Адепты смирения

Оптинские старцы дали самое краткое определение добродетели: «Смирение — это путь к Богу». Многие из нас хотя и находятся в начале пути, но само осознание движения делает нас оптимистами.

Позади полтора года строительства церкви в честь преподобного Сергия Радонежского на Средней Рогатке. Зимний вечер, небольшой морозец, по мосту к церкви идут прихожане. Она раскинулась на острове, когда-то здесь жили немецкие колонисты. Об этом мне рассказала женщина лет шестидесяти. Её лицо было заплакано, на мой вопрос она ответила:
— Здесь моя бабушка сажала гречку. Наверное, она была хорошим человеком, если на этом месте строят церковь. Другая женщина, увидев на острове строительство, съехидничала: 
— Что, батюшка себе дачу строит?
Верно говорили древние:«Каков ты — таков и мир вокруг тебя»...

Первую службу решили провести в рождественский сочельник, 6 января 2001 года. Мы с главным строителем Павлом Павловичем только что установили последний фонарь. Свет от фонарей очень кстати освещает дорогу, выпавший на днях снег уже растаял. Мы припоздали, служба уже началась. Решили не переодеваться, зашли в церковь в рабочей одежде. Особенно колоритно выглядит Павел Павлович. В фуфайке, с густой седеющей бородой, чёрными усами и блестящей лысиной, он похож на странника из девятнадцатого века. Храм битком набит людьми, мы притулились в проходе, у стеночки.

Первая всенощная. Я осматриваю стены, купол, временный иконостас, на память приходят эпизоды недавней нашей работы. На фоне белых стен чёрными пятнышками выделяются горшки, или резонаторы-голосники, мы их заложили под сводами храма. Раньше в древнерусских церквях их устанавливали для лучшей акустики. Храм тоже построен в неорусском стиле.

Забавно, но спустя несколько лет экскурсоводы будут рассказывать, что проект храма безвозмездно (это словечко сразу напоминает сову из мультика), создал швейцарский архитектор Юстус Дахинден. Это не совсем так, вернее, совсем не так. Проект он приносил, об этом мне поведал старейший работник прихода Виктор Владимирович. Только им так никто и не воспользовался. Архитектор Андрей Лебедев за образец взял псковский храм Николы на Усохе. Тот самый, где по легенде Иван Грозный приказал отрубить уши колоколу.
Правда, в отличие от звонницы Никольской церкви, наша колокольня построена отдельно от храмового здания.

Всенощная идёт своим чередом. Пение хора, возгласы священника, монотонный голос чтеца, шевеление прихожан, потрескивание свечек, запах ладана — всё это действо завораживает. Икон в церкви немного. Только слева и справа от алтаря висят старинные иконы. Ктитору прихода — Юрию Григорьевичу — эти иконы принесли друзья таможенники. Они изъяли иконы в аэропорту Пулково у иконопродавцев.
В церкви холодно. Батареи ещё не успели прогреть стены, на куполе замечаю капельки воды. Дым от свечей и тёплый воздух поднимается вверх и от разности температур образовался конденсат.
— Кому-то он падает на голову, — подумал я. Стало весело.

В старинных неотапливаемых церквях я видел так называемые дренажные каналы. Сверху вдоль стен под штукатуркой закладывали трубки, на полу в нескольких местах стояли мисочки, в них скапливалась вода.
Вспомнился сюжет по ТВ. В деревеньке под Питером рождественскую службу в церкви проводили под открытым небом. Народ стоял на земле, сверху в отсутствие купола падал снег, изо рта священника шёл пар. Такие службы запоминаются навсегда. Как и сегодняшняя, как-никак в первом, построенном нами, храме.

Сзади подошёл худощавый мужик, слегка датый, он с удивлением смотрит по сторонам. Наружность Павла Павловича, видимо, внушает доверие. Мужик обращается нему:
А чо это?
Павел Павлович отвечает:
— Новую церкву построили в честь Сергия Радонежского, идёт служба.
Мужик впечатлился:
— А меня Сергеем зовут.
Стоящая рядом женщина лет пятидесяти возмутилась:
— Перестаньте разговаривать, вы мешаете службе.
Павел Павлович, насколько я его уже узнал, считал, что случайностей не бывает. Пришёл человек в храм, надо его не оттолкнуть, как минимум. Беседа продолжается, но уже вполголоса.
Женщина бросает уничтожающие взгляды на мужчин. Наконец, она гневно прошипела:
— Да сколько ж можно?
Павел Павлович с кроткой улыбкой вымолвил:
— Смиряйтесь, матушка.
Матушку аж передёрнуло. Она пыталась что-то сказать, но, видимо, потеряла дар речи.
В тишине доносится голос чтеца, он читает 50 псалом:
«Жертва Богу дух сокрушен; сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит...»

Женщина долго не могла успокоиться. В каждой церкви есть аналогичные прихожане, чаще всего пенсионерки. По рассказам священников, такие приходят в церковь уже в возрасте, со своими мирскими понятиями. В основном это хорошие люди, но с определёнными недостатками. Быстро освоившись, начинают наводить порядки, или, как говорится, «строят» всех. Самые активные раньше были начальниками, такие пытаются поучать даже священников.

Между тем служба закончилась, священник произнёс краткую проповедь, народ потянулся к выходу. В дверях Павел Павлович столкнулся со знакомой уже матушкой. Та негодующе воззрела на возмутителя её спокойствия:
— Опять вы? Да кто ж вас такого сюда пустил?
Павел Павлович, пропуская её в дверях, обронил:
— Кто-кто. Преподобный Сергий меня сюда впустил.
Лицо женщины вроде как подобрело. Тоже ведь православная христианка, хоть и не смиренная. А кто из нас смиренный?

Как-то Павел Павлович рассказал об уровне своего смирения, он паломничал тогда в Почаевскую Лавру:
— После литургии я беседовал со знакомым старчиком, учеником глинских старцев. Прощаясь с ним, попросил:
— Батюшка! Скажите мне что-нибудь на пользу душе.
Тот помолчал пару секунд и сказал:
— Павел! Я давно тебе хотел сказать. Не выключай свет  в храме.
— Я не выключаю, — с недоумением ответил я.
— Как же не выключаешь? Как службу вести без света? Не выключай.
— Батюшка, — повторил я, — это, наверное, на подстанции выключают. Это не я.
Монах вздохнул. Посмотрел на меня укоряюще, и не сказав ни слова, ушёл. Когда его худенькая фигура скрылась за поворотом, до меня дошло. Как утке на шестые сутки.
Он проверил меня на смирение, я же доказывал, что не виноват. С тех пор на любые обвинения, даже на несправедливые я стараюсь говорить: «Простите».

Это правда. Павел Павлович частенько пользовался этим обезоруживающим словом. Также он по методу старчика проверял всех наших ребят, включая меня. Если кто-то из храмостроителей не в меру возмущался, в его адрес летели весёлые наставления товарищей: «Смиряйся, брат». Юрий Григорьевич как-то дал мне точную характеристику: «У тебя молчаливое смирение с усмешкой». Надо признать, что по-настоящему, с сокрушением сердца, вряд ли кто из нас мог тогда смиряться. Впрочем, какие наши годы...