Картошка

Шурин


Шурин мой был на пятнадцать лет меня старше.
В 70х, Родине, СССР, понадобилось больше специалистов. Для новых ракет.  Карибский кризис угас. Надо было мутить что-то новое.
Враг наседал у северных границ.
На сопках и под сопками строились и развертывались новые ракетные комплексы.
Поселок Полярный.
Полная запретная зона. И шурин завербовался, как высококлассный специалист.
Шурин там спирту уж попил.

Прошли годы.
В запретные зоны зашли все кому не лень.
Много интересного увидели. Поразились.
И успокоились.
С норвегами и финнами подружились. На рыбалку. На охоту ездили.  Вспоминали как бздели от страхов в нарядах и на дежурстве.
Внуки шурина в Стокгольм уехали учиться.
Мир расширился.

В середине девяностых я приехал по приглашению. Повидаться с родственниками.
В Мурманск.
К этому времени они перебрались в областной центр.
Времена лихие, но времена возможностей.
Никто не хотел упускать такой возможности.
Шурин, человек с белорусского Полесья, был по определению человеком крутым и зажиточным, как его репрессированные деды . После выхода  на пенсию не зациклился.  Не пердел в диван. Получил вышку в Питере , в институте ЖД транспорта и рулил на участке пути  бывшей Кировской железной дороги. Круто рулил.
Построил не один гараж в хозяйстве. Имел уазикм и шишиги.
Тундра богата и грибами и ягодой. Зверем. Рыбой.
Баркас выкупил.
По старой дружбе , подогнали мотор от БМП.
Стало легче ходить за крабом.

Жизнь налаживалась , пошли три фуры в Финляндию за стройматериалами.
Люди захотели жить лучше.

Но была у шурина одна слабость.
Картошка. Картофель. Бульба.
Столько раз привозил он семенную , из Белоруссии. То давала урожай. То не давала. Сложный климат. Север.
Последние годы из Финляндии привозил.
Морозостойкую.
Такая, фиолетовая.
Вызревала к холодному августу.

Мы сидели на берегу бурной  реки Кола.
Наступал вечер. Холод начинал хватать нас за спины.  Мы подкладывали  и подкладывали  дрова в костер. Мы заняли расположение у огородов. Которые были засажены картошкой у плодородного слоя на плесе.
Мы жарили мясо. В казане тушилась молодая картошка. Мы выпивали. Я рассказывал шурину новости про родину. Как там в деревне. В Белоруссии .
Кто умер. Кто погиб.
Чьи дети женились.
Мы наливали по чуть-чуть. Вспоминали и не хмелели. Сидеть до утра.

Шурин сказал, неделю надо сторожить картошку.
Я как деревенский человек, понимал. Да. Зверь идёт , кабан.  Лось невзначай забредает, будь он не бен Ладен.  Голодный.
Не спасём картошку, сами голодные останемся на год. Без своей картошки.  И труды насмарку.
Вот далеко над Арктикой заиграла зелёная  гармошка. Северное сияние.  Мы маханули по единой.
Я был настолько поражен этим зрелищем, что не сразу понял действо бывшего старшего прапорщика СССР. Где-то в огородах хрустнул сухой сук и что-то зашуршало .
Миша татью подхватился. К своей финской экспортной девятке.
Мгновенно открыл багажник.
Я уже отслужил и знал военные звуки.
Гулко , длинной очередью ударил ручной пулемет Калашникова.  В двухсот метрах ударил перекрестный.

- Миша, а  хто это там? Кабаны?немцы? НАТО?
Я держал в руке вилку с огромным дымящимся куском мяса.  Штаны мои несколько увлажнились.

- не,  то бродят русские медведи.
Они работать не умеют.

Да и воевать походу тоже.

- А кто с фланга бьёт?
- дык то мой Кум, Петро,  які з под Житомеру.

Отбили картошку  в тот раз.