Про тракториста Мишу

Дачи у меня тогда еще не было, а на природу хотелось. И выбраться на свежий воздух иногда удавалось благодаря тому, что у моего друга Володи в деревне Борисово Тульской области жила мама. Он перевез ее из шахтерского города Прокопьевска, из-под Кемерово, в котором тогда еле теплилась жизнь.
От Москвы 220 километров. Далековато, конечно, но на машине вполне можно добраться в выходные, а еще лучше в праздники, когда отдыхать можно больше двух дней.
У Володи была крутая по тем временам Мазда 6, а у меня скромненький Фиат Уно. Обычно на этих изделиях итальянского автопрома стояли более слабые движки, а мой был какой-то особенный, с объемом полтора литра. Как убеждал продавец, американской серии. Хотя, если  хочешь что - то продать, чего не наплетешь?
Впрочем, автомобиль, в целом, работал исправно, однако именно в этой истории, он, как раз, слегка подкачал, но, обо всем по порядку.
Ехали мы обычно вечером в пятницу после работы.  С утра Володя звонил маме и просил затопить баню, чтобы к нашему приезду, она была уже готовой к употреблению.
Надо сказать, что Борисово, деревня не совсем обычная. Попала она еще при советской власти в 80-е годы под щедрый поток финансирования по программе «Развитие Нечерноземья» и поэтому в ней большая часть жителей жила в двухэтажных панельных коттеджах на две семьи, с отдельными входами, газовым отоплением, водопроводом и совмещенными санузлами на обоих этажах. Ко всему этому великолепию добавлялся солидный по тем временам участок земли в 9 соток.
Поэтому, имея ванну, практичные деревенские жители строить бани не торопились, а в эпоху перемен, стало совсем не до них. Колхоз распался, работы нет и, как говориться, было не до жиру… 
В связи с этим  бани сначала начали делать приезжие. Первую соорудил бывший дипломат, пенсионер Валентин Владимирович, который жил там постоянно и прославился тем, что бесплатно учил  местных детишек английскому языку. Причем настолько хорошо, что одна из его учениц поступила аж в Московский лингвистический институт на бюджет. Мы даже парились у него разик, но в его баньке парное и мыльное помещение были совмещены, что не очень удобно.
Поэтому Володя сделал баню побольше, где можно было париться и мыться отдельно, но главным в бане был, кончено же, не пар. 
Главным был, тот самый, воспетый Юлием Кимом (это бард такой) «русский ночной разговор» на котором под пиво и водочку, куда же без нее, обсуждались все самые «проклятые вопросы», по терминологии Федора Михайловича Достоевского. 
Сидели обычно до 3-4 часов ночи, споря и соглашаясь, сомневаясь и веря.
Впрочем, полуночничали мы и до постройки бани. Однажды просидели у костра аж до шести часов утра. Теплая июньская ночь растаяла под лучами солнца и вместе с ней ушла прохлада, а мы все еще продолжали свои бесконечные разговоры под громкие вздохи соседской коровы из сарая, не привыкшей к таким шумным ночам.
Потом ее хозяйка жаловалась, что корова дала молока меньше обычного и требовала неустойки. Требовала в шутку, конечно, потому что, соседи были людьми добрыми и приветливыми. Молодая пара с двумя детьми, он на заработках в Москве, а она  дома и на ней огород, корова и ребятишки. В колхозе (или по-новому – в акционерном обществе) формально работала, но там были не заработки, а слезы, и больше они надеялись на огород.
А армянин Торгом, приехавший в Борисово еще в советские времена по распределению, надеялся на пчел, коров, и свою ветеринарную практику.
Из-за пчел, при его знакомстве с нами, случился конфуз. Был май, цвели яблони и вишни, и жена Володи, энергичная Анна, решила по всем правилам агротехники провести опрыскивание растений, дабы спасти будущий урожай. И надо же такому случиться, что в это же самое время у Торгома отроилась пчелиная семья, которая облюбовала, в качестве нового жилища, одну из только что опрысканных, цветущих белыми цветами вишен.
Ясно, что яд, предназначенный для гусениц и разных тлей, самым губительными образом подействовал на благородных насекомых, и они мёртвые начали ссыпаться с дерева. Анна стояла пораженная с опрыскивателем в руках, а прибежавший Торгом не разобравшись, подумал, что пчел опрыскали нарочно, начал возмущаться такому кощунству, на которое могли решиться только москвичи, для которых, как известно, нет ничего святого, но быстро понял, что у него нет слов и, горестно махнув рукой, ушел к себе.
Потом, когда мы с ним познакомились поближе, он очень не любил вспоминать этот эпизод, заливаясь краской стыда.
 И знакомство это произошло исключительно благодаря Володиной маме, которая жила здесь постоянно и сумела завязать прекрасные отношения со многими местными жителями, так как ее бескорыстность, доброта и искренность не могли растопить лед отчуждения только у очень черствых и злых людей. А, их всегда меньше, чем отзывчивых, в том числе и в Борисово.
Вот и сосед напротив, молчаливый Михаил, очень напоминающий персонажа мультфильма про попугая Кешу - тракториста Василия, тоже был из этого большинства.
В колхозе он, когда - то числился механизатором, а в новые времена стал мелким сельхозпроизводителем. На его дворе и даже на улице за забором в хаотичном беспорядке стояли страшного вида полуразобранные трактора, сеялки и другие сельхозорудия, которые, несмотря на свой почтенный возраст и расхристанный вид, находились в рабочем состоянии и, когда надо, тарахтя и дымя выхлопными газами, двигались в нужном Михаилу направлении.
Был у него в соседней деревне (наследство от стариков) участок земли, где он что-то выращивал, хотя подробностей мы не знали.
 Знали только то, что хлеб насущный доставался ему тяжело, так как даже в выходные, когда мы дрыхли без задних ног, после разговоров «о вечном», он заводил один из своих тракторов, и выезжал на поля.
Вот про этот самый трактор «Беларусь», имевший, когда - то ярко синий цвет, а теперь изрядно потускневший, я и вспомнил, когда мы застряли на моем Фиате, который не смог преодолеть подмерзший склон. Почему мы там застряли?
Сейчас объясню. Как я уже упоминал, дом бабушки Лизы (так звали маму Владимира) был оснащен водопроводом. Однако вода в нем была пригодна лишь для технических нужд, да и то не всегда, так как порой становилась мутно рыжей и это подтверждало, что водопровод в деревне был, кончено же, «сработан не рабами Рима», но все-таки достаточно давно и требовал ремонта.
Поэтому питьевую воду приходилось возить в пластиковых пятилитровых бутылках,  набирая их в родниках. Их было два и оба в соседней деревне.  Один был расположен на  особицу около петляющей речки, и к нему надо было спускаться по крутому склону. Другой родник находился прямо в Ломинцево (так эта деревня называлась), рядом с заброшенной маслобойкой.
За водой мы поехали с Алексеем, местным жителем. Ну, не совсем местным, он был из Алексина - города с достаточно древней историей, расположенного неподалеку, а в Борисово у него была дача, такой же коттедж только на соседней улице, и часто праздники мы отмечали вместе.
Погода была, самая что ни на есть мартовская. Днём солнце, а ближе к вечеру небо нахмурилось и слегка подморозило.
Подставляя широкие бутылочные горла пластиковых бутылок под струю, текущую по заботливо выложенному деревянному желобу, мы достаточно быстро их наполнили, и загрузили в багажник моего видавшего виды автомобиля.
Я сел за руль, объехал мрачное одноэтажное здание маслобойни с заколоченными фанерой окнами, и, поддав газку, выехал на дорогу, соединяющую две деревни.   Но не тут - то было. К роднику мы ехали под горку, а назад наоборот. Мороз превратил лужицы в лед и мой Фиат начал откровенно буксовать, скользя по остекленевшему насту.
Все попытки его подтолкнуть, разогнаться и выскочить на ровное место, ни к чему не привели. Колеса безнадежно выбрасывали из-под себя снег, но двигать вперед машину отказывались, а вокруг сумерки быстро превращались в ночь.
-Да, - сказал Алексей, – похоже, застряли.
- Однозначно, - согласился я.
- Что делать то будем, может за Вовкой сходить, трое не двое?
- Знаешь, что, - предложил я, подумав, - надо не за Вовкой, а за Мишей соседом идти, чтобы он с трактором приехал, а то вручную мы тут можем часа три провозиться.
Так и порешили. Алексей пошел пешочком в Борисово, а я остался сидеть в машине, включив приемник и фары, чтобы меня можно было видеть издалека. Стремительно темнело и вскоре, кроме высвеченной фарами машины узкой полоски дороги, ничего не стало видно. На фоне этой темноты и тишины громкий звук из приемника - передавали новости -  не соответствовал настроению, и я выкрутил его тумблер до еле слышимого. 
Темнота и приглушенные звуки создали ощущение, будто я находился не рядом с человеческим житьем, а в глухомани, где на сотни миль вокруг только безлюдные и пустые пространства.  Вспомнились повести Белкина, представилась бесконечная дорога с колокольчиком на тройке. Как будто в подтверждение этим мыслям пошел снег, а голос диктора в приемнике волшебным образом сменился мощными, грустными звуками сюиты Свиридова «Метель».
Зачарованный я и не заметил, как подоспела помощь. Сначала я услышал характерное тарахтение трактора, а вскоре и увидел в лучах света фар его маленькие передние колеса и голенасты задние. Михаил степенно поздоровался, потом ловко прицепил трос и вскоре мою итальянскую машинку неказистое, но надежное изделие Минского тракторного завода легко, как пушинку втащило в горку.
Ясное дело, что за столь благородный поступок Михаила надо было отблагодарить. Поставив машину во двор, я хотел было заскочить в дом за кошельком, так как за водой мы ездили налегке, и я в кармане нашел только жалкие 50 рублей, которые и в ту далекую пору уже мало что значили.
Однако Михаил, возразил, что сумма вполне приличная и повез меня на тракторе к местной шинкарке, где, не глуша мотора трактора, он резво выскочил из кабины и вернулся с неполной бутылкой грамм 300 какого-то подозрительного пойла.
Обмывать успешное спасение моего колесного коня мы пошли в местный бар. Так называли магазин, расположенный в крепком кирпичном здании, потому что кроме прилавка, в достаточно просторном помещении, находилось еще и несколько столов, за которыми вечерами собирались местные и приезжие, для того, чтобы опрокинуть рюмку другую под незатейливую закуску, которая продавалась здесь же.
Закуску обеспечил Алексей, успевший, в отличие от меня, сбегать домой и прихвативший деньжат.
Народу в баре было много, и  отдельного столика не нашлось.
- Дядя Миша, давай сюда, - крикнул какой - то местный парень, призывно махнув рукой.
И мы не заставили себя долго ждать.
Сели, разлили подозрительную жидкость по стаканам. Я искренне поблагодарил Михаила за помощь, подчеркнув, что отзывчивость теперь, редкое свойство. Выпили. Самогон, кстати, был вполне приличный, я зря опасался.
Михаил приосанился, заявив в ответ, что ничего особенного в его помощи нет и так должен делать каждый.
Короче говоря, завязался простой, незамысловатый разговор чуть выпивших мужчин. Про коварный гололед, необходимость помогать друг другу и так далее. Под это дело выпили еще.
Неожиданно взгляд  Михаила задержался на соседях по столу, среди которых, как мы поняли, были не только местные, но и строитель молдаванин из какой то дикой бригады. Сейчас они беседовали вполне мирно, но, видимо, так было не всегда, и  поэтому  Михаил громко и с вызовом воскликнул:
- Вы, тут, парни, вот что. Вы, смотрите,  его не обижайте!
Один из парней возмутился по поводу непрошенного совета тракториста, но в общем то добродушно ответил:
- Дядя Миша, ну чего ты лезешь не в свое дело, пи***, что ли хочешь?
-  Да! -  твердо глядя перед собой, честно ответил Михаил.
Нет, ему не хотелось драки, какого - то конфликта, необходимого некоторым подвыпившим.  Помню у меня дядька был- младший брат отца, так у него к хорошей выпивке драка была как закуска. А без нее как в той поговорке пиво без водки- деньги на ветер.
Нет, драки ему не хотелось. Просто… просто Михаил, явно хотел пострадать за правду.
Конфликта не получилось, парни были добродушны и тоже поняли, какой-то особый настрой соседа. Да и повода не было, молдаванина то они не обижали.
Вскоре самогон закончился, и мы покинули бар. На наше предложение зайти продолжить к нам Михаил отказался, а дома нас ждала уже готовая баня и конечно же, под веник, пиво и парную, мы с удовольствием рассказали, не присутствовавшему при спасении родниковой экспедиции, Володе, всю эту историю.
 С повышением градуса, вызываемого как алкоголем, так и паром градус философского осмысления этой незамысловатой истории все повышался и повышался.
- Ну, почему, почему же Михаилу захотелось пострадать? - вопрошал я сотоварищей, отхлёбывая пиво из высокой кружки, - здесь же все вперемежку и Горький с его знаменитым «в жизни всегда есть место подвигу» и русская тоска по несбывшемуся и красивому.   
- Наверно, - согласился Володя, а я продолжил:
 - А помните в «Преступлении и наказании» такой персонаж есть Миколка, маляр, который в доме процентщицы ремонт делал и сознался, что он ее убил? 
- Да, - поддержал меня Алексей, -   Порфирий Порфирьевич это еще так разъяснил. Старообрядец приехал в Петербург. Дома нравы суровые не выпить, ни матюгнуться, а здесь и девки, и трактиры, загулял. Вину чуял, ну душа раскаяния требовала, вот и решил пострадать.
- А Михаилу то чего каяться? - засомневался я, - миллиардов не наворовал, не душегуб.
- Да, нет - отвечал Володя, обмакнув усы в пену, - тут другое. Вот помню, когда мы в Австрии были нас в горы повезли на «день молодого вина» мимо уютных деревенек. Домики там с красной черепицей, гномики фарфоровые фу ты ну ты, красотища. А кто- то из наших возьми и скажи: «Нет, русские люди до такой идиллии докатиться не смогут. Раньше пожгут все!»
- Ну, у Михаила то дом без черепицы, панельный и копейка ему нелегко достаётся, - попытался возразить я.
- А это неважно, просто, есть, в нас какое-то глубинное сопротивление сытой, размеренной жизни, и хочется порой рискнуть, побиться за правду. Тем более, что хорошее дело он уже сделал, машину твою вытащил, ну и решил продолжить.
-Точно, - поддержал Володю Алексей, -  у немцев каких ни будь нет, им главное, чтобы сосиски да пиво, а у нас есть!
Впрочем, пива мы в тот вечер тоже много выпили, крутя и так и этак незамысловатую, в общем то, историю. Рекорд, конечно, не побили, но часов до четырех утра пофилософствовали на славу.
Некто сердитый может заявить: «Вот, вот – только и можем, что мечтать, как Манилов и Обломов, да трепаться, а методически работать, как те же немцы, не можем».
- Ну уж какие есть!  А, вообще-то у нас на сердитых воду возят, так что в следующий раз на этом сердитом за водой и поедем.