14. Лодочник

… Они стояли на краю поросшего густой травой обрывистого берега и с восхищением глядели в тускло поблёскивающую светло-бирюзовую даль. Свежий солёный ветер — вечный друг волн — играл в их волосах.

– А-ахх!.. – выдохнул Мери, поднося сжатые кулаки к груди. – Как же оно… – он запнулся, не зная подходящих слов, – волшебно и чудесно!

Оливер невольно улыбнулся, глядя на своего юного друга. Он понимал Мери — ибо его самого переполняло столько чувств, многие из которых он не мог объяснить. Сердце его колотилось так бешенно, что, казалось, грудь его вот-вот разорвётся.

Бросившись на землю, Мери свесился с осыпающегося края откоса, прикидывая высоту. Затем, ни секунды не колеблясь, спрыгнул вниз.

«Бельчонок!» – с улыбкой подумал Оливер и последовал его примеру.

Прыжок был рассчитан не слишком удачно: Оливер приземлился на колени, не успев спружинить руками. Если бы не мягкий песок, не обошлось бы без повреждений.

– Больно? – спросил Мери озабоченно, нагибаясь над ним.
– Ерунда, – отмахнулся Оливер, поднимаясь. – Гляди: а вот неплохое местечко, чтобы спрятаться!

Да, это была пещера: почти в самом низу отвесного берега темнело маленькое овальное отверстие входа. Её нельзя было заметить сразу из-за длинных широких стеблей травы, свешивающихся до самого низа наподобие верёвочного занавеса.

Пещера была неглубокая и какая-то… чистая. У Оливера возникла невольная ассоциация с аккуратной прихожей чего-то дома, он даже огляделся, надеясь увидеть дверь, или хотя бы намёк на неё. Однако стены пещеры были абсолютно гладки.

– Нам здорово повезло! – жизнерадостно воскликнул Мери, усаживаясь на утрамбованный земляной пол и развязывая верёвку, стягивающую горлышко котомки; похоже, его менее всего беспокоили обстоятельства возникновения их убежища. – Вряд ли кому-нибудь придёт в голову искать нас здесь.

Оливер усмехнулся: то, что Мери говорил об их возможных преследователях как о партнёрах по игре в жмурки-пряталки, его позабавило.

– Ну, а если придёт? – присев рядом, Оливер отломил от каравая маленький кусок и, положив его в рот, принялся не спеша жевать. Хлеб был мягким, ароматным и удивительно вкусным. Только теперь он ощутил, насколько голоден.
– А если придёт… – отхлебнув воды, Мери передал фляжку Оливеру. – Ну так разве мы станем здесь задерживаться? Как бы не так!

«Ба!.. Где я мог это слышать?» – подумал Оливер вдруг, вскидываясь и глядя на Бельчонка с растерянным изумлением. Но тот, похоже не обратил на это внимание.

– Вот передохнём немного, – продолжил Мери излагать план, отчаянно зевая, – и отправимся дальше. До города доберёмся, а там… Будем всем говорить, что мы братья…

Мери снова зевнул: во весь рот, с постаныванием, и принялся тереть глаза.

– Братья… – тихо повторил Оливер, отстранённо глядя сквозь колышущуюся травяную «занавеску» на море. – Да, конечно.
– А ва-аще… – притулившись к боку Оливера, Мери положил рыжую вихрастую голову ему на плечо. – Луш-ше бы нам нихто ни взредился… – выговорил он заплетающимся языком.
– Что правда, то правда, – Оливер вздохнул и приобнял его за щуплое плечо. – Нам с тобой нужно уцелеть.

Бельчонок пробормотал что-то тихо и невнятно. Скосив глаза, Оливер невольно улыбнулся: юный хоббит спал. Осторожно, стараясь не потревожить, он уложил Мери рядом и прикрыл его плащом.

«Те, кто правят этим миром, сделали его безжалостным к таким, как ты, – подумал Оливер, глядя на его умиротворённую мордашку. – Но это твой мир, ты его часть. Да, малыш, ты имеешь право жить в этом мире счастливо. А я… Я благодарен судьбе, что, забрав у меня память, оставила глаза и разум открытыми. За то, что устроила нашу встречу. Я верну тебе твой дом. Я дал клятву и не отступлюсь. Ради этого я здесь. И я дойду до конца!»

Резкий порыв ветра донёс до Оливера отголосок речи. Левое плечо отдалось далёкой тупой болью. В груди защемило. Он замер, похолодев, и принялся настороженно вслушиваться. Но нет. Ему лишь почудилось: то волны шуршали, накатываясь на пещанный берег.

Оливеру вдруг неудержимо захотелось взглянуть на море. Повинуясь странному влечению, он поднялся и вышел на узкий песчаный берег, казавшийся белым в заливающем его лунном свете. Словно сотканная из серебристых лучей ладья будто парила, чуть покачивалясь, над спокойной водной гладью…

Тихая песня без слов лилась из туманной дали. Томная, печальная, плавная и тягучая, полная скрытой страсти… и боли — она словно окутывала незримым сверкающим покровом, сотканном из чарующих звуков. Она проникала в самую глубь существа. И манила.

И, будучи не в силах противостоять, Оливер, находясь в полусознании точно сомнамбула, медленно двинулся к ней, той, что звала.

Шаг… Ещё один… Босых ног коснулись прохладные волны — словно нежно поцеловали… Ещё несколько шагов — будто во сне… Разум затуманивался, холод прокрадывался к сердцу, рождая безотчётный страх… Песня не звучала громче — но вытягивала силы, выпивала его энергию по капле. Безотчётная, щемящая тоска охватила Оливера, судорога сковала его горло, не давая рыданиям вырваться на ружу; слёзы заструились по бледным впалым щекам. Повинуясь зову, он сделал ещё один шаг… И, упав без чувств как подкошенный, погрузился в белесую дымку, канул в мрак забвения…

***

… К челу его прикоснулась чья-то прохладная ладонь, отвела с покрытого испариной лба прилипшие длинные спутанные пряди, провела по лицу, как бы осторожно убирая невесомый покров. Оливер приподнял дрожащие веки. Лицо того, кто склонился над ним, было так близко — Оливер мог разглядеть самую тонкую морщинку на нём.

Это был глубокий старик: длинные белоснежные волосы, тонкие губы, горбатый нос; тёмные глубоко посаженные глаза под густыми кустистыми чёрными бровями без малейшей сединки горели словно уголья на худом обветренном лице, исчерченном сетью морщин.

– Очнулся, – промолвил старик, усмехаясь краешками рта, и слегка кивнул. Голос его был глубоким, низким, и успокаивал мягким звучанием. – Значит, ещё не пришло тебе время уйти.

Похолодев от внезапного подозрения, Оливер вскинул руку к шее: рабского ошейника на ней не было! Он вскинулся, пытаясь подняться, однако потерпел неудачу, упав на подушку, тихо хрустнувшую сеном, которым она была набита; по телу пробежала истома.

– Я счёл разумным избавить тебя от этого «украшения», – предупредил старик его вопрос. – А встать не торопись. После того, что с тобой случилось, тебе потребуется немного времени, чтобы прийти в норму.
– А… где…
– Бра-ат!!! – прежде, чем Оливер закончил фразу, Мери ворвался в комнату и бросился к нему. – Слава Свету! – прошептал Бельчонок, прижимаясь к его груди. – Ты жив!..

Маленький хоббит вздрагивал от рыданий. Оливер положил ладонь ему на спину, не зная, что сказать.

«Я сам виноват, – подумал он. – Если бы я остался в пещере…»

– Нет, – услышал он голос старика, и понял, что он, как и Старица умеет читать мысли. – Никто из смертных не в силах противостоять магии, пропитавшей воды Обители Плачущих. – (Мери приглушённо охнул, прикрыв рот ладонью, и побледнел.) – Ни один, вошедший в Поющую Дымку, не выжил. Не иначе, как на тебе мощные защитные чары, которые способна возвести лишь мать.
– Обитель Плачущих… так зовётся оно? – Оливер нахмурился.
– Совершенно верно, – вернувшись, старик опустился на стул рядом. – Не имея понятия, куд; вас занесло, вы пришли на его берег и укрылись в моём доме. И поступили совершенно правильно: здесь вас никто никогда не станет искать!

Меригар снова издал оханье и побледнел так сильно, что веснушки проступили на его щеках и носу с горбинкой будто нарисованные.

– Но ты! – Оливер приподнялся на локтях. – Тебе-то Обитель Плачущих не причинила никакого вреда! Кто ты?
– Я тот, кто, однажды преодолев это море, смог достичь берега. Моё имя… впрочем, с тех пор, когда я был кем-то, миновало так много времени. Оно потеряло и силу, и смысл. Люди слагают обо мне презабавные истории, в которых зовут меня Лодочник. И меня это вполне устраивает.

Старик поднёс к губам Оливера маленький ковшик с тёплым отваром, источающим приятный, странно знакомый аромат.

– Одним глотком! – приказал Лодочник, чуть наклоняя седовласую голову и зыркая из-под кустистых бровей. – Это средство поможет тебе.

***

К вечеру Оливер чувствовал себя практически здоровым. Не было ни усталости, ни слабости. Ссадины на спине не причиняли ему особых страданий — осталась лишь далёкая саднящая боль. Жизнь у Михара Сафрона теперь казалась Оливеру давно минувшим эпизодом.

Мысли Оливера снова приобрели ясность и чёткость. Однако, стоило ему лишь на пару секунд прикрыть веки, как он снова начинал слышать ту песнь, что едва не заманила его в пучину Обители Плачущих. Кроме того, от внимания Оливера не укрылось, что юным Меригаром всё сильнее овладевает мрачное настроение. К концу дня маленький хоббит выглядел совершенно подавленным – будто из него выкачали всю его жизнерадостность. Оливер знал причину.

– Вы очень добры ко мне и моему другу, – сообщил он старику, возвращая ему пустой ковшик из-под лекарственного питья, которое тот принёс ему. – Но мы должны уйти. Чем скорей — тем лучше.

Лодочник нахмурился.

– Разумеется, ты прав, – вздохнув, сказал он. – С этим и спорить не стоит: Обитель Плачущих губит любого смертного. Даже такого энергичного и жизнерадостного как твой маленький мохноногий друг. Возможно, тебя спасло ещё и то, что ты немного как он…
– Где Мери?! – Оливер обеспокоенно оглянулся.
– В соседней комнате. Я напоил его и уложил в постель. Ему хорошо, не стоит беспокоиться о нём…

Лодочник отнёс ковшик на стол.

– Решение правильно, – он поглядел на Оливера через плечо, – тебе известен твой путь?

«Известен ли?.. – Оливер нахмурился. – Может быть. Я недавно в этом мире, видел так мало, чтобы хорошо его узнать. Однако этого мне хватило для принятия решения, чью сторону я приму. Наверное, если бы я вспомнил, кем я был… Я бы знал причину, по которой здесь оказался…»

– Пойдём! – Лодочник протянул рукой, поманив за собой, голос его звучал твёрдо.

Пещера Лодочника оказалась огромной как з;мок. Следуя за ним, Оливер безмолвно поражался, сколько в ней ответвлений-коридоров, похожих на залы храма комнат с высокими сводчатыми потолками, лестниц…

Наконец они остановились перед маленькой дверью, приземистой и неприметной. За ней оказалась крохотная неосвещённая каморка с очень низким потолком.

«Ты видишь?» – вопрос старика прозвучал у Оливера в голове.
«Да, – ответил он мысленно, заходя следом. – Я могу видеть в темноте.»

Это умение пришло с ним из той жизни, подёрнутой туманом забвения. Возможно, так же как и способность читать мысли и отвечать на них…

Старик кивнул.

«Гляди!»

Зашуршала ткань. И Оливер увидел… зеркало!

«Наверняка ты решил, что я тебя предал, – Лодочник рассмеялся, когда Оливер в смятении отпрянул. – Спешу успокоить: оно единственное не подвластно Великому Эола, хотя такие же находятся в его зале. Ну-ка, загляни в него — и ты увидишь ответ. Смелее! – приободрил он парня.»

Одна картина сменялась другой, вспыхивая на чёрном стекле: города в огне, разрушенные, искалеченные обезумевшими варварами, опалённые, закопченные, искорёженные развалины… Горы человеческих трупов… Искажённые зверскими гримасами лица мучителей, упивающихся болью и страданиями несчастных… Бесконечные жертвы, принесенные тому, кто лелеет план завладеть тем миром…
Перед изумлённым взором Оливера возникла Элис, его кузина, когда-то похищенная тёмным магом, но прошедшая сквозь время, чтобы вернуться к нему… Падма, его любимая, выступила из темноты Зазеркалья с улыбкой на лице, такой знакомой и родной; она держала за руку Прию, их маленькую дочь. Их образы слизала багровая вспышка. Сердце Оливера сжали ледяные тиски горя…
А потом он увидел их всех: Джека Докинса, Чарли Бейтса, Леди Джейн… Их лица вспыхивали во тьме, словно озарённые пламенными языками — и вновь исчезали.
Последним, кто предстал перед ним в зеркале был Ричард Уилкинс. Его друг, показавший ему путь в мир, которым правит враг. Его образ задержался немного дольше: Дик улыбнулся, вскинул руку в приветственном жесте… Блеснул алыми рубинами выпуклый циферблат мистера Тик-Так — и разлетелся мельчайшими сверкающими осколками…

Зеркало померкло. Несколько минут Оливер стоял понурившись. Затем повернулся к старику.

– Благодарю тебя, Лодочник! – проговорил он тихо, опускаясь перед ним на колени. – Благодарю, Мудрый!
– К сожалению, истинная мудрость приходит не сразу, – отвечал тот, подавляя вздох. – Те, кого считают мудрецами, часто совершают глупости, приводящие к катастрофам, ошеломляющим своими масштабами. Лишь потом наступает осознание. Я сделал лишь то, что должен был. Теперь ты знаешь, что делать.
– Теперь я знаю. Я вижу путь.

***

… Оливер проснулся рано, лишь только забрезжил рассвет. Он знал: сегодня они уйдут. Должны — ибо настал час. И он почувствовал: оно ждёт, чтобы проститься с ним.

Море — бескрайнее, прекрасное в своём величественном безмолвии и безмятежности — простиралось вдаль и вширь словно гладкая тускло поблёскивающая равнина. Его идеально спокойная бирюзовая гладь, прикрытая лёгкой белесой дымкой, нежно румянилась в коралово-розовом сиянии зарождающегося дня. А тихий, напоминающий загадочный шёпот шорох прозрачных зеленоватых волн, лениво набегающих на пологий песчаный берег, был его дыханием. Такое прекрасное — и коварное.

Сидя перед входом в пещеру, Оливер что-то рассеянно чертил на влажном песке узкого пологого берега острым краем большой белой раковины. Затем приложил к уху и прислушался к тихому шёпоту, рождающемуся в её глубине.

– Колокол моря… – проговорил он тихо, устремляя задумчивый взгляд широко раскрытых глаз в подёрнутую белесой дымкой голубеющую даль.

Волна, накатив на берег с лёгким шорохом, слизала рисунок: девушку с длинными густыми волосами, словно подхваченными ветром, и пантеру…