От Рюрика до Святослава
Итак, разобравшись, насколько это позволяют рамки данной книги, с «призванием варягов», продолжим наш рассказ о дописьменной истории древнерусского государства. В ней также существует достаточно много «темных пятен», в обоих смыслах этого словосочетания, или, по крайней мере, моментов, допускающих неоднозначное толкование.
Для начала попытаемся ответить на вопрос: где и когда на территории Восточно-Европейской равнины возникли первые города. И вопрос этот далеко не частный, поскольку напрямую коррелирует с более широкой исторической проблемой, рассмотренной нами в предыдущей главе. Конкретно: если они существовали в качестве административных и торговых центров еще до появления русов, то это свидетельствует в пользу «автохтонного» характера древнерусской государственности, если же нет, то это говорит о ее привнесенном характере. Поэтому вряд ли стоит удивляться тому, что и на этом научном фронте развернулась борьба приверженцев двух теорий. Наиболее ярким примером выступают споры о времени возникновения «матери городов русских» – Киева.
Казалось бы, никаких дискуссий по этому вопросу быть не должно: в 1982 году власти Советской Украины торжественно отпраздновали 1500-летие своей столицы, отнеся, таким образом, его возникновение к концу V века. Однако все не столь однозначно, поскольку никаких хоть сколько-нибудь достоверных данных о существовании города на высоком правом берегу Днепра ранее IX века не существует. Письменных свидетельств на этот счет, разумеется, нет по причине отсутствия письменности как таковой. А данные археологических раскопок оставляют слишком много пространства для продолжающейся и в наши дни полемики о том, с какого момента поселение, существующее на удобном для жизни киевском правобережье со времен каменного века, приобрело городские черты – администрацию, экономику, специализирующуюся на торговле и ремеслах, постоянно функционирующую связь с другими городами и фортификационные укрепления.
Любопытно, что единого мнения по этому поводу нет даже в рамках одной уважаемой в мире исторической науки семьи. Так, П. П. Толочко1, ставший едва ли не главным идейным и научным вдохновителем празднования 1500-летия Киева, считает, что он возник не позднее конца V века. А его сын, тоже известный историк А. П. Толочко2, напротив, полагает, что процесс превращения ранее существовавших земледельческих поселений в город, напрямую связан с приходом русов. Таким образом, момент возникновения Киева отнесен им к рубежу IX–Х веков: «Надо думать, именно в начале X века Киев окончательно приобретает черты настоящего города. Здесь выделяют «аристократическую» часть – расположенное на Старокиевской горе укрепленное городище, средоточие «власти», где, по крайней мере, с середины X века существует княжеская резиденция и возникает каменное строительство. В верхней части города, вдоль высокого берега, протянулся обширный курганный могильник, погребения которого датируются X веком. Как считают, отдельные группы курганов были связаны с располагавшимися в верхней части города усадьбами представителей киевской элиты. В нижней части находился деловой район города, ориентированный на торговлю вдоль Днепровского пути. Киев обрел пространственную и социальную структуру города: центра обмена и власти».3 К рубежу IX–X веков относит А. П. Толочко и стремительное превращение других «дотоле скромных поселений вдоль Днепра в центры дальней торговли, ориентированной на Византию».4
В то же время О. Прицак связывает основание Киева (еще раз уточняем, именно как города) с хазарами, а на роль отца-основателя выдвигает хазарского визиря, носящего имя Куйа. Как и в случае с русами Ибн-Фадлана обоснование этой версии ее автором вызывает ряд вопросов. Чтобы не быть голословным приведем прямую цитату: «Ахмад бен Куйа (Kuya) был хазарским вазиром, когда ал-Масуди составлял свой груд, то есть в 30—40-х годах X в. Куйа… Поскольку в кочевых империях, особенно имеющих тюркские династии (как в хазарской державе), должности министров были наследственными, то можно предположить, что Куйа был предшественником Ахмада (или его старшего брата, если таковой был) в должности вазира. Таким образом, в течение последнего десятилетия IX в. и в первом десятилетии X в. должность главы вооруженных сил хазарского государства занимал Куйа»5. Данное логическое построение более чем шатко, но по сравнению со следующими выводами, кажется «железобетонным»: «Поэтому ничто не мешает нам полагать, что хорезмиец Kuya, министр вооруженных сил Хазарии, послуживший прототипом Кия летописей, и был основателем (или строителем) Киевской крепости. Таким образом, название Киева в его древнейшей неславянской форме с точки зрения лингвистики отражает его хорезмийское (восточноиранское) происхождение. Однако в культурном и политическом отношении оно должно быть признано хазарским (каварским и оногурским) элементом»6.
Еще раз отметим, мы не оспариваем ни факт зависимости полян от Хазарского каганата (об уплате ими дани прямо говорят летописи), ни того, что Киев мог быть хазарской торговой факторией и таможенным постом еще до прихода русов, ни то, что имя городу дал, «построивший его» хазарский сановник Куйа. Речь идет исключительно о системе доказательств, вернее, о системе мало чем обоснованных предположений. Но пойдем дальше, и коротко расскажем о других городах.
Не ранее начала Х века возник и Новгород. Приведем мнение признанного авторитета в области истории города В. Л. Янина7: «Мифическим представляется утверждение об основании Рюриком «города над Волховом» и наречении его Новгородом. Коль скоро на территории собственно Новгорода нет никаких напластований IX в., очевидно, что речь идет о сооружении укреплений в резиденции на Городище, которая также является «городом над Волховом». Столь же легендарными являются сведения об основании Новгорода еще до прихода Рюрика»8.
В качестве одной из основных причин возвышения Киева следует отметить его чрезвычайно выгодное расположение на перекрестке торговых путей из Азии в Европу и «из варяг в греки». Кроме того, город, несмотря на непосредственную близость к Степи, что облегчало торговые связи с живущими там народами, был отделен от нее рядом полноводных в то время притоков Днепра – Росью, Стугной, Красной, Витой. Сочетание этих факторов, по мнению В. О. Ключевского, обуславливало значение Киева и как главной базы для военных действий против кочевников, и одновременно крупнейшего торгового центра. «Потому, попав в варяжские руки, он не мог остаться простым местным варяжским княжеством, какими были возникшие в то же время княжества в Новгороде, Изборске, Белоозере или позднее в Полоцке и Турове. Завязавшиеся торговые связи с Византией и арабским Востоком, с черноморскими, азовскими и каспийскими рынками, направляя народный труд на разработку лесных богатств страны, стягивали к Киеву важнейшие хозяйственные её обороты»9.
А вот Л. Н. Гумилев10 причиной могущества Киева считал «незаурядное мужество, физическую выносливость и заряд биохимической энергии» значительной части киевлян11. Однако не стоит объяснять большую активность и деловитость столичных жителей в сравнении с населением «глубинки», несомненно, красивой, но все же недостаточно аргументированной и потому не признанной в научном мире теорией. Во всяком случае, экономическо-географическое обоснование возвышения Киева, предложенное еще в позапрошлом веке В. О. Ключевским, выглядит более убедительно. По крайней мере, в глазах рационально мыслящих читателей…
Какими бы ни были подлинные причины превращения Киева в один из крупнейших городов средневековой Европы и столицу огромного могущественного государства, при дальнейшем рассказе о ранней истории Руси мы за неимением других ориентиров будем придерживаться линии, изложенной в ПВЛ: морские походы «Вещего» Олега и Игоря на Византию…
Впрочем, с морским походом Олега в 907 году опять-таки много неясного. Во всяком случае, обстоятельные и достаточно объективные византийские хроники о нем почему-то умалчивают. А описанная в ПВЛ красивая история с кораблями на колесах (диковинное «ноу-хау» князя Олега) может вызвать у современного читателя лишь скептическую улыбку. И в самом деле, картина вытащенных на берег и поставленных на деревянные колеса кораблей, которые с помощью попутного ветра отправились по суше к стенам Константинополя, представляется не более чем художественным вымыслом. Ведь эти «плавающие боевые машины пехоты» должны были передвигаться отнюдь не по идеальному немецкому автобану или гладкому льду замерзшего озера... Только для того, чтобы сдвинуться с места, ладьям русов потребовался бы мощный современный тягач, да и то без всякой гарантии на успех. Тем не менее, летописный рассказ прочно укрепился в гимназических учебниках романовской империи, а впоследствии и в школьных учебниках Советского Союза, и со временем стал восприниматься в массовом сознании как непреложный факт.
Но не будем зацикливаться на критическом анализе летописного текста, а продолжим наш концептуальный рассказ о начальной истории Древнерусского государства. Гибель отправившегося за «экстраординарным налогом» Игоря, правление его жены Ольги, многочисленные войны их сына Святослава: протекавшие с переменным успехом против печенегов и волжских болгар1, неудачная – с Византией и победоносная – с Хазарией...
1. Толочко П. П. (род. 1938) – советский и украинский историк и археолог, академик НАН Украины, иностранный член РАН, директор Института археологии НАН Украины.
2. Толочко А. П. (род. 1963) – украинский историк-медиевист, член-корреспондент НАН Украины.
3. Толочко А. П. Очерки начальной Руси. Киев; Санкт-Петербург: Лаурус, 2015. С. 285.
4. Там же. С. 180.
5. Прицак О.
6. Там же.
7. Янин В. Л. (род. 1929) – известный советский и российский историк и археолог, специализирующийся на изучении Новгородской республики и финансово-денежной системы Древней Руси. Академик РАН.
8. Янин В. Л. Очерки истории средневекового Новгорода. Москва: Языки славянских культур, 2008. С. 25.
9. Ключевский В. О. Курс русской истории. Москва: Мысль,1987. Ч. 1. С. 158.
10. Гумилев Л. Н. (1912–1992) – историк-этнолог, сын известных поэтов Анны Ахматовой и Николая Гумилева. Был идейно близок к евразийству. Автор оригинальной пассионарной теории этногенеза, пользующейся большой популярностью у историков и политиков неоевразийского направления. Рассматривал историю человечества как процесс взаимодействия суперэтносов. Через многие его работы красной нитью проходит противопоставление православия и католичества, Запада и Евразии.
Пассионарная теория этногенеза – очень популярная в настоящее время в Империи, вероятно, из-за своей близости к фолк-хистори, система взглядов, далеко выходящая за рамки традиционных научных представлений. Согласно теории Л. Н. Гумилева, этносы, продолжительность жизни которых составляет примерно 1100–1200 лет, проходят в своем развитии ряд последовательных стадий: от рождения, благодаря некому «пассионарному толчку», до смерти, связанной с полной утратой «пассионарного заряда».
11. Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая степь. Москва: Товарищество Клышников, Комаров и Ко совместно с издательством «Лорис», 1992. С. 181.
12. Волжская Булгария – средневековое государство, расположенное в среднем течении Волги и в бассейне Камы. Расцвет Волжской Булгарии начался после падения Хазарского каганата, в подчинении у которого она находилась. К моменту монгольских завоеваний страна находилась на вершине могущества, контролируя волжские торговые пути.
Свидетельство о публикации №222120300608