Расследование на троих 2. судьба президента 3

    Нельзя сказать, что звонок Лёли очень удивил Йоню. Надо признаться, она и сама подумывала о том, чтобы объединить усилия и найти какой-нибудь совместный подарок, но Noblesse oblige, как говорится... Лёля, конечно, графиня, но и она не лыком шита! Хотя бы из уважения к ее... (вот идиотка! чуть было не сказала "возрасту"!) Короче, она не девочка, чтобы бегать за всякими там графьями и упрашивать их помочь. А вот когда эта новоявленная графиня сама позвонила, Йоня прежде всего испытала небывалое облегчение, а уж потом злорадство, потом все бросила и немедленно купила билет до Лондона.

    Понятное дело, билет пришлось брать самый дешевый - Тадека беспокоить не хотелось, а ей еще предстояло подарок покупать (не может же она позволить, чтобы подарок был оплачен только этой девчонкой!), еще платье, макияж, прическа, потом лететь в Москву... Короче, теперь она пятый час сидела в Дюссельдорфе в ожидании вылета в Лондон. Ждать оставалось еще часа два.
 
      Она уже выпила, наверное, цистерну кофе, целый час провела на террасе наблюдения, тупо пялясь на тягачи, что тащили самолеты со счастливчиками на рулежные дорожки, несколько раз посмотрела незатейливый ролик о Дюссельдорфе, и, вполне вероятно, уже и сама могла бы водить экскурсии по столице Северного Рейна-Вестфалии и его воздушным воротам: третьему по величине аэропорту Германии...

     "Вот ведь, сенная лихорадка! - с досадой подумала Йоня. - Сама не заметила, как начала думать штампованными фразами из этого научно-популярного фильма!" Она тяжело и протяжно вздохнула и уже было решила пойти  познакомиться с какой-нибудь комнатой для медитаций - как-то раньше ай такого не попадалось. Или она никогда раньше не торчала так долго на одном месте? Но тут выпитый кофе явственно начал давать о себе знать.

      Она поспешила найти другую комнатку "для медитаций" с соответствующим знаком: для дам. Йоня огляделась. Следует отметить, что бесцельно бродя по коридорам аэропорта, поднимаясь и опускаясь куда-то на эскалаторах, она уже давно не думала о том, где она конкретно находится. К счастью, нужный ей указатель оказался совсем неподалеку. Она даже не очень удивилась, когда не увидела никакой очереди - было уже немного не до того.

      Испытав неописуемое облегчение, она уже собиралась выйти из кабинки, как услышала какую-то возню и сердитые голоса.
 
      - Заткни ему пасть! - сказал чей-то грубый голос.

     Йоня насторожилась: ей показалось, что где-то она уже слышала и этот голос, и эту командирскую интонацию. Она замешкалась - больше всего ее удивило то, что говорили по-польски.

     - Проверь кабинки, - скомандовал все тот же голос. - Не хватало еще, чтобы здесь кто-то был.

     Йоня внутренне сжалась в комок и с тоской оглядела крохотную кабинку - деваться было некуда. Под потолком виднелось маленькое окошко вентиляции, но, хотя ей было не привыкать путешествовать по вентиляционной системе, это окошечко было слишком крохотное, что не оставляло ей ни малейшего шанса. Двери кабинок, меж тем, с глухим ударом стали открываться одна за другой.

     "Это хорошо, что я всегда при прочих свободных кабинках, иду в самый конец, - с тоской подумала Йоня. - Но сейчас это лишь отстрочит неминуемое... Хотя.."

    Она вспомнила, что последняя кабинка была заперта. Может быть, там кто-то был, а, может быть, она была предназначена для хранения уборочного инвентаря и запиралась на ключ - в любом случае стоило рискнуть. Йоня встала на колени и, согнувшись в три погибели, заглянула в соседнюю кабинку - там действительно стояли ведра и швабры. стараясь не производить шума, приникнув к самому полу, она пролезла под перегородкой в соседнюю кабинку, как раз в тот момент, когда кто-то толкнул дверцу ее кабинки.

     - Заперто, - услышала она и только тут сообразила, что автоматически закрыла дверцу, когда вошла и не открыла ее, когда решила уползти. Она схватила стоящую рядом швабру и подсунула ее под перегородку.

   - Тут какая-то швабра, - услышала она тот же голос.

   - Ломай дверь и тащи ее сюда, - распорядился командирский голос. - Сейчас мы с ней разберемся.

     Йоня услышала сильный удар, дверца с глухим стуком хлопнула о стенку ее кабинки. Удаляющиеся шаги.

   - Что ты мне притащила?! - взревел командирский голос.

   - Швабру... - растерянно ответил голос того, кто сломал дверцу. Раздались глухие ругательства.


     "Все же, где я могла слышать этот голос? - снова подумала Йоня, но раздумывать было некогда. - Теперь они сломают дверцу этой кабинки и найдут меня! " - мелькнула в голове кошмарная мысль.

     Она снова оглядела кабинку - ведра, тряпки, швабры... Она забралась в самый угол, надела на голову ведро, подставила еще ведер, укрылась тряпками и с ужасом ждала разоблачения. Дверь дернули. Потом, вероятно, снова заглянули под нее, так как голос совсем рядом крикнул:

     - Здесь тоже швабры... Для пола, - поспешно добавил он. - Тряпки, ведра какие-то... ломать?

     Возникшая между вопросом и ответом пауза показалась Йоне длинной в десятиактную пьесу Нила Орама.

   - Оставь, - наконец ответил командирский голос. - Иди сюда. Помоги мне его раздеть.

    Послышалась какая-то возня, приглушенные стоны, чертыханья. Потом голос того, кто проверял кабинки, спросил:

   - Мы что, так и оставим его здесь?

   - А что? - удивился другой голос. - Не тащить же его с собой!

   - А если его найдут? Он ведь нас сдаст!

   - Во-первых, его никто не поймет. Он говорит только по-потански. Это совершенно точно. А, во-вторых, черный мужик без одежды, без документов, что-то лопочет на неизвестном никому языке... В лучшем случае его сдадут в психушку! Так, помоги мне одеться и зови Изольду, чтобы загримировала меня.

     Йоня потеряла счет времени. Ноги затекли, и она уже совершенно их не ощущала - только какую-то тупую, непрекращающуюся боль. Она перестала прислушиваться к тому, что происходило за дверцей кабинки - все это воспринималось, как белый шум, а в голове была только одна мысль: скорее бы встать, расправить ноги, снять с головы это тяжелое ведро, скинуть с себя эти вонючие тряпки...

     "Матка боска! Я больше никогда не буду бездумно болтаться по аэропортам! Буду дисциплинированно сидеть на одном месте и не буду искать ненужных приключений на то, на чем я должна сидеть!" - мысленно молилась про себя Йоня. Внезапно она поняла, что уже какое-то время не слышит ни разговоров, ни странного постукивания и позвякивания - ничего.

       Она осторожно, прислушиваясь после каждого движения, сняла с себя ведро, убрала тряпки, отодвинула швабры и выпрямила ноги - боль была адская. Она начала растирать их, ласково приговаривая и уговаривая:

      "Ноженьки мои миленькие, ноженьки мои любименькие! Ой, как мне больно, варикоз вас забери! Ой, не надо - я погорячилась!.. Я вас очень и очень люблю, но, боюсь, много времени уговаривать вас у меня нет - самолет вот-вот улетит!.."

       Наконец, ноги немного пришли в себя и начали ее слушаться. Она просунула голову в кабинку со сломанной дверцей - все было тихо. Кряхтя еле-еле пролезла на другую сторону - и как только она в считанные секунды вылетела оттуда?

      Прихрамывая вышла из кабинки и увидела на полу чернокожего... Нет, сказать просто "чернокожего", это назвать муху бабочкой! Человек, что лежал перед ней на полу был черен, как... чемодан! Другого сравнения у нее в тот момент не нашлось. На нем были трусы, белая майка-алкоголичка и носки.

     Йоня легонько потрогала его кончиком ноги. Он не пошевелился. Взяв себя в руки, она наклонилась и коснулась его плеча - теплый. Она потрясла его и услышала слабый стон. Осторожно похлопала по щекам, но вскоре поняла, что это не действует. Тут нужно было что-то посущественнее. Она открыла кран, набрала пригоршню холодной воды и с силой выплеснула ее в лицо этому человеку. Он завозился, затряс головой, открыл глаза и уставился на нее ничего непонимающим взглядом.

     - Come on! Stand up, please... stehen Sie bitte auf... levez vous s'il vous plait... - Йоня с трудом продиралась сквозь сложности общения, вспоминая все, что она когда-то где-то слышала. - Да, вставайте же, черт вас побери! Горячка и малярия! - она очень боялась, что в любую минуту может открыться дверь, и сюда кто-нибудь войдет.

   Мужчина лишь в испуге таращился на нее, не произнося ни звука. Тогда Йоня наклонилась и сама попыталась его поднять. Ей бы ни за что это не удалось, но он как-то понял ее и сам встал на ноги. Она поспешно схватила его за руку и потащила к выходу. Он стал упираться, что-то быстро лопоча на совершенно незнакомом Йоне языке (хотя она не Долли - ей многие языки на этой планете были совершенно не знакомы, включая те, на которых она пыталась общаться с бедолагой). Незнакомец то и дело указывал ей на свой плачевный вид и упирался, а она прекрасно понимала, что, если его увидят здесь именно в этом виде, беды не миновать.

    Каким-то чудом ей удалось вытащить его из женского туалета и дотащить до комнаты с изображением треугольника с вершиной вниз. В какой-либо другой момент она бы с удовольствием порассуждала на тему, чтобы это могло значить: излишнее самолюбование (плечи во!) или, наоборот, указание на некоторую, так сказать, несостоятельность (...), но сейчас ей явно было не до этого.
 
     Едва она кое-как дотащила его до означенной двери, как откуда-то из-за угла показалась женщина в униформе работника аэропорта. Долли не знала, что она будет делать, но точно знала, что не может допустить, чтобы этого человека "в лучшем случае заперли в психушке". Просидев с ним какое-то время в одном туалете, она ощущала с ним некую родственную связь и считала своим долгом помочь ему, чем сможет.

   - Hilfe! Hilfe! - что было сил закричала она. Женщина подбежала к ней.

   -  Mein Bruder, - продолжала импровизировать Йоня. -  Beraubten... Ausweis... Flugkarte... alles! Alles! (мой брат, ограблен... паспорт билет... все украли)

      Она схватилась за голову, изображая убитую горем сестру.

    - Sein Bruder? Wirklich? - с сомнением уставилась на нее служащая аэропорта.
(Действительно? Ваш брат?)

     - Yah, yah mein Bruder... - убедительно закивала головой Йоня. - Mein Fatter ist nicht mein aber... она потыкала пальцем в сторону своего новоявленного братца. - Аber mein Mutter ist - она снова указала пальцем на несчастного мужика, который был готов упасть в обморок от всего происходящего и так бы и сделал, если бы не стена, что подпирала его сзади и не Йоня, которая крепко держала его за майку. -  Faters Frau... Oh, Mein Gott! (Да, да, мой брат. Мой отец не мой, а ... Но моя мать жена этого отца. О, мой Бог!)

     Она снова схватила себя за голову и замотала ей, что было силы. Вокруг них, меж тем, начала образовываться небольшая толпа. Подождав, пока она еще немного не увеличиться, Йоня пошла по новому кругу:

    - Hilfe! Hilfe! Hilfe! Mein Bruder... Beraubten... Ausweis... Flugkarte... alles! Alles!

      Размазывая послюненным пальцем по щекам тушь - на какие жертвы не пойдешь ради достоверности спектакля! - она краем глаза видела, как заволновалась толпа. Кто-то уже протягивал бедолаге растянутую футболку, кто-то накинул на его плечи пиджак. Йоня почувствовала, как ей в руки сунули тренировочные штаны, а женщина в униформе, пропавшая на какое-то время из вида уже продиралась сквозь толпу с парой старых кроссовок в руках.

      Теперь, когда ее "брат" был более или менее нормально одет, следовало перейти ко второй части "Марлезонского балета". Она начала рыдать еще громче, постоянно повторять то, что ее брата ограбили, пока в толпе не прозвучало долгожданное слово: "Die Polizei".

      - Ja! Ja! Polizei, bitte shon! - закричала она и молитвенно сложила руки.(Да! Да! Полицию! Пожалуйста!)

      Общаться с представителями закона ей было не впервой, и она прекрасно знала, что при достаточном натиске с ее стороны,  некоторой усталости с их стороны и доли везения, в котором Йоня никогда не сомневалась, она могла добиться от них всего, что ей было нужно даже в этой сверх дисциплинированной, боящейся любого нарушения закона стране.

      Завидев черную форму и фуражки с восьмиконечными звездами ее так называемый брат очень заволновался и стал громко кричать что-то на своем никому непонятном языке. Йоня, что было сил, прижала его голову к своей груди и, изобразив непомерное чувство горя, начала объяснять:

      - Nicht gesund!.. Kranke!.. Mongo!!! (Не здоров!.. Болен!.. Даун!!!) - и снова завела старую песню, которую, как она слышала повторяли за ней уже несколько голосов с куда лучшим произношением и более правильным построением немецких предложений:

     - Mein Bruder... Beraubten... Ausweis... Flugkarte... alles! Alles!!!

     В полицейском участке она уже не утруждала себя подбором немецких слов: здесь, как уже говорилось ранее, требовался только натиск, усталость и везение.

     Она полностью перешла на польский и с жаром доказывала, что им с братом необходимо быть в Лондоне, что их бедная больная мамочка ждет их в аэропорту, чтобы отвезти в больницу к еще более больному, наверное, умирающему папочке и хотя она не его родная дочь, но вот его сын имеет полное право попрощаться со своим отцом. А бедный сын - он такой больной, такой несчастный! Никогда не мог за себя постоять! Да ведь каждый может обидеть беззащитного, доверчивого дауна! А здесь в этой добропорядочной стране - кто бы мог подумать! - наверняка, какие-то иностранцы раздели его и обобрали до последней нитки прямо в туалете! Да, что же это делается? Где же это видано, чтобы в такой правильной, живущей исключительно в соответствии с буквой закона стране... Данные в компьютере? Да вы что, не знаете, как часто теряются эти данные! Вы же нашли запись о регистрации на рейс самой Йони? Что вам еще нужно?! Неужели вы не испытываете чувства сострадания к бедному больному ребенку? Для нее ее младший братик всегда будет ребенком... И так далее, и тому подобное. Кто-то понимал польский, кто-то кому-то поспешно пытался перевести, кто-то просто хотел поскорее избавиться от этой кошмарной пассажирки, но не прошло и получаса, как довольная Йоня вместе со своим новоявленным братом и справкой об утере документов в аэропорту Дюссельдорфа уже мчалась на дежурной полицейской машине к трапу своего самолета в Лондон, вылет которого задерживался из-за них.