Прием в партию

 Прошел  год  кандидатского  стажа  в  члены  КПСС,  наступило  время  вступления  в  ряды  партии.  Проходил  очередной  съезд  КПСС,  поэтому,  как  тогда  говаривали: «воодушевленные  очередным  решением  партии»,  нас  молодых  парней - курсантов,  собрали  на  заседание  парткома  училища.  Было  нас  около  тридцати  человек,  которых  приняли  в партию  за,  каких – то,  пятнадцать  минут,  я  думал,  что  вызывают  по  алфавиту,  но  это  было  не  так.  Меня  оставили  на  «закуску».
 На  заседании  партийного комитета  были  от  генерала  до  старшего  лейтенанта,  в  лице  ответственного  за  комсомольскую  работу,  Метленкова,  который  представлял  собою  классический  пример  партийного  комсомольского  работника:   аккуратного,  подтянутого,  общительного,  разговорчивого,  настойчивого  организатора  и  вежливого  красавца.
  Разговор  со  мною   был  больше  похож  на  допрос,  так,  что  я  промок  в своей  гимнастерке,  как  после  дождя.  Дело  в  том,  что,  когда  обсуждали  мою  кандидатуру в  партийной  организации  батареи,  я  рассказал  об  отце,  что  он  верующий,  ничего  не  скрывая,  понимая,  что,  если  я  скрою, то  значит,  что  чего – то  боюсь.  Я  об  этом  говорил  и  тогда,  когда  заслушивали   год  назад,  но,  возможно,  не  обратили  внимания  на  информацию  из моей автобиографии,  а  может  это  сделали  и  сознательно,    чтобы  за  мною  наблюдать.  А  может  быть,  что  в  составе  нового  партийного  бюро  партии  в  батарее   оказался  человек  более  «бдительный».
Долго  шел  со  мною  разговор,  минут  сорок,  а  потом,  пожали  руку  и  единогласно  приняли  в  КПСС.  Я  облегченно  вздохнул  и  думал,  что  можно  выходить,  но  ко  мне  подошел  человек в  штатском и  пригласил  в  отдельную  комнату  при  парткоме.  Он  сел  за  стол  и  стал,  при  мне,  заполнять  «Карточку  члена  КПСС», где  написал  своею  «бдительною»  рукою:  отец -  рабочий,  высота  букв  была  немногим  более  двух  миллиметров,  а  рядом написал  слово  «СЕКТАНТ»,  высота  букв  была  до  семнадцати  миллиметров,  и  дал  мне,  заполненную  им  карточку,  для того,  чтобы  я  расписался  перьевой  ручкой,  обмакнув  ее в  тушь.  Предварительно  дал  опробовать  роспись  на  черновике.  Я  расписался,  как  и  сейчас  ставлю  подпись,  смысл  ее  такой  «Женя» – три  наклонных  палочки,  а  снизу  последней - дугу  и  линия  перечеркивающая  их  вправо,  напоминает  букву  «Б»,  а  дальше  от  нее  завитушки,  рисочка  и  точечка. Что  значит: «Благородный».  Но  сотруднику  партучета  моя  подпись  не  понравилась. Он  возмущенно  сказал: «что  это  за  Женя?»,  нет,  напишите  «Е» – Евгений  Благородный.  Что  я и сделал.  Этот  был  из  «бывших»,  судя  по  всему  из   «сталинцев».  В  нем  было  нечто  неприятное  и  въедливое.  Увидев  такого,  идущего  навстречу  по  тротуару,  перейдешь  на  другую  сторону  улицы.
  В  КПСС,  я  пробыл  двадцать  три  года  и  шесть  месяцев,  то  есть  до  того  момента,  как  решил  положить  партбилет  на  стол  в  партучете  воинской  части,   по  причине  уверования  во  Христа – Спасителя  моего  и  Бога  моего – Всемогущего  и  Славного,  добавлю,  по  Его  великой  милости   ко  мне.
   Шло время, готовились к выпуску, сделали фотографию у развернутого знамени училища. С обратной стороны благодарственная надпись от командования, заверенная печатью и подписью начальника училища. 23.10.66г. Эту фотографию благодарное командование военного училища выслали матери и отчиму в Бессарабскую. А учился я на отлично и ответственно.
 Прошло  время  учебы  в  военном  училище,  были  сданы  государственные  экзамены. Многое  из  армейской  жизни  того  времени,  можно  было  бы  описать,  но  дополню  это   воспоминание  еще  одним  свидетельством.
 Автоподготовку  я  сдал  успешно,  так  как  старшим  машины  был  молодой  человек  по  натуре  добрый  и  общительный,  совестливый  и  спокойный,  в  недалеком  прошлом  прошедший  службу   в  армии.  На  практическое  вождение  он  брал  чаще  всего  меня  и  Сережку  Кузнецова.  Практика  была  хорошей.  Мы  ездили  не  только  по  городу,  но  и  по  области.  При  этом  помогали  решать  его  личные  проблемы  жизни,  например,  что – то  и  кому - то  перевезти,  куда – то  поехать,  навестить  старика  отца  в  лесничестве  и  так  далее.   Были  у  меня  и  водительские  конфузы.  Однажды вел  тягач – трехосник,  в  зимнее  время,  а  впереди  проехала  машина,  из  выхлопной  трубы  которой  повалили  плотные  клубы  дыма.  Этот  дым,  как  дымовая  завеса,  закрыл  мне  видимость  дороги,  а  впереди  был  поворот  и  мосток,  под  которым  протекала,  зимой  и  летом,  журчащая    вода.  Я  ехал  медленно,  но  правым  колесом  свалился  в  кювет  на  начале  мостка.  Выехали  назад  благополучно, поругал  меня   старший  машины,  а  после  поставил  за  вождение,  того  дня,  «двойку».  И  я,  который  имел  только  «отличные»  оценки,  соблазнился  как  школяр,  подправил   ее  на  «тройку».
 Сдавал  экзамены  по  вождению  и  по  техподготовке  представителям  органов  ГАИ  г.  Житомира.  Группа,  которая  сдавала  вождение,  ездила  на  легком  грузовике  «Молотовка» (завода  имени  Молотова – соратника  Сталина,  министра (наркома)  иностранных  дел  СССР),  а  я  привык  ездить  на  мощном  тягаче  «ЗИЛ». Во  время  экзаменов, курсант  группы Булат  Жолгасбаев,  казах,  завел  машину,  правым  колесом,  в  кювет,  когда  съезжал на  обочину,   а,   подошла  моя  очередь,  садиться   в   машину  и  сдавать  инспектору   вождение.
  Я,  по  привычке,  поставил рычаг  передачи  на  вторую  скорость  и  резко  повернул  влево,   нажимая  на  педаль  газа,   чтобы  выехать  из  кювета (обочины),  но  машина  так  же  резко  заглохла.  Это  была  моя  ошибка,  так  как  автомобиль  был  маломощный.  В  такой  ситуации  я  не  был,  до   того,  и  не  понимал  причины  от  чего  глохнет  мотор.  Повторил  действие   и  все  повторилось  вновь… с  горяча,  я  выругался – результат:  возмущенный  моим  поведением  старший лейтенант  ГАИ,  выгнал  меня   из  кабины.  А  повторное  вождение,  по  тем  временам,  разрешалось только  через  сорок   дней (!?),  вот  тебе   и  отпуск   и  «юрьев  день».  По  всем  предметам  я  имел  «отличные»  оценки,  поэтому  приказом  по  училищу  я  был  освобожден  от  переходных  курсовых  экзаменов  и  в  присутствии  всего  личного состава  училища,    начальник  училища  вручил  мне отпускной  билет  и  проездные  документы  и,  соответственно,  была  мне  объявлена  благодарность  за  отличную  учебу.  Это  предоставляло  мне  право  на  отпуск  на  пятьдесят  дней,  вместо,  положенных  тридцать.  Вот  тебе  и  «сдал»  досрочно  вождение.  Командир  взвода  упросил  инспектора,  а  я  глубоко каялся  и  сокрушался  за  свое  поведение,  за  грубые  слова,  поэтому  мне  было  разрешено  пересдать,  по  графику,  со  своим  взводом,  а  значит  и  на  моей  машине – ракетном   тягаче.  Когда  пришлось  пересдавать,  то  инспектор  выбрал  самый  тяжелый  участок:  «крутой  подъем,  завести  машину  и  тронуться  с  места».  Все  прошло  отлично  к  моей  радости  и  моего  взвода,  так  как  мы  переживали  друг  за  друга,  желая  успеха  каждому.  В  1966  году  я  получил  права  на  вождение  грузовика.
  Потом,  по  прошествии  более  двадцати  лет,  я  «доставал»  экзамены  на  право  вождения  легкового  автомобиля,  когда  служил  в  части  после  академии   (за  бутылку  спирта,  как  в  народе  говорили:  «бросил  гранату (!)».


  ПРОДОЛЖЕНИЕ http://proza.ru/2022/12/03/1346