Музыка детства

Моё детство наполнено безграничной теплотой и душевной атмосферой того необыкновенно счастливого времени, в которое я ненадолго вас погружу.
В нашем северном городе архангелов стояло необычно жаркое лето.
На улице было довольно светло, хоть и на часах уже девять вечера. Виной всему наши знаменитые белые ночи, когда юная душа стремится как можно более активно познать окружающий мир, когда мама, высунувшись из окна, кричит на весь двор, в сотый раз зазывая ненагулявшегося сына домой.
Но я расскажу не про любящую маму и послушного сына, а про жизнь простого и старомодного серванта, умело вписанного в небольшую комнату, где мы счастливо проживали впятером с собакой в далеких 70-х.
Шум немногочисленных машин, проезжающих по Павлиновке – ничто по сравнению с грохотом неуклюже-красного, рижского трамвая, от вибраций которого наш старый деревянный, двухэтажный дом нервно потряхивало. А заодно с ним и вся, имеющаяся в доме, посуда.
Изумрудно-шершавые пятидесятиграммовики как всегда прибились в свой дальний угол, тогда как высокие и пузатые фужеры застыли на месте и все же нехотя, но мелодично чокались, несмотря на всю их внутреннюю пустоту.
Хитро собранные праздничные чашки на слоенном блюдечном постаменте крутились в разные стороны, чем-то, напоминая бутон, сильно распустившейся розы, вздрагивающей каждый раз при порыве ветра.
Забитая под завязку на «черный день» сахарница и даже пустой заварочный чайник с лежащими внутри запонками, кольцами и сережками и те умудрились внести свой голос во всеобщую какофонию звуков.
В апофеозе концерта сервизный тенор все-таки заглушил рюмочно-фужерное сопрано и не по росту важный, водочный графин, покрытый мелкими зелеными пупырышками, исполнил-таки непростую дирижерскую роль.
Безучастными остались только две массивных хрустальных салатницы, да высокая конфетница небесно-лазурного цвета… естественно без конфет.
Судя по задвигающемуся одному стеклу такие пятисекундные концерты для серванта с комодом были не редкостью. Хуже могло быть только, когда два встречных трамвая одновременно проходили перед окнами. Вот тогда и начиналась самая настоящая вакханалия: рюмко-чашечные музыканты подпрыгивали, словно соревнуясь, кто выше и тоньше возьмет фальцетную ноту. Тут же сам собой открывался шкаф серванта и показывал, что содержимое банок с крупами и макаронными изделиями нужно как-то пополнить.
Жизнь тогда, казалось, не бежала, а текла. Текла несколько лениво, может быть непродуктивно, но по-своему интересно и незабываемо.
Я вырос и приобщился к классической музыке. И иногда, сидя на концерте, я вспоминаю те далекие и счастливые дни…

(2010)