Билет. Глава 10

Как-то вечером Мустафа предложил прогуляться по окрестностям. По пути он уговорил попробовать знаменитое турецкое мороженое. Я отказывалась потому, как уже пробовала такое в Стамбуле и последствия мне не понравились.

Шарики разнообразного на вкус и цвет мороженого были слишком большие, их  было слишком много и они слишком приторно-сладкие для меня. Такие порции можно было видеть только в американских мультфильмах – несколько больших шариков мороженого на маленьком вафельном рожке.

В тот раз, в Стамбуле, мне досталось три шарика: с фисташками, ванильное и в самом низу – вишневое, до которого я так и не добралась. Съев один с фисташками, мне стало плохо, а доев второй, сделалось очень и очень плохо. Сахар в крови подскочил, и мне казалось, что вот еще чуть-чуть и умру. Гостеприимный и внимательный турок тогда спросил, чем он может мне помочь. Я попросила воды, он ушел и… не вернулся. Оказалось, что мои друзья о чем-то его спросили, ну и он, как воспитанный и культурный человек, просто обязан был им дать ответ на интересующие их вопросы. В итоге, так и не дождавшись стакана воды перед смертью, мне пришлось немного отодвинуть встречу с Костлявой, и самой пойти за этим самым проклятым стаканом с водой.


Решив, что тогда съела слишком много сладкого мороженого, в этот раз согласилась на один маленький шарик и желательно, чтобы он был с кислинкой. В магазинчике Аданы выбор был невелик, всего четыре вида, среди них также было и фисташковое.

- Элана, бери фисташковое. Ты же фисташки любишь.

- Э-э-э нет. Я тогда от него чуть не окуклилась.

Попросила самое кислое и несладкое из имеющихся. На мою радость это оказалось вишневое то самое, которое я тогда так и не смогла попробовать. По такому случаю мне дали их аж два, что меня и расстроило, ибо это слишком много. И Господин Мустафа что-то слишком расщедрился сегодня. Понял, что зря наезжал и тем самым портил мне все оставшиеся каникулы? А сейчас хочет загладить свою вину, и подсластить горькие моменты прошлых дней?

Поглощая каждый свое мороженое, мы вышли на спортивную площадку, окруженную деревьями. Небольшой сквер запомнился мне почему-то красно-оранжевым цветом. Возможно, такое впечатление остались из-за желтого света фонарей и красной листвы деревьев похожих на клен.

Мы шли по гравированной дорожке, и тут  я почувствовала, что количество съеденного мороженого никоим образом не влияет на мое состояние. Другими словами, мне становилось хуже с каждой секундой и каждой каплей подтаявшего шарика. Все же мороженое у них слишком приторно-сладкое. Но недоесть его было невозможно, выкинуть рожок с оставшимся шариком – было бы сравни оскорблению, да и некуда, по пути не было ни одной урны или контейнера для мусора, а отдать его курду доедать – некультурно и неэтично. Поэтому его пришлось доесть все полностью через не хочу, на мое счастье (относительное), эти шарики были не такими большими, как в Стамбуле. Все чаще накатывала тошнота. И ее было трудно сдержать, оставалось только стискивать покрепче зубы и чаще делать глубокие вдохи, надеясь, что прохладный свежий воздух сдержит и притупит это неприятное чувство. Голова начала кружиться, также начала кружиться и земля. Навалилась слабость. Хотелось рухнуть прямо на землю и страдать, но собрав силы, попросила Мустафу найти место, где можно было бы присесть. Скамейка нашлась незамедлительно. Опустившись на нее, я скрючилась в три погибели и активно задышала ртом, прогоняя подступающую тошноту. Мустафа сел рядом и смотрел прямо перед собой.

- Твое поведение недопустимо, - начал он.

- Извини, просто от мороженого мне стало плохо. Так и знала, что не надо было его брать. Или надо было еще взять бутылочку воды на всякий случай, а лучше минералки с пузыриками…

- Я не об этом, - даже не посмотрел на меня. Тем лучше, могу спокойно пострадать, и покривить морду лица из-за своего состояния без свидетелей.

- То, что ты общаешься с другими – это недопустимо… - дальше я не слушала этот надоевший за все это время один и тот же бред и отключила внутренний перевод.

Рядом со мной на краешке лавочки примостилась неосязаемая фигура. Привет, Костлявая, давно не виделись. Я стала заваливаться на лавочку, чтобы полежать, но передумала, это действительно некрасиво будет выглядеть даже в безлюдном вечернем парке. Снова выпрямилась и, откинув голову назад, закрыла глаза. Мустафа продолжал вещать о моем «недопустимом поведении». Я, для поддержания как бы разговора, говорила «ага; да; скорее всего». И, наверное, я промахнулась с набором ответных слов и выбрала неправильный вариант, и получилось, что не то он хотел услышать от меня, так как Остапа понесло еще больше. Он активнее стал о чем-то там возмущаться. И говорил, говорил, говорил. Эмоционально говорил, иногда с паузами и тяжелым сопением, должно быть ждал моих  оправданий, но я выпала из темы еще в самом начале и моим единственным занятием было найти то положение, в котором мне стало бы немного лучше, поэтому Мустафа снова и снова возобновлял свою речь. Остановить бы этот горшочек, чтобы перестал варить, а то как бы не бабахнуло, потом собирай его по всей округе…

А хотя, пусть выговорится, может ему от этого полегчает. Хоть кому-то из нас… Очень хотелось бабахнуться самой, чтоб уж перестать мучиться.

- Пошли, пройдемся, - предложила я.

От прохладного воздуха мне стало немного лучше, и для закрепления результата нужно было чуть-чуть походить. Мустафа встал и пошел вперед, как робот. Гневно замолчав. Впереди была детская площадка: качели и горка. Я села на качели, Мустафа сел рядом на соседние. Немного покачавшись, его опять прорвало.

- …Если бы ты была здешней, я бы тебя незамедлительно отправил домой! И на этом наши отношения закончились бы...

- Но как хорошо, что я из другой страны и между нами нет никаких таких отношений, - заметила я, и добавила с улыбкой: – Но спасибо, за разъяснения и перспективы. Буду иметь в виду на будущее.

Мустафа запнулся на полуслове и впервые за это время посмотрел на меня.

- Что с тобой? Тебе нехорошо? – это он, наверное, заметил мой зеленый цвет лица… – Это тебе из-за мороженого стало плохо?

- Спасибо, вашими молитвами, чувствую себя уже лучше. Ладно, пошли возвращаться. Очень пить хочется.

Костлявая, сидя на детской горке и внимательно наблюдая за нами, покачала головой и разочарованно махнула рукой, растворяясь в вечернем воздухе. Скоро встретимся, но не сейчас…


***
Днем следующего дня зашел дружбан Мустафы. Они вместе росли в одной деревне. Друг был проездом. И этот знаменательный повод Мустафа решил отметить… водкой, которою я привезла в качестве сувенира по просьбе его самого, на вопрос, какой бы он хотел сувенир из России. Балалайку и матрешку с медведём внутри взять почему-то отказался. Странный такой. А захотел бутылку водки и советский флаг. Флага не нашлось (да я особо и не искала), купила в переходе бандану с советской символикой, и пусть ей радуется. Он и радовался, но не надевал. Я не печалилась, не та страна для дефилирования с такими штуками.

- Элана, водка, что ты привезла не очень хорошая, - выёживался перед другом Мустафа.

- В каком смысле? – что это он берега путает? на водку наезды делать? нехорошо...

- Она не торкает.

Я прищурилась. Сейчас кто-то в глаз получит.

- Дай-ка посмотреть.

Мустафа принес из кухни бутылку. Я отвинтила крышку, понюхала горлышко. Запах водки соответствует норме, о чем и сказала. Стаканов и иной тары по близости не было. А посему – узри! Я, как пионер-трубач, приложилась к горлышку. Мустафа с другом притаившись с приоткрытыми ртами наблюдали за мной. Хе-хе.

Однако я только делала вид, что пью. Водку никогда не пила, да и не собираюсь. Пустила пару пузырей. Рот обожгло, но не так как острый перец. Выпустила воздух через нос, что означало, что представление закончилось. Однако Мустафа с другом все также молча сидели и смотрели. Чего ждут? Что я им тут пьяные песни и стриптиз танцевать начну? Не дождетесь.

Но от того небольшого количества, что таки пришлось хлебнуть, меня и правда немного повело куда-то в сторону. И я поспешила сесть на диван напротив них, чтобы не палиться, и поддержать стереотип, что русские так быстро и от такого малого количества выпитого не пьянеют.

- Нормальная. Если не нравится – отдавай обратно, - вынесла вердикт.

- Ну, раз, нормальная, значит нормальная, - курд поспешил забрать у меня свой российский сувенир.

Мустафа принес армуды себе и другану. Наполовину наполнил их колой и добавил пару капель водки. Теперь ясно, почему их не торкает. Я пьяненько усмехнулась и при этом, наверное, слишком громко хрюкнула.

- Что смеешься? – спросил Мустафа, отпив, не побоюсь этого слова, коктейля.

- Да так, ничего, - встала и ушла в другую комнату, оставив товарищей спокойно общаться.

И уже выходя из комнаты, заметила, как Мустафа хвастается товарищу боевым ранением своего пальца и оставшейся зеленкой.


Пузырек с зеленкой, вату и бинты я оставила у них, но забирать аптечку полностью Мустафа и его сестра отказались.


А вечером мы собрались в большой торговый центр. Сев на своей остановке в маршрутку, мы проехали метров пять, как автобус остановился, - опоздавший пассажир. Человек махал рукой, останавливая транспорт. Проехав еще немного, снова остановка, и снова пассажир. Так мы останавливались еще раза три-четыре, подбирая по одному «припозднившихся» пассажиров.

- Мы так и будем ехать, останавливаясь у каждого дерева? – тихо, но возмущенно поинтересовалась я у Мустафы, при очередной внеплановой остановке. Останавливался автобус практически у каждого дерева – ну просто так совпадало.

- Нет, - смущенно и растерянно ответил Мустафа, а я словила на себе несколько непонятных взглядов (то ли осуждающих, то ли еще каких-то). – Сейчас нормально поедем.

И мы поехали. И даже без так называемых остановок по требованию. Ехали недолго. Минут пятнадцать. Вышли на остановке и еще немного пришлось пройтись. Перед нами показался большой одноэтажный торговый центр. Напоминал он чем-то «Метро» или что-то такое в этом роде.

Войдя внутрь, сразу пошли к  витрине с мобильниками. Пока Мустафа разглядывал телефоны, я разглядывала помещение. Зря. Надо было вместе с Мустафой рассматривать мобильники. От высоты потолков, белого цвета стен и обилия яркого освещения, почувствовала себя букашкой во Вселенной. А потом у меня случился небольшой сбой видеокарты так, что чуть не рухнули драйвера и не унесли процессор вместе с собой.

Внезапно накрыл страх переходящий в панику с истерикой. Есть боязнь замкнутого пространства, а у меня наоборот появилась боязнь огромного пространства. Я на мгновение потерялась в этом пространстве, перестав ощущать себя. Стою ли на земле или зависаю где-то; есть ли у меня тело вообще или я только искра, осознавшая себя на миг и тут же переставшая существовать.

Чувствуя, что проваливаюсь в бездну бессознательного, начала быстро моргать и осматривать все вокруг и вглядываться во все, что было поблизости. Главной мыслью навевающей жуткую панику и в тоже время отрезвляющим спасением было, что тут мне никто не сможет помочь. Случись что, как я смогу объяснить, что произошло, описать свое состояние и что мне нужно? Ну и потом было стыдно проявить слабость – хлопнувшись в обморок или биться на полу в истерическом припадке от страха.

До этого момента я даже и не подозревала, что у меня может быть подобная фобия. Всегда относила себя к нормальным людям с нормальным психическим состоянием, а тут вон чё. Не такая уж я и нормальная, оказывается.

Через какое-то время, Мустафа отвлекся от мобильников, и мы пошли дальше гулять по центру. Я старалась не смотреть «в небо», а концентрироваться на «земных» мелочах. Прошлись по книжному ряду. Взяла атлас мира, раскрыла карту России и показала Мустафе, где живу.

Прошли мимо продуктов. Мустафа взял бутылку воды. Я же ни есть, ни пить не хотела. Жутко болела голова, и я начинала задыхаться, хотелось поскорее выбраться отсюда на свежий воздух. Но ничего не говоря, ходила следом за «гидом», изучая товар.

Проходя мимо корзины с вещами: майками и джинсами; заметила, как много в ней пустых бутылок, скомканных пакетов из-под чипсов, орешков и другой лабуды, словно это была не корзина с вещами на продажу, а корзина для мусора. Мустафа также решил оставить свой след в истории магазина и приобщиться к «общему делу» - положил в нее свою пустую бутылку и присел как бы поправить шнуровку на ботинках. Я остановилась рядом, ожидая Мустафу. Затянув шнурки потуже, он встал и пошел дальше.

- Ничего не забыл? – поинтересовалась я, не трогаясь с места.

- Нет, - он остановился и обернулся, махнув мне рукой: – Давай пошли.

- Забери из корзины свою бутылку, - строго сказала.

Мустафа прифигел от такой моей наглости.

- Что?

Я повторила и указала пальцем в «мусорку».

- Но тут их много. Я не знаю, где моя.

Ну, я бы сказала, что оправдание так себе, да и со мной этот детский трюк не прокатит.

- Вот твоя. Забирай, - ткнула пальцем непосредственно в его бутылку.

Мустафа нахмурился. Хочешь провести батл взглядов? Нет? Жаль. Он, сердито посопев, все же вернулся и забрал свою бутылку.

- Все так делают, - с обидой произнес он, проходя мимо меня.

Мы пошли дальше.

- Если все показывают свое бескультурье, то не стоит уподобляться им. Ты ж не такой?

- Нет.

- И разве тут нет нормального места, куда можно мусор выкинуть?

- Есть, - поджав губы, буркнул он.

Через какое-то время блужданий среди многочисленных витрин мне стало значительно хуже, и я все же попросилась на выход. Голова сильно болела, нещадно ломило виски, и катастрофически не хватало воздуха. А цитрамон остался дома в спортивной сумке. Из-за этого состояния выражение моей морды было, мягко сказать, кислым и недовольным. Но я изо всех сил старалась делать мину попроще, получалось, откровенно говоря, скверно. За что и получила очередное обвинение в своей черствости и вечном недовольстве, в то время когда он старается сделать для меня что-то хорошее.

Мы таки вышли из этого ада. Я присела на лавочку, рядом с торговым центром (слава тому, кто ее тут поставил), хотя очень хотелось прилечь. И я начала активно проветривать легкие – вдыхая через нос и выдыхая через рот то глубоко и медленно вдыхая воздух, то убыстряясь, надеясь заглушить приступ очередной тошноты. Мустафа сел рядом и смотрел перед собой, тоже глубоко и шумно дыша, но только через нос.

- Я вообще не должен был с тобой сюда ехать! – наконец выдал он.

Я обхватила руками живот и продолжала активно дышать, сосредотачиваясь только на остановке карусели в голове, и надеясь хоть немного войти в нормальное состояние.

- Сейчас пост и пить спиртное нельзя, а от меня водкой несет! В маршрутке на меня из-за этого косо смотрели.

Так это получается, не на меня так смотрели? Вот это хорошие новости. Но с другой стороны получается, что это я виновата в том, что он перед походом наклюкался спиртного, хотя и знал, что нельзя? Мило. Очень мило… ему признаться в этом. Продолжаем дышать. И, кажется, мне даже становится лучше. Я начинаю потихоньку приходить в себя. Или это прохладный воздух и небольшой ветерок так действуют? Все же дело близилось к октябрю, и вечерами становилось значительно прохладнее не то, что днем.

- Вообще-то я не просила меня сюда везти, это была твоя инициатива, Мустафа. Тем более на ночь глядя переться в такую даль, - получи ответочку.

- Ты всем недовольна. Тебе все не нравится, все, что я для тебя делаю!

Хочешь нарваться на ссору? не вопрос, ща оформлю в лучшем виде.

- Если ты о моем лице, то извини, у меня голова от боли сейчас лопнет, подожди, еще немного осталось. Ну а то, что ты делаешь для меня, меня вполне устраивает, и ты об этом прекрасно знаешь.

- Что-то не видно. У тебя постоянно недовольное выражение на лице, Элана.

- Потому что у меня организм в стрессе. Даже не знаю почему, то ли шок от перепада температур, ведь сейчас сентябрь и он должен испытывать легкую прохладу, а тут духота и жара под сорок; то ли еще что-то, что мне пока не понятно. Акклиматизация, слышал про такое?

- Ладно, - наконец-то посмотрел в мою сторону. – Я не в обиде. Пойдем или поедем?

- Если есть возможность пройтись, то лучше пройтись. И в автобусе на тебя не будут косо смотреть, алкашня.

Мустафа вместо того, чтобы возбухнуть, что он никакая не алкашня, улыбнулся. Взял меня под руку, и мы поплелись в сторону дома. По пути он о чем-то весело рассказывал, ну а я изредка подавала признаки присутствия в реальности. Снова давление разыгралось. Но тут оно что-то совершенно дикое и не поддается контролю. И мне, правда, хотелось прохладной, свежей погоды и дождя.

А дома ждал ужин – мои любимые голубцы, которые были почти постоянным вечерним блюдом (иногда голубцы заменял рис, тот, что оставался после обеда). Неимоверно вкусная вещь, но я съела только один, с остальными тремя помог справиться Мустафа.

В первое время для меня было странным, что в основном на завтраке он таскал еду из моей тарелки, затем уже и всякий другой раз, когда ели, будь то завтрак, обед или ужин. И только однажды я догадалась, что так он старается соответствовать легенде, что у нас как бы отношения. Семейство либо не обращало на эти жесты «воровства» никакого внимания, либо улыбалось, когда курд с лукавой моськой утаскивал с моей тарелки аппетитный кусочек, и я при этом возмущалась. Игра игрой, но не переигрывай же. Однако ж почему-то те «огненные макарошки» предоставил в полное мое распоряжение. Но они ж такими вкусными были! Или просто вилкой таскать было неудобно, они все равно утекут обратно в тарелку?


За день до отъезда из Аданы мы пошли в аэропорт за билетом. Да, именно пошли. Дорога до аэропорта занимала десять минут пешего хода. От возвращения в Анталию на автобусе я категорически отказалась.

- Есть ранний рейс в 8 часов, в Анталии будете в 9 утра. И есть вечерний пятичасовой, - сказал представитель «Турецких авиалиний».

- У тебя самолет в восемь вечера, бери вечерний, меньше ждать - посоветовал Мустафа.

Логично, но мне как-то не улыбалось опять бегать в мыле по всему аэропорту и искать свой самолет.

- Лучше утренний.

- Но тогда тебе придется в аэропорту весь день провести.

- Уж лучше подождать и спокойно зарегистрироваться, чем волноваться, что не успеваю на рейс.

Хочу без лишних нервов и забот сесть в самолет и отчалить в родные пенаты. Если придется целый день ждать – подожду. Мне есть чем заняться – у меня есть аж две книги «Х-файлов» и еще одна про Будду, выбор моей походной библиотеки просто огромный.

- Ну как хочешь. Дело твое, - сказал Мустафа и передал представителю мое решение.

Заплатив 99 долларов за билет, мы вернулись домой. С авиабилетом мне выдали фирменный бумажный кармашек. В него я переложила свой обратный билет до дома и автобусный билет из Анталии в Адану.


***
Последний день. Суббота. Настроение относительно отличное, потому что, наконец-то ничего не болело. Голова как стеклышко. И почему нельзя было так сразу? Почему все устаканилось в последний день? Это реально нереальное гадство!

- Элана, сегодня ты попробуешь фирменное блюдо нашего города, - сказал Мустафа, ведя меня по многолюдной и шумной улице в центре Аданы.

Мы зашли в одно из многочисленных кафе. Первый этаж был практически заполненным посетителями. Мы поднялись на второй. А вот здесь никого не было. Мы выбрали место у большого окна. Подошел официант.

- Адана-кебаб, - сделал заказ Мустафа.

- Что-нибудь пить будете?

- Пепси? – наугад сказала я.

- Айран.

Официант ушел.

- Адана-кебаб айраном запивают.

- Мне не нравится айран. Он странный на вкус и соленый.

Пока мы ждали заказ, Мустафа попивал принесенный айран из  большого граненого стакана, передо мной поставили железную банку «пепси» и стеклянный для нее стакан. Открывать ее я не торопилась, хотела дождаться основного блюда.

Я смотрела вниз на улицу. Вид из окна выходил на оживленную проезжую часть с круговым движением. Я наблюдала, как один поток вливается в другой, не прекращая движения. Слышались сигналы машин. В основном ездили мотороллеры. Я засмотрелась на один легкий мопед с самодельной железной квадратной коляской. В ней сидела крупного телосложения тетенька в парандже. И выглядела она как барыня на чайнике.

Удивительным было то, что мало у кого имелись права на вождение, но, тем не менее, у водителей было негласное уважение друг к другу. Мне вспомнилось, как в Стамбуле в час-пик мы ехали к Крытому Рынку на автобусе и попали в «пробку». Поток машин был большим. Все ехали медленно, но двигались не останавливаясь. Машины со стороны вливались в ряд через одну. Получалась своеобразная автомобильная «елочка».

Принесли еду. Перед нами поставили три тарелки с салатами. В одной была тонко нашинкована краснокочанная капуста, в другой красный репчатый лук, нарезанный кольцами, и петрушка с помидорками; в третьей порезанный дольками лимон и еще какая-то зелень. Это и все? Я начала жевать капусту и выковыривать помидорки из петрушки. Но уже через минуту принесли то, ради чего мы тут собрались. На вытянутом почти плоском блюде лежал промасленный лаваш, а на лаваше длинная котлетина, присыпанная мелко нарезанными листьями петрушки. Также присутствовали обжаренные на гриле красные острые перцы и половинки больших помидор.
Сказать по правде, еда в ресторане или в кафе мне не нравится. Для меня она не имеет вкуса и на вид заветренная. Но в Адане... тут я чуть язык не проглотила. Еда была потрясающе и божественно вкусной! Возможно это потому, что все готовится из свежих продуктов, а не из полуфабрикатов перезамороженных двести миллионов раз?

Сочный, полностью прожаренный кебаб был по-восточному острый, но в меру. Принесенные ранее салаты дополняли и делали его вкус более ярким и, если можно так выразиться, глубоким. Лаваш, на котором подали кебаб, пропитан оливковым маслом, был безмерно вкусным.

Пока я получала гастрономическое наслаждение, Мустафа увел у меня мою газировку. Айран он выпил еще задолго до того, как принесли кебаб. Я, конечно, сразу возмутилась, обнаружив пропажу.

- Но ты сама разрешила! Когда я спросил тебя, будешь? Ты сказала: «Нет». А на вопрос могу ли тогда я взять, ты сказала «Да», - невинно заявил он.

Отлично сработано, ничего не скажешь. И главное, что из прозвучавших вопросов, что-то такое припоминаю, но не могу вспомнить, к чему это все относилось и своих ответов. Опять выпала из реальности, или «переводчик» забарахлил и нуждается в переустановке? Но факт остается фактом, я осталась без воды. И, конечно же, добрый и щедрый Мустафа сжалился надо мной и с барского плеча разрешил немного попить мой же напиток. Была бы посмелее, тут же отбила бы земной поклон Господину.

Закончила со своей порцией, чуть ли не облизав тарелку под изумленный взгляд, мол, дома ничего не ешь, а тут такую порцию одним махом. Нет, ела я с чувством, толком, смакуя каждый кусочек, и хотелось все съесть вместе с тарелкой. В то время как Мустафа уже все съел и минут десять сидел и скучал.

Мне очень хотелось добавки, но потянет ли мой оставшийся бюджет? К резерву никак нельзя было прикасаться, даже ради такой вкусной еды. Преподаватели по туризму нам всегда говорили, что несмотря ни на что, у вас должны быть сто долларов для выдачи справки в качестве временных документов, на визу и обратный билет, если произойдет потеря паспорта.

- Наелась?

- Да.

- Ну как тебе?

- Отлично, очень вкусно!

Официант забрал пустую посуду, а мы спустились вниз оплачивать счет. В качестве презента, нам выдали по две палочки гвоздики. Заменитель «Орбита», я так понимаю?

- Ты очень веселая сегодня. Рада, что уезжаешь?

- Нет.

- Нет, - передразнил Мустафа. – Я знаю, что «да».

- Тебе не понять. Сегодня ничего не болит, ничто не мешает жить, особенно голова.

- Ты врешь. Ты рада, что завтра поедешь в Стамбул. К нему!

Снова-здорова. Объяснять и доказывать что-либо бесполезно. Если у мужика есть идея – она является одной единственной верной и железобетонной. Ее ничто не сможет опровергнуть. Кроме мнения другана, ибо мнение другана – это святое, и не подлежит ни капле сомнения. Поэтому с женской стороны, всякое объяснение, а тем более оправдание служит лишь подтверждением его правоты. Короче, лучше промолчать. ... Или не лучше?

- Ты видел билет. И в нем все сказано.

- Еще не  известно куда этот билет. И  может  из России ты в Стамбул поедешь.

А-А-А-А! Это просто невозможно! Одна головная боль сменилась на другую, верните мне прежнюю, а эту себе обратно заберите!


***
Вечером  занималась сбором вещей. И откуда их столько взялось? я не знаю, вроде бы ничего такого не покупала, но мой багаж вырос еще на одну спортивную сумку. Вторую сумку мне любезно предоставил Мустафа в обмен на мою любимую стамбульскую.

Расставаться с ней мне очень не хотелось, поэтому я обратила внимание на ее явные недостатки и непрезентабельный вид. На то, что она не первой свежести, местами уже потрепана жизнью – в некоторых местах торчала и бахромилась отошедшая от шва ткань (дома я везде ходила с ней, и чуть ли не спала с ней в обнимку); а на углах уже собралась грязюка, и мне как-то совестно отдавать сумку в таком ее состоянии. Но Мустафе было все равно, в каком она виде и состоянии, он хотел ее и страстно желал забрать в свое единоличное владение и все тут. Аргументов и причин у меня больше не осталось, к тому же, еще одна сумка была просто необходима, а покупать новую уже не было никакой возможности, поэтому обмен таки состоялся. И пока я, разместившись на полу, складывала вещи в свое новое приобретение, курд, сидя на моей кровати, отковыривал от собачки молнии переднего кармашка два шнурочка с полупрозрачными фигурками зайчиков и бусинок, которые я повесила для украшения.

Итого у меня получилось две больших спортивных сумки и рюкзак, который я купила в первую неделю моего приезда в Адану. В него я запихнула куртку. Она заняла почти все пространство. И ее я намеревалась надеть сразу, так как на родине уже значительно похолодало – октябрь уже стучался в двери. А температура в вечер моего прилета упадет практически до нуля.

Мустафа принес пару вымытых небольших лимонов и бумажный кулек с фисташками. И пока я нервно очищала ядра от скорлупок и скармливала их Мустафе (забыв от волнения, что эта вкуснятина предназначалась исключительно для меня), он давал последние наставления, как надо попрощаться с его мамой. И когда я была погружена в мысли по обработке полученной информации, курд отобрал у меня последнюю фисташку и уже сам скормил ее мне. Блин. Вот же позор какой…

Я поставила в телефоне будильник, чтобы он сработал в половине седьмого, и долго прокручивала в воображении свои действия по традиционному прощанию. Для меня же эта миссия была просто невыполнима. По их обычаям следовало поцеловать руку мамы и поднести ее ко лбу в знак уважения. Я несколько раз в мыслях прокрутила этот ритуал, стараясь отбросить всю свою сконфуженность, морально и психологически подготавливалась к прощанию с его  мамой. Все, я смогу это сделать, - мысленно сказала я себе. Мне нужно так сделать, во что бы то ни стало, и я это сделаю. На том и заснула.