12. Принять на себя! 16

Трактирщик и его сын стояли у телеги, запряжённой парой мулов. Сафрон выглядел недовольным, будто проглотил горький кусок.

– Э, отец… – Каспар выглядел несколько опешившим. – А как же?..
– Сам за овощами съездишь, – отрезал Михар, сурово поглядев на сына. – Да поторопись: дел невпроворот!

Оливер, ставший нечаянным свидетелем обрывка этого диалога, невольно усмехнулся.

Закариас выполнил своё обещание. Оливер не знал, какие доводы привёл тот в его пользу, но после того вечера жизнь его изменилась. Лишённый возможности демонстрировать власть над рабом, Каспар довольствовался тем, что отпускал весьма нелестные и злые замечания в его адрес. Да ещё ему приходилось трудиться больше чем обычно — а это было самым обидным!

Оливер не собирался тешить себя иллюзией: свобода (вернее сказать, её бледная тень), «милостиво дарованная» ему хозяином, на самом деле лишь была дана ему взаймы. Пока он ухаживал за госпожой Зилой.

«Это мой шанс. Мой первый шаг к Свету.»

***

… За то недолгое время, что он находился у трактирщика под началом, Оливер успел свыкнуться с тяготами своего положения. Он выполнял любую работу, не ропща. Он молча сносил оскорбления и муки которые так любил причинять ему Каспар, поигрывая пультом. Да, он бы мог превратиться в тупое забитое существо… Спасала его лишь вера.

«Всё это временно, – мысленно повторял Оливер. – Я принимаю это как данность. Как урок, который недопустимо забыть.»

Прошлое постепенно возвращалось к Оливеру, словно вода, капля за каплей просачивающаяся сквозь гранитную стену: умением читать мысли, способностью видеть в темноте. Прошлое пряталось во взгляде его больших призрачно светящихся глаз… О прошлом напоминали ему сны и разрозненные обрывки мыслей… А ещё: тупая мучительная боль в левом плече…

Но Оливер искал большего. Зная нрав хозяев, он скрывал радость, когда кто-нибудь из них брал его в город по каким-нибудь делам. Оливер хотел стать свидетелем жизни, бурлящей на узких пыльных улочках. Множество лиц мелькали словно в калейдоскопе: угрюмых и весёлых, глумливых и добродушных, надменных и властных… Горе и Нищета в своих жалких платьях так контрастно выделялись на фоне роскошных одеяний знати. Горе и Нищету можно было заметить повсюду: у магазинов и мелких лавчонок, в которых торговали подержанными вещами, у высоких тяжёлых ворот каменной часовни, гордо возвышавшейся на центральной площади, на крутых каменных ступенях Каскада, спускающегося к Мёртвым Пустошам. Горе и Нищета жались к деревянным домишкам, ютящимися по соседству со странными строениями, похожими на конусы, упирающиеся остриями в тучи. Трущобы буквально кишели «нарядами» и запахами Горя и Нищеты…

А ещё он видел страх в глазах каждого. Лютый страх быть преданным. И проданным. Как скот, как вещь — для нужд тех, кто владел этим миром.

«Хорошо, что я всё это вижу и слышу. И пусть я никогда не вспомню, кто я. Что ж? Теперь я точно знаю: я должен бороться. И может быть, мне удастся что-то изменить.»

***

… Госпожа Зила быстро поправлялась. Очнувшись ото сна на следующий день после сеанса, проведенного Оливером, уже к вечеру она чувствовала себя настолько бодрой, что попыталась встать, но всё же потерпела неудачу.

– Не стоит расстраиваться, – сказал Оливер, помогая женщине снова лечь. – Вам нужно просто вылежать болезнь.

Он ухаживал за ней как за маленьким ребёнком. Он следил за тем как она принимает лекарство, чем питается. И старался как можно дольше находиться рядом.

Зила была послушна. Она была благодарна спасителю и принимала лечение с трогательной кротостью и покорностью — как от самого близкого человека, которому, вероятно, не побоялась бы доверить и жизнь.

Миновало всего два дня, но госпожа Сафрон выглядела уже почти здоровой. Карие глаза её сияли.

– Ты волшебник, – сказала Зила с улыбкой, медленно опускаясь на стул. – Ты вылечил меня своей магией.

Те несколько шагов по комнате, что она сделала, опираясь на руку Оливера, дались ей с трудом.

– Наверное, раньше я был врачом, – вздохнул Оливер, наливая в чашку отвар и подавая больной.

Та выпила лекарство сосредоточенно, маленькими глотками.

– Врач тоже может быть волшебником, – поставив чашку на стол, Зила взглянула на своего спасителя; в тихом голосе её звучала убеждённость. – Ты сотворил чудо. Где ты учился этому искусству?
– Где?.. – повторил Оливер, рассеянно потирая переносицу. – Я бы хотел это вспомнить…
– Ты обладаешь силой, – Зила глядела на парня пристально, слегка сощурив глубокие карие глаза. И сила эта помогает тебе творить чудеса.

««Сила, таящаяся внутри…», – подумал Оливер. – Кто-то когда-то говорил мне эти слова… Как будто они снова слышатся мне, произнесенные таким знакомым голосом… Смутная тень из прошлого…»

***

«Что-то изменится…»

Едва уловимый шёпот просочился сквозь паутину сна. Оливер резко вскинулся, весь в холодном поту; сердце колотилось у самого горла.

Неяркий отсвет вечерних, сумерек проникал сквозь дверной проём и дырявую крышу в сарай-развалюху.

«Надо же! Я спал совсем недолго…»

Рывком приподнявшись, Оливер окинул встревоженным взглядом почерневшие от гнили стены и пол, сено, раскиданное повсюду…. Юного хоббита не было.

«Мне приснились мои собственные мечты! – с горькой досадой мысленно осадил себя Оливер. – Боюсь, скоро они воплотятся в каких-нибудь жутких чудовищ, которые продерутся в моё сознание и начнут оповещать об скорых переменах, мило улыбаясь.»

Он смел надеяться, что, затребовав Меригара себе в помощники, он тем самым облегчит участь Бельчонка… Иллюзия! Слово раба ничего не стоило, даже если о нём замолвил слово хозяйский сын.

«А ведь он ни капли не похож ни на Михара, ни на Каспара с Наданом! – возникла в голове Оливера внезапная мысль. – Может ли быть, что он…»

Шум, стук, громкие крики, донёсшиеся с улицы, прервали его размышления. Побуждаемый любопытством, Оливер вскочил и бросился через сад к воротам, не подумав о том, что появление его будет, мягко говоря, не желательно.

«Может, это из-за Рыжика? – пронеслось в голове Оливера. – Он всё-таки, убежал, и Сафрон собирается…»

Но не вид небольшой толпы на улице, заставил Оливера «притормозить» и, пригнувшись, скользнуть к сложенной из дикого камня стене трактира под сень пышного розового куста, прильнувшего к ограде. Четверо всадников, облачённых в доспехи, скованные из чёрного метала, вооружённых длинными широкими мечами, гарцевали на вороных конях. То были Стражи. Не те исполнители, что заявились к Старице, надеясь обнаружить в её избушке «раненого эльфа». Эти были повыше рангом.

Дверь трактира громко стукнула; люди поспешно посторонились, пропуская пятого Стража, ведущего связанного пленника. Закариса. Послышался надрывный плачь.

– Не забирайте его, умоляю! – кричала госпожа Зила, выбегая следом. – Смилостивитесь над бедной матерью, добрые господа! Ведь он уже работал на вас!..

Прижавшись к холодным камням, Оливер вытянул шею и осторожно выглянул из-за своей схоронки. И невольно стиснул кулаки. Несчастная валялась на коленях, обхватив руками обутые в высокие окованные железом сапоги ноги стража; тот, обращая на неё внимания не больше, чем на навозную муху, хладнокровно проверил ремни, стягивающие руки пленника, затем принялся прикреплять свободный конец пут к седлу своей лошади. Всполошённые соседи и завсегдатаи трактира, сгрудившись в кучу у дверей «Гоблинов», приглушённо переговаривались, тыкая пальцами и кивая, будто жестокая сцена, разыгрывающаяся у них на глазах, не более чем забавное лицедейство. Ни один из них не возмутился, не вмешался, не пришёл на помощь!

Закариас молчал. Оливер, стоя в тени никем не замеченный, ощущал едва ли не физически, ту бурю чувств, что бушевала внутри у парня и лишала его дара речи. «Это всё на самом деле! Это происходит со мной!!!» – «услышал» Оливер его мысли. И ощутил боль — его боль! — в своей груди.

Грубо отпихнув плачущую женщину, Страж запрыгнул на коня. Тихо перемолвившись друг с другом несколькими словами, слуги Чёрных Рыцарей медленно двинулись прочь. Парень пустился рысцой, стараясь поспеть за ними.

– За-ак!!! – Зила бросилась следом, простирая руки к сыну.
– Мама! Я вернусь! – прокричал он, на ходу оглядываясь, чтобы увидеть её. Хотя бы на краткий миг.

Один из Стражей приостановился. Раздался злой смех, колючий как ледяная крошка, затем коротко блеснула яркая лиловая вспышка…

Пронзительно вскрикнув, Зила упала как подкошенная на дорогу.

Стражи скрылись вдали. Зеваки быстро «втянулись» в дом, предвкушая за щедрой выпивкой и обильной закуской основательно потолковать о последних событиях приятно скоротать пасмурный вечер. А возможно ещё как-нибудь развлечься: всем известно, что радушный хозяин «Трёх Гоблинов» слывёт мастером устраивать всякие зрелища…

Никто из этих людей — даже муж, или её сыновья — не проявил ни малейшего интереса к женщине, лежащей в дорожной пыли. Словно её и не было.

Дверь со стуком захлопнулась за последним гостем. Поспешно выбравшись из своего укрытия, Оливер бросился к Зиле.

– Зак! Мой Зак! – склонившись к ней, услышал он едва различимый шёпот.
– Он вернётся, – Оливер поддержал Зилу, когда та попыталась сесть; её впалые щёки блестели от слёз.
– Нет, – горестно покачала она головой и отвела со лба длинную волнистую прядь. – Теперь они забрали его навсегда… Навсегда!

Оливер погладил Зилу по простоволосой голове и поддержал под локоть, помогая подняться.

– Идём в дом, – мягко проговорил он. – Тебе нужно лечь в постель. Так будет лучше…
– А зачем?.. – на миг вскинув покрасневшие глаза, бесцветно спросила она, повинуясь Оливеру, как живая кукла-марионетка.
– Ты нужна ему здоровой, – Оливер бережно приобнял Зилу за плечи…
– Здоровой?.. Ему?! – женщина приостановилась и, подняв голову, пристально вгляделась в лицо целителя. Но, промолчала, лишь покачала головой.
– Я верну его тебе! – Оливер постарался придать голосу убедительность. – Я знаю: я смогу. – он дотронулся до ладанки с кольцом, спрятанной под рубашкой. – Клянусь!

Приникнув к его груди, Зила тихо заплакала.

«Скоро многое изменится…» – расслышал Оливер тихий голос из сна…


***

– Я хочу рассказать тебе кое о чём…

Холодная ладонь Зилы легла поверх руки Оливера, сидевшего у её кровати.

– Хорошо, – кивнул целитель, улыбнувшись. – Может быть, завтра утром я…
– Нет, – Зила прокачала головой. – Пойми: для меня это очень важно. А завтра… Может, будет слишком поздно.

Оливер понимал, насколько она права. И всё же…

– Я опасаюсь за твоё здоровье, – сказал он. – Сегодняшнее потрясение вряд ли прошло для тебя без последствий.
– Подобное потрясение мне уже доводилось пережить, – проговорила больная. Немного помолчав, промолвила: – Может, это не важно, но… Я должна рассказать тебе… Отдать то, что так долго ношу в себе.

Поднявшись, Оливер подошёл к столу и наполнил чашку лекарством.

– Я соглашусь тебя выслушать только после того, как ты выпьешь всё до капельки, – сказал он, подавая чашку Зиле, и улыбнулся.

Она не прекословила.

– Ты меня на ноги поставил, – сказала Зила, возвращая пустую чашку. – Да только вот… Напрасно всё это.

Оливер внимательно взглянул на женщину. И увидел в её тёмных глубоко запавших глазах пустоту. Сердце его дрогнуло.

– Не говори так! – воскликнул он.

С улицы донёсся залихватский свист, послышались громкие приветственные крики. К «Гоблинам» пожаловали новые гости.

– Это даже и к лучшему, что так оно со мной обернулось… Без Закариаса я всё равно что мертвец.

«Она не восприняла всерьёз моё клятвенное обещание, – подумал Оливер с оттенком горечи.

– А как же иначе могут быть восприняты слова, произнесенные рабом?» Однако он промолчал.

– Мой отец был довольно обеспеченный человек, – вздохнув, начала рассказ Зила. – Мама умерла, когда мне было всего девять… сгорела от проклятия мага. Отец берёг меня как нежный цветок. Симбельмине так звал он меня, наверное потому что я напоминала ему маму…
Спустя несколько лет произошло несчастье. Отца унёс Пепельный Вихрь… Но, – Зила заметила недоумение на лице её слушателя, – кажется, ты не знаешь, что это такое?

Оливер покачал головой.

– Всё темнеет вокруг. Кажется, что небо соединяется с землёй и Страшные Врата разверзаются. Лишь несколько страшных мгновений — и снова всё становится как было. Да только те, кого накрыл Пепельный Вихрь исчезают бесследно. Говорят, – Зила боязливо оглянулась и понизила голос до шёпота, – это маги вызывают его!

«Снова маги!»

– Когда друг и напарник отца Иен принёс мне ту страшную весть, мне подумалось, что я лишь вижу сон. Но это была правда. Иен обещал отцу позаботиться обо мне, если с ним случиться несчастье.
Иен стал бывать у меня почти каждый день, помогать в бакалейной лавке, доставшейся мне в наследство. И не только потому, что был верен отцу. Вскоре мы поженились.
Мы жили счастливо, в любви; у нас родилось двое сыновей. Глэн и Закариас. Теперь даже не верится что были у нас эти несколько лет…

Внизу запиликала скрипка. Оливер невольно поморщился: скрипач фальшивил. Зила приумолкла; мысленно она находилась очень далеко.

– Никто никогда не знает, когда они могут явиться… – она словно размышляла вслух. – Но когда они приходят, то не щадят никого. Их увезли на Йаванну – Иена и Глэна. Обоих в один день. Заку шёл тогда четырнадцатый год. Я едва удержала его, рвущегося бросится следом… Он у меня молодец… – Зила вздохнула, её глаза снова заблестели от слёз. – Он оберегал меня, помогал…
Я знала, что Михар ему не понравился — с первого же дня, когда он пришёл в лавку. Михар начал за мной ухаживать, и вскоре сделал мне предложение. Знаешь, что сказал мне Зак, когда я решила с ним посоветоваться? «Я приму любое твоё решение.» Господин Сафрон имел положение, был хорошо обеспечен, и… он говорил, что готов принять меня и сына. И я дала согласие. Будь проклят тот день!

На впалых щеках Зилы вспыхнул румянец. В следующий момент она снова сникла.

– Два года назад Закариаса забрали Стражи. Увезли в горы. Михар тогда мастерски разыграл искреннее возмущение! Я захворала. Думала, он изведёт меня, но Михар позвал лекаря, и пообещал мне выкупить сына. Ну а потом… да ты и так всё знаешь.

Зила махнула рукой и закрыла лицо ладонями.

– Спасибо тебе, что выслушал меня, – прошептала она. – Так, вроде бы, и полегчало…

Её начало трясти от нервного озноба. Оливер снял плащ Старицы.

– Эта вещь волшебная, – промолвил он, укрывая им Зилу.
– Правда!.. – прошептала она. – Так странно: рядом с тобой я чувствую себя снова маленькой… Сколько тебе лет?

Оливер раскрыл рот, собираясь сказать, что не помнит, но что-то необычное, что можно скорее почувствовать, чем услышать, или увидеть, внезапно заставило его насторожиться.

Из распивочной доносились крики и звуки музыки, как, в общем, и всегда.

– Я схожу вниз, погляжу, – сообщил он Зиле, начавшей задрёмывать.

Та лишь сделала неопределённый жест рукой.

Выйдя из тёмной спальни, Оливер сбежал по скрипучей деревянной лестнице на первый этаж и, понимая, что его появление в зале было бы, мягко говоря, не желательно, замер за неплотно прикрытой дощатой дверью.

В распивочной, как говорится, стояли шум и гам и дым коромыслом. Оливер понял, почему скрипач, худющий длинноногий парень с тёмными всклокоченными волосами, облачённый в бархатный камзол неопределённого цвета, так безбожно фальшивит: парень был вдрызг пьян.

Маленькая хрупкая фигурка cновала между столами, разнося гостям еду и выпивку.

«Бельчонок! – мысленно воскликнул Оливер. – Я совсем позабыл о нем!»

Входная дверь со стуком распахнулась.

– О! Да здесь весёлая пирушка нарисовалась! – крикнул с порога здоровенный выбритый наголо мужик в кожаной безрукавке на голое тело, холщёвых штанах и высоких сапогах щедро украшенных стальными шипами и пряжками; конец толстого кнута, что он держал, был обмотан вокруг внушительных размеров кулака. – Ну как, хозяин, приютишь на вечерок?
– Милейший господин Тегильбор*! Почтили нас вниманием! – воскликнул обрадованно Михар и шепнул Никласу, чтобы тот сходил в погреб; Каспар, оставшийся за стойкой, принялся с удвоенным рвением протирать стаканы.

Коротко свиснув сквозь зубы, лысый мотнул головой, давая знак товарищам следовать за ним, и решительно направился к столу, стоящему посреди залы. Люди, сидящие за ним, поспешили убраться подальше.

Мери куда-то исчез. Оливер испытал облегчение, не видя его в распивочной.

Вокруг лысого и его компании поднялась суета: он был птицей высокого полёта. Едва ли не в мгновение ока перед ними появился горячий ужин, выпивка — всё самое лучшее, с пылу с жару. У Оливера, на протяжении дня не имевшего на зубах ничего сытнее нескольких чёрствых хлебных корок и пары мисок жидкой луковой похлёбки, слюна собралась во рту и заурчало в животе так громко, что ему невольно подумалось, не без сарказма: при других обстоятельствах его бы непременно услышали.

Гости тем временем распалялись всё сильней. Кампания в центре зала отпускала сальные остроты в адрес туповатой Мирты, такие плоские, что могли не являться оскорбительными разве что для грубо сколоченных скамей, на которых сидели постояльцы. Однако для непритязательных ушей и умов слушателей, находившихся «под мухой» это было самое то. К тому же многие (если не все) предпочитали пониже пригибать головы перед мистером Тегильбором и его псами. И «подпевали» как могли.

– А тащи-ка сюда свою жёнушку, Михар! – выкрикнул бородач в грязной мятой рубахе, из своего угла, приподнимая над табуретом толстый зад. – Сегодня мы все видели, как она быстро бегает за Стражами на лошадях. Пускай теперь станцует для нас!

Раздался взрыв хохота.

– Она спит уже небось, – морщась, сказал трактирщик, разливая пиво по опустевшим кружкам, в ряд выстроившимся на стойке.
– В постели, значь? – подал голос кто-то с другого конца. – С кем бы это? Если с эльфом этим твоим — так ведь от таких-то проку никакого. Могет, нашего Херста послать наведаться, э? Ха-ха-ха! Он парень не промах!

Это предложение было встречено дружным громовым хохотом. Трактирщик кивнул сыновьям; те бросились разносить пиво.

Скрипач наяривал вовсю, чудом держась на ногах.

– А ну её, твою жёнушку, Михар! – осушив кружку одним глотком, Тегильбор брякнул ею о стол. – Пускай нам твой недомерок спляшет. Даром, что ли твои харчи жрёт?!

Отовсюду раздались свист и одобрительные возгласы:

– Половинчики плясуны хоть куда!
– Где этот тощий щенок?!
– Подавай его сюда живей!
– Пусть нас потешит!

Никлас, второй сын Михара, выволок Мери за шиворот из тёмного закутка за очагом и поставил перед публикой.

– Ну давай! – проговорил Тегильбор, закидывая ногу на ногу и постукивая оплетенной кожей рукоятью кнута по высокому голенищу. – Позабавь нас!

Скрипач заиграл развесёлую джигу. Меригар затравленно огляделся. Один из «свиты» лысого, плечистый коротко стриженный бородач, вскочил и дважды звучно хлопнул в ладоши; остальные начали вторить ему, сопровождая хлопки гиканьем.

Мери вздрогнул, окинул всех ещё одним беспомощным взглядом. И заплясал. Оливер, глядящий на него из своего укрытия, невольно залюбовался его лёгкостью и грацией.

Отовсюду раздались одобрительные возгласы, хохот, глумливые выкрики. Кто-то из публики швырнул кружку с пивом в маленького танцора. Не достигнув цели, посудина, шмякнулась на пол и разлетелась в дребезги. Подскользнувшись, Мери растянулся плашмя в пивной луже.

– Как погляжу, танцор из тебя никудышный… – заметил Тегильбор, сверкнув глазами и садясь прямее. – Мало того, что ты номер испортил — из-за тебя я весь в пиве!
– Простите, милостивый господин!.. – пролепетал Мери, кое-как поднимаясь на колени и боясь взглянуть.
– Простить? – лысый ухмыльнулся. – Испорченный вечер?

Он лениво шевельнул кнутом: сначала в сторону стойки, за которой замерли трактирщик и его сыновья, затем — в сторону юного хоббита.

– Пощадите!..

Голос Мери звучал сдавленно; он не сопротивлялся, когда его привязывали к одной из деревянных столбов, подпиравших потолок. Он лишь молил о милосердии.

– Остановитесь!!! Не смейте!

Стремительно ворвавшись в зал таверны, Оливер бросился вперёд и встал перед Каспаром Сафроном, загораживая собой Мери от удара плетью, который младший сын трактирщика собрался нанести.

Боль — нестерпимая, парализующая, лишающая дара речи — стиснула его тело в огненных объятиях. О том, чтобы оказывать сопротивление тем, кто схватил его и крепко держал, не могло быть и речи. Он не мог даже крикнуть, хотя крик бы принёс ему хоть какое-то облегчение, и только хватал ртом воздух, безвольно обвиснув в руках мучителей.

– А-га! А развлечение только начинается! – протянул Тегильбор, лениво потягиваясь и любуясь, как раба, осмелившегося вступиться за ничтожного прислужника, привязывают к балке. – Я и теперь не разочаровался в тебе, Михар Сафрон.

Трактирщик слегка поклонился в благодарность на комплемент. Убедившись, что с приготовлениями к представлению покончено, он «поиграл» с пультом, ослабляя его действие, и вновь сунул его в карман.

– Ну что, эльфийский выродок? – насмешливо проговорил Каспар, щёлкая плетью. – Настало время попробовать настоящее угощение. Ох, и давно же я поджидал этого!

Взявшись за ворот, он с треском разорвал рубашку на рабе.

«Мне всё равно, – подумал Оливер. – Пускай со мной — не с ним.»

– Э-э! Да тут красота! – воскликнул Каспар, разглядывая длинные красные рубцы, перечертившие его спину. – Работа мастера, и похоже, недавняя! Ну что ж, я непрочь внести некоторые дополнения…

Он выдержал первый удар, сцепив зубы и стиснув кулаки. Приготовился принять следующий…

– Погоди!

Опустив плеть, Каспар удивлённо обернулся.

– Вот, возьми мою змею! – подавшись вперёд, Тегильбор протянул ему свой хлыст. – Только кнутовища не касайся.

Молодой Сафрон понимающе кивнул: он прекрасно знал, почем; должен быть осторожен.

– А ну-ка, эльф! Спой-ка нам о стране, откуда ты явился!

Свистящий звук, с которым кнут, взвившись, рассёк воздух, прозвучал резко на фоне тишины, воцарившейся в зале. Краткая песнь, предшествующая пытке. Так поют орудия палача.

«Когда отнимается язык и мука слепит глаза, когда боль сжигает мозг, и гнев, рождаясь в душе, заполняют всю сущность, пробуждается внутренняя сила. Она разрастается в один миг подобно взрыву. Она вырывается наружу подобно огненной лаве, извергающейся из жерла вулкана и сжигающей всё на своём пути — радостная и яростная!»

Воздух вдруг потемнел и загустел, обволакивая людей как вязкий кисель, препятствуя любым движениям. Низкий утробный звук, возникнув из ниоткуда, заполнил собой пространство — словно запела сама Тьма. Пламя в очаге взметнулось в дымоход и умерло, издав короткое шипение. Кнут вырвавшись из руки Каспара, парализованного неведомой магией, словно живой, упал на пол, извиваясь как змея и, ярко вспыхнув, сгорел до тла в один миг. Толстая верёвка, связывающая раба, осыпалась сухим серым пеплом.

Оливер медленно оглянулся; худой, в разорванной рубахе, с кровавыми следами побоев на спине и широко раскрытыми лучащимися голубоватым светом глазами на бледном лице — он походил на жуткого призрака из древней легенды. Мери он увидел сразу: пригнувшись к полу у стойки, Бельчонок таращился на своего заступника с неописуемым ужасом.

– Пошли! – проговорил Оливер, подходя и крепко хватая хоббита за запястье. Голос его звучал на удивление ровно и негромко. Так зовут на прогулку.

Меригар повиновался беспрекословно.

Выйдя из «Гоблинов», они коротко задержались на пороге; Оливер окинул быстрым внимательным взглядом тёмную улицу. Ни души кругом.

– Надо поспешить, – сказал Оливер, увлекая Мери за собой.
– Они скоро очнутся и погонятся за нами, – сказал Бельчонок, поспевая за ним, похоже, успевший прийти в себя и признать в своём спутнике того, с кем подружился несколько дней назад.
– Не погонятся, – уверенно возразил тот. – Никто из них не жаждет оказаться не в ладах с законом. И со Стражами.
– Откуда ты… – начал Мери и осёкся. Он понял: Оливер просто… знает.

Они свернули к заброшенным садам, рассчитывая срезать угол до Пустошей. Ночь была идеальна для побега, Мери даже пошутил, что Оливер прихватил с собой из «Гоблинов» немного темени.

Кто-то негромко окликнул беглецов, заставив в страхе замереть. Тревога, по счастью, оказалась ложной.

– Это твоя вещь, – промолвила Зила, выходя из-за густых высоких зарослей и протягивая Оливеру аккуратно сложенный Старицын плащ и небольшую холщёвую котомку. – Здесь хлеб, сыр и фляга с водой. Пригодится.
– Спасибо!.. – растерянно пробормотал тот, принимая вещь. – Но ты…
– Обо мне не беспокойся, – Зила усмехнулась. – Это тебе спасибо. И низкий поклон. Ты меня многому научил, волшебник-эльф. К Сафрону я не вернусь никогда!

Зила вздохнула, поглядела куда-то в сторону.

– Я верю тебе, – сказала она. – И буду ждать. Лёгкого тебе пути, Светлый!
– Зила… – Оливер пристально взглянул на женщину и протянул ей руку. – Пойдём с нами!
– Нет, – та покачала головой и отступила назад на шаг. – У каждого из нас свой путь. Возможно, – Зила усмехнулась уголками губ, наши дороги когда-нибудь снова сойдутся, но теперь… Прощай.
– Прощай! – эхом откликнулся Оливер, вскидывая руку. – Будь счастлива.

Друзя зашагали вперёд. В ночь.

________________________________________
*Тегильбор - каллиграф