красивое темно-зеленое трикотажное платье, с открытыми плечами, с пояском на талии, хорошо подчеркивавшее её фигуру. Спать в нем было, конечно, невозможно и они развернув и прикинув на себе пижамы, стали переодеваться, а когда поглядели друг на друга в новом наряде, оба прыснули от смеха, таким неожиданным было это превращение в добропорядочную семейную пару, приготовившуюся отойти ко сну. Валентина, сев на диван, стала растирать пальцами ступню.
  —Представляешь, я первый раз надела новые туфли, а они почему-то очень жали, хотя я их надевала, когда примеряла в магазине.                                    —Новая обувь всегда так. Ну-ка, садись поглубже. — сказал Вадим. И когда она оперлась о спинку дивана, сел рядом с ней, положил её ступни себе на колени и осторожно стал массировать их. Пижамные штаны Валентина еще не успела надеть, длинная, великоватая для неё пижама, доходила почти до колена. Рука Вадима постепенно, не прекращая массаж, стала смещаться вверх. Когда она почти достигла края пижамы, Валентина положила на неё свою руку.
  —Вадик, мне сегодня нельзя, не будем заводить друг друга…
  —Понял... — после минутного молчания сказал Вадим,
  —Но целовать тебя, ты мне не запретишь! Ты же понимаешь, что я по уши в тебя влюбился!
  —Да уж, догадываюсь, — она приобняла его за плечи.
  —Как же мы дальше будем… В среду с Кубы возвращается мой муж…
  —Будем думать, но не сейчас! — Он одним движением перевернул её на спину и стал осыпать поцелуями, которые не остались без ответа.

P/S  Продолжение здесь:  http://proza.ru/2022/12/02/824